***
Князь не заметил, что Габриэль стал свидетелем их беседы, настолько его захватила радость от новостей. Тонкой эльфийской сутью он уже уловил, а Северус подтвердил его выводы — сам Эру одарил их, а значит, все у них будет хорошо. Легким росчерком по пергаменту летело аккуратное орлиное перо, оставляя вязь эльфийских рун. Еще миг — и черный скворец стрелой взлетел в небо с посланием к Галадриэль. Трандуил не привык откладывать дела в стол. — Ваша светлость, — постучал в двери Тириэль, его личный помощник, — начальник стражи прислал весть, что на северном плато, прямо в озере среди дубов Памяти спит тот орлоголовый зверь, что остановил битву с гномами. Направить туда еще отряд разведчиков? Рамирион рвет на себе волосы и грозится подать в отставку, потому что не заметил, когда тот успел туда прилететь. — Не стоит, Тириэль. Передай ему, чтобы перестал паниковать зря, этот зверь и меня в одну из наших встреч поставил в тупик. Волшебное озеро притягивает волшебных созданий. Не тревожьте его, но ненавязчиво проследите, чтобы на звере не появилось ни царапины, пока он здесь, — Трандуил хмыкнул и, не поднимая головы, продолжил писать новое письмо, теперь уже Элронду. Гарри снова взбаламутил всех его подданных, причем не прилагая к этому никаких усилий. Интуитивно нашел самый целебный источник в его лесу, трепетно почитаемый его нандор. Ничего, Трандуил сам хотел предложить прогулку к нему уже утром. Что же будет, когда эльфы обнаружат, кто именно воспрепятствовал их стычке с гномами из Железных Холмов? Он представил лица эльфов, когда Гарри перекинется перед ними, и снова усмехнулся. Его пара поражала любое воображение. Леголас, стоило пронестись вести о том, что в окрестностях дворца появился легендарный крылатый зверь, усмехнулся, полностью повторяя улыбку своего отца, и, сноровисто подтянувшись на нижней ветке, помчался по ветвям как по тропе в сторону Зеркального ключа на север крепости. Он тоже скучал по хмурому парню и хотел поблагодарить его за то, что тот вернул его отца живым и здоровым. Снова. И лес. Отец недвусмысленно дал понять, что болезнь и зло, отступившие от их дома, — дело рук этого тощего паренька, который был готов пожертвовать жизнью, чтобы их искоренить. — Габриэль! Гарри лениво открыл один глаз и посмотрел на спрыгнувшего с ветки Леголаса. Парень сиял широченной улыбкой, умостившись почти на краю небольшого уступа, который уходил прямо в воду, врезаясь в груду сглаженных водоворотами камней на самой глубине. Там били холодные горные ключи, и как только солнце скрылось за горизонтом, а камни на мелководье начали терять набранный за день жар, он неспешно вылез на гальку, отряхиваясь и фыркая. Грифон взмахнул крыльями, обдавая незваного гостя россыпью тяжелых капель, на что эльф только звонко рассмеялся, один в один напоминая своего отца, и вытер влажную щеку. — Смотрю, надоели тебе наши любопытствующие? — добродушно поинтересовался Леголас у нахмуренного зверя. — Да знаю я, Габриэль, что это ты! Не притворяйся, что не понимаешь. Мне Арвен первой рассказала, да и потом я же сам видел, как ты оборачиваешься прямо в полете. И Гарри вспомнил, что Леголас приезжал в Имладрис и он же как раз и забрал Арвен с собой. А значит, точно в курсе. И если не Арвен, то новой диковинкой долины с ним поделился бы любой встречный эльф. В этом обличье он, и правда, обладал прекрасным как для человека слухом, и, если не уходил с головой в собственные мысли, то прекрасно слышал даже самого тихого эльфа на приличном расстоянии. Он согласно кивнул, а потом снова прикрыл глаза, разрешив неугомонному парню аккуратно почесать ему переносицу над самым клювом. И курлыкнул, — настолько приятно это оказалось. — Я пришел поблагодарить тебя за то, что ты привел домой отца. Дважды вернул его из самой глубины гор, кишащих жуткими тварями. Вернул живым и целым. Это не только моя благодарность, я знаю, что чувствует каждый из наших эльфов. Это не выразить словами, но знай, мы всегда рады тебе в нашем доме и, стоит тебе позвать, мы придем тебе на помощь, где бы ты ни был и что бы ни случилось. «Еще не все закончилось», — хотелось сказать Гарри, но грифон мог только заворчать, отвернув морду чуть в сторону. — Я знаю, что еще не все закончено, что многое предстоит сделать, но это не отменяет того, что ты уже сделал для всех нас, — будто подтверждая мысль о том, что эльфы могут понять любое создание и договориться с любым из зверей, продолжил Леголас. — Я надеюсь, что Эру Илуватар и дальше будет хранить нас всех от слуг Саурона и его злой силы столько, сколько нам отмерено. Отец очень дорог мне, очень. Он единственный остался у меня, и я хочу, чтобы он тоже, как и я, познал свое счастье. С этим Гарри не мог не согласиться и кивнул, а потом спрятал голову под крыло и замер, посчитав беседу оконченной. Леголас посидел еще несколько минут, легко огладил ладонью изогнутую шею и скрылся среди ветвей. Стрекот сверчков стал громче, вторя их яркому мерцанию, и Гарри, не желая уходить из такого удобного места и добираться потемну в свою комнату, из которой так неосторожно вылетел, решил и дальше ночевать прямо на берегу озера, размышляя, о каком счастье для отца говорил Леголас, и одно ли счастье они оба подразумевали. Ведь свое счастье тот видел в своей прекрасной Арвен и в их будущих детях, так, может, и для отца он желал прекрасную эльфийку, которая будет ему под стать. И дети. Об этом забывать не стоит. Не в этом ли состоит несомненное чудо самой жизни, которому не годится и в подметки ни одно волшебство… А утром Гарри проснулся оттого, что его тщательно и деловито, а также не особо осторожно и трепетно осматривал Проф. — Ай, профессор, то есть Северус, ну аккуратнее можно же! — возмутился Гарри, превратившись прямо на глазах. — Ты удивительно везуч, Гарри, в чем я не перестаю убеждаться с каждым проведенным рядом днем. И нет, я не имею ввиду, что ты не попадаешь в передряги, наоборот, ты собираешь их, как шелудивый пес новых блох. Я в очередной раз убеждаюсь, что ты, попадая в неприятности, возмутительно удачным образом умудряешься из них выбраться, минуя все закономерные для любого обычного человека последствия. Вот скажи, обосноваться здесь на озере ты решил сам или тебе кто-то подсказал? И ночевать здесь ты умудрился остаться по какой-нибудь совершенно прозаической причине — было лень идти во дворец или случайно заснул, где сидел, так? Северус махал палочкой прямо у него под носом и довольно щурился. Ответ ему на самом деле был не нужен, поэтому Гарри промолчал. Что говорить, если проф снова попал пальцем в небо. — Удивительно, но твоя аура заживает на глазах. Наверняка ты даже не знал, что это озеро настолько пропитано целебной магией. Редчайший природный источник практически «живой воды», причем концентрированной в той мере, что идеально подходит для восстановления любых повреждений, особенно от грязной энергии. А ее ты вдосталь собрал со всего Средиземья и Британии заодно. Сказочно везуч. Но это другая сторона медали, потому что, клятвенно утверждаю, основным твоим талантом является умение влипать. Многословным проф был, когда волновался. Гарри это точно знал еще по старым временам, когда и ругал его зельевар почем зря, и ворчал, почти не переставая. И Гарри терпел, потому что Снейп тогда был практически единственным, кто проявлял заботу хоть и таким, непривычным для него способом. Профессор наконец перестал создавать перед глазами чуть окосевшего Поттера воздушные вихри от взмахов жезла и подтолкнул его в траву: — Садись, Гарри. Что могу сказать? У тебя не только аура оживает, но и магия начинает нормально циркулировать, а это значит, что понемногу ты можешь начинать колдовать. Не перенапрягайся, вспоминай программу первого курса — с «Левиосы», «Люмоса» и «Алохоморы». — Как долго я смогу сейчас колдовать? — Хоть целый день, но, опять же, если все пойдет нормально, заклинания второго курса можешь вспоминать через пару дней, — хмыкнул профессор, разглядывая парня, как некое медицинское чудо, скорее аномалию, не долженствующую существовать в реальном мире. — Кстати, Северус, как ты меня нашел? — уточнил Гарри, сузив глаза. — Эх, Поттер… Это у тебя магию отшибло, а не у меня. Элементарное указующее я создавать умею, но и без него мне о твоем местоположении сообщил бы любой эльф. Ты в их владениях, а любой хозяин всегда может определить, куда делся гость — пошел ли на кухню или отдыхает на веранде, а тут эльфы и мифический странный зверь, — покачал головой Снейп и скомандовал. — Сегодня отдыхай, а еще лучше — оставайся здесь, на озере. Поплавай тут, позагорай, что ли. Не уверен, что станет еще лучше, но тебе даже просто отдохнуть не помешает. Всех возможностей местной святыни я не знаю, но твоя магия тебе в любом случае скажет спасибо. С этими словами мужчина вытащил из кармана сверток, который на глазах превратился во внушительную плетеную корзину, плед и огромное пушистое полотенце. Вещи закружились и мягко приземлились на траву. Гарри только и оставалось, что кивнуть вслед уходящему профу. В траву полетели штаны и футболка, а сам Гарри метнулся в прохладную воду, ныряя и отфыркиваясь. Плавать он любил, да редко когда удавалось так отдохнуть, уж точно не в прежней жизни. Казалось, с приходом Снейпа ему легче стало дышать и груз ответственности таял, перебираясь на плечи его школьного профессора. По привычке. Гарри умом понимал, что он не в школе, и проф такой же человек, как и он сам, но все равно заглушил ворчливый внутренний голос и с наслаждением раскинулся на водной глади. В любом случае, пока он не вернет свою магию, кидаться на врагов было бы откровенно глупо. «А ведь Северус снова умолчал про наши с Трандуилом дела, — отметил Гарри и посмурнел. Конечно, взвешенный и серьезный бывший шпион и по совместительству его учитель нашел себе собеседника в лице эльфа. Гарри к нему в друзья и не стремился, но, по крайней мере, надеялся, что Снейп станет к нему относиться как к равному, а не как к ребенку на попечении. Ошибочка вышла… Парень вздохнул и с силой потер ладонями лицо. Вся эта психологическая замудрень, которую так любила Гермиона, ему давалась тяжело. Да и в отношениях с кем-либо он не был, и друзей имел пару штук, как и приятелей. Поэтому не представлял, что ему делать с тем же с эльфом, потому что вся штука заключалась в слове «делать», ведь «надумать» он мог всякого — уж с этим проблем никогда не возникало. Да и чем еще можно заниматься в чулане днями напролет? Но и ведомым телком быть опротивело, плыть по чужой указке как по течению — вариант абсолютно неприемлемый, как и ломиться по незнанию в самую гущу событий, надеясь, что опять повезет, причем не только ему, но и всем, кто оказался рядом. Тут как ни крути, а ссориться с Севом было бы глупо, так же глупо, как и выдвигать условия. Он только представлял себе этот разговор, вернее свой монолог и издевательски вздернутую бровь профа, терпеливо слушающего его, как малолетнего идиота, а потом внятно выговаривающего каждое слово объяснения, почему лучше поступать так, а не иначе. Все-таки в магии, спасибо Дамблдору, он вырос дуб дубом. В общем, в личных делах Снейп ему не советчик и не союзник, хотя определенно будет действовать исключительно «во благо» его здоровью, или не будет действовать, наблюдая, как Гарри сам наделает глупостей, а потом станет вытягивать его, как мальчишку, за ухо, попутно разъясняя, где и в чем он ошибся. Поэтому в крайности лучше не кидаться, но и не поступаться ничем, если решение поперек горла станет. Впрочем, упрямством он обладал изрядным, это еще Драко отмечал, когда на него злился. Гарри, обдумывал все это, закусив губу и бессознательно создавая на ладони маленький «Люмос», без привязки к палочке, потому что забыл он ее в комнате, в кармане толстовки, а магичить жуть как хотелось. На самом деле, магия лилась из него, повинуясь его желанию больше, чем усилию разума, ведь разум был занят совершенно другими проблемами непростых житейских отношений. Парень перекидывал маленький теплый шарик с одной руки в другую, невидяще смотря сквозь него, а перед глазами вставало идеальное лицо привлекательного и уверенного в себе эльфа, который шел по дворцу полновластным хозяином, повелителем. Не таким, каким помнился раньше, человечным, чуть уязвимым и бесконечно заботливым. С чуткими руками и горячими губами, внимательным взглядом синих, как бурное море, глаз и сильным глубоким голосом, от модуляций которого по коже Гарри пробегали толпы мурашек, завораживающим и тревожащим до самого нутра так, что он уже сам не понимал, где его настороженность и напряжение переходят в томление и нетерпеливое ожидание чего-то чувственного и пьянящего. Как наркотик, попавший в кровь, Трандуил уже влез ему под кожу, в сердце, и прочно там обосновался. Гарри шумно выдохнул и прижал руку к паху, куда устремилась кровь только при одном воспоминании о тесных объятиях. Под пальцами размеренно пульсировала плоть, а перед глазами мелькали дробными клочками те самые воспоминания. Вот изгиб сильного плеча и яремная вена, впадина от ключицы и шелковый отсвет бледной кожи, напряженный острый край скулы и чуть прикушенная полная нижняя губа. Глаза, прикрытые темными густыми ресницами так, что выражение их теряется в тени. Ниспадающие пряди волос лунного серебра не желтят даже в свете жаркого пламени. Твердые как камень мышцы под руками и дрожь напряженного как струна тела, мощного, высокого и прижимающегося к нему в молчаливом исступлении. Собственная жажда и желание прикоснуться, ощутить… Ощущения обострились до крайности, накалились так, словно Трандуил был рядом и… «О, Мерлин!» — застонал Гарри от смущения. Рядом — куда уж ближе-то, почти в его голове! Парень физически ощутил, как вибрирует их связь, будто эльф пытается дотянуться до него, обнять эфемерными руками, приласкать напоследок. Гарри пригнул голову, будто кто-то мог увидеть заалевшие щеки, и рыбкой нырнул в озеро, вынырнув уже грифоном, обрывая передачу этой смущающей мешанины ощущений. А Трандуил, откинув голову в кресле, не менее шумно выдохнул и открыл блестящие глаза. Не почудилось, не домыслилось в горячке опасности. Желает, тянется, хочет. Полюбит! Убежденность эльфа стала сродни уверенности сытого хищника, который, провожая взглядом убегающую от него антилопу, знает, что никуда его добыча от него не денется. И князь принялся продумывать план по очарованию, привлечению и сближению.***
Галадриэль разломала печать и развернула послание. «Время пришло», — прошептала она бледными губами, смотря сквозь пергамент, а перед ее глазами мелькали картины возможного будущего. Те вероятности, что веером расходились от этой точки, уже осуществленной в реальности. Письмо лихолесского короля… Эльфийка задумчиво вертела в пальцах изящное кольцо с белым мерцающим камнем. Нэнья — так назвал главное из трех своих творений Келебримбор, когда отдал его ей. Пришло его время, пришло время для ее долины, и только Эру знал, выстоит ли ее дом в этой круговерти зарождающейся бури. Бури гнева и разрушения или бури и шторма, очищающего ее любимый мир от грязи и зла, рожденных Морготом. Дом, который она хранила, теперь в руках Эру, судьбы, ее неизвестного пока возлюбленного, вестника и вершителя. Эльфийка позвонила в хрустальный колокольчик и в двери заглянул Эланор, один из ведущих врачевателей долины. — Все, что я просила, уже готово? — Галадриэль смотрела на своего близкого друга ясными глазами без тени той неуверенности, что совсем недавно омрачала ее лицо. — Да, моя утренняя звезда, мы приготовили все, что могли. Эламир увел часть эльфов тайными тропами, осталась, как мы ожидали, треть. — Эта треть стоит всех остальных, — вздохнула Галадриэль, — помоги нам Эру! Эльфийка сняла перстень и положила его в узкую неприметную шкатулку. Резко обернувшись к собеседнику, протянула ее и добавила: — Проследи, чтобы она досталась тому, кто прилетит птицей, обернется человеком, и грозовые тучи сгустятся за его спиной. Он потребует встречи со мной, говоря о жизни и смерти, о войне и битвах, о беде, что стоит на пороге; и ты отдашь ему кольцо. Он останется, чтобы принять первое сражение, приведет помощь и попросит помощи снова — ко второму, и вернется после третьего, потому что его решающая битва будет не здесь. И помощь окажете ему во всем, что он попросит. И сделаете все, что скажет, потому что его прислали нам Валар, и Эру смотрит за его судьбой. Дверь закрылась за Эланором едва слышно, Галадриэль же перевела взгляд вдаль. Из ее комнат на самом высоком дереве открывался вид на всю долину. Она с болью смотрела на владения, впитывая каждый знакомый образ — и багряно-золотой клен у самой террасы, и резвые блики на поверхности безмятежных озер, сейчас отражающих синь небосвода и разноцветье листьев на пологих берегах. Мостики, словно паутинки, разбегались во все стороны и золотились тонкими поручнями в дневных лучах, могучие стволы меллорнов, прямые и необычайно широкие устремлялись вверх, где сплетались кронами и ветвями, образуя извилистые переходы между собой. По ним эльфы сноровисто перебирались друг к другу, устраивали вечерние посиделки на сплетенных природой этого края верандах, танцуя и резвясь в свете дивных разноцветных фонарей и мерцающих звезд на глубоком сине-черном полотне ночного неба. Дом. Как много всего в звучании этого слова. В нем умещались и беззаботные дни с дочерью, когда они придумывали наряды или плели неувядающие венки из луговых цветов, и задорные танцы среди десятков мелких костров в дни самой темной ночи, когда пряное летнее вино горячило их с Келеборном головы. Ей почудился вкус можжевельника и меда, запах ириса и лесных фиалок, что к ночи наполняли долину тягучим, чуть терпким ароматом. Ночами в полной жизни долине наверху, под самым небом слышались песни и светились огни, а снизу, в самой траве шептали травы и потрескивали яркие и шустрые светлячки, рисуя световые узоры в таинственной темноте. Долина вросла в ее сердце, как и она сама выросла из нее, хотя родилась, казалось, под светом иных далеких звезд в тысяче земных оборотов отсюда. Галадриэль не моргала, боясь прервать эту минуту созерцания и увидеть вместо мирного дома разруху и запустение, которое могут принести в ее цветущий край полчища орков, стоит завесе упасть. «Пусть благосклонна будет к нам судьба, и наш дом устоит. Эру, по милости своей сохрани детей своих от зла», — прошептала царственная дева, чувствуя себя предательницей, ускользающей в неизвестность, но ее путь и предназначение были иными. Дорога вела ее в Имладрис, но в этот раз не стоило ей ждать радостной встречи и родственных объятий.