С таким же успехом сейчас могла быть весна

Жан ехал по лесу на своем велосипеде с майским солнцем на лице, окруженный яркой зеленью. Прошло два месяца после музыкального вечера в пабе, после того, как Жан наклонился, чтобы поцеловать Армина на пляже, узнав о прошлом его деда. Это были лучшие два месяца за всю его жизнь, недели бесконечного солнечного света и счастья. Просыпаться рядом с Армином каждое утро, начинать свой день с поцелуя в щеку — это было абсолютное блаженство. Они были идеальны вместе. Жан знал это, и Армин тоже это знал. Прошло много времени с тех пор, как он совершал поездки в одиночку. Иногда он шёл этим путем с Армином или сидел на пассажирском сиденье, когда они ехали в деревню, но прошли месяцы с тех пор, как он ездил один. В то утро его парень был занят на работе, поэтому Жан пошел помочь матери собрать вещи в её доме без него. Жан был рад видеть, что ей стало намного лучше теперь, когда она наконец-то переехала из этого темного, пустого дома в маленький коттедж, стоявший на холме недалеко от деревни. Он был маленьким и подходил ей, тем более что ни одна комната не была запятнана потерями и плохими воспоминаниями. Они часами таскали коробки с вещами на холм между домом и ее новым домом. Жан рассказывал ей о своей жизни, упуская некоторые детали, но делясь другими. Они обменялись воспоминаниями из детства Жана, которые до этого момента были давно забыты. Жан чувствовал нежность и тепло, когда садился в лодку, чтобы пересечь реку и вернуться в город, где он теперь жил. Когда он ехал по его улицам, Жан был рад снова увидеть Армина и рассказать ему о спокойном времени, которое он провел со своей мамой. Жан наслаждался звуком щелчка открываемого замка, когда возвращался домой. Дом мистера Арлерта перешел к Армину, а затем и к ним. Ни один из них не хотел, чтобы Жан уезжал и искал себе жилье в другом месте, так что теперь это был дом для них двоих, и они как раз занимались внесением изменений, чтобы отразить это. — Я дома! — закричал он, сбрасывая туфли, когда оказался внутри. — Жан! — воскликнул Армин. Жан улыбнулся звуку его шагов по лестнице, когда он побежал вниз, чтобы поприветствовать его, улыбка стала ещё шире, когда он увидел, что его парень спускается в заляпанной краской комбинезоне и с самой яркой улыбкой в мире. Он протянул руки для объятия, перед которым Жан не смог устоять. — Как это было? — Это было хорошо, — тепло сказал Жан, прижимая Армина к груди. От него пахло краской. — Она с нетерпением ждет, когда ты придешь посмотреть, когда всё будет готово. — Она? — Да. Она мне так и сказала. Оттуда открывается великолепный вид. — Мне бы очень этого хотелось. Хочешь горячего напитка? — Нет, здесь слишком тепло, — сказал Жан, целуя Армина в макушку, прежде чем отстраниться. — Я просто выпью стакан воды, а потом подойду, чтобы помочь тебе. Как там у вас дела наверху? — Мне всё время приходится повсюду передвигать лестницу, — вздохнул Армин. — Я ненавижу быть низким. — Мне нравится, что ты невысокий, это заставляет меня чувствовать себя выше, — усмехнулся Жан. — Ты и так достаточно высокий. — Тебе это нравится. — …Может быть. — Я так и знал, — засмеялся Жан. Пройдя на кухню, он налил и выпил стакан воды. — Так быстро становится тепло. — Стиви весь день просидел в саду за домом. Я думаю, ему нравится солнце. — Я его не виню. Бедняжка, наверное, получил травму после того, как вот так валялся на снегу. — В тот день, когда мы были на крыше? В первый раз, а не в тот раз, когда ты упал. — Да, я помню, — засмеялся Жан. — Я чуть не поцеловал тебя той ночью. Ты был таким милым, когда смотрел на меня так… Армин покраснел так же ярко, как и тогда, и Жан не удержался, наклонился, чтобы поцеловать его, скользя руками по его талии. — Я хотел, чтобы ты это сделал, — надулся Армин. — Но тогда у нас могло не быть Стиви, — заметил Жан. Он снова поцеловал его, прямо в кончик носа, где Армин случайно испачкался краской. — Я рад, что все сложилось так, как сложилось. — Я тоже счастлив, — пробормотал Армин и притянул Жана к себе, чтобы обнять, положив голову ему на грудь. — Я действительно счастлив. — Надеюсь. — Жан поцеловал его в макушку, а затем положил туда подбородок, закрыв глаза. Он что-то промычал. — Ты думаешь, мы сможем закончить эту комнату и поужинать на ходу, прежде чем придут парни? — Может быть, — ответил Армин. — Если мы будем работать быстро. — Я слишком отвлекаюсь на тебя. — Это потому, что ты всё время хочешь меня поцеловать. — Неужели это так плохо? — Я этого не говорю, — усмехнулся Армин. — Совсем наоборот. — Хорошо, — усмехнулся Жан, отстраняясь ровно настолько, чтобы поцеловать его в нос. Он никогда не уставал целовать Армина. Большую часть времени он даже ловил себя на том, что останавливается посреди песни, чтобы просто поднять его и отнести наверх. — Последний, — настаивал Армин, целуя его в губы ещё раз, прежде чем высвободиться из его хватки. Жан последовал за ним наверх, в главную спальню. Последние несколько месяцев они делили кровать Армина на чердаке, но в конце концов Армин принял решение переделать спальню своего дедушки в их собственную. Комната была наполовину голубой, наполовину пустой там, где они содрали обои, ожидая покраски. Они вместе выбрали цвет более недели назад, но занялись этим только в последние несколько дней. Кровать и другая мебель были защищены простынями от пыли; у них была склонность к беспорядку, они постоянно швыряли краску друг в друга и ссорились, когда должны были работать. — Пока все выглядит великолепно, — сказал Жан. В открытое окно светило солнце. Жан обнял Армина сзади за талию и положил подбородок ему на макушку. Он никогда не думал, что кто-то вроде него может наслаждаться такой домашней обстановкой. — Это выглядит так… по нашему, — пробормотал Армин. Жан мог сказать, что он напряженно думал; Армин всегда изо всех сил пытался смириться с тем, что этот дом больше принадлежал ему, а не его деду. — Это наше, — заверил его Жан. — Ты не чувствуешь себя виноватым, не так ли? — Нет, дело не в этом. Это просто… — Что? — Я просто не могу поверить, что у меня это будет. Не могу поверить, что мне так повезло… — Ну, так и есть. Так что тебе лучше уже принять это и помочь мне красить до того, как Райнер и Бертольд приедут сюда. Армин рассмеялся. — Хорошо, хорошо. *** Армин любил красить. С солнцем на его лице, музыкой, играющей на заднем плане, и Жаном рядом с ним, он не мог придумать другого способа, которым он хотел бы провести день, даже с постоянным хождением вверх и вниз по маленькой стремянке, которая ему нужна была, чтобы достать верха стен своим малярным валиком. Еще, в декабре, у Армина даже не хватило смелости войти в эту комнату — он чувствовал себя самозванцем, чужаком, врывающимся в дом. Но благодаря Жану ему пришлось начать всё сначала. Он должен был взять вещи, которые сделали это место домом, и добавить к ним свои собственные. Когда — то это был дом его деда, но теперь он принадлежит им. Когда они приняли решение покрасить комнату и поменять кое-что из мебели, Армин беспокоился, что это будет похоже на закрашивание истории его дедушки, но как только он начал, ему показалось, что он просто создает свою собственную историю. История, которую он надеялся когда-нибудь вспомнить вместе с Жаном. Он знал, что ещё рано надеяться на такие вещи… но он ничего не мог с собой поделать. Как только первый слой был закончен, они сделали все, что могли. Тогда был вечер, солнце садилось за серые здания из окна и окрашивало их в оранжевый цвет. — Они скоро будут здесь, — пробормотал он, не отходя от окна, даже когда Жан снова обнял его сзади. — Нам, наверное, стоит пойти и начать готовить ужин. — Мм, нам, наверное, стоит, — сказал Жан. Ни один из них не сделал ни малейшего движения, чтобы уйти. — Хотя это так мило, — промурлыкал Армин. — Мы могли бы просто заказать еду на вынос. — Мы могли бы… — Это значит «да», не так ли? — Это «может быть». И только потому, что я хочу целовать тебя ещё больше. — О, кто теперь жадный? — поддразнил Жан, но он был нежен, когда повернулся и наклонился, чтобы сомкнуть их губы. Армин всегда чувствовал, что немного тает, когда Жан был так мил и нежен с ним. — Нам, вероятно, не следует делать это перед окном, — задыхаясь, сказал Армин, когда Жан оставил дорожку поцелуев на его подбородке и шее. — Но ты получаешь удовольствие, — пробормотал Жан низким и немного требовательным голосом. — И я думал об этом весь день… — Но люди увидят. — Ладно, — усмехнулся Жан и без предупреждения поднял Армина. — Жан! Отпусти меня! Я сейчас упаду… — Всё в порядке, я достаточно силен, чтобы нести тебя! — А что, если мы упадём с лестницы?! — Мы не упадём, — засмеялся Жан, доказывая это тем, что побежал вниз, не уронив его. В гостиной он опустил Армина на диван и едва дождался момента, прежде чем снова поцеловать его. У Армина не было времени злиться — всё, чего он хотел, это целовать Жана часами, как только почувствовал прикосновение его губ. Каждый раз, когда они вот так обнимались, они чувствовали себя как дома. Держа Жана в своих объятиях, прижимаясь друг к другу, чувствуя его тяжесть на своем теле… это никогда не надоедало и не утомляло. Армину с каждым разом это нравилось все больше и больше. — Жан, — простонал он. Армин знал, что им действительно нужно остановиться, но у него не хватило силы воли. Он всё время хотел прикосновений Жана, и хотя они могли свободно проявлять нежность в присутствии Райнера и Бертольда, это никогда не было так хорошо, как когда они были одни. — Ш-ш-ш, не беспокойся об этом. Просто поцелуй меня, — пробормотал Жан, держа лицо Армина в своих руках. Тогда он ничего не мог сделать, кроме как сдаться и поцеловать Жана в ответ с желанием, которое невозможно было сдержать, тихо простонав в его губы, любовь скручивала его внутри. — Я так сильно люблю тебя, — прошептал он. — Я тоже тебя люблю, — улыбнулся Жан. — Больше всего на свете. — Ты любишь меня настолько, чтобы пойти и начать готовить со мной ужин? — А как насчет еды на вынос? — Я этому не доверяю, — усмехнулся Армин. — Не после того, что случилось, когда мы заказали ту пиццу… — Я больше не собираюсь падать с крыши, — сказал Жан, закатывая глаза и смеясь. — Ты просто смешной. — А я думаю, что ты. *** Каким-то образом ужин был в духовке и почти готов, когда прибыли Райнер и Бертольд. — Извините, мы немного опоздали, — сказал Райнер, когда Армин пригласил их войти. — Габи была, э-э… она пригласила своих друзей. — Они создали группу, — объяснил Бертольд. — Это был прекрасный день. — Вам нужны таблетки от головной боли? — крикнул Жан из кухни. — Привет, Жан! — Крикнул Райнер. — Я в порядке, спасибо! — Как это было? — спросил Армин. — Они страстные, надо отдать им должное. — Это всё, что тебе нужно, — улыбнулся Армин. — Страсть и много практики. — Это ты мне говоришь, — рассмеялся Райнер. — Здесь здорово пахнет. — Жан хотел заказать еду на вынос, но как только он начинает готовить, он всегда превосходит самого себя. Это не должно быть слишком долго. Пока они ждали, пока Жан закончит готовить ужин, они втроем сели в гостиной, чтобы поболтать. Стиви, как обычно, свернулся калачиком на коленях Армина, и Армин гладил его мягкую шерсть, пока они разговаривали. — Как продвигается заявка, Армин? — спросил Бертольд. Армин застенчиво улыбнулся и был тронут тем, что его друзья вспомнили. Последние несколько недель он мучился над заявлением о возвращении в университет и получении квалификации преподавателя. Он долго думал об этом, но, узнав самые сокровенные тайны своего деда, Армин был уверен, что хочет пойти по стопам этого человека. Он не был уверен, что работа учителем истории окажет такое же влияние, но целью Армина было убедиться, что у детей, которых он учил, есть кто-то увлеченный в своей жизни. Армин из первых рук узнал от Жана, что страсть меняет жизнь, что она может принести краски, куда бы она ни пошла. — Все идет хорошо, — улыбнулся Армин. — Мне осталось сделать не так уж много, а до крайнего срока ещё несколько недель. Честно… Я действительно взволнован. — Вот что я чувствовал, когда получил работу в пекарне, — так же тепло улыбнулся в ответ Бертольд. — Иногда смена темпа может быть лучшей вещью. И мне всё ещё очень нравится там работать. — Мне тоже нравится, что он там работает, — сказал Райнер. — Он всегда приносит домой выпечку, которую они не продали в тот день. — Ты никогда мне ничего не предлагал! — крикнул Жан из кухни. — Прекрати слушать наш разговор, чудак! — Сразу же отозвался Райнер. — Я заеду как-нибудь после смены, — пообещал Бертольд. Когда Жан прокричал что-то неразборчивое, они с Армином закатили глаза. — Но это действительно здорово, что ты возвращаешься в университет. Ты будешь отличным учителем. Это у тебя в крови. — Он прав, — сказал Райнер. — Нельзя отрицать, что мистер Арлерт был лучшим учителем, который у меня когда-либо был. — У меня тоже, — сказал Бертольд. — Для меня это… ну, он был сложным человеком. Но он заботился о нас. И я думаю, что он тоже заботился о тебе, Армин. Армин прикусил губу и почувствовал, что начинает немного волноваться. Он кивнул, наконец-то согласившись с тем, что между ними была какая-то связь, хотя они никогда не встречались. Армин чувствовал это через музыку, которую он играл, особенно когда был со своими друзьями или когда они с Жаном сидели вместе в подвале, играя песню, которую они закончили вместо его деда. Они сидели на подушках и ели за кофейным столиком, пока фоном играла музыка. Армин всё ещё находил необычность дома очаровательной — он не возражал против того, что в столовой вместо стола стояло пианино, или что подвал использовался не для хранения вещей, а для музыки. Эти вещи больше не казались странными — они чувствовали себя как дома, и подходили ему. Этот дом подходил им обоим. — Тогда как обстоят дела между вами двумя? — спросил Жан Бертольда и Райнера между глотками. — Уже сказал Габи? — У нас всё хорошо, — сказал Бертольд. — Райнер на самом деле планировал рассказать ей в ближайшее время. — Мне просто нужно точно придумать, как это сказать. Она умный ребенок. Она, наверное, уже знает. Даже если она думает, что я не замечаю её с её маленьким бойфрендом. — Фалько? — Жан рассмеялся. — Да, это он. — Он всегда приходил с ней в магазин. — Он начал учиться играть на гитаре, чтобы присоединиться к их группе. — Напоминает мне, как ты вёл себя с Армином, — поддразнил Райнер, наклоняясь над столом, чтобы улыбнуться Жану. — Отвали, — проворчал Жан, но Армин был встревожен. — Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Ты не заметил? — сказал Райнер. — Он всегда пытался покрасоваться перед тобой. — Нет, я не пытался! — воскликнул Жан. — Заткнитесь все вы. — Ого, — надавил Райнер. — Теперь он смущен. — Оставь это, Райнер, — сказал Бертольд, но при этом усмехнулся. — Не будь злым. — Ты хотел произвести на меня впечатление? — тихо спросил Армин, прижимаясь к Жану сбоку. — Может быть, немного… — Ты определенно сделал это. Ты всё ещё это делаешь. — Спасибо. — А как насчет вас, ребята? — спросил Райнер. — Как у вас дела? — Лучше, чем когда-либо, — усмехнулся Жан. — У нас всё замечательно. — Мы с Жаном красили старую комнату моего дедушки, — сказал Армин. — Мы хотели, чтобы он больше походила на нашу. — Мне это нравится, — улыбнулся Бертольд. — Ты заслуживаешь того, чтобы сделать это место своим. Когда все их тарелки были убраны, а желудки наполнены, они вчетвером ещё немного полежали, ожидая, пока еда уляжется, прежде чем спуститься в подвал. Жан писал музыку, свои собственные песни с нуля. Армин слушал, как он напевает мелодии в темноте, когда они лежали, свернувшись калачиком, вместе в постели, слышал, как он экспериментирует с текстами, когда поет в душе, видел листы макулатуры, на которых он записывал идеи. Ему нравилось возвращаться домой к новым идеям Жана. Иногда они писали вместе, и у Армина было несколько собственных идей, с которыми он возился, пока Жан был на работе, но ничто не могло сравниться с улыбкой, появившейся на лице Жана, когда он придумал что-то потрясающее. Армин никогда не уставал играть с ними тремя. Ему нравилось, как он понемногу улучшался, и как все остальные тоже. То, как их звук отражался от стен, то, как Армин чувствовал басы в своей груди… это всегда было волнующе, всегда захватывающе, всегда волшебно. Это была радость, которую он открыл для себя сам, когда был маленьким ребенком, когда он пробирался в музыкальную комнату, чтобы в одиночку научиться играть на пианино. Он предположил, что это было у него в крови — любить музыку-то, что всегда было там, но дремало, когда он стал старше, и позволил своей неуверенности взять верх над ним. Пока он не встретил Жана. Армин посмотрел на своего парня, когда тот пел в микрофон, отложив саксофон на ночь. Его тексты были немного грубоваты по краям, но в них было очарование, как и в самом Жане. Армин задумался, какой была бы его жизнь, если бы той зимой Жан не вошёл в дверь без предупреждения. Что бы случилось, если бы Армин прогнал его прямо здесь и сейчас? Ему не понравилась эта идея… эти холодные месяцы пролетели бы гораздо медленнее, если бы рядом не было Жана, который дарил ему тепло и показывал радость музыки. Он даже не был уверен, что у него когда-нибудь хватило бы смелости разобраться в вещах своего деда и открыть его прошлое без Жана, который мог бы рассказать истории, стоящие за его вещами. Всё, что было у Армина прямо здесь, было дорого ему. Музыка, его друзья, его дом, его кот… его возлюбленный. Вещей, которых у него никогда не было раньше. Вещи, ко торые, как он думал, ему никогда не были нужны. Но чем больше Армин думал об этом, тем больше понимал, что его прежняя жизнь была серой и одинокой. Теперь он видел цвета повсюду, и не только потому, что была весна. Всё это было из-за Жана.