***
Спустя месяцы трудов в тренировочном зале, Хёнджин смог достигнуть тех результатов, чтобы оставаться в команде. Всё свободное время от учёбы он старался заниматься: было большое количество ушибов, когда связки чуть ли не рвались, но Хёнджин не останавливался — им движет цель. И он, даже, её достиг, ведь сегодняшним вечером выступал на сцене с другими не менее талантливым ребятами. Сейчас, когда весь предконцертный стресс миновал и появилась возможность оторваться в фойе, где был шведский стол; Хёнджин легко улыбался и бродил меж различной еды, гордясь собой и сегодняшним показательным выступлением. Но все радости жизни когда-то обрываются, и приходит нечто похуже. — О, это же тот педик, который вечно танцует. Когда Хёнджин вышел из здания, в надеждах быстрее вернуться домой, его кто-то окликнул. — Мы знакомы? — без эмоционально уточнил он. Два парня, возможно, его же возраста, сгорбленные подошли к нему вялой походкой — явно не трезвые. — Я говорю: что ты педик из выпускного класса. — Прикольное клеймо, однако, — Хёнджин кивнул головой, — я пойду тогда? — Ага-ага, конечно, прям так мы тебя и отпустим, — угрожающе хрюкнул второй. — Хотите присоединиться к рядам педиков? — Хёнджин положил руку на живот, чуть скрючившись в порывах неконтролируемого смеха. Но его остановили. Смачным ударом в нос, что он аж завалился на лавку рядом. Парни начали мельтешить возле, точно паникуя из-за случившегося. — Черт, Сон Ву! Ты, кажется, его грохнул! — подался один из голосов. — По сути, надо сваливать. А дальше послышался лишь суетящийся шум подошв по асфальту. На самом деле, те парни и не сильно-то ударили, немного кровь потечёт да перестанет, только сам факт того, что его назвали «педиком» буквально из-за его хобби печалило. С каких пор искусство стало определять сексуальное влечение к своему же полу? Так ещё и подобрали слово с настолько грубым оттенком, обидно. Сидеть на лавке с кровавым носом было удручающе, вставать и идти домой лень. Поэтому Хёнджин достал телефон, собираясь вновь написать Феликсу. Вспомнил о том, что тот не любит сообщений — решил позвонить. Гудки шли настолько неимоверно долго, что слушать это звук уже успело наскучить, Хёнджин готов был даже сбросить вызов, только человек по ту сторону трубки егоуспел опередить. — Ты снова куда-то вляпался, — в динамике послышался глубокий голос друга, который через сенсоры был ещё ниже, чем обычно, и почему-то Хёнджину очень бы хотелось услышать этот голос в виде шёпота на самое ухо. Казалось, парень не спрашивал, а утверждал, ведь уже привык к тому, что его друг постоянно попадает в передряги. — Да, и сейчас весь обледеневший и в крови сижу на лавке возле комплекса, — буднично ответил Хёнджин, потирая свободной рукой глаз. — Жди меня и не вляпайся куда-нибудь снова! Было бы странно, если бы Хёнджин не согласился бы насчёт того, что ему нравится, когда Феликс приходит к нему «на помощь»; потом, правда, тот долго возмущался из-за опрометчивости друга, а после долгие объятия. Хёнджин не был тактильным, отнюдь, прикосновения людей к коже ему казались противными, потому что это для него казалось настоящим внедрением в личное пространство. Но Хёнджин был не против только в том случае, если это Феликс — в конце концов у каждого правила есть свои исключения. Сколько времени прошло с того, как Феликс сбросил звонок, Хёнджин не помнил: обветренные губы начали щипать из-за частых облизываний, кровь под носом противно засыхала, скукоживая кожу, но Хёнджину было просто лень что-либо делать. — И как долго ты собрался здесь сидеть, моё горе? — над ухом что-то прохрипело, и Хёнджин вяло разомкнул глаза, осматривая силуэт перед собой. — Ждал, пока ты за мной придёшь, — глупо заулыбался Хёнджин, протягивая руки вперёд, — а теперь можем и домой пойти. — Действительно, — буркнул Феликс, поднимая несносного друга и кладя его руку себя на плечо, а свою руку на талию, — проще уж ко мне, до твоего к утру дойдём только. Их дружбу смело можно назвать странной, если посмотреть со стороны, то выглядели они совсем не как друзья. Минхо часто выражался, мол «смазливая парочка, которая не признаётся в этом друг другу, когда остальные давно поняли». Ни Феликс, ни Хёнджин ни разу не выясняли их взаимоотношения за пределами отметки «друзья»; им всего-то по семнадцать, да и за столько лет они привыкли быть просто друзьями, невзирая на зарождавшиеся чувства ещё несколько лет назад. Однажды в один свободный вечер Феликс пытался выяснить свое отношение по поводу симпатии к лучшему другу. Тогда ему было пятнадцать — пубертатный период, а девочки с класса и вовсе не привлекают, зато Хёнджин, который не может успокоиться в приступе смеха, беспрерывно бьющий по ляжке — несомненно да. Феликс никогда не считал любовь к своему же полу отклонением, точно нет. Осознание того, что всё естественно, и люди свойственны любить других людей, не обращая внимания на то, член у них или грудь, и на то, что имеется у них самих между ног. Только сам факт того, что ему начал нравиться лучший друг, озадачил. Весьма озадачил. Множество форумов мелькали перед глазами: «Почему я хочу трахнуть своего друга?», «Почему я хочу вылизать подругу?», вогнали в тягостные сомнения и, возможно даже, какого-то рода отвращение. Ведь проявление его платонических чувств шли врозь с содержанием статей. Неужели люди, как животные, вожделеют человеческие тела и больше ни о чем не заботятся? Неужели их главный мотив в отношениях — физическое, звериное влечение? Вечер, прошедший за квестом «найди нужный ответ» оказался провальным, и Феликс тогда уснул с ещё более запутанными мыслями, свернувшись в кровати; а на утро решил пустить все на самотёк — когда придёт момент, тогда и скажет, а пока и этого достаточно. С этим лозунгом Феликс спокойно прожил целых два года, наслаждаясь обществом Хёнджина и его вниманием к своей персоне. Этот случай с побитым Хёнджином он рассчитывал также отнести к фразе «потом как-нибудь», но скучающий, словно бедный щенок, друг так и просился быть зацелованным. А мысль отвести именно к себе — была спонтанной, чего уж таить. Весь настрой, как минимум заобнимать, угас в тот момент, когда они зашли в пустую комнату общежития: везде темно, как в гробу, видимо, сосед всё-таки ушёл на всю ночь, что только на руку Феликсу. — Садись, — Феликс мотнул головой в сторону своей кровати, — я пока найду хотя бы перекись, а то ещё сляжешь от столбняка из-за заражения крови. — Ах, — шумно простонал Хёнджин, отлипая от друга, — любишь ты, конечно, преувеличивать. Тем более, лицом я ни в какую грязь не падал, — обнадёжил он. — Верю-верю, — Феликс пытался найти в кромешной темноте коробку с медикаментами, но его поиски не увенчались успехом, поэтому он решил вылезти из-под кровати, только вот не рассчитал расстояние и ударился затылком о фанеру. — Чёрт! — Ликс, может, перекись под твоей кроватью? — Предложил Хёнджин, лениво шаря рукой по полу (совсем не обращая внимания на кряхтящего друга), и, о чудо, натыкаясь на коробку. — Кажется, я нашёл. — О, замечательно! — всю агрессию как рукой сняло. — Кстати, а почему ты свет не включаешь и говоришь шёпотом-то? — спросил Хёнджин, чуть подвигаясь, чтобы сел и Феликс рядом. — Потому что сейчас уже отбой, — Феликс обернулся к Хёнджину, приподнял бровь, словно друг сказал какую-то чушь, — и я, пока что, живу в общаге, и мне надо соблюдать правила, иначе выпрут метлой поганой отсюда. — А, точно, — глупо протянул Хёнджин, будто до этого не знал, — если ты собрался мне помочь с лицом, пожалуйста, не попади в глаза, а так — я весь твой, — заулыбался он, поворачиваясь всем корпусом к Феликсу. В этом сумраке все казалось куда более сокровенным, даже цветок, весь завядший и облетевший, казался чем-то особенным на подоконнике, а что уж говорить о человеке перед тобой! Хёнджин щурился, ожидая, когда Феликс наконец приступит, но тот сидел в ступоре и пялил в одну точку, а точнее на родинку под правым глазом. — Ликс? — Хёнджин устал ждать и приоткрыл один глаз, всматриваясь в силуэт. — Ой, я задумался, — опомнился Феликс, а затем похлопал по щеке друга ладонью, — давай закрывай, иначе я не сдержусь и точно попаду в глаз, — насмешливо пригрозил он, Хёнджину ничего не оставалось, и он закрыл глаза. Те хулиганы толком-то никак и не навредили, однако удар кулаком по щеке оказался немного больнее, чем должен был быть изначально, из-за кольца на пальце одного из пьяниц, — вот откуда и ссадина появилась. — Всё-таки любишь ты драматизировать, — подытожил Феликс, как только тщательно протёр лицо бедного друга. — Не драматизировал я! У меня серьёзно кровь шла! — Возмутился Хёнджин дуя щёки, его смоляные пряди, которые в темноте и вовсе сливались с окружавших парней мраком, закрыли лицо чуть ли не полностью. — Хорошо, — Феликс не желал больше пререкаться: во-первых, он хочет обнять Хёнджина, а, во-вторых, уже поздно и надо спать. Долго не думая, он решил обнять надувшегося друга и по-настоящему уснуть. Придвинувшись к нему, он осторожно прикоснулся к плечам и немного потёр их ладонями, успокаивая себя от нахлынувших эмоций, а после сцепил ладони на спине в медвежьих объятьях и завалился на подушку. Кровать была достаточно узкой для двоих, но что поделать: одну ночь смогут потерпеть, а утром уже и пожалуются за пинки по всем конечностям в течение ночи.***
Кто такой Джисон, чтобы отказываться? Правильно, поэтому после помощи Феликсу и Хёнджину с учебниками, он тихо ушёл по лестнице вниз, пока парни шуточно бранились, даже не заметив его за своими игрищами. В лаборатории Джисон ещё не бывал, но в первый день, когда Феликс благодушно провёл небольшую экскурсию по корпусам, он уже видел кабинет, который находился в самом конце коридора нулевого этажа. Видимо, администрация не хочет созерцать рядом с «интересным кабинетом, где проводят опыты» — как считают дети младших классов, лишних глаз. Электричество тоже знатно подкачало — его вовсе не было. Наощупь отворив дверь, Джисон заозирался по сторонам, пока не повернулся в сторону чего-то длиннющего: перед ним стоял скелет — весь в какой-то жидкости. Ему ничего не оставалось, как громко ойкнуть, ибо воображение выдало букет фантазий от самых жутких до пошлых насчёт сомнительной жидкости! Да и скелет такой правдоподобный, жуть! — Что, испугался? — сзади кто-то подошёл, что вновь почти вызвало у Джисона инфаркт, второй за последние пару секунд нахождения в полумрачной лаборатории. — Сегодня на практике показывали, как происходит расщепление плоти при выстреле, — буднично пояснил голос, водя ладонью по плечу застывшего Джисона, — но ты куда-то пропал на уроке. Стоп, в смысле пропал? Джисон добропорядочно отсидел полтора часа урока биологии, и преподаватель говорил об основных функциях дезоксирибонуклеиновой кислоты, но точно не об этом! — Минхо, сегодня проходили совсем другое, — Джисон понял, кому принадлежал голос с самых первых секунд, но решил подождать чего-то, — похоже, именно ты где-то витаешь, — и откинул ладонь со своего плеча, поворачиваясь лицом, — так что ты хотел продемонстрировать-то? — О, точно, — спохватился Минхо, — первым уроком я хотел показать тебе радугу, — а затем его лицо скривилось в лёгкой ухмылке, — но дождь ночью почему-то не прошёл, поэтому я покажу её через призму. Пошли! — и схватив Джисона за запястье, повёл в глубину кабинета. Потом Минхо отошёл к одной из парт, взял стул и поставил его по середине: — Садись. — Зачем ещё? — не понимал Джисон, хмуря брови. — Чтоб опять головой о кафель не долбанулся, — грузно выдохнув, Минхо закатил глаза. Джисон решил не отвечать на колкость (хотя так хотелось!) и сел на стул, сложив руки в замок, выжидая. Минхо снял маску и посмотрел в глаза напротив, таким пронзительным взглядом, что Джисон и не понял из-за чего поплыло перед глазами: от настойчивости одноклассника, который вперил свои глазищи, чуть ли не смотря в самый рот, а ладонь нагло положил на колено; или вновь из-за возникших цветовых всплесков? Отключился он также быстро, как и всегда, только теперь завалился не на твёрдую поверхность, а на спинку стула. У Минхо было минут десять найти объёмное стеклышко и какой-нибудь фонарь. Физику он совсем не учил, но за три года как-то запомнились свойства отражения света, так что он даже не воспользовался интернетом, дабы найти ответ, как провести свой «фокус». Джисон приоткрыл веки: было всё также темно, только мрак приобрёл синеватые оттенки, глаза болели не сильно, и не понять: уже выработанная привычка зреть мир цветастым это была, или просто дневной свет не поступал через плотно занавешенные окна и не мог раздражать роговицу. — Быстро ты, — усмехнулся Минхо, присаживаясь на корточки рядом со стулом. А после парень покрутил в руках призму и достал фонарь, включая его; линейный свет ударил прямо в глаза Джисона, и тот поморщился, резко отворачиваясь. — Прости, не заметил, — тихо хохотнул Минхо, загадочно щурясь. Его издевательства долго не длились и он перевёл свет на стёклышко в руках. Угол света отразился сквозь стекло на стену, Минхо крутил призму по-разному, ища нужный угол. Победоносно улыбнувшись тому, что Минхо смог одержать вверх над законами физики, он начал объяснять: — Проходя через призму, луч света не только преломляется, но и разлагается на различные цвета, поэтому сейчас ты и видишь семь цветных полосок. От увиденной картины, Джисон даже приподнялся и подошёл поближе к стене. Раньше он имел представление о радуге и даже легендах её появления, но вот видеть своими глазами — совсем иное! Я знал, что радуга состоит из семи цветов, я помнил, что первый цвет — это красный, а заканчивается фиолетовым; только видеть всё в красках было совсем по-иному. Сейчас я не различаю плотность серого оттенка, а просто любуюсь яркостью природной палитры. Вытянув ладонь к красной линии, он будто старался прикоснуться, потом чуть сместил — и уже видел оранжевый и жёлтый. — Если я чуть опущу или подниму призму, то либо красная, либо фиолетовая полоса станет шире, — Минхо стоял за спиной, тихо рассказывая, — вот, — и проиллюстрировал теорию. — Вау, — не сдержался Джисон, разинув от удивления рот, — это так красиво, — его голос дрожал, будто сейчас оборвётся и затихнет, и даже писка не сможет издать после. Но долго его любования не продлились, Минхо резко выключил фонарь и всё пропало. — Стой, включи ещё раз! — опомнился Джисон, разворачиваясь к Минхо, — включи! — Сегодняшний урок закончился, пока, — махнул рукой Минхо, уже думая уходить, но Джисон спохватился и бросился к нему, цепляясь за рубашку парня и заставляя сдвинуться на шаг назад. — Ты изверг, знаешь? — Джисон был зол, так зол, что готов был ударить по лицу этому гадкого Минхо! Почему именно у него такой реагент? — Знаю, — небрежно усмехнулся Минхо, демонстративно натягивая маску обратно на лицо указательным пальцем, — ты ведь так и не дал согласие на полноценные уроки, — и снова ушёл, вырвавшись из уже не цепких рук Джисона. Снова оставил без ответов. Всё казалось странным, сюрреалистичным, будто не он вновь шагал по тому же тротуару, будто не он вновь видел магазины под домом, а светофор как и всегда не горел красным около минуты. Джисон понял, что стал зависим. Как и все ему подобные. Это чувство укреплялось с каждой секундой, когда он обдумывал то, чтобы опять увидеть цвета при помощи Минхо. И что главное, его не волновало то, каким способом он добьётся цели. Данные эмоции были неконтролируемы, словно Джисон ими и вовсе не владел; этот комок сворачивался где-то в мозгу, подавая сигналы незамедлительно исполнить задачу. Только он должен остановиться, ведь знает, что это не правильно, что это желание стоит обрубить на корню и засунуть куда подальше, пока дела не стали хуже. Дома никто не ждал, стены будто сдавливали своими оковами со всех сторон. Двигаясь по инерции, Джисон дошёл до дивана и сел на него. Сегодняшний день, как и прошлые другие, высосал из него все моральные силы, из-за чего и физических не осталось. Вдруг всю его настигающую апатию перебило уведомление сообщения, он вынул телефон из кармана, открывая вкладку."Привет! Здесь такая вкусная еда, просто посмотри."
А после прикреплены фотографии различных аппетитных блюд, где ненароком виднелся и жующий Джэ. Джисон знал, что по большей части Ёнхён поехал в Сеул, чтобы возобновить поиски матери, но тщательно перекрывал это концертами, дабы меньше беспокоить и так нервного младшего брата."Если ты уже смотрел новости, то там дезинформация.
Жена зарезала мужа не потому что тот не хотел показывать ей лицо, у той просто бзики."
— Новости? — еле шевеля губами прошептал парень. Нашарив пульт на диване, Джисон включил самый первый канал, где обычно только и крутят всякую чертовщину в виде новостей. Да, так и оказалось, как писал Ёнхён: жена зарезала мужа, потому что тот не показал лицо, а после закончила жизнь самоубийством. Раздосадовано выключив телевизор, Джисон обернулся, чувствуя чьё-то присутствие. Томно выдохнув, он не поверил своим глазам: они вырисовывали четкий силуэт заносчивого парня, который, похоже, будет теперь преследовать его не только в школе. — Мало мне надо было времени, чтобы стать зависимым от тебя, — Джисон прикусил щеку с внутренней стороны, заставив физической болью отогнать иллюзию.***
Все произошло необычайно быстро, Ёнхён не успел опомниться как: — В общем, такое дело, — начал издалека Джэ, присев рядом. По всей столовой витал аромат горелого лука, а в глазах щипало то ли от запаха, то ли от возможного предположения. — Я тебя хочу кое с кем познакомить, — и Джэ невероятно широко заулыбался; Ёнхён и в правду каждый раз сдерживал себя, чтобы не сказать вслух насколько прекрасен его друг в такие моменты. — Надеюсь, это та девушка, на которую ты смотрел все время, пока мы торчали на нудной паре по журналистике пару недель назад, — предположил Ёнхён, отпивая кофе. — Чёрт, как ты угадал? — Джэ ошеломленно хлопал ресницами. — Я тебя знаю уже четыре года, — пояснил Ёнхён очевидную вещь, пододвигая свой стакан к протянутой руке друга, — видишь, я даже взял большой стакан, зная, что ты его у меня сопрешь. — Ладно, верю, — согласился Джэ, — Сеори, кстати, сейчас подойдёт, — сообщил он, пока что-то листал в телефоне: по-видимому, их переписку. С каких пор Ёнхён обращает такое внимание на личную жизнь друга? Он ведь должен радоваться за того, что тот встретил девушку, с которой ему также хорошо, как и с ним самим. — «Может, я эгоист?» — Ёнхён мимолетно оглядел лицо Джэ: он глупо улыбался, глядя в экран и судорожно стучал пальцами по картонному стакану, вот обхватывает губами трубочку, теребя зубами в нетерпении. Когда Джэ волнуется, то его лицо чуть ли не сразу покрывается испариной, из-за чего очки смешно сползают на самый кончик носа, — «когда я начал замечать столько деталей в его повседневных действиях? Это нормально так анализировать друга?» И действительно, это был не первый месяц, когда он подолгу смотрит на Джэ, и, черт, даже себе не признается, что действительно им восхищается: как добрым и отзывчивым человеком, как талантливым певцом и как лучшим напарником для перемывания костей всем подряд на английском, пока люди вокруг их не понимают. Точно, английский язык — Ёнхён его выучил благодаря Джэ. Так вышло, что буквально за три года он освоил разговорную речь на уровне носителя, а такой пример имелся под боком всегда, даже пока спал, что-то да бубнил. Разглядывать Джэ, конечно, было интересным занятием, но он-то парень точно не глупый: рано или поздно заметит, если уже не заметил, и просто не говорит об этом. Ёнхён не желает сексуального контакта, как и с девушками, которые когда-либо привлекали его внимание; он не хочет лапать обнаженного друга, не хочет с ним целоваться, но сам факт того, что он им восхищается немного больше, чем другом, оставался неизменным. А появившаяся Сеори заставила шестерёнки в голове Ёнхёна начать двигаться. Он ревновал. Ревновал, что теперь внимание Джэ будет нацелено не только на него, но и ещё на какую-то девушку. Возможно, теперь они не будут каждый вечер смотреть глупые фильмы и запивать горечь от дешевых душещипательных сцен таким же дешёвым соджу, а обедать придётся с третьей в их компании, при чем лишним здесь, судя по всему, будет именно Ёнхён. — Привет! — Мелодичный, нежный голос раздался за спиной, и Джэ развернулся — значит, Сеори, — я не сильно задержалась? — уточнила девушка садясь за стол на противоположной стороне. — О, нет, что ты, — замешкался Джэ, явно не зная, как правильней себя вести в присутствии девушки: как лучше ответить, чтобы произвести лучшее впечатление, как сидеть, чтобы не казаться неудачником с гитарой за спиной. Но с Ёнхёном он ведь так не делал, они сразу пришли к тем взаимоотношениям, где не было никаких формальностей или недосказанности. Как бы эгоистично и грубо не звучало, но Ёнхёну грело душу, осознавая то, что рядом с Сеори он, как не в своей тарелке. — Пара, через десять минут, я, наверное, оставлю вас наедине, — Ёнхён приподнялся со стула и как-то неестественно резко взял поднос, натянуто улыбаясь, — не опоздайте только, а то профессор точно сожрёт, — и отсалютовал двумя пальцами перед тем, как скрылся из столовой. Джэ не успел даже махнуть на друга рукой, как того, словно пулей, уже смело. — Странный он сегодня какой-то, — он поджал губы, хмурясь самому себе, — он обычно не такой. Зачем он оправдывается за поведение друга? Джэ не должен этого делать, его друг такой, каким должен быть, ведь в первую очередь, Джэ его сам и выбрал — Ничего страшного, тем более он куда-то явно торопился, — предположила Сеори, перебирая потрескавшиеся пальцы Джэ. Конечно, торопился куда-то. Просто сбежал, а из-за чего: сейчас не хочется думать — оставит разговор на потом. Сеори была хорошей девушкой, даже очень хорошей, ведь Джэ не начинает вести диалоги с непонятными людьми, у него есть свой локатор «адекватных персон». В первые минуты, после того, как в него врезался оболтус (которым был Ёнхён), Джэ хотел его отпихнуть подальше, потому что тот превышал рамки дозволенной адекватности, но позже ему купили американо, и он растаял как скудная порция сахара в напитке. А что? Кофе, как ресурс для коррупции — отличный вариант. Но такой сумбурной ситуации с Сеори не происходило — с ней сразу все было в порядке. На одной из перемен она подошла к нему и прямо спросила, почему Джэ ходит с такими изрезанными пальцами. После той фразы, он долго объяснял, кто он и почему так вышло; а позже оказалось, что и Сеори увлекается музыкой. На другой день они обменялись телефонами, а последующее время тесно общались, даже вне стен университета. Джэ и не понял, как ему начала симпатизировать девушка, каким-то днем просто пришло осознание и всё, и похоже, Сеори испытывала точно такие же чувства. — Думаю, рано подобное предлагать, но, — Джэ поднял глаза на девушку: та смотрела с не поддельными интересом, — может попробуем встречаться? — Почему бы и нет, — согласилась она, пожимая плечами и мило улыбаясь.