Крылатая песня бурной весны

Страсти за столом кипели нешуточные. Северус сверкал глазами и немного картинно тер переносицу. Трандуил скрестил руки на груди и молчал, сидя в массивном кресле между волшебниками, а Гарри стоял, упираясь обеими руками в круглый мраморный стол, почти нависая над зельеваром, и хмурил брови. — Я. Не. Согласен, — почти по слогам наконец выговорил он сквозь стиснутые зубы. — Гарри, ты не рационален, — попенял ему Снейп и снова озвучил аргументы, которые молодой волшебник отвергал с прежней категоричностью. — О какой рациональности мы говорим, если ты собираешься лезть дракону в пасть? Твои пожелания, Северус, из разряда «обуздай свою магию» и «больше медитируй, Гарри» означают «не мешайся под ногами и сиди в безопасном лесу». Один ты никуда не пойдешь: ни в Лориэн (да, я знаю, что там вполне безопасно!), ни в окрестности Дол-Гулдура, ни в Мордор, ни к Мордреду и Моргане! А вот в Фангорн — пожалуйста, хоть палатку разбивай и живи в одиночестве, сколько душе угодно: там тебе и травки-муравки редчайшие найдутся, и исследовать вволю что и сколько хочешь будет вполне безопасно. Зато вокруг Колдовского холма всякая нечисть табунами может ходить даже после уничтожения кольца, и это я еще про Назгул не упомянул. Мерзость мерзейшая! — Гарри, в отличие от тебя, я шпион со стажем, так что навык скрытности у меня отточен. Я не говорю уже о том, что получил и неоднократно подтвердил мастерство в темных искусствах, пока ты учился говорить свое первое слово. Опекать меня не надо. Он махнул рукой, пресекая возражения, готовые сорваться с губ парня, и произнес как можно проникновеннее: — Я понимаю, Гарри, что ты чувствуешь себя отодвинутым в сторону, но с моей стороны это всего лишь разумное распределение сил и возможностей. Уверяю тебя, непосредственно в самом ритуале участвовать будут все, я один такое не потяну, но измерить хотя бы в общих чертах силу вашего Саурона можно по остаточному магическому следу, и ты, Гарри, со своей мощью и неумением ее скрывать, исказишь мне все результаты. А прятать силу и не влиять ты сейчас не можешь, следовательно, я иду один и нет смысла это обсуждать. — Тогда выполни заодно еще одно дело, которое и так откладывается вопреки всякому здравому смыслу — аппарируй Шайни к ее дракону, а то она извелась вся за эту неделю. — Ты о драконихе из Покинутого города? Откуда новости, если ты не покидал пределы леса? — Мне Клио нашипела, — вспомнил Гарри, мельком взглянув на Трандуила и пояснил, — я на озере встретил наших знакомых змей, и они поделились со мной новостями. Кстати, орков в степи у горной гряды стало больше. Отряды рыщут и день и ночь, и недалеко от Лориэна тоже их видели. — Галадриэль не отвечает, и это на нее не похоже. — Тогда стоит сначала заглянуть в ее долину, — решил Снейп, — посмотреть что происходит. Не нравится мне это оживление. А драконицу надо забрать прямо сюда, в лес. Трандуил, ты не против такого соседства? — На Великих Змей севера она точно не тянет, — с легкой усмешкой отозвался князь и слегка потер левую щеку, — а к диковинным созданиям у озера мои эльфы привыкли. Пока ни один не догадался, откуда появляется таинственный грифон. Кстати, влияние Саурона в лесу заметно ослабло, и пауки почти исчезли. Жалкие остатки позабирались в самые дальние южные части леса, разве что вдоль западной границы изредка можно найти их гнезда. Поэтому и маются мои эльфы, ставки делают по любому поводу. И тут Гарри вспомнил, что собирался приложить все силы, чтобы исцелить недуг своего эльфа. Самое важное наблюдение он вынес еще вчера. Его чувствительность к магии возросла. Собственно даже сейчас он чуял эту, как проф утверждал, остаточную магию на лице князя, поэтому и рвался вместе с ним к холму вопреки его доводам. Уж Назгул он ощутить сможет издалека! Но сообщать о новых возможностях Северусу Гарри поостерегся: еще удумает снова его проверять и исследовать, а то и вовсе запретит куда-либо соваться. Он поглядывал на эльфа, соображая, как ему оказаться к нему поближе, лучше наедине и незаметно прощупать эту мертвенную кляксу силы, которая расползалась на шею и затрагивала собой левый глаз. Трандуил смотрел на него в ответ своими невозможными бесстрастными глазами, и казалось, что огонек приязни и заинтересованности лишь чудится Гарри. — К Галадриэль мы аппарируем все вместе, — подытожил Трандуил, поставив точку в разговоре в момент, когда Гарри собрался снова доказывать Снейпу, насколько тот не прав, — а дальше, в зависимости от новостей, Северус отправится к Холму, а поскольку ты так обеспокоен его безопасностью, я сообщаю, что на южных отрогах леса дежурят три отряда моих разведчиков, и если они не смогут вычислить Северуса, то вряд ли это сможет сделать кто-то другой, даже Назгул. Кстати, никто не запрещал им использовать ту отраву, которую ты наварил в Имладрисе, и если ангмарский король им будет не по зубам, то уж остальных трех Призраков Кольца они и без помощи волшебника смогут упокоить или заставить отступить. — И когда ты успел этим заняться? — недоуменно хмыкнул Гарри, перестав недовольно сверлить глазами меланхолично-невозмутимого профессора. — Отправил немного еще из Имладриса, когда мы вернулись с плато, а ты выздоравливал в Залах исцеления. Потом мне Галадриэль прислала еще — из того, что оставалось. Трандуил выглядел удивленным, будто кто-то на самом деле мог подумать, что он не найдет времени, чтобы позаботиться о своих людях. — Итак, завтра выдвигаемся? — вернул беседу в деловое русло Северус, закуривая свою «успокоительную» сигарету. — Да, и пусть тропы будут для нас легкими, — встал из-за стола Трандуил. — Тогда я, с вашего позволения, займусь сборами, — кивнул Северус и стремительно покинул беседку. Слишком допек его этот разговор. — Увидимся позже, Северус. А тебя, Габриэль, я хочу пригласить в одно удивительное место, — с хитрой улыбкой склонил голову эльф и замер в ожидании ответа. Гарри вопросительно изогнул бровь, показывая, что не прочь услышать продолжение. — Слова не смогут описать красоту края, куда мы направимся, — ответил на немой вопрос князь. — Уверяю, ты не видел ничего подобного. — Идем, — чуть помедлив, кивнул Гарри, нервно покачиваясь на носках ботинок, — мне для этого стоит переодеться? Он опустил взгляд, с легким сомнением осматривая себя — серые, ниже колен, шорты, чуть растянутая футболка и серая кофта с глубоким капюшоном. Больше всего взгляд задержался на кедах, случайно забытых в рюкзаке и теперь годных только для похода к озеру. Потрепанных, но безумно удобных для привычного отдыха на природе. — Не беспокойся, твоя одежда вполне подходящая, — приглашающе махнул рукой эльф и остановился в арке, — идем, путь не самый близкий, но покинуть Эрин ЛасГален, не увидев его красот, — кощунство. Путь и впрямь оказался неблизким. Сначала они покинули сам дворец, но не через главные ворота, а по верхним ярусам крепости пробрались из одного неприметного даже для зоркого взгляда проема вне ее стен. Таких лазов, как уточнил Трандуил, его обитель насчитывала больше десятка, но каждый из них тщательно, хоть и незаметно охранялся. Впрочем, свои о таких путях не рассказали никому, а чужих здесь отродясь не водилось. Широкие в обхвате ветви сплетались, и путешествовать по верхним ярусам леса оказалось не в пример увлекательно. Если долго не смотреть вниз, конечно же. От головокружительной высоты захватывало дух. Постепенно ветви сужались, и приходилось использовать всю свою ловкость, чтобы не отставать от привычного к таким прогулкам князя. Сильное тренированное тело мелькало перед глазами в тонкой одежде, расшитой сверкающей в россыпях солнечных пятен нитью, и гармонично вписывалось в лесные декорации, в узор тонких невесомых паутинок, которые так же поблескивали в ярком свете и ничем не напоминали мутные липкие коконы, которые создавали расплодившиеся детки Унголиант. Лес при беглом взгляде казался вышитым драгоценной нитью — серебрилась кора высоких тополей, разбегались такими же мерцающими прожилками тыльные стороны многих листьев, и Гарри уже затруднялся определять, по ветвям какого дерева он пробегает, и только старался не потерять из вида ладную фигуру ведущего. В просветах крон открывались фантастические виды, настолько завораживающие, что Гарри не раз и не два запинался, засматриваясь на край озерной глади или на заснеженные ломанные пики горной гряды. Среди ветвей внизу мелькали то настороженные взгляды молодых оленей, то цветистые перья местных птиц в смазанных взмахах крыльев. Иногда внезапно прямо на пути распахивались круглые рыжие глаза слепо моргающих потревоженных сов, которые наоборот не стремились взлетать и только крепче вжимали когтистые лапы в сплетение ветвей и молчаливо прятались в глухих тенях. Упасть ему не давали чужие руки — эльф будто восьмым чувством угадывал, когда Гарри умудрялся соскользнуть с гладких пологих ветвей или норовил ступить в пустоту за шелестящей листвой. Объятия становились менее мимолетными, а прикосновения — более желанными для обоих. И Гарри видел, что от внимательных глаз князя не укрылся его тактильный голод, который он пытался спрятать. Временами Гарри казался себе обделенным лаской ребенком, который стыдился своей слабости и жаждал полного и абсолютного принятия, детского постоянного подтверждения своей желанности. Вопреки разуму, который настойчиво ему твердил, что нельзя вплетаться так крепко в любого, даже самого дорогого человека. И подспудно ожидать от него того же. После этих мыслей он снова вспоминал, что обманывался слишком часто, и леденел внутри, перебирая неудачные попытки доверять и привязываться к кому-либо. Соседка миссис Фиг, первая школьная учительница, Хагрид, первый школьный друг Рон Уизли, первая детская симпатия к Джинни, их суетливая мама, которая все норовила то обнять, то пожалеть, то накормить пирогом и утверждала, что он ей как сын родной. Проверил. Потом он стал умнее и уже не тянулся к каждому, кто улыбнулся или похлопал по плечу, готовый для этого человека сделать все, о чем бы его ни попросили. С Дамблдором он обманывался дольше всех — с его добродушной улыбкой сказочного Санты, расшитыми блестящими халатами и очками-половинками. И старческим: «Мальчик мой!», от которого на первых порах кружило голову. Как же! Он не сам по себе, не странный мальчишка Поттер, а Гарри — мальчик, которого сам Дамблдор называл своим. Не ничейным. Хотя он достаточно быстро понял: это ничего не значащее обращение показывало, что от него определенно опять требовали — сделать, понять, простить, поступиться своим ради чего-то или кого-то. Герми помогла ему прочистить голову. Первым звонком стало нападение тролля на нее. Нешуточная угроза жизни простой маглорожденной девочки-первокурсницы в самом волшебном и защищенном замке во время детского праздника, а точнее, то, как на это происшествие отреагировали взрослые, опоздав к самой стычке, — отрезвило, а их обсуждение этого события заронило первые сомнения и показало, что в отличие от пышущего воодушевлением Рона, они с Герми полностью сошлись во взглядах на дыры в безопасности и воспитательных стандартах. Гарри снова задумался и чуть не полетел вниз, подхваченный бдительно следящим за ним спутником. Он виновато улыбнулся и попытался вернуть равновесие, поморщившись от боли, прострелившей ступню. Трандуил замечал все, поэтому спуск стал стремительным — эльф с легкостью скользнул вниз с парнем на руках. Подвернутая из-за рассеянности нога неприятно ныла, поэтому Гарри смирился и только внизу решительно разжал чужие руки и выбрался, вертя головой по сторонам. А посмотреть было на что. Он вдруг осознал, что эта близость не была неприятной или тревожной, и не имеет смысла списывать их притяжение на адреналин. Наоборот, он желал поддаться этим уверенным рукам, задержаться в согревающем тепле ладоней, спрятать голову на чужом плече совершенно несвойственным ему образом. Да он в детстве так не мечтал об этом! Знал, что родственники чурались трогать его больше вынужденного, будто боялись, что их могут обвинить в излишней любезности к нему или — упаси Мерлин! — в благожелательности к его возмутительно-волшебной природе. Да и самому Гарри захотелось провести чуткими подрагивающими пальцами по нежной коже запястий или у мочки уха, заправить выбившуюся прядь волос, открыто любуясь ясными серыми глазами, которые так внимательно смотрели на него с потаенной улыбкой. Не той, что в погожий день с легкостью пробегает заливистым смехом при удачной шутке, а той, что тихо прячется в уголках губ и глаз, ускользая с лисьей сноровкой от чужих внимательных взглядов. Ой. Засмотрелся. Да так, что его мысли можно было прочитать самым неискушенным взглядом. Абсолютный болван как есть — от безнадеги и жалкого детства готов выпрашивать ласку, как забытый ничейный щенок. Как такого любить на равных? Гарри отвел взгляд, неловко улыбнувшись, и перелез через валун к шумному ручью, который с силой вырывался из отвесной скалы и белой пеной падал в расщелину, сгладив за века камни до идеальных округлых булыжников. — Скоро будем? — хриплым голосом спросил парень, уводя сосредоточенный взгляд вдаль, чтобы казалось, что он с увлеченностью магозоолога исследует окрестности. Горячая ладонь прожгла след между его лопатками, и дыхание сбилось еще сильнее. Над ухом от негромкого мягкого тона зашевелились завитки волос. Гарри занемел, но, в отличие от эльфа, в его позе с напряженной спиной, дернувшимся кадыком и заалевшими щеками не было той природной легкости, коей славились только Перворожденные. — Еще немного, и мы будем на месте, Габриэль. Его имя прозвучало как глоток изысканного вина в полумраке спальни среди разворошенных простыней. Слишком интимно. И Гарри замер, уставившись в пустоту с совершенно пунцовыми щеками. С самого утра, встретив взгляд Трандуила, Гарри знал. Он определенно знал, что сулит ему день пришедший. И неважно было, сколько раз придется закатиться или взойти солнечному светилу, отмеряя время — это никак не влияло на глубокое понимание происходящего между ними и ожидаемый итог. Так двое, органично сплетаясь разумами, душами, желанием, знают и ведут безмолвный разговор глаза в глаза, даже не облачая мысль в словесные пределы, когда ясность приходит без слов и жестов — вспышкой, внезапным озарением всей глубины вещей. Поэтому Гарри, сколько не трепыхался в собственном разуме, в тайне осознавал и принимал эту разделенную на двоих глубину. И дорога эта, и ничего не значащие разговоры, и беззаботная атмосфера, которая радовала глаза, и сердце вели их к точке невозврата, точке, где любое движение в сторону будет казаться надуманным и лукавым, манерностью и глупым оттягиванием неизбежного. А Гарри, сколько он себя знал, никогда не колебался в действительно важных вещах, не лицемерил, не обманывал себя, понимая истину, открывающуюся перед ним без суеты и колебаний. Не был он ни мышью дрожащей, ни страусом, хотя определенно проходил стадию, которую Драко шутливо называл «жирафьей» или «ослиной» — что зависело от ситуации. Поэтому парень сначала замер на излете, а потом резко развернулся и за секунды принял нелегкое решение — как в воду нырнул. Он вскинул руки и притянул к себе остановившегося в ожидании Трандуила. Тот молчал, опустив руки вдоль только с виду расслабленного тела, и смотрел на Гарри невероятными притягательными глазами, изучая его тщательно как неизвестную доселе загадку природы, предлагая Гарри первым сделать тот самый важный шаг, осознанно и до конца. Парень замер в нерешительности. Он полагал, что эльф сразу возьмет инициативу на себя, и ему не придется еще яснее показывать свое желание. Но тот медлил, не отводя пристального и нечитаемого взгляда, не подталкивал и не облегчал задачу. И это было трудно. Гарри сощурил глаза на мгновение, оценив и впервые абсолютно правильно истолковывая безмятежную отстраненность князя. Край губ дернулся в едва заметной усмешке, и блеснул весельем взгляд из-под густых ресниц. Гарри подтянулся на цыпочках и обвил шею Трандуила, притягивая его к себе одной рукой для настойчивого, но не яростного, а невероятно мягкого и медленного поцелуя, пока вторая рука забиралась под свободную тунику и прижимала ладонь к изгибу поясницы. Он прекрасно помнил, как эльф реагировал на эту нехитрую ласку в пещерах, да и сам он млел от таких же горячих ладоней в тех же чувствительных местах, и теперь пользовался этими знаниями на полную — чуть прикусывая нижнюю губу и неспешно вычерчивая пальцами рук маленькие круги на горячей коже. Эльф резко вздохнул и ответил. Со всем жаром от долгого затаенного ожидания он прижал к лицу и шее парня ладони, запустив руку в волосы на затылке, бережно поглаживая розовеющие скулы. Гарри был тронут тем, как эльф касался его: мягко, сосредоточенно и неторопливо, изучая и неспеша наслаждаясь их простой лаской. Поэтому и сам сбавил напор, поддаваясь этому тягучему чувственному поцелую. Их губы, их руки изучали друг друга, заново открывая каждую, даже самую мимолетную реакцию. Рядом не было никого, и никакая опасность не дышала в спину, яркими красками расцвечивая любое движение переполненных адреналином тел. Обоими правили щемящая нежность и трепет первого взаимного и полностью принимаемого желания, кристально ясного в своей откровенности. И отстраниться, уйти от князя, сказав, что это оплошность или ошибка, было невозможно. Здесь не было места фальши или надуманным страхам: Гарри не пытался прервать эльфа или уклониться, а Трандуил наоборот не хотел напором заставлять признать их невероятное взаимное притяжение, поэтому не спешил и не давил, позволяя волшебнику задавать темп. Они просто наслаждались моментом, ясным днем и предвкушением их первой близости — неотвратимой и желанной, дышали в унисон, двигались как одно целое, чувствуя друг друга настолько гармонично и невозможно ярко, что уже не понимали, где начинается один и заканчивается другой. Связь вибрировала, сплетая их еще крепче, и каждый из них со всей полнотой ощущал чувства партнера. Магия плескалась через край в обоих телах. Это Трандуила обнимали жаркие руки, оставляя на спине огненные следы и с невыносимой нежностью исследуя чувствительную кожу шеи, а губы пробегали по ее изгибу множеством мягких поцелуев. Это Гарри вжимался всем телом в пленительную угловатость, поглаживая незащищенный затылок, разминая сведенные от напряжения мышцы спины одной рукой, а другой легкими круговыми движениями дразнил чувствительное пятно соска, посылая вниз, до самых стоп, сотни мелких разрядов. Поджав от наслаждения пальцы ног, Гарри тихо постанывал. Трандуил подхватил парня и теперь прижал его к заросшему мхом стволу дерева. Гарри с готовностью оплел ногами его бедра. Эльф стоял твердо, расставив ноги и с легкостью удерживая парня на весу. Мужчина с упоением целовал шею своего избранника, прикрыв от наслаждения глаза. Живот у Гарри оплетало горячими лентами желания — казалось, вибрирует не только связь, а и он сам до мурашек на руках и волосинок на худощавых икрах. Он плавился в умелых руках, принимая ласки и отдавая не меньше, даже не стараясь сдержать глухие страстные стоны, что, казалось, еще больше пьянило его князя, но тот наоборот замедлял движения, еще вдумчивей изучая и повторяя те из них, что вызвали такую реакцию. Гарри был увлечен моментом, поэтому не сразу заметил, как их взаимные ласки действуют на самого эльфа. Чувствительные на самом деле кончики ушей окрасились нежным цветом, а пульс бился неистовой птицей. Даже дыхание, которое не могла сбить самая яростная схватка, сейчас выходило из груди Трандуила срывающимися вздохами. Кожа была горячей, выступая каплями пота на висках. Становилось невозможно быть, дышать и чувствовать друг друга — мешала одежда, высота и изгибы не особо удобного для такой безудержной страсти дерева. Солнце опаляло и так разгоряченные тела, и Трандуил, сжав всю волю в кулак, отстранился и прижался лбом ко лбу парня. Переводя дыхание и внимательно всматриваясь в прикрытые от чувственного шторма глаза. — Я не передумаю, Ран, — в голосе Гарри звучали непривычная для него строгость и укор. — Я никогда не был легковесным, и мои решения — не прихоть под влиянием момента ни тогда, ни сейчас. Я у тебя толстокожий тугодум, иногда мне нужно больше времени, чтобы принять очевидное. Но если я решил, отказываться я не стану. — Тогда идем, моя крылатая песня, идем, я покажу тебе сердце моего леса так, как открыл я тебе свое. И Трандуил протянул руку, мастерски пряча неуверенность, но Гарри уже научился читать князя и успел понять, что чем естественней и быстрее возникает эта идеальная маска легкой отстраненности и чем правдоподобней безмятежность во взгляде — тем больше волнение и сильнее эмоции, скрывающиеся в душе его эльфа. Они находились на округлой поляне в кругу высоких каменных камней-зубцов, заросших мхами и увитых лианами. Узор на них рассмотреть было нельзя, лишь отдельные линии и выступы. Справа темнел узкий провал в расщелине скалы. Да и его Гарри разглядел только тогда, когда сам князь указал ладонью направление их дальнейшего пути. Узкий тоннель был извилистым, но не длинным, хотя клаустрофобия, усыпленная временем, неожиданно взвыла, как только Гарри осознал над головой сотни метров высящихся скал. Неуютно. Но все неудобства оправдала картина, представшая его глазам, стоило ему оказаться внутри, на вершине узкой лестницы. Сверху из расщелин в скале лился свет, и все пространство казалось увитым тонкими многослойными вуалями, будто отдельными, наслаивающимися друг на друга лучами. Они шли дорогой, то поднимаясь, то наоборот спускаясь по выдолбленным в камне ступеням. Постепенно тьма захватывала пространство, и когда разноцветные пласты каменных стен стали едва различимы, Гарри подсветил дорогу небольшим шариком света. Но и он вскоре оказался ненужным — на пути стали встречаться сначала совсем тусклые, а потом все более ярко раскрашенные растения. «Люминисценция!» — вспомнил Гарри это свойство волшебной флоры Запретного леса. Впрочем не только его, но и леса Дин, где им довелось побывать. Так, дневной свет давно сменился полумраком, кромешной тьмой, снова полумраком и мягкой затененной прохладой каменных сводов. А переполох в душе парня успел вспыхнуть еще не один раз, но он подавил беспокойство, напомнив себе, что он как раз не трепетная и пугливая лань. И бывал в передрягах разного толка, хотя это никогда не касалось уединения с чрезвычайно дорогим для него человеком. Эльфом. Да. Чем ниже они спускались, тем отчетливей и ярче светились эндемики растительного мира, непривычные для Гарри, хотя он и в первой жизни встречал в потаенных уголках Запретного леса и лианы, и папоротники, и яркие экзотические цветы. Удивительным было и освещение: россыпи светящихся точек и прожилок среди камней и в плеске воды создавали искристые меняющиеся узоры, приоткрывали глубины подземного озера с настолько прозрачной водой, что только рябь и тихий плеск напоминали о ее существовании. Он вспомнил, как Герми каждую осень взахлеб рассказывала про «волшебство» неволшебных мест, где хоть проездом, но успевали побывать они с семьей. Гигантские черепахи, старинные развалины древних святилищ, скальные рисунки первобытных людей и обрывки чудом сохранившихся рукописей. Дикая красота и мощь водопадов, местные промыслы и ремесла. Чудеса немагического мира, от которых морщился Рон и с недоумением вертел в руках расписные бусины или самодельные сувениры из Намибии, Новой Зеландии или Амазонии. Тогда подруга и рассказывала про светящийся планктон, бактерии, редкие водоросли или минеральные отложения, которые так окрашивали воду в невообразимые цвета и создавали удивительные совершенно инопланетные виды без всякого волшебства — будь-то розовые озера в Австралии, фиолетовые — в Тунисе, а голубые — в Исландии. Может, сейчас Герми снова стала путешествовать по миру, по самым удивительным местам, как волшебным, так и немагическим, щедро разделяя радость с обожающим ее мужем. Парень надеялся, что у них с Драко все наладилось, и сам Гарри перестал быть причиной их горя и траурной страницей в их жизни. Он ощутил невесомые поцелуи на висках и легкие нежные поглаживания в основании шеи — Трандуил дарил ласку, ожидая когда его спутник вернется из глубин воспоминаний, и вытирал кончиками пальцев повлажневшие уголки его глаз. — Я… — Гарри запнулся. — Я… Говорить слова любви и признательности казалось рано, ведь он и сам не знал, не подменяет ли одно другим. Сейчас он чувствовал что-то необъяснимое и млел от нежности, которую так щедро получал, в груди ширилось что-то горячее и тесное, что-то, что невозможно было подписать и поставить на определенную полку. — Не спеши, — до него донесся тихий шепот князя, — всему свое время. Ты — самое невероятное, что пришло в мою жизнь за долгие-долгие годы. И Гарри поверил в это, заглушив гнусавый внутренний голос, который насмехался и требовал включить логику, голос, по тембру очень сильно напоминавший насмешки его тучного злобного кузена. Поэтому он прикрыл глаза и прижался сухими обветренными губами к губам Трандуила, которые продолжали шептать что-то невозможно ласковое и правильное. И эльф подхватил его на руки и прижал к своему телу, пока парень доверчиво обвил руками его шею, а ногами оплел его бедра. Снова. Так жарко, так крепко, так искренне и открыто. Гарри затруднился бы ответить, как быстро он оказался лежащим и на чем именно. Одно было ясно — лежать прижатым мощным телом к мягкой прохладной поверхности и терять голову от ласк ничем не сдерживаемого князя было умопомрачительно. Чуткие пальцы, податливые губы, крепкие упругие мышцы под теплой горячей кожей, легкий и такой притягательный травянистый запах, присущий его эльфу, что будоражил парня неделями и доводил до исступления, теперь пьянил, как и возможность ласкать, гладить, целовать и прикусывать, слыша стоны и ощущая ответную реакцию, красноречивую и откровенную, а еще довольно внушительную — эльф наслаждался этими ласками ничуть не меньше. Трандуил скинул рубашку, следом упали в сторону кофта и футболка самого Гарри, стянутые им через голову одним слитным движением. Ужом извиваясь на ложе, парень одной рукой расстегивал пуговицы на джинсовых шортах, а другую выпутывал из длинных прядей цвета лунного серебра, стараясь не дернуть и не причинить ненужной боли, пока князь, не отводя взгляда и закусив алую от прилива крови губу, развязывал шнурки на собственных штанах, упираясь рукой в постель, нависая над партнером. На его щеках гулял румянец, а дыхание было сбившимся. Гарри поедал его глазами не меньше — стройный, мощный, прекрасный в своем нетерпении. А потом началось полное чувственное безумие, они оба изливали друг на друга всю нерастраченную страсть и дарили нежности больше, чем хотели получить взамен, и их такое органичное в своем единстве сплетение тел позволило им чувствовать связь в полной мере — за себя и за свою пару. Магия плескалась в телах, перетекая из одного сосуда в другой, жар от магического слияния усиливал желание так, что быть без прикосновений казалось невозможным, а касания и ласки не только распаляли страсть, но и облегчали боль магических метаморфоз, не замечаемых участниками любовного приключения. Гарри ухватил ускользающую на краю сознания мысль о необходимости применить заклинания и поблагодарил всех британских магов, отточивших их до совершенства — в сексуальной сфере маги были сибаритами. Почувствовав знакомую бодрящую прохладу магии внутри, он вздрогнул, слишком взбудораженный, застонал, прижался взмокшим лбом к груди эльфа, находя в близости точку равновесия среди вздыбленных чувств. Ему требовалась минутная остановка, он казался себе оголенным проводом. Дальше все смешалось — жаркие интенсивные ласки и на удивление бережное и неторопливое проникновение, губы, что скорее клеймили, а не нежили; руки, которые сжимали и сминали как надо; кожа, что горела под этими прикосновениями; и только постоянное движение, трение дрожащих от интенсивности ощущений тел и водоворот магии, плясавший на коже ощутимыми разрядами, дарили передышку от сжигающего их огня. Трандуил впитывал каждую деталь, каждый взмах ресниц, легкий всхлип и протяжный стон, двигаясь внутри глубокими и резкими толчками, пока сам не потерял голову, срываясь в рваный ритм страсти, а Гарри, вцепившись ему в спину руками, жался еще теснее, стискивал еще крепче и выгибался до поджатых на ногах пальцев, когда князь задевал простату, и стонал, запрокинув голову, открывая загорелое беззащитное горло с дергающимся кадыком. А его любовник снова и снова старался извлечь из него те же звуки. И целовал его, облизывая каждый доступный взгляду участок кожи, покрытой бисеринками пота, выпивая соленую влагу, пока парень под ним наконец не всхлипнул и не забился в судорогах освобождения, толчками выплескивая белесую сперму на грудь. Трандуил последовал за ним, в последний момент рухнув рядом и, перекатившись на бок, подтянул парня к себе и положил голову ему на плечо. Гарри хоть и обессиленный, но переполненный эмоциями, высвободил руку и приобнял эльфа, откинувшись головой на мягкое изголовье. Двигаться больше сил не было. Внутри было горячо и влажно, а еще пусто. Он чувствовал тяжесть руки князя, когда тот бережно вытер ему живот, а потом собственнически обнял его за талию. Дыхание эльфа щекотало ему грудь, но если бы Гарри прямо сейчас предложили оказаться в самом счастливом и наполненном жизнью и безмятежностью моменте, он был уверен — картинка перед ним не изменилась бы ни на йоту. Проснулся Гарри через несколько часов, чувствуя себя бодрым и полным сил. Искристое и ласковое счастье горячим солнцем теснилось в груди, а его все также обнимала надежная рука его князя. Постель, что была под ними, оказалась огромной искусно выделанной шкурой какого-то зверя с плотным коротким и мягким мехом, накинутой поверх татами или чего-то похожего на деревянном помосте. Гарри посмотрел на лежащего рядом Трандуила, и его встретил спокойный, как прозрачное озеро в ясную погоду, взгляд, на дне которого плескалось настороженное ожидание. У него не получилось сдержать улыбку, и в следующий миг на парня нахлынули чужие чувства — ворох из незамутненной радости и облегчения. Настороженность смыло ответной улыбкой и доверчивостью, с которой парень приник к Трандуилу и лизнул кончиком языка сжатые губы, требуя поцелуя. Гарри не собирался идти на попятную и тонуть в беспочвенных сомнениях. Он знал себя: дай только волю, и найдется масса причин для терзаний, но ни одна не даст свернуть с выбранного пути. Решений, в отличие от хаоса мыслей, он не менял. Трандуил воспользовался приглашением и теперь с упоением целовал подставляющегося под ласки парня. Тлевшее под кожей возбуждение с легкостью вспыхнуло и приятным жаром разлилось по телу. Гарри с силой провел руками по бокам любовника и, усмехнувшись, выразительно посмотрел на качающееся перед ним свидетельство возбуждения, трогая и себя. Он медленно облизал губу и склонился над эльфом, дразня и лаская наполненную упругую плоть, пока сам Трандуил, запустив пальцы в растрепанную вороную шевелюру, сжимал и поглаживал блестящие пряди. Князь закрыл глаза и тихо постанывал, пока язык его шаловливого любовника исследовал все чувствительные места бедер, живота и груди, а потом дразнящие поцелуи перешли на шею и покрасневшие уши. Трандуил не заметил, когда Гарри, изменив положение, опустился по всей длине, всхлипнув от резкой боли, и замер, впустив в себя всю распирающую его полноту. Распахнувший глаза эльф замер тоже, стараясь не навредить своему нетерпеливому партнеру. «Как всегда без оглядки», — подумалось ему. Гарри закусил губу и поерзал, скривившись, приноравливаясь к новым ярким ощущениям. Руки князя, в отличие от него самого, застывшего статуей, незаметно, но с силой поглаживали поясницу и бедра, тепло, которое от них разливалось, потребность двигаться и ощущение горячей плоти любовника внутри смели даже отголоски боли, наполнив желанием, усиливая жажду в приятном извечном трении. Руки князя продолжали уверенно ласкать его тело, касаясь промежности, сжимая, потягивая возбужденный член самого парня, чутко приноравливаясь по ощущениям к тому, какие движения вызывали у него больший восторг и заставляли балансировать на грани, а губы умело сминали чужие, выпивая новые и новые стоны. Страстный танец отражался на ломаных стенах грота десятком извивающихся неясных теней, хриплые стоны отзывались эхом, пока в один момент они снова одновременно не забились, кончая, получив такое желанное и искусно растягиваемое наслаждение, умноженное на двоих. — Это… — Гарри хрипло выдохнул, успев сорвать голос чуть раньше, — это невообразимо… Трандуил вместо ответа притянул парня к себе и счастливо улыбнулся, губами снимая влагу с подрагивающих ресниц. Он знал наверняка, что свое счастье он не отдаст никому и насладится каждым, отпущенным им днем, дыша и живя одним дыханием со своей парой, предназначенной ему в спутники Эру. А Гарри не думал ни о чем, прижимаясь к боку любовника, он просто был счастлив, обретя точку равновесия в этом бурном и изменчивом мире, который снова пытался сохранить. Он давно уже был готов заплатить любую требуемую от него цену за счастье тех, кого любил. Хоть и не стал бы он признавать, оценивать и взвешивать это пугающее его чувство. — Когда ты говорил, что я не видел ничего подобного, и ты мне это покажешь, ты имел в виду… — Гарри изогнул бровь и недвусмысленно указал глазами на топорщащуюся выпуклость княжьих штанов. Трандуил усмехнулся и молча продолжил одеваться, а Гарри, застегнув шорты, покачался на носках, заправляя мятую футболку. Он с интересом оглядывался по сторонам и не заметил, как локтем задел высокий графин из прозрачного стекла, до верха наполненный водой. Тот закачался, издавая гулкий звук, и Гарри едва успел в последний момент его подхватить. — Ухх, — парень картинно вытер со лба пот, — не хотел бы я войти в историю, как крушитель прекрасного… Он словно позабыл про магию, бурлящую в его крови. Налив себе стакан и выпив его залпом, он посмотрел на эльфа, усмехнулся и налил еще один стакан, делая шаг в сторону князя, когда тот вытянул руку — и стакан рванул из рук мага, с хлопком врезавшись в ладонь, удобно и как влитой уместился в сжавшихся от неожиданности пальцах. Эльф с не меньшим удивлением, чем Гарри смотрел на свою руку, будто конечность принадлежала кому-то иному, совсем позабыв, что мгновение назад буквально умирал от жажды. — Вот это пируэт! Мордреду в бороду и под ребро… — протянул Гарри, наклонив голову. Он проморгался и, дернув рукой в странном жесте, принялся вглядываться в князя с любопытством Хагрида, встретившего новый вид дракона. — Связь, — заключил Трандуил и шагнул к Гарри, обнимая его и прижимая к себе, будто факт о возникновении в нем магического дара улегся в его голове как несущественная мелочь. И уж ничем это знание не поражало более, чем их желанное сближение. — Связь, — согласился Гарри, задумчиво глядя на своего избранника. Его взгляд стал осмысленней, и он наконец поймал мысль, что не давала покоя ему уже не первый день, но он все никак не мог ухватить ее на излете. — Доверишься? — прикусил он губу и замер нерешительно. Вместо ответа эльф стиснул его еще крепче и скользнул в стоящее рядом кресло, так и не отпуская из рук свое сокровище. — Тогда сними иллюзию, — распорядился Гарри и подвесил Люмосом несколько десятков светлячков над ними. При ярком, даже очень ярком свете глаза не сразу смогли рассмотреть все вокруг, и эльфу это дало время на быстрые, но очень мучительные раздумья. Он забыл про связь, но Гарри на другой стороне получателя ощутил эту муку в полной мере. Он тактично промолчал, но внутри немного екнуло. Оказывается и его князь не был так непрошибаем и таил свои страхи за оболочкой цельного и уверенного эльфа, повелителя благословенного края, который по несчастью находился столетиями на страже, на острие борьбы с извечным злом, закаленный потерями и готовностью к борьбе внешней, отодвигая смятения и тревоги внутренние, как ничего не значащую мелочь. И только сейчас, внезапно, при откровенности и в короткий момент личного безусловного счастья он дал слабину. Гарри неосознанно погладил Трандуила по спине, прижавшись к плечу и встал между его бедер, обеими руками приподнимая к свету лицо с надетой маской — снова невозмутимость и отстраненность, хотя пульс под пальцами бьется раненой птицей. Иллюзия медленно сползла, обнажая ничем не прикрытый изъян — след отравы, что разъела когда-то совершенное в своей красоте лицо. Гарри закусил губу, не замечая, как его пальцы ласкают молочную кожу там, где зло не коснулось ее. Он пальцами осторожно прикрыл оба века, заставляя Трандуила закрыть глаза и довериться без остатка, напоследок поцеловав его в скулу и огладив пальцами в мимолетной ласке кожу возле впадинки у вытянутого уха. Князь сидел мраморной статуей, а закрытые веки лишь усиливали это сходство. Гарри стал касаться кончиками пальцев края раны, выпуская через них мерный поток своей магии, по наитию, сквозь натянутую связь, которая явственно ждала от него полной отдачи и доверия, но не паре, а самой магии, что их сплела. Теперь она требовательно звала и тянула, стараясь освободиться от этой инородной, чуждой ее сути дряни, посмевшей претендовать на ее драгоценный новый сосуд. И Гарри доверился. Доверился, как всегда, ныряя с головой и без остатка в очередную авантюру по воле магии, которая направляла его, звала и указывала, что ему нужно делать. Не всегда сложные заклинания и умения имели большее преимущество над интуитивным колдовством сильного и чуткого к дару мага. Наоборот, иногда сама ситуация вела там, где любые знания были бессильны, и сейчас в Гарри сплелось все — и желание самой магии, момент самого тесного единения двоих и сильной магической связи между ними, и, как результат — проснувшийся новый дар у его спутника, чистое, до избытка наполненное и очищенное от грязи прежнего мира ядро самого парня, который успел и здесь пройти и огонь, и воду, и медные трубы… мифическое горнило кузнеца-демиурга. Его обновленная магия заняла опустевшее и чистое нутро, освобожденная из цепей Саурона, Моргота и вселенского зла, словно от паутины, оплетшей половину мира. Она только сейчас начала оживать так, как задумывал Эру, и теперь сама вела Гарри, как разумная, занимая с таким трудом отвоеванные для нее позиции. Его появление, его сила и отчаянное желание освободить и этот мир от грязи пробудили и дали вектор развития волшебства в знакомом для его понимания ключе. И излились в единственно возможное место — в его пару, прочно обосновавшись там и меняя князя для нового дара. Магия, как сторона жизни, как дыхание, как извечный спутник и его внутренняя суть. Под пальцами кожа медленно светлела, начиная разглаживаться, обновляться, будто поворачивая время вспять, и Гарри чувствовал, что не стоит отрывать руки от возникающего на его глазах чуда, а палочка, привычный для него инструмент, скорее оказалась бы помехой и препятствием для разливающейся в воздухе магии. Да и самому ему колдовать без ее помощи с каждой минутой становилось легче, будто оковы растворялись под натиском живого и свободного, ничем не скованного волшебства. Он во все глаза смотрел на чистую кожу и трепетавшие от сдерживаемого напряжения дуги черных густых ресниц. Если бы не пальцы Трандуила, вцепившиеся в подлокотники кресла, побелевшие и напряженные — Гарри показалось, что в темном гладком дереве остались вмятины — то парень подумал бы, что для эльфа это обновление прошло незаметно. Ни на миг лицо перед ним не исказилось в муке или дернулось от магических всплесков. И только пульс бился, показывая, что перед Гарри не статуя, а живой эльф. — Эй, — Гарри тихонько подул на лицо князя, и тот сразу же открыл глаза. — Было больно? На скулах Трандуила заиграли желваки, и он сглотнул: — Да. Было, — коротко ответил он, намереваясь встать. Сидеть не шевелясь ему было невмоготу, и как только появилась возможность, он вскочил и принялся мерить шагами поверхность грота. Трандуил запустил руки в волосы, расчесав их, намереваясь пригладить, но только больше растрепал, отчего пряди заструились по спине. И растер руками лицо, а потом неверяще отвел ладони и снова дотронулся до поврежденной ранее щеки, ощутив на месте шрамов чистую и упругую кожу. И только тогда заметил, что и глаз его, тот, левый, постепенно начинает различать отблески тусклого приглушенного света и мерцающей растительности — Гарри предусмотрительно и заботливо пригасил яркий свет, заставлявший жмуриться даже здоровые глаза. — Все в порядке, Ран. Все уже позади, — мягко произнес парень и смущенно улыбнулся. Он не хотел сейчас принимать незаслуженные похвалы, ведь сейчас не его заслуга сияла внутренней безудержной радостью, лучилась светом и была готова обнять весь мир — эта рана доставляла не только физическую боль, каждую секунду омрачая жизнь царственного эльфа, но и давила, выкручивала и ранила его душу и саму суть Перворожденного творения Илуватара. Эльф засмеялся и, шагнув к Гарри, подхватил его на руки, приглашая просто разделить его радость, будто понял, что парень не привычно смущен, а искренне не хочет незаслуженной им славы. «Впрочем, заслуженной он тоже не хотел, — справедливо отметил про себя князь и крепко прижал свое персональное чудо, удерживая детскую и бурную радость внутри себя. — Вот о чем говорил Северус, поясняя про неконтролируемые эмоциональные качели». Трандуил покачал головой, решив впредь лучше держать себя в руках, ведь в следующий раз момент для эмоций может оказаться не столь удачным. А потом они гуляли по вечернему лесу, полной грудью вдыхая свежий воздух, наполненный надвигающейся к ночи грозой. Хвоя и древесные смолы пахли одуряюще, как и поднимающие свои головки яркие фиолетовые ночные колокольчики с терпким сладковатым запахом меда, винограда и миндаля.