— Не хочешь прогуляться до общежития? — предлагает Юнги, чувствуя себя неуютно в закрытом помещении после эмоционального срыва. — Погода хорошая.
Ему кажется, что кафельные стены давят на него, иначе как объяснить тот факт, что слова, которые он никогда бы не стал произносить вслух, сейчас льются из него фонтаном? Что-то не так с воздухом здесь; Юнги не удивится, если окажется, что Сокджин-хен смеху ради нашёл рецепт сыворотки правды и разбрызгал её по туалетам в ресторане брата. Ему хочется говорить, говорить, говорить, а Чонгук сидит — весь такой внимательный и участливый, вытягивая из Юнги секрет за секретом. Сколько он уже успел рассказать?
— Думаешь, это хорошая идея? — сомневается Чонгук. — Надо спросить у менеджер-нима.
— К чёрту менеджера, Чонгук-а. Мы что, дети какие-то, чтобы отпрашиваться на улицу?
По тяжелому взгляду Чонгука понятно, что (1) да, они должны отпрашиваться, словно дети, и (2) нет, они не могут послать к чёрту менеджера, если не хотят проблем. Так что Юнги заранее знает, что ответит Чонгук.
— Действительно, хен, — щурится Чонгук с хитрой улыбкой. — К чёрту менеджера. К чёрту Бигхит! — восклицает он, с преувеличенно воинственным лицом вскакивая с крышки унитаза.
Для Юнги этот ответ оказывается неожиданностью. Чонгук (на минуточку — практически трезвый Чонгук!) должен быть здравомыслящим звеном их тандема, но он плохо справляется с этой ролью. Может, это к лучшему; им нужен настоящий отдых без лишних мыслей, в конце концов. Юнги не хочет думать о последствиях — он просто смеётся и пропускает момент, когда Чонгук подходит к подоконнику и резко тянет его на себя. Юнги вскрикивает от удивления и хватается за плечи Чонгука, скрещивая ноги на его талии. Они смотрят друг на друга удивлёнными глазами, их лица находятся на «поцелуйном» расстоянии. Это длится всего мгновение, пока Юнги не приходит в себя, отскакивая от Чонгука.
— Ты что творишь?
Чонгук не сразу отзывается, смотря перед собой с нечитаемым выражением лица.
— Ты смотрел «Любовь 911»*? — ни с того, ни с сего спрашивает он.
— Нет? — недоумевает Юнги. — Почему ты спрашиваешь?
— Не бери в голову, хен, — Чонгук смущённо улыбается. — Пойдём скорее.
Юнги лежит в кровати, вперившись взглядом в потолок, и прокручивает в голове свой сон. Память о прошлой ночи возвращается, или его мозг насмехается над ним, генерируя правдоподобные сценарии?
Хотя он ставит под сомнение правдоподобность этого «воспоминания». Юнги знает себя хорошо — он рассудительный. Он всегда поступает как ответственный взрослый и точно не стал бы давать донсэну плохой пример.
…Так ведь?
Хотя Юнги до недавних пор думал, что он не из тех жалких придурков, которые достают бывшую, пропустив пару стаканчиков, но, очевидно, ошибался, так что он больше ни в чём не уверен.
— Блять. — Просто мысли вслух.
— Не то слово.
Юнги поворачивает голову и встречается взглядом с хеном, выглядывающим из-под одеяла. Кажется, он тоже только проснулся; его глаза немного опухшие после сна, и на щеке красуется след от подушки. Но даже так Сокджин смотрит на него чересчур осмысленно и выжидающе, а может, ему просто кажется. Юнги сходит с ума.
Сокджин что-то знает — точно больше, чем знает Юнги, — о той ночи. Это единственное, в чём он не сомневается.
— Плохо спал? — одними губами проговаривает Сокджин.
— Ты говорил с Чонгуком? — одновременно спрашивает Юнги, чувствуя, как его горло сжимается от волнения.
— О чём?
— Ты знаешь, хен.
— Не знаю, скажи мне.
Юнги без слов отворачивается всем корпусом в противоположную сторону, закатывая от обиды глаза. Если хен хочет валять дурака, Юнги не будет этому потворствовать.
— Ладно тебе, — говорит Сокджин, в его голосе слышится смех. — Юнги, не дуйся.
Юнги имеет право дуться. Его близкий друг наблюдает с первых рядов за катастрофой в его жизни и ничего не делает, чтобы помочь.
Слышится вздох и скрип кровати, и Юнги представляет, как Сокджин отворачивается к противоположной стене и забивает болт на Юнги и его проблемы. Ему хочется сказать что-то едкое, чтобы спровоцировать Сокджина на реакцию, потому что просто разочарованный вздох — это слишком жестоко.
Неожиданно Юнги чувствует прикосновение к плечу и дёргается от испуга, но это всего лишь хен. Хен, который, как оказалось, не отвернулся, а встал с кровати и пересёк их комнату, чтобы оказаться ближе к Юнги. Он глазами просит его подвинуться, и Юнги подчиняется, сразу оказываясь в коконе из конечностей Сокджина.
На самом деле, их двоих нельзя назвать любителями прикосновений без причины, но в этот конкретный момент причина есть, и она веская. Юнги ещё не знает её, но ощущает, что это то, что нужно ему, и это то, что Сокджин хочет дать, поэтому он благодарно сжимает чужую ладонь на своём животе.
— Прошлой ночью Чонгук ночевал у своего хена, — рассказывает ему Сокджин ровным тоном, но Юнги всё равно напрягается. — Он сказал, что ему нужен был взгляд со стороны.
— Взгляд на что? — сглатывает Юнги, будучи не до конца уверенным в том, что он правда хочет услышать ответ.
— Не знаю, — к сожалению или к счастью. — Чонгук не говорил.
— Что произошло в ту ночь, хен?
— Я не знаю, — отвечает Сокджин, на что Юнги разочарованно вздыхает. — Я правда не знаю! Меня там не было, Юнги-я, только ты и Чонгук. Всё, что я знаю, — это то, что вы ушли с моей вечеринки посреди ночи.
Юнги кусает губу, уже не сомневаясь в правдивости своего сонного озарения. Сколько раз ему нужно будет так поспать, чтобы восстановить в памяти всю ночь?
— Я напился и позвонил Чонген, — признаётся Юнги. — И Чонгук пришёл ко мне после этого, и мы разговаривали.
Он ожидает закономерный вопрос: «О чём?» и заранее знает, что ничего толкового ответить не сможет, но Сокджин его удивляет, спрашивая:
— Ты до сих пор любишь её?
На этот вопрос у него есть честный и короткий ответ.
— Нет.
— Тогда зачем ты…
— Я не знаю, — перебивает его Юнги. — Я чувствовал себя как в клетке в этих отношениях, но они хотя бы… Были? — он не знает, как перенести своё состояние в слова.
— Ты скучаешь по отношениям, а не по ней? — подсказывает Сокджин. Горло Юнги сжимается, и он может только кивнуть. — Хочешь знать, что я думаю?
— Да.
— Я не хочу обидеть тебя, — так всегда. Если разговор начинается с этой фразы, то дальнейшие слова обидят его со стопроцентной вероятностью. — Я знаю тебя очень давно, и я не помню, когда ты в последний раз был свободен от отношений.
— Что ты имеешь в виду? — фыркает Юнги. Прямо сейчас он не в отношениях.
— Я имею в виду, ты состоишь в отношениях, а потом убиваешься по ним, пока не находишь другую девушку или парня, и круг замыкается, — довольно резко заканчивает он.
Юнги знает, что хен говорит это не с целью задеть его, но у него всё равно появляется потребность оправдаться и защитить себя.
— А что, лучше не иметь никаких чувств к людям, которых ебешь, прямо как ты? — злостно выплёвывает Юнги, нападая в ответ. Он жалеет об этих словах в тот момент, когда они покидают его рот.
— Я сказал не это, — холодно отвечает Сокджин. — Но разве ты не сам говоришь, что скучаешь не по ней, а по отношениям? Каким человеком это делает тебя?
Юнги хочет скинуть Сокджина со своей кровати и пойти покурить, когда в их спальню заходит Хосок, громко объявляя о своём присутствии.
— А, вы уже проснулись! — говорит он. — Намджун сказал будить вас последними, а вы устроили сессию обнимашек и не позвали меня, — милым голосом продолжает Хосок.
— Иди сюда, Хосок-а, — по-доброму смеётся Сокджин, отодвигаясь от Юнги и создавая пространство между ними для Хосока.
Он тут же запрыгивает к ним, и Сокджин гладит его по волосам, выглядя таким расслабленным, будто они не ссорились минуту назад. Юнги даже это задевает. Сам он в шаге от того, чтобы расплакаться.
— Ты чего такой угрюмый, хен? — Хосок поворачивается к нему, закидывая на него ногу.
— Не выспался, — Юнги давит из себя улыбку и встаёт, хлопая его по спине. — Я в душ.
Он слышит их перешёптывания, собирая вещи для душа, и уже в дверях оглядывается, смотря на расслабленную спину Сокджина. Ему хочется чувствовать обиду, но всё, что он может, — это ощущать себя лишним.
Он заходит в душ, отстранённо радуясь тому, что не пришлось стоять в очереди, и включает горячую воду. Его кожа моментально краснеет, и, будто этого мало, Юнги принимается с силой тереть себя жёсткой стороной губки, надеясь смыть с себя негативные эмоции.
— Джин-хен, можно я с тобой помоюсь по-быстрому… — в ванную, которую никто из мемберов никогда не закрывает, залетает Чонгук и на полуслове останавливается, увидев вещи Юнги на вешалке. — Блять, — подытоживает он.
— Ты что-то хотел? — Юнги старается звучать ровно, пока думает, что ответит, если Чонгук попросится к нему в душ.
— Можно я почищу зубы, пока ты моешься? — задаёт он другой вопрос.
— Валяй.
Юнги старается игнорировать его присутствие, но это сложно, потому что обычно тихий Чонгук включает кран почти на полную мощность, громко открывает тюбик пасты, а потом ещё и напевает себе под нос что-то, пока чистит зубы. Специально или нет, но он привлекает внимание Юнги, выталкивая из его головы плохие мысли.
Чонгук не уходит сразу, когда заканчивает. Он неспешно вытирается полотенцем и медлит. Юнги наблюдает за его силуэтом сквозь шторку и представляет, что Чонгук точно так же наблюдает за ним. И хоть шторка достаточно плотная, чтобы было невозможно разглядеть что-либо, кроме очертаний, Юнги чувствует себя так, будто он вышел обнаженным на сцену, и единственный зритель в зале — это Чонгук. И мысль об этом не вызывает в нём тревогу.
— Я пойду в душ после тебя, ладно? — в итоге говорит Чонгук. — Не пускай сюда Джин-хена.
— Ладно, — отвечает Юнги, в этот момент осознавая, что со вчерашнего дня не слышал, чтобы Чонгук обращался к нему «хен».
***
Весь оставшийся день пролетает со скоростью света в зале практик, и Юнги удивляется, когда хореограф говорит, что они танцуют уже шесть часов. Они все уже вялые, но хуже всех Чонгуку, хоть он и пытается не подавать виду. Чонгук почти всегда танцует на первой линии, а Юнги — на второй, и потому он видит, как мелко дрожат руки Чонгука, и как он весь пошатывается, будто вот-вот упадёт.
После практики Юнги ловит только вышедшего из душа Чонгука, потому что догадывается о причине его полуобморочного состояния, и притягивает к себе, шепча:
— Выйдем через другой выход, я уже вызвал такси.
Глаза Чонгука расширяются, и он кивает. Юнги совестно второй раз за неделю подначивать Чонгука на несогласованный с руководством побег, но ему нужно вдолбить одну вещь в его глупую головушку, поэтому он пишет быстрое сообщение Намджуну, чтобы он их прикрыл, и выходит из раздевалки. Осуждающий взгляд Намджуна он успешно игнорирует.
Секундой позже за ним выбегает Чонгук, и Юнги безмолвно просит его натянуть головной убор пониже и надеть маску.
— Куда мы? — шепчет Чонгук, равняясь с Юнги.
— В одно место, — лаконично отвечает он.
«Одним местом» оказывается непримечательное заведение, в котором подают салаты, смузи и прочую диетическую хрень, которую так любил один из его бывших парней. Он был тем ещё придурком, и они расстались полтора года назад, но Юнги до сих пор помнит, что он всё время брал отсюда еду на вынос и говорил, что это единственное заведение в Сеуле, которое не подаёт углеводную бомбу в зелёной упаковке.
Чонгук нервно смотрит то на Юнги, то на принесённое официанткой меню, и, когда она уходит, спрашивает:
— Какой-то особый повод?
— Повод — это твоя тупая задница, которая решила поголодать перед награждением. Я прав?
И без того бледный Чонгук бледнеет сильнее и отводит глаза, выглядя таким несчастным, что в Юнги просыпается нужда взять его за руку и приободрить. И неделю назад он бы так и сделал, но из-за всей неопределённости между ними Юнги не знает, что теперь уместно в их дружбе, а что — нет.
— Я беспокоюсь, Чонгук-а. Ты ведь раньше так не делал, ты знаешь, что хорошо, а что плохо для твоего организма, — мягко продолжает Юнги.
— Да, я знаю, просто… Я хотел начать готовиться за два месяца до сезона награждений, но постоянно что-то происходило, и я много ел и пропускал тренировки, и теперь я вешу даже больше, чем летом, — рассказывает Чонгук.
— Но ты не в состоянии скинуть килограммы за пару дней. Никто не в состоянии. Ты выглядишь хорошо, непозволительно хорошо, а ты ведь только что танцевал шесть часов и должен выглядеть как ходячий труп, как я, — старается шутить Юнги. — Даже если ты набрал вес, разницу никто не заметит, кроме тебя. Но если ты упадёшь в обморок на сцене, поверь, это заметят все.
— Ты прав, прости, — Чонгук стыдливо прикрывает лицо меню. — Спасибо, эм, что очень заботишься обо мне. Обо всех нас.
— То же самое я могу сказать тебе, — Юнги ступает на тонкий лёд. — Ты примчался ко мне после того, как я опозорился перед бывшей, и я правда тебе благодарен, хоть и не помню и половины того, что ты мне сказал.
— Но ты не опозорился перед ней, — Чонгук откладывает меню, настороженно смотря на Юнги. — Посмотри историю звонков.
В любой другой ситуации Юнги бы возмутился требовательному тону Чонгука, но сейчас он слишком сбит с толку и делает, как ему велено. Юнги открывает историю звонков, и ему даже не нужно пролистывать, потому что звонки за несколько дней умещаются на экране его телефона. Он никогда никому не звонит, за исключением чрезвычайных ситуаций, а об этом номере знают всего с десяток людей, так что он видит:
Вчера
Ким Сокджин Бигхит (входящий)
Джеын-нуна (входящий)
4 декабря
Пак Чимин Бигхит (пропущенный)
Пак Чимин Бигхит (пропущенный)
Пак Чимин Бигхит (пропущенный)
Чимин, скорее всего, первый заметил их отсутствие в тот день.
Чонгук (исходящий)
3 декабря
Мама (исходящий)
3 декабря? Юнги хмурится и ещё раз пробегается взглядом по истории. Никакой «Чонген» здесь нет.
Он поднимает сконфуженный взгляд на Чонгука, который, в свою очередь, напряжённо смотрит на него.
— Я не до конца понимаю…
— Ты позвонил не ей. Я… мне следовало раньше сказать, но я думал, ты и сам это поймёшь, когда посмотришь в историю звонков, а ты не посмотрел, а я…
— Подожди. Хочешь сказать, я позвонил тебе?
— Нет, точнее да, но не совсем, — Чонгук издаёт звук отчаяния, зарываясь руками в волосы и шумно выдыхая. — Ты думал, что ты звонишь ей, но ты наверное перепутал наши с ней имена. Вот.
Юнги заторможенно кивает, опуская взгляд в тот момент, когда экран его телефона погасает. Он чувствует, как что-то внутри него надламывается, и с запозданием понимает, что это чёртово
облегчение.
Он мог сколько угодно делать вид, что ему плевать, что о нём подумают, но это не так. И если бы Чонген начала трепать всем, что Юнги звонил ей пьяный и просил вернуться, он бы не вылезал из студии до конца этого года как минимум.
— Я так счастлив, что это был ты, — искренне говорит Юнги, не сдерживая улыбку. — Господи, что бы она обо мне подумала…
— Да, ей было бы интересно это услышать, — фыркает Чонгук.
— О, нет, нет, даже не думай говорить мне, какую чушь я нёс, — к Юнги вдруг приходит осознание того, что Чонгук был свидетелем его позора. Вот же блять.
— Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
— Нет, я клянусь, не в моём случае! — восклицает Юнги, ловя парочку осуждающих взглядов. — Не в моём случае, — повторяет он. — Она мне не нравится, Гук, я о ней даже не думаю. Не знаю, что я в тот раз пиздел, но это всё ложь, хорошо? Это был другой человек, не я.
Чонгук непонимающе хмурится, разглядывая Юнги так, будто хочет найти на его лице ответ на свой вопрос. Он выпускает нервный смешок и поднимает брови, в конце концов обеспокоенно спрашивая:
— Юнги, ты совсем не помнишь, что говорил?
Юнги совсем не помнит, что говорил, — уже подтверждённая информация, зачем Чонгук так над ним издевается, заставляя подтверждать это снова и снова?
— Да, я думал, это и так очевидно. Хочешь сказать что-то? — он старается звучать прохладно.
— Я не знаю, почему ты решил, что признавался ей в любви или просил вернуться, — медленно говорит Чонгук, подбирая слова. — Ты сказал, что она была права, когда бросила тебя, — он испуганно вытаращивает глаза, опасаясь, что это слишком резкие слова.
— Продолжай.
— Ты сказал, что был недоступен эмоционально, и это всё было глупой затеей…
Очень похоже на него. Ему стыдно признавать это, но даже когда он состоял в отношениях с Чонген, помощницей стилиста в их компании, он думал, что было глупо принимать её чувства, потому что они бы всё равно расстались. Но она была миленькой и совсем не похожей на его бывшего (О-Великий-Студент-Университета-Для-Заносчивых-Мажоров), так что в ответ на её признание он поцеловал её, и так, в общем-то, у них всё завертелось.
— … потому что ты был заинтересован в другом человеке всё то время, пока вы встречались…
Юнги думает, кого он мог иметь в виду. Точно не бывшего, нет, с этим придурком покончено, но тогда кого? Остаётся лишь один вариант, и…
Внутри Юнги всё холодеет, потому что есть огромная-размером-с-континент вероятность, что он имел в виду Чонгука.
— Так что ты просил прощения и желал ей счастья. Как-то так, — Чонгук пожимает плечами.
— А, эм, тот человек… — Юнги заламывает пальцы на руках под столом.
— Оу, я понял. Не бойся, ты не сказал имя, так что твой секрет с тобой. Полагаю, этот человек слишком важен для тебя, и ты не хотел, чтобы она знала.
Юнги хочет ляпнуть что-то глупое, и Чонгук, застенчиво улыбающийся ему через стол, это желание только усиливает.
— Вы уже определились с заказом? — рядом с ними появляется официантка, и одна часть Юнги мысленно благодарит её за то, что она пришла вовремя и предотвратила катастрофу, а вторая… Вторая уже устала от того, что он подавляет свои истинные чувства.
