Я из страшной русской сказки…

Анна Мороз вышла на площадку одного из подъёмников, которые располагались в Восточной скважине. Площадка диаметром не больше двух метров отделилась от основания и начала опускаться между каменных стен, в которых то тут то там блестели расплывчатыми точками лазуриты, обсидианы и опалы. Надо было срочно созвать собрание. Учителя не сегодня так завтра начнут задавать вопросы, так что чем раньше она с этим покончит, тем лучше. Анна стояла неподвижно, пока платформа с огромной скоростью падала в пустоту, и пыталась придумать хотя бы какое-то внятное объяснение тому, что произошло. Демоны? Слишком просто, в это никто не поверит. Подобное было не в их стиле, этим мелким проказникам из преисподней больше нравилось переманивать на сторону ада несмышлёных студентов и заключать сделки с глупцами, которые были готовы продать свою душу за повышение на работе или новый особняк на берегу моря. К тому же ещё двадцать лет назад Колдовстворец заключил с демонами договор: рогатые не лезут на территорию горы, а администрация закрывает глаза на ежегодный падёж скота на территории Уральских гор. Все в выигрыше. Для Домового слишком бессмысленно, этот коротышка, которого вот уже сорок лет никто не может изгнать с горы, скорее разбил бы все окна, взорвал люстру и раскидал бы в разные стороны кресла вместе с сидящими в них студентами, но не вызывал бы непонятную тень, и уж тем более… …лживая тварь… …не писал бы ничего на прощание. От Нелапси они защитили школу ещё сто лет назад, спасибо предыдущему хозяину горы. Да и даже если бы она смогла как-то обойти защиту и не сгореть в процессе, она бы не тратила времени на пустые запугивания. Просто ворвалась бы в главные двери замка и с сумасшедшей скоростью начала бы высасывать кровь из всех подряд. К тому времени, когда кто-то что-то понял, она бы высосала до последней капли по крайней мере шесть человек. Прета? Нет. Ракшаса? Он бы сожрал половину школы, нет. Вий? Этот старый хрыч не выходил из своей пещеры вот уже лет десять. Анна и была бы рада ему насолить – во время их последней встречи старик пытался залезть ей под юбку – ему уже под триста лет, а он всё никак не уймётся, идиот, – но звучало бы это чертовски неправдоподобно. Настолько неправдоподобно, что ей должно быть стыдно. Джинн? А вот это уже получше. Конечно, на Медную гору его бы не пропустили ловушки, но мало ли, какой-нибудь просчёт в системе, Воронцов облажался, всякое могло случиться. Другого варианта всё равно не было. Остановится на джинне, а если в процессе появится лучшее объяснение, – ухватится за него. Платформа начала замедляться. Каменные стены исчезли. Сначала вокруг была только темнота, такая плотная что её, казалось, можно было ухватить рукой, но потом и она постепенно рассеялась. Платформа с мягким стуком остановилась. Анна Мороз ступила на мраморный чёрный пол, подняла правую руку, пару секунд всматривалась в кольцо на указательном пальце: вытянутый по фаланге перстень с чёрным камнем, на дне которого двигался прозрачный белый туман. Задумчиво подняла левую руку и аккуратно, словно чего-то опасаясь, провела пальцем по камню, который едва заметно замигал, словно почувствовав прикосновение. – Этого просто не может быть, – прошептала так тихо, что даже если бы рядом с ней кто-то стоял, он бы ничего не услышал. В отдалении хлопнула дверь, а потом раздались мужские голоса. Анна не слышала, о чём они говорили, да это было и не важно. Она отдёрнула руку от кольца, как будто он вдруг стал очень горячим, и взмахнула пальцами. Мгновение ничего не происходило, а потом перед женщиной прямо из воздуха появилась огромная птица, сотканная из полупрозрачного голубого дыма, - птица Рух, патронус Анны Мороз. – Передай всем преподавателям, каждому без исключения, через двадцать минут собрание в малом зале совещаний. Птица расправила широкие крылья, громко гаркнула, запрокинув голову с острым клювом, и, оттолкнувшись от пола сильными лапами, исчезла в темноте. Анна ещё несколько секунд смотрела туда, где исчез патронус, а потом выпрямилась, зачем-то поправила мантию, расшитую золотым витым узором, и направилась к большому зданию в центре площади нижних полей – зданию школьной администрации. Если учебный корпус Медной горы можно назвать небольшим городом, то нижние поля – его центр. Мраморный пол, вместо потолка – чёрная пустота, в которой исчезают покатые каменные стены. Большая овальная площадь: по периметру стоят здания в двадцать-двадцать пять этажей: филиал департамента магического образования, в котором находится социальная служба по работе с трудными подростками, волонтёрские и другие организации, центр магических заповедников Урала и филиал службы по взаимодействию с магическими существами. Здесь же находятся крупнейший институт по изучению зелий МНИИ ЗИЯ или просто – Амнезия; один из древнейших музеев мира – Галерея Идолов, где расположено самое большое в мире хранилище древних языческих тотемов; Каменная палата, в которой большинство студентов одиннадцати лет получают магические перстни; библиотека Ивана Грозного со своей редчайшей коллекцией магических книг по тёмной и светлой магии, и – самое главное – огромное здание в центре – сталинская высотка, в которой находится администрация школы и резиденция директрисы, или Хозяйки Медной горы. Два раза в год школьное самоуправление организовывает экскурсии по нижним этажам. Посещение библиотеки Ивана Грозного – то, чего многие студенты ждут почти также сильно, как день рождения. В многочисленных коридорах, проходах и поворотах многие студенты теряются во время экскурсии, но как правило на следующий же день либо сами находят выход, либо им в этом помогают. В середине шестидесятых дирекция предложила поселить в библиотеке нескольких волчат: они бы помогали потерявшимся ученикам быстрее находить выход. Идею отклонили, мол, да, волчата помогут с проблемой потерянных учеников, но они также могут сожрать какой-нибудь особо важный или – не дай Моревна – проклятый том. Идею с волчатами отклонили. Ученики продолжили теряться. По легенде где здесь, на нижних этажа, была неприметная дверь, за которой – лестница, такая длинная, что чтобы по ней спуститься, надо потратить не один час. А в самом низу в огромной клетке – Змей Горыныч, которого много лет назад поймал один из Хозяинов Медной горы. Некоторые студенты специально отставали от экскурсионных групп и отправлялись на поиски этой самой двери, но пока ещё никому не повезло – их ловили раньше, чем они успевали отойти хотя бы на десять метров. Анна Мороз стояла в малом зале совещаний. Перед ней на огромном столе лежала папка, о которой она не вспоминала вот уже почти двадцать лет. В верхнем правом углу была приклеена потёртая марка: «Вернуть Марии Гишиной, 12 класс, дажбог». Анне пришлось изрядно попотеть, чтобы снять с папки запечатывающее заклинание. Конечно, в тот роковой вечер Маша многое ей рассказала, но – как позже оказалось – не всё. Знала она намного больше, чем показывала. И оно всё хранилось в этой самой папке. – Я хотела с тобой поговорить, – Маша развернулась, выскальзывая из её рук, обошла стол и достала коричневую папку с серой наклейкой в углу. – Правда, тебе это может не понравиться, но я больше не могу молчать. И вот теперь призраки прошлого начинали проступать наружу. Анна столько сил вложила в то, чтобы начать новую жизнь, чтобы никто не узнал о её прошлом и о том, кем она была на самом деле. Потому что если бы об этом знал хотя бы один человек, она бы никогда больше не была в безопасности. Ни она, ни они. А такого допустить было нельзя. Ради них она была готова пожертвовать всем. Массивная деревянная дверь открылась. Анна резко захлопнула папку и спрятала её под ворохом других бумаг. – Добрый вечер, – в кабинет под предводительством заместительницы директора Кравчук Ирины Сергеевны по два и по три человека вошли все преподаватели. Или почти все, директриса сразу заметила, что нескольких человек не хватало. Но с ними она разберётся позже. Сейчас было необходимо снять с себя любые подозрения. Которых, наверно, и не было. Вряд ли кто-то из преподавателей мог соединить Анну Мороз с произошедшим. Но перестраховаться было необходимо. – Добрый вечер, присаживайтесь. Анна подождала, пока скрип тяжёлых стульев по полу прекратится, и только потом начала: – Полагаю, никто не знает, что именно произошло сегодня в Гранатовом зале? Несколько человек переглянулись. Кто-то отрицательно покачал головой. – Демоны, мисс. Анна обернулась на голос. Это была Михайловская Марьяна Юрьевна, молоденькая преподавательница общей истории, только пару лет назад окончившая университет на юге страны. Лоб у неё был красный и немного шелушился. – Демоны? – Нарушили договор. Я знаю, что между ними и школой был заключён мир в девяносто пятом, но они же демоны, – она ухмыльнулась, как будто это был общеизвестный факт, до которого кроме неё почему-то никто так и не додумался. – Не могут долго сидеть на месте. Анна обвела быстрым взглядом всех, кто сидел за столом, но не увидела ни одного обвиняющего взгляда. Видимо, она всё-таки зря волновалась. Да и кто в здравом уме решит, что в произошедшем косвенно была виновата она сама – впервые человек, которого она убила, смог воскреснуть. Но для убедительности нужно было продолжать. – Только это не они, – сказала Анна. Марьяна стушевалась под непроницаемым взглядом безэмоциональной директрисы. – Я уже связалась с Люцифером, он сказал, что договор нарушен не был, он не подпускает демонов к школе ближе, чем на десять километров. Но нам необходимо решить эту проблему, потому что то, что на территорию горы проникли нечистые силы может обернуться ужасно. Дмитрий? – она повернулась к задумчивому мужчине, который сидел в самом конце стола. – Не вы ли убеждали меня два года назад, что нам можно не ждать незваных гостей? Воронцов Дмитрий Владиславович поднял голову и посмотрел прямо в глаза директрисе. Ему было всего двадцать шесть, но взгляд у него был такой, словно он уже успел чертовски сильно устать от этой жизни. – Я. И я пошёл проверять сети сразу после происшествия. Он молчал. И продолжал смотреть на Анну, которая в свою очередь постепенно теряла терпение. Воронцов. У всего его рода на протяжении столетий была эта отвратительная черта: вести себя так, словно они стоят выше всех остальных в пищевой цепочке, словно все вокруг – просто игрушки, созданные специально для того, чтобы их развлекать. Но это ничего. Лет сто назад Анна не выдержала – один взмах рукой и Демьян Воронцов, прадед сидящего сейчас перед ней Дмитрия, трясся в судорогах, катаясь по грязной земле среди лошадиного и человеческого дерьма, а из его рта без остановки густым потоком лилась алая кровь. – И? – не выдержала Марьяна, которая уже, видимо, полностью отошла от своей недавней промашки. Она смотрела на него так, словно хотела залезть к нему в трусы. Анна видела это и еле сохраняла бесстрастное выражение лица. – И они все работают стабильно, что значит, – он чуть понизил голос, – что это не какая-то тварь, Анна. Это ведьма. По кабинету пронёсся дружный вздох. У Анны задрожали внутренности. Вряд ли такое может произойти на самом деле, чтобы внутренности затряслись. Но почувствовала она именно это. – Получается, что на нас хотят напасть? – Уже напали. – Но ведь это не считает нападением, потому что… – И что теперь делать со студентами… – Тихо! – рявкнула Анна. Всё это начинало её злить, а когда её что-то злило, всё всегда заканчивалось плохо. Очень плохо. В последний раз у её ног катался задыхающийся Демьян Воронцов. – Ты уверен, что все ловушки целы? – Проверил несколько раз каждую. – Тогда обыщем гору? – предположила Марьяна, оглядывая коллег в поисках поддержки. – Обыщем, найдем того, кто сюда пробрался и выгоним. – Только обыскивать придётся не парочку комнат, – усмехнулась развалившаяся на стуле Виктория, преподавательница алхимии. – Это Медная гора. Тут миллион коридоров и ещё больше комнат. – Мы…пока ничего не будем делать, – Анна сложила руки на груди и развернулась к панорамному окну, за которым было видно всю восточную часть нижних этажей. – Искать бесполезно, на это уйдёт вечность. Но, – развернулась и в который раз обвела взглядом всех сидящих за столом, – мы будем наготове. Если она….он, кто бы это ни был, ещё раз проявит себя, мы его изгоним. – А что сказать ученикам, если начнут спрашивать? – А они начнут. – Скажите, что это были учения. Проверка того, как они будут действовать в экстренных ситуациях, которую практически все из них с треском провалили. – Но разве это разумно, – подала голос Марьяна, – врать им о том, что в школе больше не безопасно? – Здесь безопасно, – Анна хлопнула рукой по столу. Несколько человек испуганно дёрнулись. – Один инцидент ещё ничего не значит. К тому же, вы, Марьяна Юрьевна, хотите посеять на горе панику? – Марьяна, потупившись, покачала головой. – Вот и правильно. Правда в данной ситуации приведёт к всеобщей истерии, а этого нам уж точно не надо, и так проблем по горло. Все всё поняли? – над столом пронеслось недружное «да», подкреплённое несколькими кивками. – Прекрасно. На сегодня всё. И если узнаю, что кто-то сказал хотя бы одному ученику так называемую правду, лично позабочусь о том, чтобы вас никогда не взяли на работу в этой стране. Вновь по полу заскрипели стулья, входная дверь открылась и вместе с редкими разговорами учителя вышли в коридор. Когда дверь за ними наконец-то закрылась, Анна тяжело вздохнула. Пару секунд стояла молча, словно не замечала девушку, притаившуюся в тёмном углу, а потом подняла руку и вытащила из головы шпильку. Густые тёмные волосы волнами рассыпались по плечам. Подняла со стола бумаги, среди которых продолжала красным пламенем гореть злосчастная папка, подошла к боковой стене и нажала на невидимый рычаг. Часть стены бесшумно отъехала в сторону, открывая тайный проход, ведущий к директорским покоям. Анна пару секунд стояла, словно в нерешительности, а потом, не поворачивая головы, бросила в темноту кабинета, где пряталась гостья. – Так и будешь там стоять? И не говоря больше ни слова, вышла из кабинета в пахнущий деревом тайный коридор. Тень не двигалась всего мгновение, а потом прятавшаяся там женщина быстрым шагом пересекла кабинет и скрылась в том же коридоре. Стена за ними беззвучно закрылась. Второго сентября в семь двадцать утра по коридорам школы из четырёх гостиных потянулись сонные толпы студентов. Они зевали, на ходу засовывали в сумки учебники, ручки и тетрадки, лениво переговаривались и думали об одном и том же: вот и настал очередной бесконечный учебный год. Когда прошлым вечером вывесили расписание, каждые две минуты во всех гостиных раздавались недовольные вопли: слишком много уроков, слишком скучные уроки, Калиостро опять будет вести алхимию, эта женщина ведь – просто монстр, а герменевтику так и не отменили – но ведь это же скукотища! Гостиная Дажбога «Озёрная», в народе – просто «дно» – располагалась в самом низу академических этажей, ниже неё – только нижние этажи с административными зданиями. Она являлась предметом зависти всех остальных факультетов, потому что мало того, что была самой большой, так ещё и находилась как раз по соседству с подземным озером. Кристина, которая прошлым вечером с горем пополам вернулась в гостиную (хотя чуть не попалась коменданту и только в последний момент успела наложить на себя чары невидимости) перевернулась на другой бок и недовольно разлепила глаза. Соседки уже не спали: тихо переговаривались, сидя каждая на своей кровати. Эмилия красила глаза, смотрясь в небольшое серебряное зеркальце, Вероника копалась в телефоне, попутно внимательно слушая рассказ подруги. – Как хорошая подруга я попыталась объяснить ему, что она токсичная и пора бы ему уже её бросить, но, – Эмилия взмахнула кисточкой туши, – он меня и слушать не захотел. – Ему просто самому надо всё понять, по-другому не выйдет. Нашла, – Ника что-то клацнула в телефоне, а потом развернула его так, что Эмилия смогла увидеть фото. – Вот такое хочу. Но не уверена, что смогу его где-то достать. – Красивое. Я вроде такого где-то видела на Медном полгода назад. Кристина села, протирая глаза, спросила: – Ты про платье? – Да, доброе утро, – Ника заблокировала телефон и опёрлась о руки у себя за спиной. – Завтрак начался десять минут назад, тебе лучше поспешить. Как себя чувствуешь? Кристина болезненно поморщилась, когда на всю спальню заорал её будильник. – Могло быть хуже. Или не могло. Но больше я не пью. Ника скептично улыбнулась: – Ага. Ты так говорила в прошлом году. И позапрошлом тоже. После каждой вечеринки, на самом деле. – Не осуждай меня. – Как скажешь. Вероника и Эмилия переглянулись. На лицах обеих было одинаковое выражение скептицизма, недоверия, насмешки, а где-то в глубине всего этого – несколько капель сочувствия. – Я могу зайти к Мише, у него всегда есть таблетки. Кристина залезла в недра чемодана, выуживая оттуда полотенце и чистое нижнее бельё – в душ она вчера так и не сходила, вырубилась, как только упала на кровать. – Можешь. Но я не хочу тебя заставлять, вы не то чтобы хорошие друзья. – Это я тебе просто не рассказала, что произошло этим летом. Ника улыбнулась и несколько раз повела бровями. Кристина вдруг напрочь забыла про похмелье. – Ты же знаешь, на меня нельзя так смотреть. Я не понимаю, вы переспали, поцеловались или просто переписывались? …дрочили по фейстайму? – Нет! – воскликнула Ника, вызвав этим очередной болевой спазм в голове подруги. – Он мне написал. Сказал, что я ему нравлюсь, но он просто не знал, как мне об этом сказать и поэтому вёл себя как придурок. – Звучит тупо, – заметила Эмилия, закручивая баночку туши и принимаясь за румяна. – Надеюсь, ты его сразу послала. – Ну почему, я подумала, что это очень, – Вероника закусила губу в неудачной попытке скрыть довольную улыбку, – романтично. Как в тех тиктоках. Кристина закатила глаза: – Ты идиотка, – произнесла на выдохе. – Это же очередной красный флаг. Он прям помахал им у тебя перед носом с криком «не приближаться!» – Согласна. – Да ладно вам, – Ника махнула рукой. – Если бы он что-то плохое сделал, тогда понятно. А это так, просто. Я же и сама виновата, обращалась с ним, как с куском говна. – Да, потому что он до десятого класса называл тебя жирной коровой и толстозадой, Ник! – Это уже в прошлом. – Ладно, так, - Кристина двумя пальцами схватилась за переносицу, как будто это могло как-то ослабить пульсирующую головную боль, – сейчас я не в том состоянии, но мы обязательно поговорим об этом ещё раз. Сегодня же вечером, – она ткнула в подругу пальцем, как бы припечатывая данное обещание, а потом закинула полотенце на плечо и вышла из комнаты. Гостиная Хорса «Улица Гвардейская», или как она была известна в народе – гвардейка, была не гостиной в классическом её понимании. Гвардейка и улицей-то называлась не зря – это на самом деле была улица. Самая уличная улица внутри учебных этажей. Вдоль этой самой уличной улицы – здание на шесть подъездов, в каждом по четыре этажа. На первых двух этажах были спальни парней, на третьем и четвёртом – девушек. Жили здесь блоками, в одном блоке – две комнаты, в каждой - по два человека. В каждом блоке была отдельная ванная (а не как у дажбожичев, например, одна ванная на коридор, это же убиться можно, пока дождёшься своей очереди) и гостиная. Внутри всё было выполнено в белых тонах, так что у студентов постоянно создавалось ощущение, словно они жили не в гостиной, а во дворце (хотя обстановка школы к этому тоже располагала). Соседка как раз вышла из комнаты, чтобы успеть занять ванную комнату, когда Лида перевернулась на бок, потом – на спину, одеяло сбилось, открыв худые ноги в коротких пижамных шортиках. Лида нахмурилась, застонала, а потом резко открыла глаза. Грудь часто вздымалась. Она опять это видела. Уже не была уверена, что именно, – сон утекал, как вода в сливное отверстие, оставляя после себя лишь неприятную тяжесть в груди и какие-то туманные образы. …водянистые серые глаза… …ветер, неприятно холодящий кожу… …– Надо валить, Лид, оно вырвалось, – и её хватают за руку чуть пониже локтя. Ладонь горячая и мокрая. Лида провела подрагивающими ладонями по лицу и шумно выдохнула. Это просто сон. Просто. Сон. Всё уже прошло, закончилось два года назад, и никогда не повторится вновь. В ванной за стеной зашумела вода. Лида перевернулась на бок и медленно села на кровати. Взяла стоящий на тумбочке стакан с прохладной водой и сделала несколько глотков. Впереди целый учебный год. Девять месяцев, когда не надо будет думать ни о чём, кроме домашних заданий, контрольных и приближающихся экзаменов. Лида сделала глубокий вдох и медленный выдох. Дыхание начало выравниваться. Да. Именно так. Остался всего один год. Что может пойти не так? И даже если в этот момент Лида и заметила едва уловимую тень в углу спальни, то не придала этому большого значения. Гнездо факультета Ярила, под официальным названием «Буревестник» находилось на самом последнем, пятнадцатом, этаже студенческого корпуса. Попасть сюда можно было по широкой белой лестнице, покрытой голубым ковром. В конце лестницы – высокий арочный проход, напротив него – панорамное окно на всю стену и часть потолка, за которым видно широкое голубое небо. Это – единственное место во всём студенческом корпусе, где окно – настоящее, а из него – видно настоящее небо. Во всех остальных аудиториях окна, конечно, тоже есть, но вид за ними – сплошная иллюзия. От лестницы вели два коридора, они обводили лестницу и сходились с противоположной стороны в один большой зал. Такие залы выполняли здесь роль коридоров: в каждом были стулья и кресла, которые неволшебники, они же – простецы, – могут наблюдать только в музеях Санкт-Петербурга или Москвы. В Зимнем дворце, например, или Петергофе. Студенты Ярила жили в таком «музее». Но кое-в-чём яриловичам всё же не повезло – отдельных комнат здесь не было. Студенты жили единым скопом по десять или двенадцать человек на комнату. Комнаты – большие, а кровати – двуспальные и вделанные в стены, так что в каком-то смысле у каждого всё же были крупицы личного пространства. Александра Дорохова поморщилась, не открывая глаз, нажала на телефоне кнопку, отключая будильник, перевернулась на другой бок и продолжила спать. За голубой занавеской, которая отделяла её кровать от остальной комнаты, уже вовсю переговаривались проснувшиеся студентки. Они шлепали по полу босыми ногами, рылись в чемоданах в поисках полотенец, нижнего белья и школьной формы, постоянно выходили в ванный коридор и возвращались обратно. Каждые несколько минут у кого-то звенел будильник. Мяукали коты, булькала вода в аквариуме с рыбками. Саша только-только начала снова улетать в другой мир, когда телефон опять зазвенел. Чёрт бы его побрал. Она резко села, отключила будильник и широко зевнула. Потянулась, несколько позвонков в шее и спине приятно хрустнули. Полки, на которых обычно стояли книги и висела одежда сейчас пустовали – прошлым вечером у неё не хватило ни сил, ни желания, чтобы разобрать чемодан. Открыла занавеску. В глаза тут же ударил яркий солнечный свет. Сонно оглядела копошащихся студенток, поставила ноги на лестницу и начала медленно спускаться. – Доброе утро, – улыбнулась Маша, кровать которой находилась под сашиной. Она только что вернулась в спальню из ванного коридора: волосы были мокрыми, а от кожи пахло персиковым гелем для душа. – Доброе, – пробурчала Саша и широко зевнула. – Хотя это не точно. Почему каждый раз приходится вставать так рано? – Возможно, если бы вы вчера полночи не орали, всё было бы не так плохо? – как бы между прочим заметила Маша. Она не имела ничего против постоянных студенческих сборищ за столами в центре комнаты, в конце концов, это не было такой большой проблемой, когда можно было наложить на свою кровать заглушку и спать в прекрасной тишине. Но то, что соседка сначала не спала до двух часов ночи, а на утро жаловалась – раздражало. Тем более, они всё равно устраивали общую тусовку в другом конце корпуса, почему не могли там же и переночевать? Или тогда уж, если и возвращаться в гостиную, то возвращаться, чтобы спать, а не сидеть в спальне вместе с парнями и пьяно смеяться. – Звучит логично, но это меня, конечно же, не волнует, – ответила Саша, развернулась и пошла к своему чемодану, который вчера оставила возле одного из столов. – Проснись и пой придурок! – заорал Денис, нагло отодвигая занавеску на кровати друга и со всей силы опуская ему на голову подушку. Вадим этого, казалось, не заметил: недовольно нахмурился, махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи, и продолжил спать. – Брат, ну ты сам напросился, – Денис демонстративно закатал рукава, сделал несколько быстрых движений пальцами, и на голову Вадиму обрушился поток холодной воды. – Блять! Вадим подскочил, пару секунд молча хлопал глазами, а потом скинул одеяло, слез с кровати и с громкими матами погнался за бессмертным Денисом. Денис бежал, куда мог, потому что в последний раз, когда он разбудил друга подобным образом, его чуть не выкинули в окно. Не то чтобы его это сильно пугало (или пугало в принципе), но надо было поддерживать иллюзию борьбы, в ином случае – какой смысл во всём этом. Он вилял между полуголыми парнями, забежал в проходную комнату, потом – в другую, обежал здоровый рояль, обратно в проходную. После рояля Вадим начал оттеснять его к стене, так что у Дениса оставался только один вариант. Он резко дёрнул на себя высокую дверь и залетел внутрь. Девчонки заверещали что-то про «Это женские спальни, мальчикам сюда нельзя!» но он не обратил внимания. Им было лет по тринадцать, через пару лет сами будут водить сюда парней. Денис пробежал прямо, к следующей двери, за которой жили девчонки десятых-двенадцатых классов. Здесь на него никто не орал, они лишь наблюдали за представлением с нескрываемым любопытством. – Бля, всё, ладно, сдаюсь, - Денис остановился у стены с поднятыми вверх руками в знак капитуляции. Он тяжело дышал, светлые волосы растрепались. – Скинешь меня с лестницы? Вадим стоял напротив него, уперевшись руками в колени, и пытался отдышаться. Длинные волосы, обычно завязанные в хипстерский хвостик или пучок, сейчас были мокрыми и торчали в разные стороны. – Отъебись. – Утро не утро, если к вам в спальню не врываются два придурка, да? – к ним подошла улыбающаяся Диана. – Выглядите ужасно. - Ты тоже, - Вадим кивнул и распрямился. Увидел своё отражение в стоящем рядом зеркале и ужаснулся. Поднял руку, на которой на среднем пальце находился массивный перстень в виде черепа. Волосы высушились. Стало немного лучше. Студенческие индивидуальные места проживания, они же просто – симп – принадлежали Сварогу и являлись самым ненормальным общежитием из всех четырёх факультетов Колдовстворца. Почему? Всё просто – это был один большой лабиринт. Жили студенты здесь по одному, но на дверях не было никаких опознавательных знаков: ни табличек с именами, ни картинок, ни плакатов, – ничего. Некоторые студенты всё же вешали что-то на наружные стороны дверей, потому что иначе не могли найти своих комнат. В расположении комнат логика или порядок отсутствовали. Это – множество запутанных коридоров, небольших лестниц, одинаковых дверей и время от времени попадающихся на глаза ванных комнат. В самом начале этих кротовых нор было большое общее помещение: деревянный скрипучий паркет с широким плоским ковром, большой камин, мягкие диваны, кресла с пухлыми подушками и тёплыми пледами и множество шкафов, снизу доверху заставленных книгами с научной и художественной литературой. Но – ни одного стола, потому что у каждого ученика он был отдельным и стоял в спальне. В целом общежитие напоминало домик в лесу: внутри пахло деревом, в камине трещали поленья, освещение было ненавязчивым, а на стенах висели редкие картины. Утром второго сентября здесь царил привычный бардак: новые студенты, как истуканы, ходили по коридорам, пытаясь отыскать ванную. Те, кто уже успел сходить в душ, – пытались найти свою спальню. Ученики седьмого класса и старше смотрели на это всё с понимающей улыбкой – все они прошли через это, а некоторые – проходили до сих пор. Но всё же классе так в восьмом у них уже складывалось идеальное чувствование обстановки, так что заблудиться для них становилось просто-напросто невозможно. Кристина и Вероника зашли в столовую со стороны дуги – самого большого коридора школы, когда до окончания завтрака оставалось десять минут. Увидели сидящих за одним из столов Вадима, Дениса и Эмили и двинулись к ним, лавируя между столов, студентов и летающих тарелок и самолётиков. – То есть ты серьёзно думаешь, что Авангард порвёт Тарпанов? – Денис ткнул вилкой в сторону Вадима. – Да ты больной, такому никогда не бывать. – Ну как сказать, у Авангарда есть Дроздов. А он просто зверь. А у Тарпанов кто? Остался Зоткин, он, конечно, неплохой, но не Дроздов. Денис поднёс к губам стакан яблочного сока, сделал глоток и облизнул губы. Кристина села на свободный стул между Вадимом и Денисом. – Доброе утро, – сказала. – Можно мы на пару минут забудем о Квиддиче, пожалуйста. – Простите, мадмуазель, – Денис дёрнул рукой, как будто хотел склониться в приветственном поклоне, – забыли, что ваша впечатлительная душа не любит игры простых смертных. Кристина налила себе полную кружку ароматного кофе. – Заткни жопу, Дэн. Я просто не вижу смысла в таком, слишком глупая, простите. – Прощаем, – бросил Денис и, несмотря на свои слабые возмущения, всё же поменял тему. – Как вам расписание? Прелесть, правда? – Хуже только ночевать с Горынычем, – Ника поставила перед собой тарелку с овсянкой и потянулась за абрикосовым вареньем. – По понедельникам проще убиться. Латынь, потом герменевтика, преобразование, арифмантика. Они как будто специально пытались сделать день как можно ужаснее. – Когда ты успела выучить расписание? – У меня просто хорошая память – Как скажешь. Эмили отпила немного кофе, облизала с губ густую молочную пенку и сказала: – Кстати, видели новую преподавательницу? – Ещё одну? Только в мае же Марьяша появилась. Вадим пригнулся, когда у него над головой пролетел чей-то телефон. Без комментариев, это было утро второго сентября, все сходили с ума, как могли. – Ага. Только не уверена, какой предмет она будет вести. Ей же лет двадцать. Ника положила ложку в тарелку с недоеденной овсянкой. Ложка звонко ударилась о бортик тарелки. Сказала: – Двадцать пять скорее. Ей не может быть двадцать, тогда она училась бы в универе. – То же самое. Суть в том, что она молодая. И красивая. Если она будет у нас вести что-то, я ничего не запомню. – Почему? – Потому что думать и смотреть буду только на неё. – Столкнись с ней в коридоре случайно, – сказала Кристина и улыбнулась. – Она выронит книжки, ты поможешь ей их собрать, ваши взгляды встретятся, а потом у тебя будут автоматы по всем её экзаменам и контрольным. Кристина не выдержала и рассмеялась. Вадим улыбнулся. Денис нет – он это представил. Не автоматы по экзаменам и не столкновение в коридоре, другую часть, ту, которая намного интереснее. Эмили едва заметно покраснела и поспешила спрятать взгляд в кружке с кофе. – Иди ты. Вы просто её не видели. Увидите, сами поймёте. – Как скажешь.. По столовой пронёсся громкий звон, перекрывая все голоса и смешки, ознаменовав окончание завтрака через три минуты. Кристина одним большим глотком допила кофе, Ника в последний раз ковырнула ложкой овсянку, Вадим взял салфетку и вытер руки, Денис быстро налил себе ещё одну порцию яблочного сока. У него была какая-то нездоровая любовь к яблокам. И сокам. Первым уроком у них стояла латынь. До кабинета идти было минут десять: прямо, до лестницы на второй этаж дуги, потом ещё прямо, направо, прямо по коридору до Чижевской Обсерватории, прямо, ещё раз направо и здесь, третья дверь слева – кабинет латыни. Внутри он был похож на кабинет учёного середины девятнадцатого века: высокие стеллажи с книгами, рядом с одним из них – специальная лесенка, чтобы дотягиваться до верхних полок, а в центре комнаты – большой круглый стол, за которым уже рассаживались ученики. Раньше здесь пахло чем-то спёртым и кисловатым – Светлана Прокофьевна, учительница латыни, была дамой в возрасте и постоянно душилась какими-то старческими духами, от которых многие студенты начинали неконтролируемо чихать. Но в последние несколько лет никакого удушающего запаха не было, потому что Светлана Прокофьевна латынь больше не преподавала, хотя и жила всё ещё в горе. Вместо этого она занялась тем, к чему – по её словам – у неё всегда лежала душа, и начала вести художественный кружок. Рисовала, кстати говоря, она, на самом деле, хорошо, а десять человек, которые еженедельно ходили к ней на занятия, были довольны. Как только по академическому корпусу пролетел звонок на урок, в класс вошёл Кулагин Глеб Герасимович, мужчина лет сорока. После Светланы Прокофьевны латынь вёл он. Глеб Герасимович уселся за стол вместе с учениками и сложил руки в замок, бодро оглядывая собравшихся. – Как прошли каникулы? Выглядите не особо отдохнувшими, всё так плохо? По кабинету пронёсся нестройный шум тихих смешков. Глеб Герасимович продолжил: – Давайте честно, хотя бы что-то помните? – Из латыни или в принципе? – спросил Денис. С Глебом Герасимовичем, равно как и со многими другими преподавателями-мужчинами отношения у него были практически дружеские. Они разве что не пили вместе, хотя до этого однажды тоже могло дойти. – Желательно из латыни, но и в принципе тоже. – В принципе помним многое, из латыни – только aetate fruere, mobile cursu fugit. Глеб Герасимович улыбнулся, хлопнул в ладоши и пододвинул к себе ученик. – Это уже кое-что. Начнём тогда с повторения спряжений глаголов. Денис, раз уж ты единственный, кто вспомнил, что на уроке надо говорить, проспрягай глагол украшать в настоящем времени изъявительного наклонения. Денис откинулся на стуле. В руках, сложенных на столе, беспрерывно крутил ручку. – Orno, ornas, ornat, ornāmus, ornātis, ornant. – Ага, хорошо. Теперь Саша, твоё слово «петь». Задание то же. Дорохова выпрямилась, откинула волосы за спину и начала отвечать на вопрос. А пока ни о чём не подозревающие студенты и преподаватели торчали на уроках, над горой сгущалось зло. Оно прилетало постепенно со всех уголков страны, покрывая невидимой пеленой купол Медного бульвара, запечатывая входы и выходы, обволакивая каждый угол и каждую улицу академического корпуса, медленно спускаясь по каменным стенам на нижние этажи. Прозрачным потоком оно подползало к школьной администрации, впечатывалось в каждую трещину, заползая в двери и окна. Наблюдая. Всего лишь – наблюдая и собирая нужную информацию. Анна Мороз резко открыла глаза. Её разбудило странное чувство, словно по её груди кто-то полз, перекрывая доступ кислороду. Она пару секунд вглядывалась в тёмно-зелёной полог кровати широко открытыми глазами, а потом медленно повернула голову направо. Налево. Ничего. Рядом с ней на кровати, раскинув руки в стороны, спала женщина. Её голая грудь размеренно вздымалась в такт дыханию, волосы рассыпались по подушке. Она была красивой. Одной из самых красивых женщин, которую Анна встречала за свою долгую – слишком долгую – жизнь. … это всё равно не она… Не она. Потому что с ней никто и никогда не сравнится. Она была другой. Необычной. Выделяющейся. От одного взгляда на неё у Анны перехватывало дыхание, а сердце начинало стучать быстрее. Жаль, что между ними всё так закончилось. Но по-другому не могло быть. Потому что каждый раз, когда на кону стояло что угодно и они, выбор был очевиден. Для них она пожертвовала бы всем. Абсолютно. Даже ею, некогда просто красивой милой девушкой, а в тот вечер – угрозой. Она не оставила ей выбора. Она была сама виновата. Анна перевернулась на бок и попыталась снова уснуть, но чувство, что за ней кто-то наблюдает, не исчезло.