Злая Сила, или могила Миранды Браун

В сорока километрах от страстей, развернувшихся на кладбище Пасифик Вью Мемориал, в Дауни, который страшный ураган обошёл стороной — лишь надоедливая изморось повисла в воздухе на какое-то время, — Джеймс Хэтфилд уже собирался идти в постель, даже не подозревая о том, что мог стать для кого-то причиной ночных кошмаров, и уж тем более — поводом для призыва духов! Обычно летом, если не было подработки, он ложился спать гораздо позже, но не в этот раз: ранним утром им со старшим братом предстояло отправиться на рыбалку, и встать нужно было в четыре! Как ни любил Джеймс поспать до обеда, но отказаться не мог: во-первых, парень считал, что был слишком многим обязан Дэвиду. Месяц назад тот, обзаведясь собственным домом, забрал его от отца жить к себе. Во-вторых, с момента распада группы, той самой, где Джеймс играл на ударных, и гибели от рака их матери год назад (на похоронах которой братья увиделись впервые за три года), они отдалились друг от друга. И, встретившись вновь, с разочарованием убедились в том, что пропасть между ними чудовищно глубока. И что десятилетняя разница в возрасте едва ли сближает после такой долгой разлуки. Дэвид отстриг некогда длинные волосы, отрастил внушительный пивной живот, сменил спандекс и кожу на форму помощника шерифа, женился, гитару теперь брал в руки от случая к случаю, а на некогда общую с Джейми мечту: выступить на одной сцене с Великим Оззи Осборном, — теперь смотрел со снисходительной усмешкой циничного и разочарованного в жизни взрослого. При каждом удобном случае он намекал сводному брату, что пора бы и ему поставить перед собой цель посерьёзнее, поосязаемее и заняться «настоящим» делом, правда на закономерный вопрос, что из себя представляет это самое «настоящее» дело, как правило, не отвечал. Рок-н-ролл «новый Дэйв» сравнивал с корью или ветрянкой: можно переболеть в детстве, но не дай бог подцепить в более старшем возрасте! Впрочем, пока что Дэйв с его нудными нотациями не сильно досаждал Джеймсу. Поворчит и махнёт рукой: пусть, мол, бренчит младший братец в гараже. Зато не путается под ногами, учится хорошо (а следовательно, может претендовать на стипендию от какого-нибудь колледжа и в скором времени съехать в общежитие); где попало не шляется, в общем — не отсвечивает. Хватало и его сестры-погодки. Слава богу, та сразу после похорон матери свалила в закат с бойфрендом. По слухам, они поженились в Неваде*. Из общих точек соприкосновения между братьями остались лишь рыбалка и охота — «истинно мужские», «правильные», по мнению «нового Дэйва», хобби. А также просмотр «Коломбо», хотя Джеймс и не понимал, зачем человеку, работающему в полиции, ещё и дома наблюдать за буднями копов. Но спрашивать не решался. Более того — ему нравилось каждый вечер спорить с братом, гадая, как несуразный лейтенант раскроет очередное преступление. Кто оказывался ближе к истине — тот и победил. Джеймсу очень хотелось проводить с Дэвидом больше времени, дружить с ним, как раньше, потому он и согласился отправиться в самую рань на Сан-Габриэль**. Хотя и догадывался, что его пригласили лишь потому, что начальник брата — шериф МакМиллан, сломал ногу и отказался от поездки. В-третьих, Моника, супруга Дэвида, позвала подруг, чтобы вместе заняться аэробикой по кассете Джейн Фонды***(для этого она даже приобрела ультрамариновый купальник с тигровым принтом), а после девушки собирались сыграть партейку в бридж, пропустив по бокальчику хереса, попутно перемывая косточки соседям и коллегам. На этом девичнике Джеймсу делать было решительно нечего — он бы только всех смущал. В-четвёртых, Рон, как назло, должен был улететь в Массачусетс вместе с родителями — навестить хворающую бабушку, потому и планы о внеочередной репетиции строить было бессмысленно. А между рыбалкой и трескотнёй девиц проще было выбрать меньшее из зол. Хотя, на деле ещё неизвестно, что хуже. Но, так или иначе, выспаться Джеймсу этой ночью было не суждено. — Стук!.. Тук!.. Тук!.. — Едва голова мальчика коснулась подушки, как кто-то начал кидаться щебёнкой в форточку. Ему пришлось подняться с постели. — Рон, нахера?! Первый этаж, стучать не пробовал?! — зашипел Джеймс, открывая окно. — Да Моника спалит, она меня на дух не переносит! — комично подкрадываясь ближе, словно воришка из детских мультфильмов, пробубнил Рон, но тут же осёкся, поняв, какую глупость сморозил: навряд ли Моника прониклась бы к нему симпатией, разбей он стекло в их с Дэвидом новом доме. — И поэтому ты решил расколотить ей окна? Залазь давай! — Джеймс протянул руку другу, чтобы помочь вскарабкаться на подоконник. — А почему ты тут? Ты разве не должен был уехать? — Кому должен — всем простил! Бабушка, как обычно, оказалась настолько больной, что сама прилетит к нам послезавтра из Салема — что намекает… — Отмахнулся Рон. — Собирайся, ты чего, в трусах пойдёшь?! — Куда?! — Непонимающе уставился Джейми на приятеля. — К бабушке на пирожки! — фыркнул Рональд, глядя на него, как на умалишённого. — На могильник тонгва****, идиот, сегодня же полнолуние! — Джеймс широко распахнул глаза, заливаясь краской. За всей этой суматохой с переездом, безрезультатными поисками ударника, рыбалкой и прочей рутиной, он и правда забыл об их с Роном планах. А они-то уж были пограндиознее приобщения к творчеству оркестра комаров на речке и мучения барабанных перепонок прослушиванием очередного повелителя кастрюль, вроде коротышки из Ньюпорта (о котором Джейми почему-то сейчас вспомнил, копошась в шкафу в поисках спортивного костюма)! — Ну, ты готов?! — Не унимался Рон. — Да не ори ты! Всех перебудишь! Будет тебе и тонгва, и клад, и всё на свете! — громким шёпотом отчитал его друг, напяливая флисовый шот с эмблемой Калифорнийского технологического, купленного в этом самом университете на дне открытых дверей. — Давай быстрее! — не прекращал шипеть Рон, подгоняя его. Вскоре Джеймс, полностью одевшись, полез под кровать. Повозившись там с полминуты, он извлёк прямоугольную бутыль, при скудном освещении напоминающую огромный флакон сиропа от кашля. Не вставая с колен, парень открыл её и сделал большой глоток так уверенно, будто там была налита «Кока-Кола» или содовая. — Это та хуйня с оленем? — вопросительно прокомментировал Рон. — Угу, будешь? — со смаком проглотив содержимое, облизнувшись, подтвердил он, уже протягивая флягу другу, не дожидаясь ответа. — Ну… давай! Для храбрости! — не долго думая, согласился Рон, принимая бутылку. Глотнув травяного ликёра, он поморщил нос и зажмурился, не ожидая, что он окажется настолько крепким, но проглотил — настой всё-таки был приятным, и по вкусу напоминал лакричный сироп от кашля. Отхлебнув ещё немного, Рон отдал бутылку Джеймсу. Тот, удостоверившись, что крышка плотно закручена, спешно засунул напиток как можно дальше под кровать, за стопки ещё не расставленных по полкам и перевязанных шпагатом книг. Оглядев комнату ещё раз, Джеймс ловко перелез через подоконник. Рон поспешил следом. Окно его комнаты выходило прямиком на посадки, через которые и лежал путь юных авантюристов. Хотя у обоих сосало под ложечкой от страха, они, не сговариваясь, решили не отступать. Ведь иначе сокровищницу индейцев непременно найдёт кто-нибудь другой — и тогда о собственной студии звукозаписи, новых инструментах и дебютном альбоме, придётся забыть очень надолго! А клад, как гласило предание, открывался людям лишь раз в сто лет при полной Луне! Огорчало то, что, согласно старинной индейской легенде, ни кирку, ни лопату, ни мешки для драгоценностей, ни даже оружие для защиты от грабителей брать с собой было нельзя: иначе всё золото превратится в песок, и кладоискатель уйдёт несолоно хлебавши. Впрочем, Рон и Джеймс решили, что пару-тройку золотых слитков (если, конечно, таковые окажутся) спрятать и унести они сумеют. Куда больше их — как, наверное, и большинство ребят их возраста в Дауни, — пугала перспектива встречи с бандой Чарли Гроссмана. Уж он-то (к величайшему сожалению, наверное, всех жителей города), в отличие от эфемерных сокровищ из красивой сказки, существовал точно, и встреча с ним и его шавками в любое время дня и ночи, с лопатой или без, не сулила ничего хорошего. Мощный детина ростом примерно с Джеймса, но визуально кажущийся значительно выше и крупнее из-за своих внушительных габаритов, он не владел и половиной слов из усреднённого лексикона его ровесников, а его интеллектуальный коэффициент по Векслеру еле перевалил за отметку в семьдесят баллов*****, но это ничуть не помешало Чарли сколотить банду, наводящую ужас почти на весь Дауни. Он и его подпевалы — худющий и кособокий Вуди Тейлор и крепкий, коренастый, напоминающий бульдога, стриженный под ёжик, в кожаном шипастом ошейнике (придававшем ему ещё большее сходство с собакой), который, казалось, и отделял огромную лысую голову от остального тела, косолапый Гарри Фицджеральд, — к своим семнадцати успели стать завсегдатаями полицейского участка. И неспроста. Тремя годами ранее Чарли и компания попытались ограбить продуктовый магазинчик «У Джерри». Вовсе не потому, что голодали, и даже не потому, что им не хватало денег на банку «Будвайзера» — в тот день Чарли и Вуди знатно поживились мелочью, отобранной у младшеклассников, но… зачем же платить, когда можно не платить? Но малолетние хулиганы тогда попали впросак, прогадав со сменой. Они рассчитывали, что попадут на новенького продавца — доходягу-Луи, и уже мысленно распихивали дневную выручку из кассы по карманам. Но в ту субботу за кассу встала сама хозяйка магазина — угольно-чёрная, дебелая, дородная, выше шести футов ростом, напоминающая каменного языческого идола — Джеральдина «Джерри» Ллойд. Разумеется, как и все горожане, женщина была наслышана о Гроссмане и его выходках, но в отличие от соседей, не вздрагивала при упоминании его фамилии. Сорок лет назад, когда она ещё жила в Джорджии, ей, школьнице, не раз доводилось вместе с матерью снимать урожай «странных фруктов»****** с тополей, посеянный Ку-Клукс-кланом. После этого — перетерпеть все тяготы расовой сегрегации, позднее — многочисленные протесты против неё, а затем — потерять во время подавления одной из таких забастовок и единственного сына, и горячо любимого супруга. Спустя годы скорби, как считала сама миссис Ллойд, её чувства, в том числе страх, полностью атрофировались — что ей какая-то кучка малолетней шпаны из трейлерного захолустья? Тем поздним вечером, она, заметив, как Тейлор и Фицджеральд шарятся по полке с чипсами (их предводитель предусмотрительно остался на улице), спокойно наблюдала за ними, делая вид, что не замечает, как грабят её магазин. Уловка сработала: кривой Вуди и бульдог-Гарри, уверовав в собственную безнаказанность и потеряв всякую осторожность, направились к кассе за деньгами. Правда, из оружия у них была только одна бейсбольная бита на двоих. Но не успел Фицджеральд замахнуться, как Джерри, не выходя из-за кассы, невозмутимо вытащила у него из рук эту самую биту. Для неё это оказалось так же просто, как забрать конфету у ребёнка! Он и Тейлор опешили: к такому повороту событий хулиганы уж точно были не готовы! Они надеялись на лёгкую победу, думая, что ограбить магазин в её смену будет ещё проще, чем в смену доходяги-Луи: ведь мама Джерри, хоть высокая и крупная, но всё-таки — женщина, к тому же, немолодая; а потому, как считала банда, с лёгкостью расстанется с выручкой, едва увидев занесённый над головой снаряд. Но стоило ей выпрямиться во весь немаленький рост, а потом величаво выплыть к ним из-за прилавка, отрезав любые пути к отступлению, их ноги тут же стали ватными. — Я могу вам чем-то помочь, господа? — нарочито вежливо заговорила она своим грудным бархатистым контральто. — Ну мы это… Ну мы… Ну мы, это… Ну это самое… Ну пойдём? — только и смогли выдавить из себя несостоявшиеся грабители. — Не так быстро, — ухмыльнулась Джерри, и, глядя прямо в округлившиеся глаза бульдога-Гарри, подняла что-то невнятно мямлящего кривого Тейлора, перевернула его головой вниз, словно куклу, и начала трясти. Из его многочисленных карманов и из-за пазухи, как из рога изобилия, тут же посыпались упаковки наворованных снеков. Затем она, буквально перекинув его в воздухе и перехватив за шиворот, кинула хулигана в открытую заранее дверь подсобки. Он с криком приземлился прямо на ведро, тут же больно получил по голове шваброй, а на стеллаже, в который и влетел Вуди, перевернулась открытая коробка с порошком, и просыпалась прямо на его макушку и плечи, из-за чего тот стал похож на снеговика в рождественском стеклянном шаре. Ошарашенный Фицджеральд стоял как вкопанный, когда миссис Ллойд повернулась к нему: — Ну что, платить будем? — Тот молчал, не двигаясь с места. — Ладно, сами напросились. С этими словами женщина спокойно закрыла подсобку на ключ и ушла к телефону — вызвать полицию. Нечего и говорить, что к этому моменту заводилы Гроссмана уже и след простыл. Впрочем, по закону штата, малолетние хулиганы не получили даже трёх дней общественных работ. А вот маму Джерри пожурили и пригрозили реальным тюремным сроком за якобы нападение на несовершеннолетних (кривой Вуди знал, как выбить слезу, приукрасив историю с попаданием в подсобку так, что впору было снимать триллер, где они с Фицджеральдом — случайные жертвы обстоятельств, а Джеральдина Ллойд — настоящий монстр!). С тех пор её жизнь стала невыносимой. Каждое утро на пороге своего магазина женщина находила кучи мусора или поскальзывалась на вылитых помоях. Витрины были расписаны расистскими лозунгами и неумелыми граффити, изображавшими белые треугольные капюшоны с черными пустыми глазницами. Ей и Луи приходилось являться на работу за час-полтора до открытия, чтобы успеть оттереть всё безобразие и убрать мусор. Все были в курсе, чьих рук это дело, но предъявить банде ничего не могли. Если даже судья не знал, как наказать наглых малолеток: по закону они ещё считались «неспособными» совершить преступление*******, — то простые люди могли лишь сочувствовать Джерри Ллойд. Некоторые сердобольные иногда приходили помочь оттереть портреты ку-клукс-клановцев с витрин её лавочки, и на этом всё. Оставшись без наказания, Гроссман и прихвостни почувствовали себя настоящими королями города, натуральными гангстерами, сродни Аль Капоне! За месяц в Дауни резко увеличилось количество «случайно упавших» школьников (которые, падая, «теряли» карманные деньги или чемоданчики с ланчем, если мелочи не оказывалось), вандализма — магазинчик «У Джерри» стал не единственным местом, которое решили превратить в арт-объект, — а самое жуткое: горожане всё чаще обнаруживали замученных насмерть бродячих животных. Все знали виновных, но сделать никто ничего не мог: во-первых, не хотели попасться за самосуд, как мама Джерри, а во-вторых, после случая в её магазине, считали обращение в полицию пустой тратой времени. Потому просто разводили руками, сокрушались и шли дальше по своим делам. Да, кого-то из троицы периодически отлавливали патрульные за письмом нецензурных слов на стенах или поджоге мусорных баков, но максимум, что им грозило — отсидка в участке до прихода их родителей — наркоманов со стажем, многодетной алкоголички из трейлера и полубезумного безработного реднека. Надо ли говорить, что этим «родителям» было откровенно всё равно на поведение отпрысков? В любом случае, границы дозволенного Гроссмана и его друзей были расширены до невероятных пределов. Когда хулиганы попали в больницу, городок ненадолго вздохнул с облегчением. Апофеозом беспредела Гроссмана и компании стала кошка Джеки — питомица миссис Ллойд, выпотрошенная и распятая прямо на персиковом дереве в её собственном саду. Возвращаясь с работы раньше, Джерри, заметив окровавленную, с зияющей ярко-алой раной в животе, из которого тянулись кишки почти до самой земли, облепленную мухами тушку с остекленевшими глазами, некогда бывшую белоснежной, словно облачко, пушистой красавицей, обрушилась на колени перед ней, словно скала во время десятибалльного землетрясения. Она уже видела такие же поблекшие, выпученные глаза и раскрытые в немом крике рты, но не у кошек. На Юге. Мужественно переносившая все издевательства и нападки, сейчас она тряслась, словно в лихорадке, рыдая во весь голос. На её плач сбежались соседи, в том числе шериф МакМиллан, живший в коттедже напротив. Полицейский виновато стоял поодаль, у самой калитки, не проронив ни слова. Джеймс, которому миссис Ллойд давала уроки игры на фортепиано пока не открыла продуктовую лавку: с его ныне почившей матерью они были близкими подругами и коллегами по местной филармонии, пока обе не ушли оттуда; его сестра, друг Рон МакГовни и ещё пара ребят — бывшие ученики миссис Ллойд, — вызвалась похоронить несчастную Джеки, а потом помочь миссис Ллойд оттереть ствол от её крови. На четырнадцатилетнего Джеймса инцидент произвёл неизгладимое впечатление. Он побледнел, как полотно, и практически не моргал всё время, пока они мыли ствол. А когда трупик положили в обувную коробку, вызвался сам похоронить любимицу на берегу озера в Уайлдернесс-парке — миссис Ллойд очень любила там бывать, когда выпадало свободное время. На следующий день вся троица «гангстеров» попала в травматологию: Чарли Гроссман — с переломами обеих рук и ног, его друг — бульдог-Гарри — с раздробленной ступнёй, а кособокий Вуди Тейлор «отделался» фингалами под обоими глазами и лёгким сотрясением мозга. Жители ликовали. А после этого совпадения с безвременной кончиной кошки и травмами банды Гроссмана, в городке, где почти вся детвора, без оглядки на пол, мечтала стать астронавтами, а что такое космический челнок и программа «Аполлон»********, узнавала быстрее, чем о приключениях Тома Сойера и Джонни с его яблочным зёрнышком*********, горожане и горожанки, как в самой отсталой деревне на краю мира, толпами, под покровом ночи, надеясь, что никто из соседей не увидит, потянулись к дому мамы Джерри, прихватив деньги, дорогой алкоголь или ювелирные украшения. Кто-то надеялся наладить свой бизнес посредством чёрной, во всех смыслах, вуду-магии, к жрицам которой темнокожую миссис Ллойд, негласно причислили; кто-то — вернуть гулящего мужа в семью; кто-то — поправить здоровье, своё или близкого. Мама Джерри стала очень уважаемой в Дауни женщиной. И даже Гроссман с его дружками, когда с них наконец сняли гипс, обходили дом и магазин Джеральдины десятой дорогой. Да, они не прекратили отбирать деньги у школьников и поджигать мусорные баки, но стали аккуратнее, к тому же — пятнадцатилетие было не за горами, а это значило, что совсем скоро по закону они перестанут считаться «неспособными совершить преступление». *** — Про Джонсона ничего не слышно? — поинтересовался Рон. Идти по ночным посадкам молча было некомфортно, а от вопроса о пропавшем две недели назад парне из параллельного класса стало только хуже. И зачем Рональд вспомнил о нём, Алексе Джонсоне, именно сейчас? Они даже никогда не общались. — Нашёл о чём спрашивать! — буркнул Джеймс, пожав плечами. — Мне тоже интересно, он ведь не первый. Я случайно подслушал разговор Дэвида и Моники… Короче, в Ньюпорте, Сил-Бич и Ирвине тоже начали пропадать школьники. При таких же странных обстоятельствах. Дэвид узнал от его матери, что он вроде собирался доехать автостопом до Лос-Анджелеса — вроде бы в какой-то клуб на концерт. А домой так и не вернулся! Дэвид говорит, все эти ребята тоже ловили попутки. Кстати, насчёт Ньюпорта! Интересно, как там тот коротышка с кастрюлями? Надо было его тогда проводить, что ли… — Не парься! Что-то мне подсказывает, что он в полном порядке, — махнул рукой Рон. — А если нет? Нужно было пойти за ним до станции и удостовериться, что он сел именно в автобус, а не к кому-нибудь в машину! — Джеймса кольнуло где-то в груди внезапное, острое чувство вины, возникшее непонятно откуда. — Перестань! У нас сейчас куда больше шансов пропасть, чем у него. Лежит себе, дрыхнет, десятый сон видит! — Рон огляделся по сторонам. — Я уже не уверен, что нам вообще стоило идти. Хрен его знает, есть ли там хоть чья-то заначка десятицентовиков. Хэтфилд, чтоб я ещё хоть раз тебя послушал!.. — А что ты предлагаешь?! Много мы с тобой в том месяце заработали на заводе наклеек? Или опять газеты развозить? Мы так не то что на альбом или студию, мы на струны для гитары не наскребём! — парировал Джеймс. — Не найдём — пойдём по домам! И вообще, не хочешь — не иди, сам схожу! — Нет уж! Одного я тебя не пущу! Давно на Гроссмана с его приматами не нарывался?! Золото из индейской усыпальницы было последним шансом ребят раздобыть средства на новое оборудование. Старенький «Гибсон», прошедший ни через одну пару рук, купленный у парня из выпускного класса в прошлом году за семьдесят долларов, (который, к слову, и сам не помнил, как к нему попала эта гитара), совершенно не держал строй. А временами, стоило подключить его к комбику, начинал трещать, как счётчик Гейгера возле АЭС. Микрофон и колонки, повидавшие ещё группу Дэйва и Джеймса, были примерно в таком же состоянии, потому их, в отличие от ударной установки так и не удалось продать. Новенького баса Рона  — родители подарили на прошлый день рождения, узнав об увлечении сына музыкой, — было мало, а на что-то большее рассчитывать не приходилось. И даже гараж скоро придётся освободить, когда оттуда вынесут оставшиеся после переезда вещи, и Дэйв загонит туда свой «Бьюик Уайлдкэт» — наследство его отца. Родители Рональда нехотя, но разрешили юным музыкантам обосноваться в одном из их бунгало в Лос-Анджелесе, больше не годном для сдачи в аренду. Но, чтобы обеспечить там хотя бы звукоизоляцию, нужны были деньги. И не те, которые можно скопить с летней четырёхчасовой подработки на фабрике за минимальную ставку. А поскольку, что чета МакГовни, что Дэйв, относились к увлечению ребят скептически, то и спонсировать ремонт не собирались. Да, можно было отправиться на одну из студий в Лос-Анджелесе, но запись со сведением, мастерингом и прочим причёсыванием только одной песни, стоили очень дорого. И это при условии, что в группе полный состав, и не пришлось бы платить сессионщикам. Ударнику, например. За деньги можно было решить и проблему с кадрами. Вот только где их взять двум семнадцатилетним подросткам, по крайней мере — легально? Про индейский клад в городке говорили, сколько ребята себя помнили. Наверное, каждый житель Дауни, в детстве, хоть раз в жизни пытался отыскать его, вот и Джеймс с Роном не стали исключением. Джеймс даже провёл пару дней в городской библиотеке, чтобы найти больше информации о легенде и о том, когда хотя бы приблизительно должно исполниться сто лет со дня последнего появления клада. Ему удалось найти первые упоминания о примерном местоположении могильника и о том, когда его якобы открывали. В хрестоматии фольклора коренных народов штата Калифорния. И по правде говоря, это его воодушевило: он вычислил наиболее точную дату в отличие от остальных кладоискателей-любителей. Джеймс на полном серьезе надеялся найти сокровища тонгва, несмотря на то, что ему было уже семнадцать, и для его возраста эту надежду посчитали бы несколько наивной. Также он до сих пор грезил о карьере рок-звезды и выступлении с Оззи Осборном. Он верил, что это реально. А колледж был планом Б, если Дэйв окажется прав, и мечту о большой сцене действительно придётся оставить. — Джеймс, слушай, а Гроссман может быть в этом как-то замешан, ты как думаешь? — Нет конечно! Ты сам посуди: он должен быть, как и мы, в выпускном классе, а он до сих пор в восьмом. Если бы он даже попытался выкинуть нечто подобное, сразу бы облажался — он же тупой, как горилла. Максимум, на что его хватит — мелочь отобрать у мелкоты, да мусорку спалить. Да и зачем похищать Алекса? Джонсоны не богаты, много с них не получишь. А какие ещё причины для похищения, чисто теоретически, могли бы быть у шайки Гроссмана? И как бы Гроссман, или Тейлор и уж тем более Фицджеральд, смогли бы его куда-то выманить? У нас каждая собака знает их в лицо!.. Нет, точно нет! — уверенно констатировал Джеймс. — А по-моему, Хэт, ты детективов пересмотрел, — возразил Рон, — Может, придумали они это не сами, но ведь их мог кто-то… направить, ведь так? За какое-нибудь, ну скажем, вознаграждение. Или чтобы с ними самими так же не расправились! Это только в кино уголовники обаятельные и богатые красавчики, а в реальной жизни есть уроды похуже Гроссмана! — И кто тут из нас детективов насмотрелся? — съязвил Джеймс. — Уверен, что этот похититель нашёл бы исполнителей поумнее. Да и потом — что насчёт Ньюпорта и Ирвина? Не могли же они размножиться? — Так ведь недалеко же! — продолжал спорить Рональд. — И чего ты о них вообще вспомнил?! — не выдержал Джеймс. Разговоры об исчезновении подростков и банде Чарли Гроссмана совершенно не добавляли оптимизма. — Ну так-то они в основном по ночам орудуют, а тут не какой-нибудь огромный Нью-Йорк или Лос-Анджелес, где можно затеряться, потому и вероятность встречи с упырями в это время возрастает, как минимум, до Эмпайр, мать его, Стейт Билдинга, по-моему очевидно! — Джеймс вздохнул, молча согласившись с другом. Но и признавать очевидное безрассудство своей затеи не хотел: — Да? А кто кидал щебёнку мне в окно, м? Признай, ты хочешь найти клад не меньше моего! Хоть он и пытался успокоить друга притворно бодрым голосом, но чувствовал, что сердце вот-вот пробьёт грудную клетку и выскочит от страха. Ажурная грунтовая аллея в эту полночь казалась зловещей, несмотря на то, что тучи рассеялись, и вышла как никогда яркая, круглая Луна, чей свет восполнял скудное освещение улицы. Каждая хрустнувшая под ногой веточка могла довести до сердечного приступа. Наконец Джеймс и Рон вышли на пустырь, на котором индейцы-тонгва, если верить хрестоматии, должны были устроить могильник, в котором, помимо почивших вождей, и было закопано несметное количество золота. Но настоящий ужас ребята испытали после того, как обнаружили, что они тут не одни. — Накаркал… — вздохнул Джеймс, укоризненно глянув на друга. На пустыре, где жители трейлерного парка устроили свалку, которую местная администрация не видела в упор, вокруг подожжённого бака, словно для какого-то зловещего ритуала собрались трое: шифоньерообразная фигура, почти закрывшая собой высокие языки рыжего пламени; тощий низкорослый мальчишка, скрюченный, словно вопросительный знак, а напротив них — коренастый, бритоголовый тип, растопыривший руки так, как будто он хотел посушить у костра подмышки. Джеймс и Рон сразу догадались — Гроссман и его бессменные компаньоны пришли сюда замучить очередное животное. Почти над самым огнём, насколько это было возможно, чтобы не обжечься, Гроссман крепко сжимал трепыхающийся мешок из которого слышался душераздирающий, сдавленный писк. В это мгновение, на Джеймса будто бы вновь взглянула своими стеклянно-мутными глазами мёртвая кошка миссис Ллойд, и он, забыв про всякую осторожность, ринулся навстречу тумакам. Рональд на мгновение потерял дар речи, — и кинулся вслед за ним, пытаясь ухватить за рукав и утащить обратно в укрытие. — А ну-ка отпусти, Гроссман! — рявкнул Джеймс, приблизившись почти вплотную к Чарли. Тот повернулся к ребятам — а с ним, как по команде, и его шавки. — А если не отпущу, то что?! — спросил он, демонстративно сжав дергающийся свёрток, а Фицджеральд и Тейлор заржали, подзадоривая своего лидера. — Расскажешь своему тупому братцу-копу или папочке-святоше, Джейми? — Джеймс, пошли отсюда! Хер с ними, хер с ними… — сглотнув комок, тихонько, взмолился Рон, вцепившись в напряженное предплечье друга. Но тот его будто не слышал. — Животное выпустил из мешка! — Рональд тихо охнул и застыл, как кладбищенское изваяние. — Хэтфилд, а чо эт тебя от отца увезли? Папаня тебя… того? Ты теперь гомик?! Слышь, а жирный Дэйв тебя насовсем забрал — второй женой, или так — поразвлечься?! — презрительно оглядев Джеймса, притворно участливо поинтересовался Гроссман, сдавив тряпичный свёрток так сильно, что тот перестал дергаться. Тейлор и Фицджеральд начали улюлюкать, одобрительно похлопывая по плечам приятеля. В следующий миг, то ли от нахлынувших эмоций, вызванных словами Чарли Гроссмана, то ли для придания своему неказистому виду опасности, Вуди Тейлор схватил какую-то деревяшку с торчащими из неё гвоздями, опустил её в бочку с огнём и начал размахивать ею из стороны в сторону. Это стало одним из самых неудачных решений в его жизни. И тут глаза Джеймса, которые он не сводил с Чарли Гроссмана, из голубых сделались совершенно белыми; он, не говоря ни слова, резко убрал со своей руки ставшую влажной ладонь Рона, и, под непрекращающийся гогот хулиганов, ринулся прямо на мельтешащего с начавшей обугливаться, дымящей палкой Тейлора. Он выхватил её, оттолкнув кособокого Вуди в кучу мусора, и со всей силы хватил себя по щеке торчащими, ещё красными гвоздями, проткнув её насквозь, как протыкают пакет для запекания зубочисткой. А потом, будто совсем не чувствуя боли, резко дёрнул деревяшку вниз. На секунду воцарилось полное молчание, послышался лишь характерный чавкающий звук разрывающейся плоти. — ХЭТ, ТЫ ЁБНУЛСЯ?! — взвыл Рональд, выйдя из оцепенения. — СТО-ОЙ! — У него… У него… кровь! Что ты… Что ты сделал?! Кожа повисла… клоками! — запричитал, разорвав, образовавшуюся в воздухе, тяжёлую тишину Гарри Фицджеральд, сползая вниз по горящей бочке. Внезапно Чарли Гроссман с воплем выпустил из рук завязанный мешок, схватившись за продырявленную щёку, представляющую из себя раскуроченный, исполосованный кусок дымящего фарша. Огромный белый череп на его футболке — маскот группы Мисфитс, оскалился зловещей алой ухмылкой, когда на него попала кровь, лившаяся сквозь пальцы бугая. У Рона от этого зрелища закружилась голова, и он потерял сознание. Вуди Тейлора вывернуло прямо на кроссовки. — Убирайтесь! — абсолютно не своим, загробно-ледяным, лязгающим голосом произнёс Джеймс, резко повернув голову в сторону Гарри Фицджеральда, закрывающего руками лицо и скулящего, будто побитая собачонка. На его джинсах в районе паха темнело огромное пятно. Джеймс вновь занёс палку над собственным бедром, и не успел он коснуться его, как Тейлор и Фицджеральд, не верящие в происходящее, подхватили под руки Гроссмана, не прекращающего в шоке ощупывать всё, что осталось от его щеки, и потащили его прочь с пустыря. Джеймс откинул дымящуюся палку, машинально отряхнул сажу с абсолютно целой щеки, опустился на корточки перед завязанным мешком, который вновь шевельнулся, и быстро развязал его. Из кулька на него взглянули два янтарных раскосых глаза. Измученный зверёк из последних сил подполз ближе к свету, высунув голову полностью и показав Джеймсу чёрно-рыжие уши. Мордочка животного была практически чёрной от сажи и гари, а пасть туго затянута проволокой. Это был лисёнок. Вернее — совсем молодой лис. Джеймс аккуратно распутал проволоку. Животное фыркнуло и, испуганно взглянув на своего спасителя, высвободило чёрную переднюю лапу из тряпичного плена. Джейми понял, что сам идти зверь не может. Парень, недолго думая, подхватил мешок с лисицей и ринулся к Рону. Он легонько похлопал друга по щекам, и тот, поморщившись, открыл глаза. — Джеймс… Джей… Ты их это… Того… Сначала ты себя — палкой, а у него!... — Бурно жестикулируя, не успевая за собственными словами и мыслями, хрипло заговорил Рон, поднимаясь на ноги. Джеймс тут же подхватил его свободной рукой, подставив плечо, и они поковыляли прочь с пустыря. — Ты бредишь, дружище, ты был без сознания, — вполне убедительно возразил Джеймс. Рон успокоился, услышав настоящий голос лучшего друга. — Я просто их припугнул этой палкой. Потом мы подрались, мне… Мне чуть нос не расквасили! Рон обратил внимание на то, что лицо его друга было в полном порядке, не считая пыли и растертой по щекам сажи. Поскольку лица, отделанные импровизированной раскалённой палицей должны выглядеть иначе, парень тут же поверил, что акт демонстративного садомазохизма — всего лишь его бредовая предобморочная галлюцинация. — Это кто? — кивнул он головой в сторону лисицы. — Сокровище, — глубоко вздохнул Джеймс, взглянув на найдёныша. — Если это не какой-нибудь индейский дух, гадящий золотом, то я с него лично шкуру спущу, и с тебя, Хэт, тоже! — пригрозил Рон. — Пошли быстрее! Заночуешь у меня. А перед Дэйвом как-нибудь отбрешусь. — Само собой, у тебя! Своим я именно это и сказал. Надеюсь, Моника уже спит? — Спит, конечно! Сейчас, наверное, часа два. — А с этой что делать будем? — кивнул Рональд на лисицу. — Завтра подумаем.