Я из страшной русской сказки…

Лида Легостаева прошла под высокой аркой и вышла из скважины. До Гранатового зала идти было пятнадцать минут и то – если торопиться. В итоге у неё, скорее всего, заболит бок, дыхание будет сбивчивым да ещё и рубашка неприятно прилипнет к телу от пота, но сейчас это было не важно. Надо было как можно скорее попасть в зал, потому что Вадим – чёрт бы его побрал – так и не нашёл, кем заменить заболевшего Никиту. А заменить было необходимо – у Никиты была ведущая партия, без которой все приготовления к концерту в честь начала учебного года полетят насмарку. Лида поудобнее перехватила прижатые к груди папки с бумагами и ускорила шаг. Она почти дошла до плаца, оттуда до Гранатового зала – всего десять минут, если не меньше. Дыхание уже сбилось, из пучка на макушке выбилось несколько прядей, которые время от времени попадали в глаза или прилипали к прозрачному блеску для губ. И почему всё опять должно было пойти по одному месту? День ведь начинался так хорошо: они все без происшествий доехали до Медной горы, первоклассники без проблем и потерь прошли через ворота Велеса, никто даже по пути к скважине не потерялся! Надо было Никите вчера вечером сожрать это ведро мороженого, о чём он вообще думал. А теперь, как всегда, разгребать всё приходилось Культмассовому сектору, а точнее – ей, Легостаевой Лидии, ученице двенадцатого класса, будущей выпускнице с красным дипломом, которой этим летом дядя аккуратно намекнул, что после выпуска она вполне может рассчитывать на должность помощницы главного зельевара в Амнезии. В Амнезии! После этого перед ней откроется столько дверей, что голова пойдёт кругом, только успевай хвататься за что-то, чтобы сохранить равновесие. А сейчас вот она, будущая дипломированная специалистка и, возможно, лет через десять, – главная зельеварка или даже ответственная по контролю качества, почти бежит по гранатовому коридору, чтобы найти замену Никите, который слишком сильно любит мороженое. Когда Лида влетела в высокие деревянные двери зала, там всё ещё царил полнейший бардак. Оно и не мудрено – попробуйте сами рассадить тысячу гомонящих студентов и заставить их заткнуться. Она быстро поправила упавшую на глаза прядь тёмных волос и огляделась. Куда подевался Вадим, когда он так нужен? Мимо прошли две девчонки лет по тринадцать в одинаковых зелёных пиджаках. – Они обещали в этом году устроить что-то необычное. – Например? – Откуда я знаю. – Я слышала, что они отремонтировали туалет у оранжерей. – Неужели. Мне постоянно кажется, что оттуда змея вылезет. – А мне – что голова Змея Горыныча. – Он ж умер давно… – А вот и нет. Это учителя хотят, чтобы мы думали, что он умер. А он на самом деле жив. Где-то на Нижних этажах прячется. – А если реально – жив? – Тогда нам всем жопа. Лида начала судорожно обегать зал глазами. Где-то он должен же быть, не мог же провалиться сквозь землю, она видела его буквально двадцать минут назад в плаце! На фоне начала играть музыка, студенты одобрительно загудели – явный знак того, что всё должно было начаться с минуты на минуту, а замену они так и не нашли. Лида бросила быстрый взгляд на наручные часы. Шестнадцать сорок три. У них оставалось всего семнадцать минут. Где. Чёртов. Вадим? — Потеряла кого-то? – справа от неё возникла Саша Дорохова. – Штром. Где грёбанный Штром? Лида без остановки оглядывала толпу, но нигде не видела хвостатой макушки напарника. Саша поправила рукава своего синего пиджака и увернулась от пущенного кем-то самолётика, сложенного из рекламки, которые раздавали во время линейки в три часа дня. – Он пару минут назад вышел в коридор с Безруковой. Ты ему писала? – Нет. У меня почему-то сети нет. – Давай я позвоню, – предложила Саша. – Надо? – Надо. Лида кивнула и быстрым движением убрала за ухо упавшую на глаза – и на губы, и на прозрачный блеск – прядь. Пару секунд смотрела, как Саша достаёт телефон, открывает контакты, находит номер Вадима, а потом… – …я лучше сама… …быстро вырвала телефон в тот самый момент, когда Саша начала подносить его к уху. Раздались длинные гудки, которые продолжались целую вечность, пока наконец не… – Абонент временно недоступен, пож… – Твою мать! – зло зашипела, сбрасывая звонок. Кончики пальцев опасно замерцали. – Он в коридор вышел? Саша успела только кивнуть, когда Лида впихнула ей в руки телефон, развернулась и со сверхъестественной скоростью вылетела из зала. Штрома она нашла через пять минут – он прятался за статуей Маяковского. – Вадим, какого… - но она увидела зажатую в зубах сигарету прежде, чем успела ещё что-либо сказать. Курение в стенах школы было запрещено. Лида не знала, чего хотела сейчас больше: прочитать ему лекцию и отправить к учителям или стрельнуть сигарету. Выбрала третье: говорить по делу. Сигареты к делу сейчас не относились. – Ты нашёл замену Никите? – Ага. – Написать не мог? – Я написал, – ровным голосом произнёс, а потом затянулся и выпустил в воздух несколько колечек сероватого дыма. Лида полезла в карман брюк. – У меня сеть пропала минут десять назад, не понимаю, какого хрена. – У меня тоже так было. Полчаса назад. Лида разблокировала телефон. Сеть появилась. Как и сообщение Вадима. – Работает? – спросил Вадим. – Да. Всё вижу. Ладно. Кто это? – Кто – кто? – Вместо Никиты кто поёт? – А. Терноков. Десятый класс. Васнецов сказал, что голос у него, цитирую, просто ангельский, – Вадим сморщился, как будто совершенно не доверял этой характеристике. – Я бы проверил, но не успел, они ушли репетировать и выставили меня за дверь. – Прекрасно, – Лида на мгновение облегчённо прикрыла глаза. – Мороз будет довольна. – Вряд ли, – скептически отозвался Вадим, – она никогда не довольна. Лида не ответила, только протянула руку и вырвала из мальчишечьих губ сигарету. – Эй! – возмутился Вадим. Лида поднесла сигарету к губам, сделала одну затяжку, выдохнула дым в лицо ахреневшему Вадиму. Сделала круг ладонью – сигарета растаяла в воздухе. – Вологодская учует, нос тебе оторвёт, – Лида посмотрела на часы. 16:52. – За свой нос ты не переживаешь. – Он у меня стальной. А тебя чуть из школы не выперли. – Так ты волнуешься? – Ага. Что тебя всё-таки не выпрут. – Противоречишь сама себе. – Время. Пошли в зал, – отрезала Лида. Вадим подумал, что Легостаева всё-таки не так сильно изменилась. Два года назад она попыталась его трахнуть, а потом резко стала послушной хорошей девочкой. Возможно, прежняя Легостаева всё ещё жила где-то внутри, глубоко в душе или как оно там обычно называется. Лида думала, что повела себя слишком открыто и расслабленно. Она не могла больше себе такого позволять. Она пообещала Мороз, что закончит школу без проблем. Если бы директриса не замяла тот случай на озере, они все были бы мертвы, а Медная гора – стёрта с лица земли. Но Мороз спасла Лиду. А потом ещё зачем-то – и её будущее. О случившемся не узнал никто. Лида была благодарна. Она выражала эту благодарность единственным известным ей способом – хорошим поведением. Если вам интересно, что такое Колдовстворец, то знайте – это не красивая сказочка о российских магах, которые ходят в лес по грибы, а потом варят зелья. Колдовстворец – это многовековой опыт ведьм, которые жили во время царской России, занимались тёмной магией в подвалах деревянных изб, наводили порчу на целые деревни, а в качестве развлечений утаскивали в лес красивых юношей, чтобы сжечь их души и сделать их своими рабами. Руки у них всегда были сожжены в пепельно-серый или даже чёрный, потому что магия без посредников, роль которых позже стали выполнять магические перстни, требовала цены. Живая плоть – достаточная цена за бессрочное общение с самим дьяволом. К этим ведьмам обращались, когда нужна была помощь в любви. У них же просили о скорейшей смерти врагов. Несколько раз в год они спускались в мир мёртвых, сжигали города, помогали правителям и никому не подчинялись. В 10 веке на гору Качканар бежали язычники, которые не хотели принимать христианство, как того требовал правитель-выдумщик Владимир, так же известный в народе как Владимир Красное Солнышко. Почему именно Солнышко – чёрт его знает. Точнее не знает, у него уже спрашивали. В течение следующих трёх сотен лет гора переименовалась, стала называться Медной, сюда приходили всё новые и новые маги и ведьмы. В какой-то момент их стало так много, что было решено создать на этом месте школу. Настоящую школу магии, подобную той, что как раз возводили в Шотландии. Пространство внутри горы расширялось, чтобы вмещать прибывающих гостей. Некоторые оставались здесь навсегда, некоторые уезжали путешествовать или возвращались домой, в свои родные поселения. А внутренности горы всё увеличивались, учеников становилось всё больше: ведьмы отдавали сюда незаконнорождённых детей, некоторые подростки приходили сами, потому что случайно уничтожали деревни или одной плохой мыслью убивали родителей. В самом начале 19 века в царской семье произошло несчастье. Александр I имел около одиннадцати незаконнорождённых детей, все из них, вместе с матерями, жили в отдельном поселении недалеко от Петербурга. Летом 1809 года это поселение исчезло. Ночью в одном из домов вспыхнул пожар, а к утру полыхало уже вся округа. В центре всего этого, на крохотном пятачке земли, стоял ребёнок: девчонка лет тринадцати, одетая в белую ночнушку. Волосы, светлые от природы, сейчас были серыми от дыма и гари, лицо – красное от жара огня. Она смотрела на полыхающую деревню огромными серыми глазами, словно не понимая, почему всё – горит, всё, кроме небольшого пространства вокруг неё диаметром не больше двух метров. Александр I долго пытался понять, что именно там произошло, и каким образом маленькой Виктории удалось выжить. А потом он услышал слухи, едва уловимые шепотки за дверьми царских покоев, о какой-то Медной горе, которую стоило бы уже давно уничтожить, потому что в радиусе тридцати километров вокруг неё, мол, происходят разные плохие вещи: исчезают люди, умирают животные, происходят постоянные засухи и наводнения. Вместо того, чтобы уничтожить гору, император отправил туда Викторию. И пожертвовал несколько тысяч золота на облагораживание интерьеров горы. С тех пор Колдовстворец полностью оформился: длинные коридоры с мраморными полами, роскошные гостиные факультетов, комнаты отдыха, выполненные в стиле ампир и эпохи возрождения. Много чего с тех пор изменилось, но основа осталась всё та же, заложенная великим императором, во время правления которого ведьмы и маги со всей Российской империи почти не вмешивались в дела обычных людей. Концерт в честь начала учебного года прошёл безукоризненно. Вадим Штром, развалившись в пухлом кресле, лениво наблюдал, как ведущие выходили на сцену, уходили за кулисы, освобождая место выступающим, и выходили снова. Ира, одна из ведущих, на которую в прошлом году он обращал внимания не больше, чем на кресла в гостиной, за летние каникулы похудела и, наверно, что-то сделала с волосами, потому что сейчас они не висели непонятными сосульками, а прямым каскадом закрывали плечи и почти всю спину. Легостаева сидела рядом и весь час нервно грызла ногти. Когда на сцену вышел школьный хор, она заёрзала в кресле и подалась вперёд, словно пыталась врасти в сцену, но всё прошло как по маслу. Терноков блестяще исполнил свою партию. Все были в восторге. А потом на сцену вышла директриса. Вадим скинул всё на простое наваждение, учебный год только начался, чего не придёт в голову, если мыслями он всё ещё пребывал на берегу Средиземного моря, куда его потащили родители и где он склеил нескольких красивых иностранок. Но всё же как только Мороз вышла на сцену, по спине у него побежал – как не иронично – мороз. Такой неприятный и липкий, словно его облили мёдом. – Добро пожаловать в новый учебный год. Улыбка у директрисы всегда была холодной, как и она вся, казалось, что в детстве её забыли научить улыбаться, поэтому на протяжении всей жизни – чёрт знает, сколько ей было лет, – она только и делала, что бездумно повторяла за всеми «улыбку», но никогда не делала этого искренне. – Я уверена, что вы отдохнули за лето и готовы взяться за учёбу с новыми силами… Каждый год одно и то же. Она никогда не меняла своей первосентябрьской речи, лишь чередовала порядок слов и предложений. Вадим подавил широкий зевок и оглянулся. Где-то там сидел Денис, его лучший друг, который не был обременён необходимостью торчать вместе с Легостаевой и остальными членами секторов самоуправления. Вадим и сам бы не сидел сейчас здесь, вот только в прошлом году он сильно накосячил, так что администрация школы выставила ему ультиматум: либо вылетаешь из школы без диплома и образования, либо вступаешь в сектор самоуправления. Вылететь перед последним годом обучения он не хотел, да и родители в таком случае отправили бы его доучиваться в Дурмстранг или ещё куда, где ему пришлось бы стоять по стойке смирно и навсегда забыть о спокойной жизни. – От лица всей школьной администрации я хотела бы поздравить вас с тем, что в этом году у вас появится прекрасная возможность поучаствовать в конкурсе на лучшее заклинание. Единственное правило конкурса: никто не должен пострадать, – сидящая справа от него Дроздова чуть не вылетела из кресла от восторга. Вадим ещё раз зевнул. – Формы для участия будут вывешены на Плацу, а также в ваших гостиных завтра. Заявки принимаются до десятого сентября в третьем кабинете администрации. А сейчас прошу поприветствовать на сцене наш любимый школьный хор. На сцену под разноцветное мигание софитов и нарочито весёлую музыку вышли студенты, среди которых Вадим заметил довольного Тернокова. Ещё бы, пацан третий год пытался попасть в основной состав, а надо было всего-то задобрить нового челна культмассового сектора, и всё, два раза подряд за один день оказываешься на сцене. Вадим нащупал в кармане брюк квадратную пачку из-под сигарет. Хор затянул чертовски нудную песню на латыни, которую их заставляли учить классе в четвёртом. Вадим, кажется, даже что-то тогда учил, правда теперь не помнил ни слов, ни перевода. Лучше бы исполнили что-нибудь из Пугачёвой или Лепса. Тоже старьё, но хотя бы – понятное. …то-о-олько, рюмка водки на столе… Затянул про себя, а взглядом снова нашёл Дениса. Он о чём-то шептался с Коренковой, а та глупо улыбалась. Предатель. Словно почувствовав его взгляд, Денис обернулся и встретился взглядом с лучшим другом. Вадим кивнул и многозначительно поднял брови. Лицо Дениса на секунду озарила довольная ухмылка – всё идёт по плану, – а потом он опять обернулся к Марине и продолжил рассказ о том, как в десять лет он случайно заколдовал половину хорового состава, так что вместо слов гимна они начали квакать. Когда директриса вышла на сцену во второй раз, никто сначала ничего не заметил. Она продолжила свою речь, напоминая студентам о величии школы, о том, как она – школа, не директриса – была основана, а также напоминая о том, что в будние дни студентам младше седьмого класса на Медный бульвар подниматься воспрещается. Всё произошло, когда Мороз начала классическую тираду о запрете распития алкоголя на территории школы лицам младше восемнадцати. Сначала никто ничего не заметил. Вероятно, подумали, что сгустившаяся в зале темнота – просто эффект шоу или косяк парня, сидящего за пультами управления. Но когда на задней кулисе тень начала складываться в чёткую человеческую фигуру, всем стало не по себе. Тень росла, расширялась и как будто вбирала в себя свет, до этого заполнявший Гранатовый зал. Какое-то время директриса ничего не замечала и продолжала самозабвенно рассказывать о том, что к началу нового учебного года были отреставрированы Весенний и Зимний коридоры, а также отремонтированы туалеты возле оранжерей. А потом у тени начали расти рога и какая-то девчонка вскочила с кресла и пронзительно завизжала. Директриса тупила буквально секунду, а потом резко обернулась в тот самый момент, когда тень начала двигаться. Она словно стала объёмной, прошелестела по боковым кулисам и с каким-то пугающим смехом вылезла за пределы сцены и поползла по стенам. Те из студентов, кто был поумнее, как и Вадим в ту же секунду взмахнули руками, создавая вокруг себя защитный купол. Остальные только жались друг к другу, сбиваясь в кучи и заползая под кресла. Началась паника. Несколько ламп взорвались, в разные стороны полетели золотые искры. Тень продолжала двигаться по стене и смеяться. Тьма сгустилась, Директриса кинула микрофон на пол – колонки оглушительно заскрипели, – взмахнула руками, создавая какое-то заклинание. Тёмно-зелёная вспышка ударила в тень, которая почти доползла до середины боковой стены. На мгновение всё замерло, а потом тень, напоследок сложившись в слова «лживая тварь», исчезла. Вадим быстро дышал и продолжал держать над собой и какой-то девятиклассницей защитный купол. В конце зала что-то грохнулось. Мороз подняла микрофон: – Всем сохранять спокойствие. Начали опускаться защитные куполы. Растрёпанные ученики вылазили из-под кресел. Вот вам и школа тёмной магии, – усмехнулся про себя Вадим, – где студенты срут от страха при первом же столкновении с этой самой тёмной магией. – Ты всё лето торчал на море? Что там можно так долго делать? Ира широко округлила глаза и посмотрела на него с явной завистью. Вадим усмехнулся: - О-о-очень много всего, главное придумать. Они с Ирой сидели-лежали на диване вместе с полупустой бутылкой виски. – И ты придумал? – Пришлось. Вадим усмехнулся и поднёс бутылку к губам. Ира залилась едва заметным в полумраке комнаты румянцем. Вадим хотел было ещё что-то сказать, что именно – сам не знал, но Ира была вполне ничего, а Вадим – одиноким, но ничего сказать не успел: в другом конце комнаты материализовался Денис. Вадим встал. По негласной традиции сразу после концерта в честь начала учебного года студенты десятых, одиннадцатых и двенадцатых классов собирались в большой комнате на седьмом этаже студенческого корпуса. То ли за всё время учителя так ни разу никого и не застукали, то ли просто не хотели вмешиваться, потому что и сами где-то отмечали, но в любом случае – вот уже третий год вечеринку в честь начала учебного года никто не прерывал. Было десять часов вечера, веселье как раз перешло в ту фазу, когда всем пофиг, что о них кто-то подумает. Люди делали пьяные селфи, танцевали и прыгали в центре комнаты, сливаясь в один потный и пьяный подпрыгивающий ком, кто-то тихонько курил, кто-то продолжал напиваться, кто-то покидал комнату, пока ещё была возможность – после одиннадцати вечера попасть в общежития нельзя, так что всем опоздавшим придётся ночевать прямо здесь, на холодном мраморном полу. О произошедшем на концерте говорили сначала тихо, постоянно опасливо оглядываясь, с увеличением алкоголя в крови разговоры принимали более смелый характер, а в какой-то момент затихли – кому какое дело до происшествий, когда тебе восемнадцать, ты пьян, а вокруг – полумрак и давящая на голову музыка. – Ты чё так улыбался на концерте? – спросил Денис, как только Вадим к нему подошёл. – Помог Тернокову с хором, а он немного помог мне. – Помог чем? – Тем самым. – Тем-тем самым? – Тем-тем самым. Вадим улыбнулся, на всякий случай оглянулся, но до них никому не было дела, и потом достал из брюк пачку, в которой ещё утром лежали сигареты. Денис взял её у него из рук, открыл, понюхал. - Откуда у Тернокова такое? Он в каком классе, седьмом? – Девятом. – То же самое. Ты уверен, что это трава? – Пахнет травой. – Полевой? – Ты мне скажи. Денис прищурился. Вадим продолжал стоять и делать вид, что ничего особенного не происходит. В конце концов Денис сдался: – Ладно. Если окажется, что это засушенные берёзовые листья, я лично ему берёзу в зад засуну. – Я ему примерно это же и сказал. Даже если ты уйдёшь, Всю пустоту миров Мысли о тебе одно-ой заполня-ят, Ты закрыла в сердце дверь, Оставив там любовь, Даже если ты-ы уйдёшь, Она всегда с тобо-ой. Лазарев орал из колонки, потные пьяные тела, надрывая глотки и выкидывая руки в воздух, орали вместе с ним. – Песня прям специально для тебя, – Денис усмехнулся. – Пойдёшь солировать? Вадим поморщился. Денис спросил: – Как там Вермут, кстати? – Нормально, – буркнул Вадим. – Летом общаться начали, даже по видео разговаривали пару раз. – Всё налаживается, значит? Ну вот, я ж говорил, я всегда знаю такое. – Не налаживается ничё, она раз пять говорила, что сейчас не хочет никаких отношений, а у нас с ней, – Вадим повысил голос, имитирую Кристину: – Хорошие дружеские отношения и ей приятно иметь такого друга как я. Денис поджал губы, неуверенно спросил: – Может, передумает? Просто время нужно? – Вряд ли. Вадим обернулся: – А вот и они. Не думал, что придут. – Умеют удивлять, – Денис поднял руку с зажатой бутылкой виски и крикнул только что вошедшим девушкам: – Дамы! Кристина, Вероника и Эмили одновременно повернули головы, увидели одноклассников и пошли к ним. – Привет, ма-а-альчики, – Вероника опёрлась рукой о стол за которым они стояли. – Ника, – Денис широко улыбнулся, – уже успела где-то нализаться? – Ну мы же не идиотки, – ответила за подругу Кристина, – сначала отметили в женском кругу, потом пришли к вам. – Прям специально к нам, Вермут? Я польщён, – Денис схватился за сердце и запрокинул голову. Чёлка на несколько секунд закрыла ему глаза. Эмили шумно выдохнула и тут же отвернулась. – К тому, что у тебя в руке, не обольщайся, – Кристина протянула руку и забрала у Дениса бутылку. Эмили посмотрела сначала на Кристину, потом – на Вадима: – Так у вас двоих всё хорошо снова? Кристина, сморщившись из-за виски, обжёгшего горло, ответила: – Мы не вместе. Но общаемся. Так что, возможно, можно так сказать. ...и ты попала к настоящему колдуну, он загубил таких, как ты, не одну! Словно куклой, в час ночной теперь он может управлять тобой… Несколько секунд молчали. Вероника спросила: – Как лето прошло? Вадим продолжал молчать и тупить. Эмили взяла у Кристины бутылку и сделала маленький глоток. Денис ответил: – Прекрасно. Я торчал дома, а этот, – кивнул на Вадима, – лежал на берегу океана и пялился на девчонок. Вадим ожил: – Я не пялился... – но тут же замолчал и перевёл взгляд на Кристину. – Как тебе Шотландия? – Ты была в Шотландии? – спросил Денис. – Ага. Папу перевели в Хогвартс работать, мама меня к нему отправила. Наверно, хотела побыть одна или типо того. Со стажёром своим новым потрахаться, видимо, со мной в доме не получается, вот она и решила…неважно, – Кристина запрыгнула на подоконник и положила ногу на ногу. Посмотрела на парней. – В Шотландии, короче, холодно. – У тебя папа ж в Амнезии работал, не? – Работал. Но его уже лет семь не повышают, зарплата маленькая. А в Хогвартсе ему предложили преподавать Зельеварение. Проживание в школе бесплатное круглый год кроме лета, еда бесплатная. Ещё и платят нормально. Он и согласился. – Это круто. Денис взял у Эмили бутылку, отпил немного прям с горла и сказал: – Я слышал, у них отопление и безопасность в жопе. – Там очень… – Кристина причмокнула губами, пытаясь подобрать нужное слово, - …серо. Замок огромный, меньше нашего, конечно, но тоже не Дурмстранг. Вы в нём были? – Дурмстранге? Кристина кивнула. – Я не, – ответил Вадим. – Я да, – ответил Денис. – Давно, правда. – Ага. Ну, думаю, ты всё равно должен помнить, что он прям маленький по сравнению с горой. Ну вот. – А ты, получается, шаришь за магические школы? Во всех побывала? – В Шармбатоне ещё не была. – Я была, – подняла руку Вероника. – Там очень красиво. – Ильвермоне? – Ага. – Махотокоро? – Нет. До Японии ещё не доехала. – А ты? – Денис повернулся к Веронике. Та покачала головой. Денис глотнул ещё виски. Вадим спросил: – Ну так чё там с Хогвартсом? – Точно. Холодно там. И серо. И одинаково. Все коридоры – одинаковые, везде – доспехи, тоже одинаковые. Я там три недели жила, постоянно путалась в коридорах и этажах. В итоге через несколько дней не выдали личного домовика. Её звали Корм, рассказывала мне истории разные. – Узнала много нового? – Денис ухмыльнулся и облизнул губы. – Ну типо. У них там лет двадцать назад в подземелье василиск жил, студенты умирали. Короче, я теперь ещё больше рада, что учусь здесь. – За Колдовстворец! Денис отсалютовал бутылкой куда-то в сторону танцующей толпы и сделал ещё один глоток. Несколько человек закричали в ответ: ​​«За Колдовстворец!». – Василиска у нас, конечно, нет, зато есть какая-то херня на стенах, – как бы между прочим вставила Вероника, отбирая у Дениса бутылку. Кристина достала из кармана пачку сигарет. Сунула одну в рот, зажгла на кончике указательного пальца огонёк, подкурила. Выдохнула дым в высокий белоснежный, с лепниной потолок и сказала, – Оно ж вроде исчезло. Мороз изгнала. Да и она сто процентов начнёт в этом копаться. В итоге докопается и всё порешает. – Ага, ты её взгляд видела? – спросила Эмили, округлив глаза. – Она выглядела так, будто прекрасно знала,что происходит. – Не видела. Но тогда нам тем более нечего бояться. Колдовстворец самое безопасное место в стране с какого, века с пятнадцатого, наверно. Вряд ли сейчас что-то изменится. На секунду музыка затихла, а потом заиграла хорошо всем знакомая мелодия. Несколько студентов недовольно нахмурились и поспешили покинуть танцующую толпу, многие – довольно закричали, выкидывая руки вверх. Кристина широко улыбнулась, спрыгнула с подоконника, закинула сигарету в ближайшую вазу и схватила подруг за руки. Те попытались протестовать, но безуспешно, Кристина была непреклонна. – Эй, цепь на мне, сыпь лаве, – заорала толпа. Вряд ли кто-то из них по-настоящему любил эту песню. Но они были слишком пьяными, чтобы думать об этом. Хотелось прыгать и орать во всю мощь лёгких, так что они так и делали. Им было по восемнадцать, впереди – учебный год, целый год беззаботной жизни, ссор с учителями и флирта с одноклассниками. Анна Мороз вот уже десять минут ходила кругами по своему кабинету. Массивные серьги в ушах покачивались в такт беспокойным шагам, щёки покраснели, а чёрная мантия с ветвистыми золотыми узорами развевалась, как крылья гигантской красивой птицы. лживая тварь Денис Юрмович был прав, хоть и сам этого не знал и не узнает в ближайшие несколько месяцев. Анна знала того, кто сотворил те чары во время концерта. Точнее, ту, что сотворила их. Но это было так давно, прошло уже столько лет, что она не могла в это поверить. Потому что тогда, почти двадцать лет назад, она её убила. Анна убила единственную, кто зашёл слишком далеко и смог-таки докопаться до правды.