Крылатая песня бурной весны

Гарри с Трандуилом вылетели тайно, не став обременять себя ни лишними вещами, ни прощанием с обитателями долины. Поскольку никто из караула не получал иных указаний, дозорные их пропустили и пожелали удачи. Впрочем, Элронд не стал бы их насильно удерживать — не таким был его характер, да и просьбы Сарумана он исполнял исключительно в виде одолжения, а не прямого руководства к действию. Белый маг просил известить о своем пожелании, Владыка известил, а дальше — все на волю Эру. Шкатулка была наполнена магией под завязку, как и дополнительные накопители, но вот удобства в дороге, которое дарило им волшебство, больше не было. Расстояние до Гундабада не сильно отличалось от полета в Дол-Гулдур, но тогда Гарри был силен и здоров, сейчас же — ослаблен, отягощен крестражем и не контролировал волны выбросов и периоды истощения. Тем более, что лететь они решили с максимальной скрытностью, а значит, на едва ли комфортной высоте. Три часа полета или около того по внутреннему хронометру подарили им промерзшие до костей телá и глубокую усталость — лететь так высоко было непросто, зато их преимуществом были ярусы облаков, скрывающие от любого зоркого взгляда. Все-таки не стоило забывать о Назгул и других приспешниках зла, например, гигантских летучих мышах-вампирах или кребайн — больших воронах-шпионах. И те, и другие летали стаями, и небо было их царством. Онемение крыльев Гарри, продрогший от холода, почувствовал не сразу, а гул в ушах поначалу казался просто порывами сильного ветра. Он мог бы обманывать себя дальше, но, когда начали подводить глаза, мужчина не смог игнорировать симптомы и в резком вираже устремился к земле. Он не искал особого места для посадки: любые мысли отодвинул в сторону страх уронить эльфа на высоте и разбиться самому. Мушки перед глазами и двоящийся горизонт заставили ускориться, и грифон вздыбил землю под ногами, с силой раскидав камни на пути. Кувырок — и на земле в беспамятстве лежит человек, а не зверь. Эльф приземлился удачнее, не потеряв ценные пожитки. Он огляделся по сторонам и, подхватив на руки мага, отправился в сторону подлеска. Предгорье в этом месте сильно заросло, поэтому Трандуил возблагодарил Эру за удачное место для ночлега. Уложив Габриэля на подстилку в окружении вещей, он вернулся к месту посадки и, прижав ладони к земле, «попросил» своей эльфийской силой скрыть оставленные ими разрушения. Травы медленно стали наползать на разрытую землю, пряча любые следы. Дальше князь обошел округу, быстро залез на дерево, чтобы определиться с местностью и в поисках чужих костров, ведь летели они над облаками, выдерживая только направление. А потом он начал устраивать их с Габриэлем на ночлег. Бодрящее, влитое в мага, немного его согрело. Спальник и одеяла помогли устроить теплое гнездо в окружении деревьев, в которое забрался сам эльф и затащил своего бессознательного напарника. Быстро растер его руки и стопы, пробежался с усилием по спине, разгоняя кровь, и закрыл их напоследок плащом-невидимкой. Спать Трандуил решил вполглаза: без разведки он не мог сказать, сколько врагов рыщет в этих краях. Эльф прикрыл глаза и, легко перебирая темные волосы мага, погрузился в свои мысли. Леголас его порадовал. Владыка не ожидал, что странствия успеют наскучить его наследнику, и тот со всей тщательностью станет расспрашивать о делах ЛасГалена. А может, на его настрой повлияла прекрасная волоокая девица Элронда, против которой сам Трандуил ничего не имел. Юная, вдумчивая, хоть и не без ветра в голове. С неплохой наследственностью и корнями. Трандуил переживал, что его юный сын найдет себе в скитаниях по миру кого-то совсем неподходящего. Свирепость, с которой его Зеленый Лист отстаивал независимость и взрослость решений, умиляла, но, как любой отец, своему сыну он не желал связать жизнь со смертным. Тем более, что лично его эта участь не миновала. За дни, проведенные рядом с магом, князь уверенно мог сказать: он начал видеть сновидения, зыбкие, неуловимые, и его сон никак не напоминал полет в бесконечность и темноту. А значит, пришлый волшебник был его утраченной фэа. Маг все больше его очаровывал: глубиной своих переживаний, не свойственной людям, взвешенностью принимаемых решений, принятием невзгод и силой духа, а особенно — скрытой, но видимой ему добротой и какой-то беззащитной жертвенностью перед миром. Он понимал, что магия для мужчины — его суть, жизнь. Узнав, что он потерял над ней всю власть и теперь она неукротимым меарас, своевольной сырой стихией как огромная океаническая волна захлестывает его, закручивает в своей мощи, а потом отпускает, опустошенного и без сил, князю захотелось сделать все, чтобы Габриэль перестал чувствовать себя таким уязвимым и бесполезным. Благой Эру! Как он мог быть обузой? Конечно, теперь Трандуил больше беспокоился за хрупкого парня, желая уберечь его от любых испытаний, и его мучила невозможность этого добиться здесь и сейчас. Но негодования на судьбу не было: князь мог благодарить ее за возможность держать его фэа в своих руках, быть рядом и исполнить свой путь до конца, их общего конца, каким бы он ни был. В воздухе что-то изменилось. Трандуил открыл глаза, напрягся и неслышно приподнял голову, глядя в просвет между листвой. В лунном свете мелькали стремительные тени и узкие длинные кляксы, слышался странный шорох. Он вздрогнул, понимая, кого видит в полете одной стрелы над ними. Огромные кровопийцы, мерзейшие посланники Саурона и любого темного колдуна-некроманта — летучие мыши. Две из которых за минуту могли выпить одного эльфа — и не важно, насколько умелым мечником он был, ведь твари летали большими стаями и место любой убитой тут же заняла бы другая. Габриэль проснулся. Князь ощутил это по изменившемуся ритму дыхания. Он возблагодарил Звездную Владычицу, что маг не издал ни звука, ни шороха. Только замер, прислушиваясь. Его руки так же обнимали грудь Трандуила, а голова почти уместилась подмышкой эльфа. Габриэль не отстранился, лишь поднял глаза на эльфа с немым вопросом. Взглядом на него и вверх Трандуил показал, откуда ждать опасность. Парень неслышной змейкой извернулся и выглянул в тот же просвет, куда смотрел сам князь. Мыши так же заполошно метались в вышине, только некоторые из них опускались так низко, что их тени расчерчивали черными кляксами землю в лунном свете. Вскоре укрытые плащом-невидимкой путники расслышали непривычную речь, которая напоминала шорох крыльев. «Искать… на север… растерзать… не уйдут… вернуть блеск хозяину… искать… орки глупы… хозяин нас наградит… найдем… растерзаем… принесем…» Гул множества шепелявящих голосов давил, окружал, завораживал, нес опасность и казался злобным и примитивным, как и жажда крови их обладателей. Только размеренный стук сердца эльфа не дал Гарри захлебнуться паникой. Сейчас он острее всего чувствовал свою уязвимость перед множеством ищущих глаз и ушей. Теплые руки, обнимавшие его, могли показаться цепями, теперь же он нашел в них опору и центр равновесия. Стая из полусотни летучих тварей кружилась пестрым пятном прямо над ними, решая, в какую сторону стоит направиться. Разума у тварей не хватало, чтобы понять приказ их хозяина полностью. Часть тварей звала лететь на север «как он приказал», часть злилась — там они не нашли искомое и теперь хотели искать везде за обещанную награду. Казалось, что прошла вечность, пока соглядатаи разлетелись тремя стаями в разные стороны. Из их бормотания Гарри узнал, что не только небо оказалось для них закрытым, но и по земле начали рыскать отряды орков в поисках беглецов. Кто-то узнал, что они собрались на север. Элронд сказать об этом не мог, даже не потому, что он такой стойкий и благородный. Владыка Имладриса долину не покидал и вряд ли доверил бы кому-то эту информацию. Он сказал магу, Белому магу из Изенгарда, Главе Совета об их путешествии, и тот настойчиво просил дождаться его. Еще утечка информации могла произойти от Галадриэль, Гэндальфа и гномов, но последние не знали времени прибытия в долину и отъезда. Как таинственный хозяин узнал о них сейчас? Был ли это сам Саурон, и стоило ли им ждать оставшихся Призраков Кольца? Гарри подумал, что если за ними в погоню увяжутся эти ошметки людских душ, то именно Саурон был тем, кто узнал об их планах, а значит Элронд — предатель, и свои вещи, оставленные в Ривенделле забрать будет непросто, если удача удивительным образом поможет ему извернуться и на этот раз. Мрачные и притихшие, оба мужчины ранним утром приготовили завтрак, вымылись в ближайшем ручье и сейчас укладывали вещи как можно компактней. Поклажу они еще в долине рассчитали на человеческие возможности, а не на грифонью грузоподъемность, поэтому сборы были недолгими. «Из-за проблем с магией он простужается слишком легко, — нахмурился Трандуил, бросая магу флакон с Бодроперцовым. — Рассказывал же, что благодаря ей он раньше обладал отменным здоровьем. Пока не угробил его в бегах…» Эльф вспомнил редкие оговорки парня о жизни в период военных действий — заботиться о нем было некому, а сам он явно не умел. Разгорающимся днем они решили идти по земле, пока Гарри не ощутит свою «волну» — тогда они смогли бы подняться как можно выше. Судьба им благоволила, послав пасмурный облачный и нежаркий день. Выносливость эльфа была на несколько порядков выше, но Трандуил не хотел обижать Габриэля, забирая всю поклажу. Он и так распределил вещи неравномерно, уложив для мага те, что полегче. И упрямец сейчас шагал рядом, даже не замечая, что снова бережет локоть, который, видимо, вчера успел зацепить при падении. Целители предупреждали, что кости не будут прочны в ближайшее время так, как следовало. За Костеростом Ри (так Габриэль разрешил называть его в этом опасном путешествии) не полез, и Трандуил (которого маг с ухмылкой стал называть Ран, будто подозревал, насколько непривычно звучит это в сравнении с «Трандуил Ороферион, Владыка Эрин ЛасГалена») подозревал, что Габриэль не осознал эту мимолетную травму. Уж слишком он привык к боли и неудобствам за свою короткую жизнь. Князь залез в поясной неглубокий карман и протянул спутнику флакон Костероста, который тот принял, запив водой из кожаной фляги, хоть и с гримасой на лице. — Думаешь, нас ищут? — тихо спросил Гарри у Трандуила. — Ты слышал вампиров, они примитивны, но упорны. Я думаю, цель — мы с кольцом. Кто-то узнал, что оно покинуло долину, — вздохнул эльф, отвечая на бегу. — Ставлю десять галеонов на… этого Главу Совета, Белого… который, — маг бежал рядом, хмурился, поглядывая на небо, и растирал ладони: волна была близко. — Или Саурон. Он ищет кольцо столетиями, а с вашим приходом в Имладрис он узнал, что кольцо нашлось. Саруман, конечно, не особо приятен, но он прислан Валар заботиться об Арде, вряд ли он злоумышляет, — возразил Трандуил, не запыхавшись. — Ты скажи, как только почувствуешь желание открыть шкатулку, Ран, это не шутки… Я могу не заметить, что защита нарушена, а оно ловко поет, затуманивая разум, — с волнением оглянулся Гарри на эльфа. — Я могу его понести, пока мы на земле. У меня иммунитет к зову, не зря же крестраж прописался в моем мозгу с детства, приобретенную устойчивость к принуждению я выработал. — Я понимал, что ты с такой вещью познакомился вплотную, но как-то не осознавал, что настолько близко, — с уважением произнес Трандуил, поправляя сумку с самыми ценными вещами и куртку с глубоким карманом, в котором лежала шкатулка. Видя, что Габриэль начинает уставать даже от легкого бега, эльф притормозил и перешел на шаг. Гарри этого не заметил, задумавшись о предмете разговора. — До двенадцати я и сам не знал, но потом, хоть и не сразу, догадался. Осколок вел себя тихо, а в последний год-полтора будто задался целью свести меня с ума, сломать и подать пустое тело хозяину на блюде. Когда Волдеморт вернулся к жизни, он атаковал меня своими видениями, реальными и надуманными, каждый Мордредов день! Я представить себе не мог, сколько мерзостей способен сделать человек, если дать ему полную власть и безнаказанность. Прислужников у лича хватало: похищения, убийства, террористические акции, запугивания. Они пытали, расчленяли людей как мясники, получая, в отличие от тех, удовольствие. Лич разрешал своей змее-фамильяру пожирать еще живых, заметь, пленников. Даже не хочу упоминать изнасилования, хотя последнее они проделывали редко, потому что магглами брезговали, будто это могло запачкать их чистокровность. Твари и уроды! Я неделями не мог спать и смотреть на еду, с ума сходил, если хватали кого-то из тех, кого знал лично. Они же не остановились на магглах, ублюдки хватали тех, кто сопротивлялся их режиму и препятствовал их деятельности. Гарри отвернулся, незаметно смаргивая слезы, ртом хватая воздух, чтобы не всхлипнуть. Зря он, конечно, затронул эту тему с лихолесцем, но раз начал говорить, решил не подвешивать в воздухе недосказанное. — По этим видениям и по тем крохам информации, что передавали мне Гермиона и Драко, я мог не только узнать преступников, но и определить, где они могли появиться, чтобы уничтожить. Целью Волдеморта было схватить меня, и он не жалел сил, себе же я поставил за цель проредить количество его самых верных и садистических сторонников, умелых боевых магов, на самом деле. Биться с ними честно и открыто было глупо — я не на дуэли их вызывал. Готовил ловушки, устраивал диверсии, бил в спину, хотя хватало и стычек лицом к лицу. Я знал, что умру и не хотел, чтобы эти мрази успели убить тех, кто мне дорог. — Да, — посмотрел на эльфа Гарри, — я знал, что умру. В моей голове жил кусок главной твари, и только с моей смертью его можно было окончательно упокоить. Под конец стало ясно: или я его, или он меня. В смысле вырастет, захватит тело. Силы он набрал немерено и пытки устраивал не только ради развлечения. Трандуил молча шел рядом, но его глаза были полны эмоций. Отчего-то присутствие князя дарило Гарри необходимую точку равновесия, и его безмолвная поддержка побуждала говорить дальше. Тот не старался приблизиться к нему, положить руку на плечо и, что самое важное, ничего не говорил, но именно это Гарри и было нужно. Человек рядом, готовый услышать, не осуждая и не жалея. Услышать и понять. Тот, кто и сам имел огромный жизненный опыт и перенес не меньше трудностей. — Однажды он схватил Луну, невозможно чистую и светлую девочку, которая была мне как младшая сестра. Более невинного и ясного человека в своей жизни я не встречал. А какая у нее была сила духа, Ран, это невозможно описать! — слезы Гарри уже не скрывал, позволяя им свободно течь по лицу. Он молчал так долго, что Трандуил подумал, что маг не скажет больше ни слова. Сам он тоже молчал, хотя ему очень хотелось прижать к себе парня, выразить свое сочувствие теплом рук, крепостью объятий и успокаивающей силой природной магии своего народа. Но вскоре Габриэль заговорил, и его горло, сжатое тяжелыми эмоциями, с трудом выдавливало каждое слово. — Нас предал очень близкий друг. Он сделал это ради спасения своих из кровавой мясорубки войны. Полностью понимал все последствия предательства и предал ради призрачного шанса, что та сторона выполнит обещанное, освободит его брата. Я не могу… не могу сказать… выговорить… что с ней делали, пока она была жива. Лич знал, что я увижу происходящее, и наслаждался вдвойне. Был шанс, призрачный на самом деле, что это видение — обман, и я всеми силами ухватился за эту мысль. Не позволил себе думать иначе. Полумна должна была уехать из Хогвартса на зимние каникулы и не возвращаться в школу. Она и ее отец нашли надежное укрытие под чарами, очень надежное, если подумать, и хранитель тайны — тот неизвестный человек не мог их предать. Оказалось, мог. Наивная Луна выбрала свою подругу детства, сестру того парня, что предал нас. Он использовал эту информацию сполна. Ее похищение было данью Волдеморту и заверением его преданности и стало приманкой для меня. Он знал, что я кинусь ее спасать, не задумываясь. На тихий вздох Трандуила Гарри не обратил внимания, полностью уйдя в свои мысли. — Я аппарировал в наше тайное место, там были те, кому я доверял, Рон и его старший брат — а потом темнота. Больше я никого из семейства Уизли не видел. Кажется, Джинни и ее мать смогли уехать, остальные сгинули. Меня не интересовала их судьба. Уничтожить своих похитителей я смог, пусть и не сразу, но Луну было уже не спасти. Она умерла задолго до этого. Я почти обезумел. Счет шел на дни, и крестраж пытался меня сломить окончательно, прокручивая перед глазами, наяву, во сне все самые жуткие подробности, всю мерзость. Я тогда убил одну из моих похитительниц, самую безумную ведьму и самую умелую, лучшего боевого мага Волдеморта. Подставился под одно из ее проклятий специально, а потом убил ее с наслаждением. Впервые это принесло мне удовольствие, а потом я ощутил не менее сильное опустошение, — голос волшебника задрожал, и потребовалось несколько минут, чтобы он смог продолжить рассказ. — Я сделал все, чтобы никто больше не погиб из тех, кто был мне дорог. Мио и Драко были в безопасности. Крестражи были уничтожены. Все, кроме Нагини — его змеи, и меня. Я слил информацию, что иду в Министерство за сферой пророчества, из-за которого все и началось. Том. Том Риддл, лорд Волдеморт знал, что я иду. Это была точка отсчета, место нашей неминуемой встречи. Он думал, что я буду его боятся, постараюсь избежать, или кинусь драться. Пророчество меня не интересовало. Если Том знал лишь его часть, я знал его полностью. Помнишь, разговор с Дамблдором я вам показывал? Гарри искоса посмотрел на Трандуила и дождался резкого кивка. — Там, я сцепился с личем, но ментально. Борьба разумов на самом деле. Он не думал, что я смогу дать отпор на этом поле. Будто не он сам тренировал меня, мучая все годы. Я незаметно перенес его в свой разум, пока он мучил мое тело. Там я удерживал его сколько мог, путая, ослабляя, обманывая, забрасывая иллюзиями и подставляясь сам, лишь бы он не догадался, что это все было планом, разыгранным как по нотам. Знаешь, при контакте разумов очень сложно лгать, это доступно только мастерам, и я справился, пока мои настоящие, мои самые близкие друзья уничтожали нас обоих в реальности, убивая нас одновременно. Поверь, им было это нелегко, я не оставил им выбора, когда подставился под проклятие от Беллатрикс. Драко, мой лучший друг и ее племянник, знал о нем. Он рыдал, зная, что его не снять, будто на самом деле думал, что я смогу пережить войну. Я не оставил им выбора — убить меня в тот момент было благом, как ни крути. И они смогли, за что я им бесконечно благодарен. Их усилия уничтожили Тома Реддла, зарвавшегося темного мага, который захотел править миром и чуть не уничтожил его. Вот так и закончилась моя жизнь. Точка. — С ними ты так хотел поговорить? — мягким голосом спросил эльф, не поднимая глаз. Слишком многое в них можно было прочитать после откровений Габриэля, а Трандуил не хотел открывать магу чувства, которые обуревали его. — Да, война сломала нас всех, и я не хотел, чтобы убийство меня из милосердия и по необходимости догнало их после в мирной жизни и лишило счастья. В отличие от Рона, предавшего нас, и Мио, и Драко — я уверен — не нашли бы покоя. Я дозвался до них, попрощался и подарил им пару артефактов со своей личной магией, которая будет нести спокойствие и уверенность в том, что у меня все прекрасно, как бы ни было здесь на самом деле, — улыбка скользнула по его лицу, образовав ямочки на щеках и сделав парня удивительно милым. Память о друзьях, о том, что они живы и счастливы, грела мага и придавала сил. Трандуил подумал, что именно это знание и давало силы ему двигаться дальше: и в том мире, и в этом. Он желал и сам получить такую любовь и преданность от мужчины, шедшего рядом, поэтому не спешил. Испортить зарождающееся доверие было слишком легко. Время и обстоятельства играли на его стороне. Трандуил отмахнулся от самого первого разговора с Габриэлем в Имладрисе, где пообещал оставить мага по его просьбе, как только их путешествие подойдет к своей развязке. Этот момент наступит нескоро. — Пора, — сообщил Гарри, и Трандуил отошел в сторону, давая место для оборота. Через мгновение среди подлеска лежал грифон — пернатое создание с хищным клювом и забавными аккуратными ушками на птичьей голове. Гарри посмотрел на любующегося им эльфа, фыркнул и вытянул крыло, давая понять, что времени у них не слишком много. А потом резко взвился в небо, скрывшись между слоистыми облаками. Пока они летели, ныряя в воздушных потоках, Гарри привычно успел пожалеть о своей чрезмерной откровенности, но отпустил это. Эльф был не тем, кто начнет делиться столь личной информацией со всеми подряд, а время, проведенное вместе, их достаточно сблизило, поэтому волшебник не ожидал удара в спину от лихолесца прямо сейчас, как минимум, — об этом говорил здравый смысл. А после — он не был уверен, что проживет настолько долго, что его открытость успеет сослужить плохую службу. Если раньше он мог выпустить Адское пламя и иметь над ним полный и безоговорочный контроль, дав стихии разыграться, направив ее и вовремя усмирив, то теперь, в новых для него обстоятельствах, знал, что сможет его только выпустить. Контроль, весьма слабый, и направление могли задать уже надоевшие ему руны. Эх, как он хотел ощутить ток бегущей по рукам силы, которая то ластилась, как котенок, то срывалась с пальцев смертоносными заклятиями, но более всего он скучал по десятку тонких контролируемых потоков, с помощью которых мог созидать. Артефакторика — его новая страсть — осталась позади. Сейчас он был хуже Кребба. Винс мог колдовать, хоть и плоховато, держа палочку, как обезьяна ветку. И сгорел в собственноручно вызванном пламени. Гарри не обольщался насчет своего конца. Кольцо в любом случае нужно было уничтожить, а кроме него все равно это сделать было некому. Его сейчас волновал другой вопрос: как уберечь настырного эльфа от Адского огня. Он же не отстанет до последнего момента! Почему-то Гарри был в этом уверен. Приземлились они, стоило вечеру вступить в свои права. Впервые с вылета из Лотлориэна Гарри смог вовремя поймать момент упадка сил и выбрать место для отдыха. По совету Трандуила он слегка отклонился от курса, забирая на запад до самого пика горы Грэм, небольшого кряжа, пересекающего Мглистые горы поперек. Вот там, не долетая до гор, за рекой Митейтель, ближе к ее истокам, они и приземлились среди каменистых бесплодных пустошей и пятен редких пролесков, затеряться в которых не составляло труда. Гарри расправил измятую карту, снятую магией с прекрасного произведения искусства в кабинете Элронда. Сейчас он находился к Ширу ближе, чем когда-либо прежде. Пальцы мага, подрагивая, провели по знакомым названиям: Тукленд, Брендихолл, Бакленд, Бэг Энд. Дом Бильбо находился именно там. Жаль, что так все случилось с Бильбо. Если бы не кольцо, то жили бы они среди зеленых холмов и золотых полей с милыми домиками-норками и сейчас. Гарри купил бы такой же недалеко от дома друга и слушал бы вечерами его истории, выкуривая трубку «Старого Тоби», а тот рассказывал бы, чем этот табак лучше «Листа из Долгой долины», жаловался бы на матримониальные планы троюродной тетушки и хвалился бы успехами мелкого двоюродного племянника Фродо, который «определенно показывает задатки и лучшие качества настоящего хоббита», достойного потомка Тукков. После Гарри бы узнал о том, какими замечательными были одни хоббиты из его родни, и чем они отличались от других, вызывающих неодобрение обычно жизнерадостного Бильбо. Гарри затруднялся сказать, чем Фродо так впечатлил своего дядюшку, еще не умея считать пальцы на руках в силу возраста и едва доставая макушкой до края стола. — Главное, ты победил зло своего мира, Габриэль, и твои самые преданные друзья, хоть и не все, к моему искреннему сожалению, выжили и могут быть счастливы, как и ты. Не отказывай себе в этом, — послышался голос Трандуила. — Дети не должны быть втянуты в войну, познать боль потерь, грязь, кровь и страдания. С вашим миром определенно было что-то не так, если взрослые не желали уберечь вас, а сами прятались за вашими спинами. Это немыслимо для меня, — покачал головой князь, разжигая слабый костер так, чтобы дым от него рассеивался быстро и не выдавал их присутствия. — Не буду спорить, — глубоко вздохнул Гарри, откидываясь на спину на одеяле и наблюдая за облаками. — Я оказался причиной смерти остальных, и эта вина не дает мне забыть о прошлом. Список длинен: можно начать с собственных родителей, которых убил сбрендивший маг из-за глупого пророчества. Я подвергал опасности всех, кто имел несчастье оказаться рядом. В этом мире ничего не изменилось. Бильбо в коме, ты чуть не перешел за грань в глубинах Дол-Гулдура. Кто следующий пострадает? — маг прикрыл глаза, и желваки заиграли на его скулах. Трандуил молчал. Он не был согласен с этим вопиющим и притянутым за уши утверждением, но не кинулся переубеждать мага, обесценивая его опыт, его ум и его чувства. Здесь следовало действовать очень мягко. — Поешь, — протянул он широкогорлую жестяную кружку с ужином. В ней уместно смотрелся и отвар, и суп, и даже каша. Гарри приподнялся на локтях, тонкая ткань рубашки обрисовала впалый живот, тонкие ключицы и аристократически утонченные кисти рук. Гарри нехотя взял еду и поставил на колени: есть не хотелось, но зажатая в руках кружка позволяла чувствовать себя увереннее. — Вина имеет свойство появляться вне логики и доводов разума. Боль потери, мысли о том, что все могло сложиться иначе, действуй ты или кто-то еще по-другому, не дают затянуться ранам. Никто не может предугадать лучший или худший исход. Ты так же корил бы себя за смерти совсем других людей, а ваш враг мог победить, — Трандуил наливал из котелка отвар, добавляя туда лечебные травки. — Я сочувствую твоим потерям, восхищен твоим мужеством — сражаться в одиночку, признать последствия для себя и достичь при этом цели может не каждый. Ты победил зло, ты не жертвовал в угоду победе никем, кроме себя. Отпусти эту боль и дай право каждому из своих знакомых быть тем, кем они были. Не унижай недоверием их выбор и поступки, не оскорбляй их память. Твоя вина сейчас превратила ушедших из реальных людей, сильных, смелых, безрассудных или подлых, но с правом на собственные решения — в марионеток, которых ты мог бы передвинуть на любую клетку, не считаясь с их личностями и умениями. Ты не полководец, каким считал себя ваш директор, а они не фигуры под твоей рукой. Не давай вине гноиться занозой в ране, уважай решения тех, о ком скорбишь, не обесценивай их храбрость, и этим ты сможешь почтить их память. Гарри пил свой отвар, не чувствуя вкуса. Он никогда не смотрел на прошлое с этой стороны. Ему говорили, что смерти его друзей — не его вина, что он не мог их предотвратить, и от этого внутри у него скручивалось мерзкое тошнотное чувство фальши, потому что он никакими силами не мог принять эту истину и поверить в нее. Мысль о том, что он не исключителен, и каждый, кто погиб, был героем в собственной битве, оказалась освежающей. Все, да и он в первую очередь, зациклились на пророчестве и его уникальной роли во всей заварухе, поэтому он все происходящее воспринимал через призму собственных действий, отказывая остальным в этом же праве. И его вина, огромным камнем лежащая на его плечах, начала трескаться, осыпаться мелкой крошкой, как и глубокое убеждение в том, что он единственный — корень всех зол, постигших магическую Британию. Хорошо, не корень всех зол, но тот двигатель, направляющий ужасные по сути действия его врага, будто он был целью и топливом для хаоса, который тот сеял. Гарри лежал, закинув руку за голову и поставив теплое дно кружки на бедро, и смотрел на звезды, устилающие небо от края до края. Такое близкое и далекое одновременно. Как получается-то, что именно этому эльфу удалось найти те слова, которые Гарри смог принять? Может, просто пришло его время слышать, или эльф, мудрый в своей долгой жизни, не единожды пережил и прочувствовал все это? Он стоял на тех же перекрестьях? Терял близких, цели, чувства, обретал и терял снова в спирали вечной жизни? Как он остался таким чувствующим и понимающим — не огрубел, не ожесточился, не омертвел изнутри? Да и все они — Элронд, Галадриэль, тот же Гэндальф… Как они не превратились в холодные статуи, лишь внешне напоминающие живых? Он за свою слишком короткую жизнь под конец оказался в шаге от апатии и бесчувственности игрушечной куклы. После блужданий во вневременье он механически двигался, как заведенная игрушка, без цели и осмысленности. Лихолесье и те пытки, как бы это ни было странно и ужасно одновременно, заставили его почувствовать, осознать реальность мира и перетряхнули до самого естества. Бильбо, встреченный после, помог согреться и найти покой и оценить мелкие радости. Потом появились проблемы. Ему пришлось принимать решения. Возникла новая цель. Галадриэль помогла завязать оборванные нити полотна прошлой жизни. Задумавшись о прошлом, он не заметил, как заснул, и эльф, встревоженно поглядывающий на него, уловил этот миг, укрыв парня лишним одеялом, уберегая его от простуды и низинной болотной сырости. Наверное, виной всему оказались воспоминания, утренняя исповедь и переосмысление прошлого. Сны Гарри утянули его в самые мрачные уголки памяти, опутывая и не давая проснуться. Василиск превращался в Волдеморта, а Луна укоризненно смотрела на него из-под капюшона дементора над полем битвы, на котором фантасмагорическими обломками разбился сошедший с рельсов Хогвартс-Экспресс. Среди фрагментов поезда, замка и тлеющего остова разрушенного стадиона валялись изломанными пешками и ферзями их юные одиннадцатилетние альтер-эго прямо на земле, выжженной квадратами шахматной сетки. Он тихо стонал, приученный гневом родственников не издавать лишнего шума. Привычка прикусывать зубами кожу большого пальца руки или запястья ночами помогала сдерживать крики в душном чулане под лестницей. Гарри дрожал и метался, запутавшись в одеяле. Таким его и увидел Трандуил, который отошел проверить подозрительный гул вдалеке. Он подбежал к магу и упал на колени рядом. В иных обстоятельствах он бы расправил одеяло в ногах, укутал бы плечи и прижал бы его к себе, мягко напевая, как делала в детстве его мать, пока Габриэль не успокоился бы и не заснул легким здоровым сном. Природная эльфийская магия в более привычном для него смысле помогала прогнать кошмары, успокоить не только встревоженного ребенка, но и дикого подраненного жеребца, да и любого другого зверя тоже. Но время оказалось неподходящим: вдалеке рыскали отряды орков, звон железа и топот нельзя было спутать ни с чем. Сражаться было бессмысленно, убегать — еще хуже. Оставалось замести любые свои следы и укрыться под волшебным плащом в удачном месте, пережидая, пока твари не покинут эти края. И ожидание могло оказаться долгим. Эльф тронул напряженный контур плеча, напевно позвав мага по имени, переплетая слова всеобщего с родным синдарином. Гарри проснулся, рывком уходя в бок, скатился с подстилки и выставил руки в странном для эльфа жесте. Подернутые сном глаза прояснились и остановились на нем. Маг шумно втянул прохладный ночной воздух и огляделся. — Что случилось? — отрывисто спросил он, опустив руки и поднимаясь из травы. — Через четверть часа здесь будут орки, нам нужно собрать вещи и затаиться в стороне. Да будет Эру благосклонен к нам — и они пройдут быстро и мимо нас, а не станут кружить здесь или устраивать лагерь. — Тогда нам следует найти не такое удобное место для стоянки и запастись терпением, — поморщился Гарри и стал привычным жестом скручивать спальники, пока Трандуил маскировал место их отдыха. Когда орки приблизились, Гарри и Трандуил лежали в неглубокой выемке среди скал, укрытые волшебным плащом, но с оружием наготове. Воду Гарри тоже положил рядом с ними, запасливо рассудив, что если им тут придется жариться около суток, то пить захочется нестерпимо. Опыт далекого чуланного детства об этом красноречиво предупреждал. Плащ был не настолько широк, чтобы два взрослых мужчины могли поместиться под ним с комфортом, поэтому укладываться пришлось тесно, почти обнимая друг друга, но так, чтобы конечности не затекли. Это не оставляло много вариантов. Для эльфа обнимать мага, придерживая его у бока, было привычным и приятным занятием. Гарри, для разнообразия оказавшись в сознании, был смущен и неловок, не зная, как и куда пристроить руки и ноги. И эльф, стараясь не спугнуть и не выразить излишнего довольства, аккуратно пристроил волшебника, намекнув, что время истекает. Тогда Гарри перестал крутиться и со вздохом, положил одно колено на ногу Трандуила, а руку умостил на его животе, чувствуя за спиной массивный ствол дерева.