С таким же успехом сейчас могла быть весна

Рука Армина казалась маленькой в руке Жана. Армин вообще чувствовал себя ничтожным, раздавленным под тяжестью беспокойства, вины и страха, что это положит им конец. У них было не так много времени. Если бы после этого Жан всё ещё хотел выступить с ним. Армин глубоко вздохнул в такт океану, катящемуся к их ногам, и сжал руку Жана, стараясь не подавиться словами, которые он так боялся произнести. — Пожалуйста, просто скажи мне, — сказал Жан, сжимая его руку в ответ. — Что бы это ни было, я хочу знать, что тебя так расстроило. — Просто не злись на меня. — Сомневаюсь, что я разозлюсь. Прилив приближался, подкрадываясь к пляжу. Армин снова медленно вздохнул и наклонился немного ближе к Жану, когда они сидели вместе, наблюдая, как вода приближается. — Когда вчера тебе снимали гипс, я… осмотрел вещи моего дедушки. — Это всё? — Нет, я, гм… Я узнал много такого, чего мы раньше не знали. Армин сглотнул, когда подумал о стопке писем, которые он нашёл. — Ты закончил просматривать эти фотоальбомы? — спросил Жан. Армин кивнул. — Итак, был ли этот человек из прошлого… его парнем? — Мм. — Это то, из-за чего ты так волнуешься? Брось, Армин, мы уже говорили об этом. Ты сам сказал, что это просто другой вид любви, верно? Так что, если это всё, то поторопись, потому что нам нужно вернуться… — Он бросил мою бабушку, — выпалил Армин. Он больше не мог сдерживаться, но и смотреть в лицо Жана тоже не мог. Он просто смотрел на их сцепленные пальцы и задавался вопросом, сколько времени ему осталось, пока Жан не отстранился. — Он… она забеременела от него, но он не женился на ней. Он оставил её совсем одну, чтобы быть с Дэвидом. Армин не смотрел на выражение лица Жана, но почувствовал, как тот крепче вцепился в его руку. Было ли это от злости? — О, — прошептал Жан. — Я нашёл письма, которые она ему посылала, — так же тихо ответил Армин. — Умоляла его жениться на ней, чтобы ей не пришлось делать всё самой. Он сохранил их. Я не знаю, почему он хранил их… — Этот ребенок… это был твой отец? — Мм, — промурлыкал Армин, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Черт, — выдохнул Жан. — О, черт. Это больно. Почему это так больно… — Мне жаль. Мне так жаль, Жан. Чувство вины съедало его заживо с тех пор, как он узнал об этом. Бертольд, Жан и Райнер — у них не было отца или кого-то подобного, кто заботился бы о них. Им пришлось столкнуться с чувством покинутости и смириться с этим, найдя свой собственный комфорт. Армин знал, что Жан находил это утешение в дедушке Армина. Он даже сам это сказал — мистер Арлерт был им всем троим как отец. — Продолжай, — пробормотал Жан. — Я знаю, что ты на этом не остановился. — Он и Дэвид долгое время оставались вместе, — сказал Армин. — До… до войны. Я не знаю, заметил ли ты, но… Я думаю, что мой дедушка похоронен рядом с ним. — Я не знал, — тихо сказал Жан. — Именно тогда он стал учителем музыки. Я нашёл так много писем от его старых учеников, в которых говорилось, как сильно он им помог… Я не знал, что и думать… А потом я прочитал… Армин так подавился, что больше не мог говорить. Жан отпустил его руку, но только для того, чтобы обнять его. Армин по-прежнему не смотрел на него. — Продолжай, — прошептал Жан. — Я нашёл все письма, которые он писал моему отцу. — Разве у твоего отца их не было бы? — Он отослал их всех обратно. — …Ох. — Но я не могу винить своего отца, я уверен… — Я бы сделал то же самое, — сказал Жан. — Если бы мой отец написал мне… Я бы тоже отослал письма обратно. — Я знаю, — тихо сказал Армин, слезы текли по его лицу. — Я знаю, что ты бы сделал это. — Что говорилось в письмах? — Они были полны сожаления. Казалось, он сожалел, что хотел загладить свою вину. Я не думаю, что мой отец когда-либо открывал их… — Черт, — повторил Жан. Его голос надломился, как будто он собирался заплакать. Настала очередь Армина обнять его. Жан не убегал от него. Он оставался прямо там, рядом с ним. — И я чувствую себя таким виноватым. Я не хотел тебе говорить, потому что знал… Я знал, как много он для тебя значил. Это нечестно… — сказал он. — Это нечестно, и я не знал, что делать. Играть его песню так после того, как он сделал то же самое, что причинило вам троим такую боль… Наконец Армин взглянул ему в лицо. Жан выглядел таким грустным, что он не выдержал. Он плакал, слёзы текли по его щекам, которые Армин так отчаянно хотел смахнуть, но не мог, потому что он застыл там, просто глядя. Он ненавидел то, как дрожала нижняя губа Жана, и как его челюсть была сжата, как будто он пытался сдержаться. Жан сделал глубокий вдох, прежде чем — Армин, я… — Мне жаль. — Нет, послушай. В том, что… в том, что он сделал, твоей вины нет. — Ты должен сердиться на меня, — прошептал Армин. — Кричи на меня. Рассердись, просто… просто не прощай этого, как будто это ничего не значит… — Что толку злиться на тебя? — спросил Жан. Они посмотрели друг на друга, оба с заплаканными лицами и красными щеками. — Что ты сделал не так? Скажи мне. — Я солгал тебе. — Потому что ты пытался защитить мои чувства. — А теперь посмотри, что произошло. Я причинил тебе боль. — Нет, ты этого не делал, — сказал Жан, протягивая руку. — Ты никогда не делал мне больно. — Но… — Никаких но. Я серьёзно. — Ты не расстроен? — Конечно, я, — пробормотал Жан. — Я… У меня немного разбито сердце. Но это не меняет того, что он сделал для меня. И он — тогда рос и был влюблен в мужчину… должно быть, тогда было ещё труднее. И сейчас это трудно. — Ты говоришь о Райнере и Бертольде? — спросил Армин. То, как Жан смотрел на него, заставляло его думать иначе, заставляло его сердце биться быстрее в конфликте эмоций, но он должен был быть уверен. Он не мог реагировать инстинктивно. — Нет, — прошептал Жан. Они смотрели друг на друга. — Я… у меня тоже есть это общее с моим дедушкой, — признался Армин. Как и в ту ночь на крыше, когда на них обрушился снег, Армин совсем не чувствовал холода. Холод от ветра, дующего над зимним океаном, больше походил на весенний бриз. И Жан был так, так прекрасен, с развевающимися волосами, падающими на лицо, и глазами, блестящими от слез и чего-то еще. Что-то вроде надежды. — Так и есть? — Мм. — Тогда иди сюда, — прошептал Жан, а затем, прежде чем Армин смог понять, что происходит, Жан притянул его к себе и поцеловал. Это произошло так быстро, что Армин на мгновение застыл, но прошло совсем немного времени, прежде чем он растаял в его прикосновении, протянув руку, чтобы вытереть слезы со щеки Жана, когда они поцеловались. Жан на вкус напоминал содовую с лаймом из паба, и от него пахло гелем для волос и чем-то таким уникальным, что Армин не мог этого описать. Прошло всего несколько секунд, но Армин никогда ещё не был так ошеломлен. В его груди радость Армина ощущалась как музыка — как будто они вместе играли в гостиной или слушали пластинки на крыше и пели вместе в лодке, сидя на берегу океана. Это было идеально. — Жан… — прошептал он, не веря своим ушам, когда они отстранились. Когда он признался в своем открытии, поцелуй был последним, чего он ожидал. — Это может быть наша песня, — сказал Жан, наклоняя голову вперед так, чтобы их лбы были прижаты друг к другу, его сильная рука обхватила щеку Армина. Их носы соприкоснулись. — Несмотря на мои собственные чувства по поводу его прошлого… он дал мне музыку и привёл меня к тебе. Я всегда буду благодарен тебе за это. Я должен поблагодарить его за песню, которую он нам подарил. — Она наша, — повторил Армин. Недоверие было всем, что он мог чувствовать после восторга. — Она наша. Жан поднялся на ноги и протянул руку, чтобы помочь Армину подняться. — Так что давай пойдем и сделаем это. Саша всё ещё пела, когда они вернулись в паб. Там всё ещё было многолюдно. Армин сразу же заметил Райнера и Бертольда, которые выглядели смущенными и немного раздраженными за столом, где они оставили их ранее. Он бросился туда, в то время как Жан схватил свой саксофон из задней комнаты. Его сердце всё ещё колотилось, кровь стучала в ушах, он был потрясен тем, что Жан действительно поцеловал его. Как это было на самом деле? Как такой идеальный человек, как Жан, мог хотеть его таким образом? — Куда, черт возьми, ты ушёл? — спросил Райнер, приподняв бровь. — Ты что, струсил? Армин сглотнул, глядя на этих двоих, но посмотрел на них серьезно. — Нет, я… я здесь, — сказал он. — Я готов играть. — Что случилось? — спросил Бертольд. — Я… узнал кое-что о прошлом моего дедушки. Почему он никогда не был частью жизни моего отца. — Что например? — спросил Райнер. — Я буду… Я объясню всё более подробно, когда у меня будет время, но — короткая версия заключается в том, что он бросил мою бабушку, когда она была беременна. И я знаю, что это чувствительная тема для вас обоих. Я не буду просить тебя играть с нами. Я не хочу принуждать тебя, но… — Армин, — прервал его Бертольд. Армин посмотрел на него и увидел печаль, но согласие на его лице. — Я здесь, потому что мне весело играть музыку со всеми вами. Я хочу это сделать. — Я тоже, — кивнул Райнер. — Я никуда не собираюсь. Глаза Армина снова наполнились слезами, когда он почувствовал теплую, знакомую руку на своем плече. — Тогда чего же мы ждем? — Жан ухмыльнулся, держа саксофон в одной руке. Он выглядел так идеально, подумал Армин. Такой великолепный. — Пойдём. Армин посмотрел на него и почувствовал себя так уверенно, увидев идеальную улыбку Жана. Он кивнул, на несколько секунд погрузившись в этот момент, не замечая взгляда, которым обменялись Райнер и Бертольд, когда они поняли, как изменились их отношения. Саша бросила на Жан недоуменный взгляд, когда закончила, но он просто махнул рукой, сказав, что объяснит позже. Они заменили её быстро и. Жан стоял у микрофона со своим саксофоном, а Армин сидел спиной к нему и толпе. Он был рад, что не должен видеть ничего, кроме своих рук, нажимающих на клавиши. Взгляд на Жана только отвлек бы его, особенно когда его поцелуй всё ещё покалывал губы. Бертольд и Райнер обменялись улыбками, когда они садились. Казалось, они скучали по этому так же сильно, как и Жан. — Мы сыграем только одну песню, — сказал Жан в микрофон, как будто он был рожден для этого. — Это то, что мы написали сами. Любопытное внимание бара сосредоточилось на них. Армин почувствовал взгляд на своей спине и попытался избавиться от неприятного ощущения. Поначалу это было трудно, но как только он услышал, как щелкнули барабанные палочки Райнера, когда он пересчитал их, чувство смыло, как воду, втянутую обратно в океан. Его руки начали двигаться, когда зазвучала знакомая медленная мелодия. В этом было что — то совсем другое. Это была та же самая пьеса, которую он знал, та же самая пьеса, над которой он так усердно работал; но атмосфера изменила всё, превратила мелодию в извинение, которое его дедушка так и не смог ему дать. Не прошло и минуты, как зрение Армина стало настолько расплывчатым, что он не мог отличить белые клавиши от черных. Однако, ведомый саксофоном Жан, Армин по памяти знал, куда двигать руками, и повернулся, чтобы разглядеть фигуру Жан у микрофона. Как будто он знал, Жан тоже повернулся, и когда Армин сморгнул слезы с глаз, их взгляды сфокусировались друг на друге, и они оба расплылись в улыбке. Жан выглядел таким гордым им. Несмотря ни на что, Армин надеялся, что его дед тоже будет гордиться им. Он надеялся, что ему понравится его музыка. Жан так и сделал. Жан действительно хотел. И этого было достаточно. Армин забыл о толпе и своих тревогах и позволил себе почувствовать чистую радость в груди. Ему это нравилось. Он любил писать музыку, и ему нравилось играть её, особенно с друзьями, которых он никогда не ожидал завести. Он играл не идеально, но чувствовал, что это их игра. Благодаря ровной, идеально рассчитанной игре Райнера на барабанах в такт с Бертольдом на басу, Армину было легко следовать и создавать аккорды и контрмелоды, дополняющие игру Жана. Полностью погруженный в себя, Армин не заметил, что почти все разговоры вокруг них прекратились и что внимание толпы было приковано к ним. Только когда они закончили вместе, Армин услышал, как он всхлипнул в короткой тишине, прежде чем вся деревня разразилась радостными возгласами и аплодисментами. Он встал и повернулся, не веря своим глазам, только чтобы увидеть Жана, ярко сияющего перед ним, сияющего, как солнце, отчего Армину стало тепло во всем теле. — Ты сделал это, — сказал ему Жан, улыбаясь еще шире. — Мы сделали это, — ответил Армин. — Черт возьми, да, мы это сделали, — усмехнулся Жан. — Пойдем. Армин почувствовал, что краснеет с головы до ног, когда Жан поблагодарил толпу. Он держал Жана за рукав, когда выводил их на улицу и на холодный воздух вместе с Райнером и Бертольдом. Всё, о чем Армин мог думать, это о том, когда он снова сможет поцеловать Жана, но это было невозможно, пока вокруг них всё ещё были другие люди. — Это было потрясающе, — выдохнул Бертольд. — Это было идеально! — Жан просиял, взяв Армина за руки, как будто они были одни. — Ты был идеален. — Эй, разве я тоже не был идеален? — поддразнил Райнер. — Все были, — тихо сказал Армин. — Это было самое веселое, что у меня когда-либо было… — Мы снова группа? — спросил Жан. Он посмотрел на Бертольда и Райнера так, словно умолял их. — Мне бы этого хотелось, — улыбнулся Бертольд. — Мне бы этого очень хотелось. — То же самое, — сказал Райнер. — Это было бы здорово. Когда у нас у всех будет время, то есть. — Просто позвони мне, — усмехнулся Жан, — И я буду там. Жан всё ещё держал Армина за руки; говоря это, он сжал их, и Армин покраснел. Когда он отпустил их, Армину захотелось только снова схватить их и почувствовать тепло его прикосновения. — Но что происходит с вами двумя… — начал Райнер, но его быстро перебил Жан. — Позже, — пообещал он. — У нас есть пара часов, прежде чем мы должны собраться. Что вы, ребята, собираетесь делать? — Я бы хотел посмотреть ещё немного, — улыбнулся Бертольд. — Здесь холодно, так что… — Да, это так, — сказал Райнер. — А как насчет вас, ребята? — Я хочу кое-что показать Армину, — уверенно сказал Жан. — Я не сомневаюсь в этом, — ухмыльнулся Райнер. — Отвали, Райнер. Мы встретимся с тобой здесь в полночь? — Полночь звучит здорово. — Круто. Тогда увидимся. Армин слегка помахал им на прощание, когда Жан отошёл от музыки бара. Он быстро последовал за ним, его сердце безжалостно колотилось от всего, что произошло за последний час. — Куда мы направляемся? — задыхаясь, спросил он, вынужденный бежать, чтобы не отставать от широких шагов Жан. — Быстро обратно к маме, — сказал Жан. — Мне нужно кое-что взять. Тогда я отведу тебя в моё любимое место здесь. — Хорошо, — выдохнул Армин. Он полностью доверял ему. — Это место, где мы будем одни? — Конечно. Я не мог больше нигде находиться. Сердце Армина, казалось, вот-вот разорвется, но он старательно следовал за Жаном. Когда они добрались до дома его матери, он стоял, дрожа, у двери, ожидая снаружи, пока Жан возьмёт всё, что ему нужно. Он посмотрел на клочки неба, которые не закрывали облака, считая звезды, пока дверь не открылась. — Жан… — начал он, но когда он оглянулся, то увидел, что не Жан встретился с ним взглядом. Это была его мать. — Ты, должно быть, Армин, — сказала она. Армин не знал, что сказать, он просто смотрел широко раскрытыми глазами, задаваясь вопросом, знала ли она каким-то образом, что он поцеловал её сына меньше часа назад. — Д-да, — сказал он. — Приятно с вами познакомиться. — Должно быть, у тебя сложилось обо мне ужасное впечатление, — вздохнула она. Она выглядела усталой, подумал Армин. — Нет… — Всё в порядке. Прежде чем он спустится, я… я хотела поблагодарить тебя. Армин не знал почему, но это было последнее, что он ожидал услышать. — Поблагодарить? — За то, что присматривал за ним, — сказала она. — Я была… непригодна для этого. Я думаю, что я всё ещё такая. — О-о. — Армин почувствовал себя невероятно неловко. — Для меня это было прекрасно… Я бы сделал это снова. — Я рада. Жан… — Мама?! — Жан сам прервал его. Армин услышал, как он бежит по коридору, прежде чем увидел его. Его лицо было ярко-красным. — Извини, — засмеялась она. — Прости. Я просто хотел сказать спасибо твоему другу. — Моему… да. Ну, а теперь я ухожу! — Ты останешься с ним сегодня вечером? — Да, — настаивал Жан, протискиваясь мимо неё и снова выходя в ночь. Только тогда Армин заметил акустическую гитару, перекинутую через плечо, и моргнул. Он понятия не имел, что Жан умеет играть на гитаре, — с другой стороны, ему не следовало удивляться. Казалось, не было ничего, чего бы Жан не мог сделать, не было инструмента, с помощью которого он не мог бы создавать красоту. — Хорошо, — сказала мать Жана. Она улыбнулась Армину. — Мне придется попросить тебя присмотреть за ним ещё одну ночь. — Это… это прекрасно! — Лучше бы так и было, — усмехнулся ему Жан, кокетство в его выражении лица заставило Армина пошатнуться. Помахав на прощание, они снова отправились в путь, Жан шёл ещё быстрее, чем раньше. — Ты снова останешься на ночь? — Ты не хочешь, чтобы я это сделал? — Нет! Нет, я… я всегда этого хочу. — Хорошо. — Куда мы направляемся? — Увидишь. — А что это за гитара? — спросил Армин. — Увидишь, — засмеялся Жан. Они свернули за угол деревни, направляясь вниз по узкому заросшему травой берегу, который вел к пляжу. Начался отлив, и вокруг никого не было. Даже музыка из бара была слишком далеко, чтобы её можно было услышать; тихая ночь казалась их и только их. — Такой нетерпеливый. — Ты меня сбиваешь с толку. — Шшш, — улыбнулся Жан. — Теперь мы одни, так что… С этими словами он схватил руку Армина, нежно сжав её. — Жан… насчет того, что было раньше… Мы… мы не будем говорить об этом? — Что тут можно сказать — Эм… я просто имею в виду… — Армин густо покраснел, когда Жан провел большим пальцем по его руке. — Это… — Это что? Тебе это не понравилось? — Нет, это было… это было лучшее, что когда-либо случалось со мной. — Со мной тоже, — сказал Жан. — Что ещё можно сказать? Жан повёл Армина через скальные заводи, осторожно карабкаясь в темноте, пока они не перешли на другую сторону, где был гораздо меньший, скрытый пляж, окруженный высокими скалами, которые скрывали любой вид на него из деревни. Всё, что можно было увидеть, — это бесконечный океан, который простирался дальше, чем мог видеть глаз. Это было прекрасно. И этот момент был только их. Жан отпустил его руку только для того, чтобы сесть на песок и с улыбкой положить гитару на колени. Предвкушение наполнило Армина, когда он наблюдал, как Жан настраивает свой инструмент, восхищаясь тем, как выглядят его руки, пальцы легко растягиваются по ладам. Он хотел снова поцеловать его, но обнаружил, что тот плачет, не в силах ни пошевелиться, ни сказать ни слова. — Я хотел спеть что-нибудь для тебя, — сказал Жан. — Это… это гитара моего отца. Я никому не говорил, что сохранил её, но… Я хотел сыграть для тебя. — Ты… — Шшш. Позволь мне спеть. Армин прикусил губу и затаил дыхание, когда прозвучали первые аккорды песни Стиви Уандера. Заиграла песня «Ты — солнечный свет моей жизни», которую Армин слышал по радио раньше, он не знал, что она нравится Жану, но так идеально ему подходила. Это была песня о любви, и её слова ударили Армина прямо в грудь, когда он услышал, как поет Жан. Его голос, глубокий, но мягкий, пел только ему и океану. Аккорды были полными и сложными, и Жан не идеально их понимал, но почему-то это делало всё более очаровательным. Они уставились друг на друга; Армин видел будущее в цвету. Холодно не было. Зима прошла в мгновение ока, но Армин не был уверен, что ему вообще когда-либо было холодно. Не тогда, когда Жан был с ним. Не тогда, когда он улыбался. Не тогда, когда он пел. Когда Жан закончил играть, даже тишина показалась ему музыкой. Было почти слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но они оба улыбались. — Ты действительно так сильно любишь музыку, — выдохнул Армин, — Не так ли? Жан просиял, как будто это было последнее, что он ожидал услышать. — Конечно, — улыбнулся он, кладя гитару рядом с собой и придвигаясь немного ближе. Армин протянул руки, и Жан, естественно, взял их. — В мире нет ничего, что музыка не могла бы дать тебе. Это заставляет меня чувствовать, что я что-то значу. С помощью музыки можно отправиться куда угодно, не сдвинувшись ни на сантиметр, или обнаружить близких, которые ушли… У меня не хватает слов, чтобы описать это. — Жан… — выдохнул Армин, сжимая руки и снова начиная плакать. У него тоже не было слов, поэтому всё, о чем он мог думать, это наклониться вперед и прижать их губы друг к другу в поцелуе, который был таким же мягким, как и тот, который они разделили раньше. Он тихо вздохнул, чувствуя себя как дома, как будто это было правильно, как будто все должно было произойти именно так. Жан чуть отстранился, ровно настолько, чтобы они смогли посмотреть друг на друга. — Знаешь, ты — единственное, что заставляет меня чувствовать себя так, как музыка, — прошептал Жан. Он поднял руку, держа лицо Армина в ладонях, и судорожно вздохнул с облегчением. — Как будто ты самая красивая песня во всем мире. — Я тоже, — выдохнул Армин. — Я тоже так к тебе отношусь. Ты… ты изменил мою жизнь к лучшему во всех отношениях. Я думаю, что я бы всё ещё жил окруженный беспорядком моего дедушки, если бы не ты. Если бы не ты, у меня не было бы музыки. — Я так горжусь тобой, — сказал ему Жан. — За то, что смотрел. За то, что сказал мне. За всё. — Ты поцелуешь меня снова? — Тебе никогда не нужно спрашивать. Губы Жана были мягкими, но твердыми на губах Армина — этот поцелуй был глубже, чем раньше. Сначала они двигались медленно, как будто всё ещё соображали, что делать. Армин никогда раньше никого не целовал, никогда не испытывал такого сильного желания до того, как встретил Жана. Теперь он никогда не хотел останавливаться. Жар в его животе закипал, подталкивая Армина ближе к Жану, заставляя его целоваться немного сильнее. Он чувствовал себя пьяным, как когда они пили вино на крыше несколько месяцев назад. Это было так правильно. Они целовались, казалось, несколько часов. Армин чувствовал тепло во всем теле, покалывание, как от радиопомех, запыхался, а его сердце билось так быстро, как будто он пробежал много миль. Ощущение пальцев Жана в волосах, то, как Жан осторожно снял очки Армина с его лица и положил их на корпус своей гитары, — это было сюрреалистично. Армин снова и снова осознавал, что это реально, и это никогда не становилось менее захватывающим, что Жан любил его в ответ. Армин не хотел уходить, но когда дело приблизилось к полуночи, Жан настоял, чтобы они вернулись в паб и помогли собраться. Их пальцы оставались переплетенными, пока они карабкались обратно по каменным заводям. Не раз они останавливались, чтобы поцеловаться, как на пляже, так и даже в деревне за телефонными будками или в оранжевом свете уличных фонарей. Каждый раз чувствовался как первый. Они отпустили руки друг друга только тогда, когда люди снова появились в поле зрения. Жан вздохнул, словно сожалея об этом, дрожа от холода, но его улыбка согрела Армина изнутри. — Я так горжусь тобой, — повторил Жан. Вдалеке Армин мог видеть Бертольда, прислонившегося к Райнеру на скамейке для пикника возле паба, положив голову ему на плечо. Ему казалось, что теперь он очень хорошо знает эту любовь. — Я тоже тобой горжусь. — Кстати… моя мама продает дом. — Подожди, что?! Неужели? — Да, — сказал Жан, останавливаясь, чтобы прислониться к стене, пока они разговаривали. Казалось, он тоже наблюдал за Бертольдом и Райнером. Над ним, в лунном свете, Армин увидел зеленые почки на ветвях деревьев. — Так… ты переезжаешь? — Думаю, да. — Куда ты пойдешь? — Я еще не уверен. — Ты знаешь, что можешь остаться со мной, пока не разберешься… — Я надеялся, что ты это предложишь. — Ты мог бы просто спросить! — Я знаю, но то, что это предложил ты, было милее, — поддразнил Жан. — Так я могу пойти с тобой домой сегодня вечером? — Конечно, ты можешь. — Хорошо, — улыбнулся Жан и быстро наклонился, чтобы поцеловать Армина в нос, пока никто не смотрел. — Сейчас… пойдем. Я думаю, они ждут нас.