Часть 1
28 сентября 2021 г. в 10:58
Кириллов крупными шагами расхаживал по своей комнате, отчего и без того старый и ветхий пол поскрипывал под каждым шажком инженера-железнодорожника. Он активно жестикулировал, махал руками, морщился, улыбался, вздрагивал, шмыгал носом, а то и останавливался, своими чёрными и неживыми глазами смотря в дальний угол, словно видел там кого-то.
Всё это ужасно смущало и пугало Верховенского, который наблюдал за очевидно сходящим с ума мужчиной.
Тут, Алексей замер окончательно и повернул голову на Петра Степановича, и тот содрогнулся, вглядевшись в его стеклянно-пустые глаза. И всё-таки в Верховенском осталось что-то человеческое, раз тот опустил голову, смотря на этот шершавый дощатый пол, который уже так раздражал Пьера. А он ведь знал в этом доме всё — каждую дощечку, каждую трещинку в полу, каждый уголок.
Петр Степанович старался отрицать всё это, но, увы, не получалось. Он очень часто навещает Кириллова вовсе не для того, чтобы напомнить об уговоре или позлить лишний раз, а лишь для того, чтобы провести с ним какое-то время, пусть и короткое — хотя бы пару мгновений. Вглядываясь в его черные глаза, Верховенский видел то, чего, возможно, и не было.
Или было? Была ли в глазах Алексея нежность и забота? Была, определенно, но какая-то боязливая, неуверенная, трусливая, в конце-концов.
Верховенский поднял голову, снова смотря на Кириллова. От былой нежности в глазах не осталось ни следа, но эта нежность была в чём-то другом. В голосе, который тот так внезапно подал.
— Ты — последний, который со мной. — проговорил вдруг Алексей Нилович, вздрагивая.
Петр Степанович вздрогнул же одновременно с ним, ведь эти слова прозвучали неожиданно и не в тему.
«Как вообще Кириллов перешёл на эту тему? Последний, который с ним? Не могу же я… Просто промолчать. Но, однако, я обязан.» — пронеслось в голове Верховенского — «Главное, не отступать от плана.»
— Я бы не хотел с тобой расстаться дурно. — добавил Кириллов сдавленным голосом.
— Расстаться, чёрт возьми! Вы все одинаковые! Вы все думаете лишь об одном! Экая ж дрянь, народ!
Петр Степанович опустился на стул, закрывая лицо руками.
— Расстаться! Умереть! Отвратительные люди мечтают о смерти! Все вы такие!
А Алексей словно пришёл в себя, замирая, глядя в тот же угол.
— Я всегда был удивлен, что все остаются в живых. Я с детства удивлялся этому — ещё когда узнал, что такое смерть. Это такое чарующее чудо, самое настоящее чудо! Но одновременно… Это ужасно и противно — когда человек умирает. Ты видишь его кровавое тело, бледное…
— Заткнитесь, Кириллов, я не хочу слышать Ваши бредовые идеи и слова. Я хочу просто слышать Ваш чудесный голосок, возможно, смех. Видеть Вашу улыбку.
Пьер потянулся к его лицу рукой, и всё же положил ладонь ему на щеку. Алексей же, слегка приулыбнувшись, потерся щекой об его мягкую руку.
— Чего вы? — Алексей снова перешёл на более вежливую манеру речи, — Всё хорошо?
— Покорили Вы меня. Своей простотой, своим очарованием. — Верховенский соприкоснулся губами с его ладонью, привстав при этом со стула, — Вы — единственный, на кого я смотрю особенно.
— Единственный? Пётр Степанович, Вы меня пугаете… — промолчал, а потом, протяжно выдохнув, придвинулся к его лицу, — И удивляете. Приятно удивляете, х-ах…
Его чёрные глаза также смотрели на Петра с нежностью и, как бы, с готовностью на всё.
Верховенский поднял брови, а потом медленно коснулся его губ своими.