***
Гэндальф пришел в себя ночью. Он застонал от безысходности, увидев, вернее, руками ощутив, что посоха у него нет, совсем нет. Что за повороты провидения? Снова. Как ему выбраться и победить Сарумана, хитрого и пронырливого предателя? Он пожалел, что не послал весть Трандуилу и Эвансу, хотя нет, послал, и теперь Бильбо доставит кольца и расскажет, что Серый маг вернулся из Валинора. Он обошел, покачиваясь, стены колодца, посмотрел наверх, увидев тонкую бледную полосу месяца сквозь щель, и снова присел на дно, запрокинув голову. Надо было подумать… Гэндальф потер виски, ощупал затылок, найдя там внушительную шишку, покачал головой и завернулся в плащ, его пробирал озноб. Сон и еда — лучшие средства, чтобы восстановить скудные силы. Он нашарил в кармане кусок лембаса, яблоко и принялся за еду. Его разбудили солнечные лучи и утренний птичий переполох, в его темнице стало светлее. Гэндальф обнаружил спущенный веревкой кувшин с водой и завернутые в тряпицу хлеб, сыр и фрукты. Если бы он сам не видел, как Бильбо ускакал на его Тенегриве, то предположил бы, что такая забота — от хоббита. Не от Сарумана же? Тому будет под стать забыть о нем на неделю, а потом прийти позлорадствовать. Гэндальф знал, что Саруман еще появится, чтобы, как минимум, расспросить о поездке или о том, что знают Валар о его предательстве и знают ли вообще? Да и отсутствие кольца он заметил, и это его основательно разозлило. Но еда и питье, обнаруженные рядом с ним, говорили о том, что не все в долине заснули наведенным сном, а значит, эльфы бодрствуют — хотя бы один из них. Может, это Арвен? Нет, она точно уехала с Леголасом. Кто бы это ни был, но Гэндальф был рад восстановить силы с помощью целебной воды и вкусной пищи. Ему любая еда после лембаса казалась вкусной, не в обиду эльфийским дорожным галетам, конечно, но за время пути… Он с упоением принялся за щедро предложенный ему кем-то завтрак. В его усталом сознании дни слились в один. Волшебник спал, набирался сил, насколько это было возможно, но так ни разу и не увидел своего незаметного помощника и спасителя. Саруман пришел единожды, предложив присоединиться к нему, но Гэндальф ответил отказом.***
Глорфиндель оказался единственным бодрствующим эльфом, а все потому, что уже пару десятилетий не признавал никакого вина. Не пил, а теперь, возможно, именно по этой причине и не спал. Но как мог выступить один эльф против могучего волшебника? Глупо попасться он не хотел, а Элронд не разрешал себя освобождать, все говорил, что время еще не пришло. Даже когда Глорфиндель кипел от ярости, видя, насколько сломленным остается его правитель после ухода Сарумана. Но нарушать приказы князя он не мог, а уговорить Элронда предпринять с его полной и безоговорочной поддержкой более решительные действия у него не получалось. Теперь и Митрандир оказался в темнице, а если судить по разговорам Сарумана, то скоро пределы долины наводнят орки. Глорфиндель обладал не только острым зрением, но и слухом, и, к его счастью, Саруман любил поговорить сам с собой, составляя планы и пялясь в палантир, который появился в долине только пару дней назад. Мужчина с тоской посмотрел на кустарники, на которых то здесь, то там стали появляться цвель и небольшие пятна ржавчины. Долина взывала о помощи, но он только и мог, что уносить всех уснувших подальше от дворца: поваров, музыкантов, жителей, благо, что большая часть эльфов разъехалась по всей долине по приказу Элронда. Некому было собирать дыни и другие фрукты, овощи, некому было варить джемы и заготавливать нити, полотна ткани для пошива одежды, не слышно было звона и грохота из кузниц. Фрукты перезревали и опадали в траву. В садах все сильнее ощущался тонкий запах гнили. Все замерло, долина опустела. Это произошло как-то внезапно, будто в один момент, хотя если вспомнить, то перед сонной хворью эльфы жаловались друг другу на усталость, на недостаток сил, но, как было заведено, объясняли свое состояние привычными фразами: «Тьма накрыла Средиземье», «Саурон копит силы», «Зло не дремлет». Зло действительно не дремало, зато в дрему внезапно впали они сами — сначала правительница Лориена, а за ней и все остальные. Элронда вытащить было невозможно, его темницей стала одна из небольших оружейных для дворцовой стражи, которая давно не использовалась по назначению. В безопасной долине Элронд упразднил обходы самого дворца, отдав обязанности присматривать за порядком управляющему и его помощникам. Столетиями в его резиденции ничего не приключалось, а самым скандальным происшествием были редкие пьяные ночевки на полу после громких празднеств. О тех, кто не дошел до своих покоев после чрезмерных возлияний, сплетни и шутки потом ходили годами. Зато теперь эта оружейная, выстроенная по всем правилам, с мощными каменными стенами и кованной решетчатой дверью из прочного металла оказалась удобной, на взгляд Сарумана, темницей. Элронд всегда был на виду, и маг, проходя из апартаментов в библиотеку или к выходу, всегда его мог его увидеть, перекинуться словом, надавить на больные мозоли, медленно кроша эльфийское упрямство своей силой. Скрывать и таиться больше было не нужно, поэтому он давил на разум эльфа, насылая видения и усиливая страх и ощущение безысходности своими речами. Поэтому Глорфиндель и не мог освободить своего Владыку без того, чтобы Саруман тотчас об этом не прознал. Зато он умудрялся приносить Элронду новости и рассказывать о планах волшебника, кормить, как и Гэндальфа позже. Владыка будто ждал чего-то, и вот, с прибытием Гэндальфа, стоило Глорфинделю обмолвиться, что Саруман зол из-за отсутствия кольца у волшебника, как тот оживился и соизволил написать новому пленнику записку. Чему радоваться, сам Глорфиндель не понимал, наоборот, долина оказалась совершенно беззащитной, ситуация — безвыходной. А сам он маялся от собственного вынужденного безделья и только наблюдал, выучив наизусть все привычки Сарумана: от того, что именно он брал себе на завтрак из дворцовых кладовых, до времени отхода ко сну. Только чем это могло помочь, если Элронд запрещал пытаться украсть ключи или посох, чтобы освободить его, и продолжал упрямо противостоять теряющему терпение главе Ордена? Хотя, если посмотреть, то какой он теперь глава-то? И где тот орден, если Саруман выступил против всех — против Владык, против Гэндальфа — и часами смотрит в свой палантир, теряя связь с реальностью не меньше замученного Элронда? Глорфиндель ни за что не стал бы смотреть в эту жуткую вещь, которая путает разум так, что потом волшебник не с первого раза вспоминает, где кухня.***
Гэндальф этого не видел, но попытки Глорфинделя освободить волшебника принесли успех. Этой ночью Элронд разрешил помочь выбраться уже поднабравшемуся сил Гэндальфу и передал ему записку. Что в ней, сам Глорфиндель не знал, но исправно выполнил поручение, как и предыдущие, как и всегда, без ропота подчиняясь своему Владыке. И вскоре камень, который загораживал выход из колодца, покрылся трещинами и был готов рассыпаться в крошку. Саруман побывал у пленника вчера, поэтому вряд ли узнал бы о его отсутствии. Элронд был бледен и едва держался, несмотря на лембас, свежую воду и травяные отвары, которые умудрялся варить Глорфиндель в одном из погребов. Тот с радостью бы освободил своего Владыку сразу, как только мог, но Элронд был упрям. Правитель не хотел, чтобы Саруман переключился на любого из его подданных при его побеге, поэтому терпел и чего-то ждал. Вороны, эти морготовы вездесущие птицы, мешали ему передвигаться все сильнее. Приходилось использовать всю ловкость и навыки скрытности, чтобы обманывать глупых, но довольно зорких птиц. Счастье, что они не летали в самые солнечные дни и не выслеживали в помещениях. Глорфиндель вытянул по веревке волшебника из колодца и скрылся в тишине ночного леса. Облака закрывали небесный свод так, что звезд не было видно. Гэндальф крадучись миновал террасу, осмотрел библиотеку, полистал записи Сарумана, подумал немного, а потом очень тихо прошел в спальню Белого мага — Элронд написал, где и в какое время тот ложится спать, где прячет ключи от темницы, где держит свой посох и палантир. Был выбор — взять первым посох, узнав тот же момент, будет ли магия, заключенная в нем, слушать Гэндальфа, или она успела сродниться с тьмой, живущей в своем безумном хозяине; найти ключи, чтобы освободить Элронда до того, как все может пойти наперекосяк; или унести и разбить этот морготов палантир, который поспособствовал погибели великого светлого волшебника? Ключи он взять успел, так же как и дотронуться до посоха Сарумана, когда тот проснулся и вскочил с прытью молодого меарас. Гэндальф отшатнулся, а потом кинулся на него, не давая завладеть посохом. Впотьмах они начали бороться, выбивая друг из друга дух. Посох, судя по всему, никак не мог определиться — быть верным прежнему хозяину, который перестал быть собой, или слушать нового, чужого, который ощущался, как его хозяин прежде. Сложно объяснить эти колебания волшебного артефакта, учитывая, что разумным он не был и имел всего лишь определенную привычку к первому, выработанную за столетия службы, и изначальное, не забытое еще предназначение, которое требовало признать второго. Эти колебания повлияли на ход вещей и стали поворотным моментом. Саруман, не почувствовав знакомого отклика, отбросил посох, решив разбираться с ним позже, и изо всех сил принялся кулаками метелить своего врага, но Гэндальф тоже не отставал. Эта драка напоминала кабацкую, со всей ее яростью, удалью и летающими во все стороны предметами. Книги, стулья, тяжелые пресс-папье и подсвечники поднялись в воздух от сконцентрированного в воздухе волшебства. Шли в ход кулаки, подножки, удушение и захваты, прыжки и выверты, больше характерные для пьяных гномов, а не степенных волшебников. В их оправдание можно было сказать, что первый действовал спросонья и отвечал тем, что получал, а второй был зол, расстроен уничтожением своего посоха и не был уверен в чужом, а вот холодное оружие использовать на бывшем соратнике ему казалось слишком кощунственным и кровавым. Удивительная проза жизни и нелепости во всей красе. В один момент связка ключей из кармана Серого мага выпала и, позвенев под ногами дерущихся, улетела в сторону от пинка. Глорфиндель, украдкой заглядывающий в холл, успел ее подобрать и тут же освободил Владыку. Он был слегка потрепан и взбудоражен, но улыбка, довольная и ехидная, то и дело проскальзывала на его лице: эльф успел с размахом отомстить подлым пернатым, когда появилась возможность, а теперь и Элронд был свободен. Эльф не стал брать в руки чужой посох, он отвел князя в одну из комнат, где хранилось оружие, а сам, подхватив меч, направился обратно. Улучив момент, когда перевес был на стороне Сарумана и тот оказался над своим противником, сжимая обеими руками его горло, ударил его по затылку рукояткой меча с видимым наслаждением на лице. Помощь Глорфинделя оказалась неоценимой и своевременной. Так бесславно не получал поражение еще ни один могущественный волшебник — в кулачной залихватской драке от удара по голове. Гэндальф посмотрел одним здоровым глазом на эльфа, потер горло и одобрительно закряхтел, переворачиваясь, став на колени и медленно по стенке поднимаясь вверх. Голова кружилась, но удовольствие от банального «навалял сполна» ширилось, согревая сердце и вызывая шальную улыбку на бородатом лице. Как гном, прости Валар! Серый маг постоял, покачиваясь и моргая, пока эльф споро связывал поверженного врага крепкой эльфийской веревкой, подошел к посоху, поднял его, повертев в руках, погладил крепкое гладкое древко и, наклонив голову набок, тихо прислушался. А потом медленно скрылся в покоях Сарумана. На столе обнаружилось то, что он хотел найти — камень, бывший навершием в его собственном посохе. Он взял его, покачал в руке, будто взвешивая, бережно протер краем рукава и положил в карман. Сами Валар теперь не смогли бы восстановить его посох снова, но что-то он от него сохранит! Связанный накрепко, Саруман выглядел толстой упитанной гусеницей, он так и продолжал лежать на полу в центре огромного холла, где когда-то раньше Элронд встречал делегации других народов или устраивал танцы в праздничные вечера. Владыка оставил Глорфинделя стеречь предателя-Истари, а сам позвал Гэндальфа в свой кабинет, им многое предстояло обсудить. Спустя час-полтора из окна раздался тихий переливчатый свист, на подоконник порхнула небольшая птаха и через пару минут взлетела, направляясь в сторону горного кряжа.***
Галадриэль чувствовала себя превосходно, особенно после зелий, которыми пичкал ее прекрасный волшебник. Прекрасный в своей учтивой настойчивости, нелюдимости и сварливости — эльфийку радовало любое его внимание. Не пугали хмуро сдвинутые брови, а глубокий бархатистый голос и вовсе завораживал — его хотелось слушать, закрыв глаза, как чудесную музыку. Правда, стоило открыть их, как ее встречал взгляд исподлобья и сжатые в тонкую нить бледные губы. Но такие мелочи Владычицу не огорчали: тень, нависавшая над Средиземьем, развеялась в пыль, совместные усилия увенчались успехом, а будущее казалось безоблачным, как в далекие годы юности. Габриэль был задумчив, а Трандуил погрузился в дела княжества, пока Леголас выздоравливал. Она же, счастливая и деятельная, летала по коридорам дворца наравне с Арвен, получив ответ на свое послание в Лотлориен. Ее призрачные путешествия не коснулись любимой и оберегаемой долины — не успела она заглянуть туда хоть одним глазком, а может, боялась увидеть, что произошло в ее отсутствие и без защиты кольца. Новости ее радовали: долина отстраивалась, деревья заживляли свои раны, эльфы выздоравливали, а энты отправились обратно в Фангорн, но не все. Несколько решили укорениться в Лотлориене, а парочка отправилась в Эрин ЛасГален, — так им понравилось путешествовать. Гарри тем временем поселился вместе с князем в одних из самых просторных и роскошных покоев дворца. Эльф слегка пришел в себя, оттаял, и между ними потекли простые бытовые разговоры. Князь по утрам, до того, как убегал по своим заботам, целовал Гарри, прижимал к себе, шептал на ухо что-то нежное, но времени поговорить о чем-то серьезном не выдавалось. Маг тоже не бездельничал, убеждая князя, что занят не меньше. Не висеть же ему хвостиком, следуя за князем леса целыми днями? Он нашел занятие, разбирая древние фолианты своего мира и исследуя легенды этого, отвлекаясь давними историями, а пару раз даже посетил Лотлориен в поисках сказаний и трактатам по травам. Галадриэль составила ему компанию, и они отлично провели время. Гарри решил не утяжелять беседу, рассказывая о своих тревогах. Эльфийка казалась счастливой и с удовольствием слушала любые истории про Снейпа. Тут Гарри отомстил профу сполна, живо описывая ужас всех студентов, летящий в черном плаще буквально на крыльях ночи, когда тот совершал свои дежурства, отсыпая наказания каждому встреченному суровым голосом. Библиотека Галадриэль была просторной и огромной, казалось, здесь были собраны книги со всего Средиземья и на всевозможных языках, но, как заметила эльфийка, именно в ЛасГалене нашлись редкие труды, о которых она только слышала. С доступом в лес, пока он был, она с согласия Леголаса успела просмотреть то, что ей было нужно и усадить нескольких из своих подданных, что попались на глаза, для копирования нужных книг. И тем пришлось вместо милого и беззаботного общения с девушками сидеть и старательно копировать вензеля и строки древних нолдорских книг, вынесенных из Дориата в последний момент. Гарри с удовольствием наблюдал за развивающимися отношениями Северуса и Галадриэль. Общие точки соприкосновения эльфийка искала тщательно, и теперь имела доступ в лабораторию зельевара, которая впечатляла ее новизной и огромным количеством инструментов и ингредиентов. Ее завораживала механика подготовки к варке любого зелья, сам процесс и волшебство, которое превращало неказистое варево во что-то уникальное и завораживающее. Или наоборот, когда ужасное на вид и отвратительное на вкус зелье оказывало невозможно полезный эффект. Пускал ее в свои владения зельевар нечасто. Хитрость заключалась в том, чтобы принести ему на изучение и в дар какой-нибудь местный эндемик, о котором Снейп не имел ни малейшего представления, а сама Галадриэль могла рассказывать часами. Потом не успевал он оглянуться, как они вместе склонялись над колбами, нарезая, перемешивая или выжимая экстракты, а затем записывая догадки и наблюдения за реакцией. Работать вместе для эльфийки было одним удовольствием. Почва ЛасГалена была благодатной, а лес — благодарным, поэтому на отдельных участках, выбранных магом под посадки, всходило то, что он привез с собой. Ей опасные травы он не дарил, что расстраивало Галадриэль, но забота примиряла с таким негласным правилом. Травы приживались, мхи принимались как родные, и даже магические растительные сущности чувствовали себя неплохо. Правда, медленно видоизменялись под влиянием местного волшебства. Снейпа это увлекало неимоверно, Галадриэль же помогала, как могла, а иногда просто не мешалась под рукой, переключившись на свои проекты — эльфов в помощь ей хватало, а где нужен был совет знающих, дрозды прекрасно отправляли почту и приносили ответы. Она делилась с зельеваром заметками своих целителей и травников, что вызывало скупую улыбку и легкое покраснение скул смущенного мужчины. В Лотлориэн она наведывалась, а ее отсутствие Снейп замечал, и после, по возвращении, был мил и любезен в большей степени, чем обычно. Скучал, по видимому. Конечно, в привычном виде галантности и ухаживаний ей от него было вовек не добиться, но дары он преподносил — в своем стиле. Показывал свои навыки волшебства, заклинания, рассказывал о своем мире. Все удивительное, что встречал и о чем читал. Дарил книги с движущимися изображениями, а вместо букетов — семена экзотических цветов и лечебных трав. Защитные амулеты вместо роскошных каменьев в изысканных оправах, которые обычно дарили эльфы из самых влиятельных и богатых родов нолдор. И Владычице это было по душе больше, чем что-либо иное.***
Пошла вторая неделя, как Гарри избегал дворцовых жителей, делая весьма занятый вид — с книгой и пергаментом для записей, с отсутствующим видом он быстрым шагом двигался по дворцу в одному ему известном направлении, а потом, скрывшись от внимательных взглядов, серебристым грифоном облетал пределы леса и предгорий. Пауков можно было не бояться, их остатки уничтожили эльфы у входа в холм. Парень не знал, как взаимодействовать с придворными эльфами, о чем с ними говорить, да и терялся в догадках, как они к нему относятся и стоит ли напрягать их своим присутствием. Эльфы были неизменно вежливы и предупредительны, но в этом Гарри чувствовал влияние князя. Они показали ему самые красивые места во дворце, но Гарри желал быть там не с посторонними, а со своим вечно занятым чем-то эльфом. Парень терялся в догадках, будет ли так всегда, или это период такой попался, и виной всему медленное выздоровление Леголаса. Трандуил целовал его в висок, шептал, что скоро все наладится, они укладывались спать. Князь засыпал, подгребая парня к себе без намека на какие-либо иные действия и желания, а Гарри долго смотрел в темноту не в силах заснуть. Утром за завтраком они говорили — немного, больше о мелочах. Князь подарил ему пару комплектов местной одежды по размеру и предложил потратить немного времени, чтобы подогнать их по фигуре, а потом, если Гарри захочет, озаботиться пополнением гардероба, но Гарри вполне устраивал его подарок, да и своей одежды у него хватало. Он не стремился врастать в местное общество полностью, стоя на каком-то внутреннем перепутье и чутко прислушиваясь к себе и окружающим. Он улыбался, возвращал мелкие ласки, поглаживая ладонь в ответ или целуя в шею сидящего за почтой Трандуила, а потом ускользал, зная что эльф тоже исчезнет в анфиладах залов, раздавая очередные указания и требуя отчетов о сделанном. Князь был приветлив, спокоен, и только легкая тень под глазами выдавала усталость. Если бы Гарри не вставал в несусветную рань, то он вообще не видел бы того по утрам. Князь в свете утреннего солнца выглядел сказочным чарующим миражом: нежная почти белая кожа с легким румянцем на высоких очерченных скулах, темные густые ресницы, такие же брови вразлет, удивительные серо-синие глаза и мягкая немного сонная улыбка на губах. Гарри не мог пропустить ни минуты, пока князь не исчезал в дверях, напоследок обнимая парня и нежно прижимаясь губами к его лицу. Потом они виделись лишь поздним вечером, почти ночью, когда тот неслышно проходил в комнаты, задерживаясь у окна, принимал душ и нырял под одеяло, думая, что Гарри уже спит. Так пролетали дни, похожие один на другой. Они не говорили о будущем, не упоминали прошлое, делились текущими заботами и новостями о мелочах. Трандуил рассказывал про каменные залы с горячими источниками и предлагал распорядиться, чтобы Гарри туда провели, но парень категорически не приемлил никакого сопровождения, поэтому кивал, слушал рассказы, уточнял что-то и плавно переводил разговор на другую тему. Расспрашивать о делах князя ему было неловко, а тот не думал, что Гарри нужны такие подробности. Поэтому они были рядом, но, по мнению Гарри, будто вращались каждый в своем пузыре. Придраться было не к чему, но маг тосковал, старательно скрывая любую тень неудовольствия или сомнения на лице. Он помогал Снейпу, когда Галадриэль отсутствовала, заглядывал к Бильбо, который обычно то сидел с удочкой на мостках или бродил по опушкам с котомкой, то с победным воплем тряся над головой срезанным грибом, то сжимая в ладонях крупные ягоды или горсть орехов. Белки буквально прыгали по его плечам, утаскивая угощение, как и мелкие птахи. Гарри проведал у реки драконишку, которая составляла компанию водному ящеру, крылатому, как и она, с которым они вторую неделю наслаждались ясным небом, чистой полноводной рекой, безумным количеством рыбы и теплыми пляжами в отдаленных местах на самом юге. Перед змеем пришлось извиняться за принуждение, но тот простил его, признавая, что волшебник сделал много хорошего после и подарил чудесную компанию. Лежать с ними на песке и есть сырую рыбу оказалось приятным, как и слушать бессмысленные перебранки или по-змеиному мудрые советы о жизни. В реальности абсолютно неприменимые, но в целом забавные. С собой Гарри брал иногда Бильбо, и тот тоже много болтал, развеивая печаль и ощущение одиночества. Снейпа своими внутренними терзаниями парень беспокоить не хотел. И так проф вслед за ним прошел и огонь, и воду, и земные глубины — в самом что ни на есть прямом смысле. Стоило задуматься, как прямо перед его лицом возникали все глубинные страхи: ненужности, чуждости, презрения к его человеческой сути со стороны всех эльфов. Хотя те были предупредительны, учтивы и вежливы, готовы помочь, но в свой круг не пускали, и легко было отличить, стал ты своим, или остался приглашенным гостем. Гарри был именно последним, очень важным, ценным чужаком. Эльфов связывали столетия, Гарри же они знали меньше месяца, так что, конечно, байки послушать готовы были все, магию увидеть — тоже, а вот почувствовать с кем-либо из них дружескую связь, желание стать кем-то другим кроме простого знакомого магу не удавалось. К чести сказать, это могло быть оттого, что его отношения с князем не были ясны никому, кроме, наверное, самого князя, о чем тот не распространялся, а Гарри не спрашивал. Он помнил объяснения про связь, про Песню души, эти хроа и фэа, но после победы они не говорили о них самих, об их планах, жизнях и общих делах. Будто все это закончилось, и теперь каждый шел пока близкой, параллельной, но уже своей дорогой. И Гарри нервничал, что скоро их пути начнут расходиться. Сказать князю о своих страхах было искренне боязно. Он был убежден, что такие серьезные и глубокие разговоры должны были проходить сами по себе, спонтанно, а не так — «Трандуил, нам нужно серьезно поговорить о наших отношениях и будущем». Его передергивало, стоило только представить такой поворот. Князь в свою очередь жил в ином ритме, он выматывался, налаживая замершие за столетия угроз товарные отношения, организовывал охрану и караваны в отдаленные королевства, заручался клятвами и договорами, следил за укреплениями границ своего леса. Особенно сейчас, когда опасность быть съеденным стремилась к нулю. Твари уничтожили всех хищников, и теперь в лесу обитала в основном живность не крупнее енота, оленей было меньше десятка, а волков или медведей, рысей и барсов не осталось и вовсе. Он общался с самыми знающими эльфами, они спорили, предлагали разные варианты, как обновить фауну, сбалансировать ее так, чтобы гармония сохранилась, и лес был защищен. Галадриэль и Элронд с этим помочь не могли, их долины не имели требуемого и были защищены волшебством. Да и сейчас возле них не жили те же люди, а Гондор и Рохан располагались далеко, у Трандуила же аdan были под боком, причем не великие королевства, а обнищавшие и отчаянные люди, доведенные до края прошлым бургомистром. Хорошо хоть с новым повезло, но долго ли так будет? Границы оголились по всему лесу. А особое внимание стало бы привлекать Белое Древо, укоренившееся на Колдовском холме. Лакомый кусок для любого, особенно adan. Князь не желал, чтобы люди начали заявлять права на его владения — не казнить же зарвавшихся, если придут с топорами для вырубки или за травами, потому что им «надо». И войны не желал. За одними пойдут другие, снова и снова, а там не успеешь оглянуться, как запылает лес от гнева и ненависти. Или зависти. Чтобы не достался никому. Бывали и такие уникумы, но раньше они боялись пауков и ядовитого тумана, а не только эльфийских лучников. Теперь остались только его воины. Не ставить же эльфов по всем окраинам от набегов простых селян? Мысли о лесе князя тревожили неимоверно и перекладывать на плечи Леголаса нерешенные дела эльф не хотел. Тем более, что со своим Габриэлем он намеревался уехать далеко, путешествовать или поселиться в любом из мест, которое приглянется парню. Волшебник спас этот мир, но не видел толком ни его чудес, ни красот, кроме эльфийских владений. Князь хотел выровнять их только зарождающиеся отношения, чтобы они вместе, на равных, могли начать с чистого листа. Не как князь и волшебник, эльф и человек, а как два любящих сердца, две родные души. Но для этого момента ему столько всего следовало успеть подготовить! К более мелким заботам относилась торговля. Выздоравливающий лес мог давать много целебных трав, большие поставки вин и даже редкие сорта древесины — мало, но за большие деньги. Гномы отдавали руды и металл. С людьми князь торговал нечасто: меньше контактов, меньше проблем. Показывать, насколько богат дарами лес тому же озерному люду? Создать себе проблемы на долгие годы и без того, что вопрос безопасности сейчас стоит особенно остро. Гномы из рода Дурина прислали ему весть, но Трандуил не был готов говорить с Торином, особенно после битвы у Одинокой горы. Эребор был ближе всех, но слишком извилиста и враждебна была история отношений с ним. Пока Трандуил обходился торговлей с другими кланами, хоть дорога к ним была опасна и трудна, но с гномами тоже следовало бы решать, что делать. Что пойдет на благо леса, а не станет новым предательством? Закрыться от них полностью — это создаст проблемы. Установить такие правила, которые позволят обезопасить эльфов? Их еще нужно последовательно продумать, чтобы сыну было чем руководствоваться, не попав при этом впросак. Лотлориен восстанавливался. Леголас планировал жениться, а сам князь спешил устроить все дела и заботы до этого счастливого момента, чтобы передать сыну вполне успешное и процветающее княжество и без препятствий быть с Габриелем, и только с ним, пока у них есть это драгоценное время вместе. Пока ему позволено быть рядом и любить. Позволено на жалкие сто лет — их эльф решил провести как можно полнее. Как именно? На этом моменте воображение князя буксовало, потому что представить себе это он был не в силах. Конечно, фантазии были, но что-то применимое к реальности? Вполне благонадежное, без новых героических эскапад в южных землях или человеческих королевствах. Нет, Трандуил умел рисковать, но делать это бездумно и беспочвенно? Он желал оберегать Гарри, не позволяя тому влипнуть в любую из возможных передряг. Поэтому он в срочном порядке обновлял свои знания о любых частях Средиземья и о том, что и где творится. Приехать в Дунадан и узнать, что там очередная смена власти и кровавые разборки? Оказаться на пути миграции горных троллей? Остановиться на ночлег у Скалистых гор возле гоблинских поселений? Нет, князь не хотел пускать на самотек даже эти мелочи, поэтому его эльфы расширили свои границы для разведки и узнавали о том, что творится в мире теперь, когда Саурон больше не был угрозой, с которой стоило считаться. Конечно, он не собирался строить планы один, но с Гарри пока не представлялась возможность обстоятельно поговорить. Да и о чем говорить? О своих незавершенных делах, об упертости гномов, о глупости человеческих градоначальников, о том, что у Железного клана иссякает источник руды, нужной его лесу, а сами гномы на недомолвках уклончиво требуют продлить договор и изменить цену на поставки? Он не хотел воодушевить парня будущими путешествиями, а потом изо дня в день откладывать отъезд из-за новых недоразрешенных вопросов. Тем более, что Гарри был хоть и бледноват, но вполне улыбчив, тих, задумчив, возможно, он тоже переживал последние утомительные месяцы и просто нуждался в спокойном отдыхе, без сражений, драк и опасностей за каждым поворотом. Здесь, в его Лесу, было спокойно, мирно и красиво. Трандуил надеялся, что парень отдохнет душой, отвлечется, начнет общаться с кем-то кроме этого мелкого полурослика. Да и связь была ровной, без всплесков. Он было переживал, что события в Амон-Ланк повредят ее, но потянув за тонкие нити, он почувствовал отклик, без всплесков эмоций, спокойный вопрос и теплую ласку. Так размышляя, князь с головой погрузился во дворцовые и управленческие дела. Снейп подавал блестящие идеи, рассказывая о том, как многие процессы устроены в его мире. Да и Леголасу нужно было то, на что стоит опереться. Поэтому Трандуил, советуясь с зельеваром, с его помощью устанавливал по границам леса чары, отталкивающие людей, проводил советы со своими помощниками, давал указания целителям, составлял планы и потом инспектировал выполненное, с неудовольствием хмуря брови, если кто из эльфов недобросовестно отнесся к поручениям. Это было утомительно, но он не хотел вернуться в Эрин ЛасГален через сотню лет, чтобы увидеть угасание вместо раскрытия всех перспектив нового мира без влияния Моргота и нового расцвета для его многострадального леса. Здесь нельзя было оставить все на самотек и устраниться от дел. В то же время наведываться и мешать своим опытом сыну, который не успел еще почувствовать бремя возложенной на него ответственности, князь тоже не планировал. Поэтому и выжимал себя до капли, стараясь объять необъятное и завершить все в срок, поставленный им — двадцать дней, а потом он собирался с Габриэлем побывать вдвоем в любимых местах в его лесу и уехать за границы владений туда, куда захочет сам волшебник.***
Гарри видел, что эльф измучен, вымотан и засыпает, едва коснувшись головой подушки. Он успокаивал себя, находил всевозможные доводы в пользу того, что у них все наладится, но полностью поверить в это и избавиться от ощущения грусти и настороженности не мог, как ни пытался. Резкая смена парадигмы — от безумной гонки, когда за каждым поворотом поджидают опасности или смерть, к безмятежному неторопливому проживанию одного дня за другим — выбила его из режима действия в состояние апатии. Он махнул рукой на всех — на князя с его ритмом бешеного зайца, на Леголаса с его вечно радостной улыбкой и разговорами о прекрасной Арвен, на Снейпа с его бесконечными опытами и исследованиями, на Галадриэль с ее таинственной и всепонимающей улыбкой. Ей-богу, в последнее время она все больше и больше напоминала ему Дамблдора. Разве что «мальчик мой» не говорила, по крайней мере в слух, но вот взгляд был очень похож. Выпивая каждый день по три флакона Успокоительного, он засиживался над учебниками артефакторики или же выматывал себя физически, чтобы не пришлось смотреть по ночам в деревянный потолок воспаленными от недосыпа глазами, а утром накладывать на лицо гламур — лишь бы у князя вопросов не возникало. Сначала у него не выходило впасть в этот рутинный ритм, и оттого он маялся и страдал, страдал и маялся, да так, что все приключения забылись, будто кошмарный сон. Он даже начал было от скуки учиться играть на гитаре, но то ли эльф попался как учитель неудачный, то ли руки у Гарри не были приспособлены к инструменту, а, скорее всего, к его экспериментам не был приспособлен тонкий слух его временного наставника, но толку не вышло. Не лежала душа к освоению нового, даже ради исполнения давней детской мечты. Поэтому он вернулся к артефакторике. Читал, конспектировал, писал вопросы, искал на них ответы, выбирал камни и другие материалы, составлял рунные схемы и колдовал. Удачное завершение поделки приносило хоть и кратковременный, но приятный отзвук в душе и дарило удовлетворение от хорошо выполненной работы. Это позволяло его самооценке не упасть окончательно. Так бы и маялся он в одиночестве и неприкаянным, нанося изредка визиты то хоббиту, то Снейпу, то Галадриэль, если бы не череда событий, которые случились одним обычным днем. Снейп оказался неразумен и показал Гарри свои апартаменты. Вернее, те их части, где он долго и тщательно распаковывал привезенное им из прежнего мира добро, свои хранилища — несколько длинных комнат, забитых крепкими сундуками. Припасы, зелья, книги, запасные инструменты и инвентарь и запасные детали к ним — нужное и редкое — все, что могло бы пригодиться. Снейп оказался неразумен дважды, приняв от Малфоя огромную часть того, что тот вручил давнему другу, особенно из наследства Нарциссы. Ведь именно среди Блэков было много ядоделов и зельеваров, правда, с темным уклоном — скорее «навредить», чем «исцелить». И эту часть перебрать, рассортировать времени у Северуса не хватило. Тем более, что Малфой, тот, который Люциус, не преминул снабдить старого друга массой великолепных и «необходимых» ему роскошных тканей, драпировок, одежды — от дорогих и украшенных драгоценностями сюртуков архаичного покроя до самых современных мантий. Сиятельный лорд рассудил: что не пригодится Снейпу, подойдет Поттеру — был же тот крестником Сириуса, а кроме пыльного особняка на Гриммо и не видел ничего. Поэтому домовики прошерстили закрома рода его милой жены. И если часть сундуков Снейпа он забил нарядами (не мог же он отпустить друга без возможности сверкнуть статусом и богатством, мало ли в какое общество он попадет?), то Поттеру достались сундуки со всякой всячиной, отсортированной домовиками по приказу лорда, а не лично под его присмотром, что тоже оказалось не вполне разумным. Люциус решил, что он отдал лишь самое необходимое, а зная Снейпа, он настоятельно это всучил, и тот не успел отказаться, ведь самые вместительные зачарованные сундуки и сумки были как раз малфоевские. Так у бедного (ну не совсем бедного, род Принцев был более практичен) зельевара оказалась уйма имущества различного толка трех старинных родов — Принцев, Малфоев и Блэков. Ну а Гарри оказался неразумней их всех вместе взятых, раз беспечно решился в одиночку бродить по комнатам, заставленным горами сундуков с инициалами Малфоев, Блэков и Принцев в поисках чего-нибудь интересного или памятного. Парень до сих пор скучал по крестному. Что он надеялся там найти, он и сам не знал, но его второй день непреодолимо тянуло сюда. Память о Сириусе, о друзьях, о Драко и Герми. Мысли о Люпине, общем друге отца и крестного. Гарри просто поднимал крышку за крышкой, рассматривая содержимое, брал в руки, гладил вещи, которые, как он предполагал, могли принадлежать маленькому Сири или его брату, пока Снейп не позвал его обратно, оставив мешать зелье с равномерными промежутками в течение часа. Зельевара неожиданно позвала к себе Галадриэль, прислав одного из своих эльфов. Отказать ей Северус не посмел, а тут как раз болтающийся без дела Поттер под руку попался. Приспособив парня к работе, Северус умчался к эльфийке, а Гарри, поглядывая на часы, взялся за мешалку. Это оказалось последним, за что Снейпа можно было укорить в неразумности. Дальше все неотвратимо пошло кувырком. Гарри стоял и тщательно помешивал, поглядывая в рецепт. Он боялся испортить чужое зелье, снова улетев мыслями вдаль. Снейп просил его нечасто, и парень был полон решимости не подкачать. Дни, проведенные с зельеваром, обладали какой-то гипнотической умиротворенностью, приближали к прошлой жизни, но без ее стрессов и проблем. Как-то вне времени и пространства. И Снейп был мягче, добрее, напоминая отсутствующего в жизни Гарри отца. Поэтому парень не избегал совместной работы, а наоборот тяготел к ней временами. Случались, конечно, и проколы, поэтому-то Гарри и изо всех сил старался не думать о лишнем, точнее, о личном… Неожиданно за спиной заскрипела дверь, но странность звука промелькнула и исчезла, так и не оформившись в голове Гарри во что-то осмысленное. В проеме двери стоял князь собственной персоной, Гарри на миг засмотрелся, но потом вернулся к зелью. Трандуил был красив и знал об этом, сейчас же он показался парню куда величественнее и горделивее, чем обычно. — Что-то случилось? — нервно произнес Гарри, вцепившись в черпак, пока длилось странное молчание. Князь не имел обыкновения посещать лабораторию Снейпа и его дом без предварительного уведомления. — С чего ты взял? Все вполне приемлемо, — голос эльфа был непривычно холодным, ровным, а глаза с прищуром наблюдали за парнем. Напряжение мурашками начало собираться между лопатками. — Ты выглядишь как-то иначе. Что все-таки произошло, Трандуил? Я могу чем-то помочь, или тебе нужен Северус? Он к Галадриэль пошел. Гарри сделал шаг к князю, но тут же вернулся и, спохватившись, помешал зелье снова. Он посмотрел на часы и с облегчением отметил, что мешать оставалось еще три раза с промежутком в две минуты. Поэтому отвлекся, не расслышав следующую реплику князя. — Прости, что ты сказал? Повтори, пожалуйста. — Ты как всегда витаешь в облаках, слишком рассеян, чтобы считать это нормальным. Повторяю, как ты просил. Ничего не случилось, Гарри, просто я наконец все осознал. Поэтому не готов терпеть более ни единого дня. — Что именно? Гарри следил за часами — еще одно помешивание и все! Наконец он выключил горелку, сжал руками край стола и глубоко вздохнул. Разговор предстоял неприятный — нутром чуял. — Вот, ты все такой же. Мы здесь, во дворце, почти две недели, а ты ни на гран не изменился. Не стал лучше. Меня это не устраивает. Свое дело ты сделал, теперь я отпускаю тебя и не желаю больше видеть. — П-п-почему? — запнувшись, резко развернулся к Трандуилу Гарри, смотря на князя во все глаза. — Ты глуп, слаб, слишком молод для меня и не подходишь мне по статусу. Совсем не ровня ни в чем. Я старался полюбить тебя, но это невозможно. Мы разные, тебе постоянно приходится все разъяснять и ты ничего не можешь понять с первого раза, где были мои глаза? — раздражение в голосе князя можно было ложкой черпать. — Наши жизни разные, наши способности, увлечения и круг общения разные. О, ты что, начинаешь плакать? Не стоит, это должно было произойти. Ты для меня слишком человек. Князь привычным жестом поправил волосы и покачал головой. — Неужели ты думал, Гарри, что мое увлечение тобой продлится дольше? Новизна приключений закончилась. Я в своем дворце, а ты не смог вписаться в моё окружение даже за две недели. Оказался лишним, не сумел показать себя кем-то выше, чем ты есть. Люди слишком жалки. У нас нет будущего. Ты не принадлежишь моему миру и моему лесу. Трандуил прошелся к окну, сложив руки за спиной. Он сделал паузу, давая время осознать свои слова. Резко развернулся и оглядел Гарри с головы до ног. Медленно, тщательно, оценивая каждую деталь холодными спокойными глазами. Равнодушными. И парень осмотрел себя следом: разношенные потертые кроссовки, удобные серые джинсы, закатанные рукава рубашки и взмокшие от пота, чуть взъерошенные волосы. Он выглядел как обычно, не считая забытого пятна от соуса на подоле, которое он собирался вычистить, но отвлекся и забыл. Полная катастрофа. Гарри перевел взгляд на князя. Значит, это конец? То, что он ожидал со дня на день, произошло? Бояться было уже нечего, все слова сказаны, ответы получены, даже если Гарри вопросов не задавал. — Ты хочешь, чтобы я уехал? — голос Гарри дрогнул на последнем слове. И без этого все было ясно, но Гарри хотел услышать все до конца, поставить эту последнюю точку в неглубоких и поверхностных отношениях последних дней. — Уехал, ушел, улетел — покинул мой дворец любым удобным тебе способом. Я не привередлив, но сделай это поскорее — у меня нет никаких сил выносить твои умоляющие тоскливые глаза, бессмысленные речи, шрамы и неряшливый вид. Скоро праздник, ты и на него пришел бы в этих своих обносках? — эльф деланно вздохнул. — Ни учтивости, ни изящества. Что я в тебе раньше мог найти? Даже странно. Как пелена с глаз упала! Трандуил скривился, смотря равнодушными глазами на Гарри, который к своему полному унижению даже не мог сдержать рвущиеся из него всхлипы. Говорить он просто не мог, боясь разрыдаться. Парень зажал рот кулаком и выбежал из комнаты, резко хлопнув дверью, она закрылась и снова распахнулась, дав услышать летящие вслед слова: — Лелею надежду больше никогда не видеть тебя, бесполезный мальчишка!***
Когда Снейп вернулся, зелье выглядело как положено и уже успело остыть, а Гарри куда-то исчез. Это было странно, потому что они планировали варить зелья до вечера, а Поттер не имел свойства нарушать обязательства. На столе лежал список того, что сегодня нужно было закончить: еще два простых и легких зелья. Северус надеялся, что Гарри сможет продолжить их работу самостоятельно. Последнее время парень был подавлен больше, чем раньше, так что Снейп забеспокоился и вышел обратно на улицу. Его домик, просторный и длинный, примыкал к скале и был отдельным зданием в пределах дворцового комплекса, его внутренней части. Но расположен был так, как зельевару нравилось: на природе и чуть в стороне от оживленных местечек для отдыха. Это не были еще одни дворцовые покои среди других таких же, Северус ценил свое уединение и практически личный сад в конце тупика из скал. Быстрым шагом он направился в сторону дворца. Откуда-то раздавался шум, плач и были слышны повышенные голоса. Кто-то ругался, кричал. Арвен промчалась мимо него с заплаканными глазами. Снейп почувствовал неладное и вскоре увидел около десятка столпившихся эльфов. Растительность мешала увидеть общую картину, поэтому мужчина растолкал неподвижные фигуры и замер сам, разглядывая картину перед ним. Князь стоял на коленях и прижимал к груди изломанную фигуру Поттера. Эльф смотрел вдаль застывшим взглядом. Мальчишка был без сознания, весь в крови и ожогах, в оплавленной одежде с пятнами сажи и рваными ранами. Где Гарри смог найти одновременно и пожар, и диких зверей, с которыми успел подраться, спрашивать было бесполезно. Снейп пригляделся и быстрым жестом наколдовал диагностическое, решив не искать ответы у застывших эльфов, а потом тяжело вздохнул, потер лоб и жестом развеял создание перед ним. Лежащий Гарри исчез с легким хлопком и только слабый дымок вился еще пару секунд, пока князь переводил взгляд с зельевара на свои пустые руки. — Не переживайте, Ваше Величество, это не Гарри. С вашим суженым все в порядке. Это боггарт, довольно неприятная сущность из моего мира, но не самая опасная. Принимает любую форму и питается страхом. Ума не приложу, откуда он тут взялся, но обязательно узнаю. Все, что вам привиделось — нереально, и в ближайшее время я прослежу, чтобы вы таких трагедий больше не испытали. — Боггарт? — пискнула Арвен, стоящая за спиной зельевара. Она вернулась, стоило чуть справиться с потрясением, чтобы высказать Леголасу все, что она думала о его невозможно резких претензиях, но ее любимого эльфа здесь не было. — Да, это магическое существо-призрак. Оно бестелесное само по себе, но умеет принимать физический облик самых затаенных ваших страхов. Визуализирует ваши кошмары и питается силой эмоций и внутренней магией. — Значит, это не Леголас был? — немного заторможено произнесла девушка, сжимая у груди расшитый платок. — Он же не мог так грубо со мной говорить, да? И не стал бы он отправлять меня восвояси, к батюшке! — Если это был ваш самый сильный страх, то, скорее всего, вы правы. Советую поговорить вам со всеми, кто последние часы доставил вам боль, гнев и разочарование, и выяснить правду, — Снейп повысил голос, чтобы его услышали все стоящие рядом эльфы. — Скорее всего, в этом волшебном лесу боггарт успел нахвататься дармовой силы и мог даже выглядеть похожим на кого-то важного в вашей жизни так, что не отличишь. И выпейте сладкого Бодрящего отвара, раз уж здесь нет шоколада в широком доступе. Северус пробормотал последнее тише, пока осторожно поднимал князя с колен и вливал в него флакончик Успокоительного, пока остальные расходились. Мужчина с облегчением подумал, что сам рад отсутствию Галадриэль: мало ли что могла увидеть прекрасная Владычица, ей такого потрясения он не желал. — Пойдемте, посидим, поговорим, Ваше Величество, вам стоит немного отдохнуть и прийти в себя. Уверяю вас, Гарри не имеет к этому никакого отношения. Он не мог здесь быть весь обгоревший — вы же не чувствуете запах дыма или пожар? Князь перевел взгляд на Снейпа, прислушался, отряхнулся и молча направился в сторону дворца. Через четверть часа они пили горячий медовый отвар в небольшом зале. — Знаете, Северус, еще парочка тварей из вашего мира, и я буду первым эльфом, сердце которого не выдержало потрясений, — заметил князь, вернув самообладание. — Не преувеличивайте, Трандуил, вы отлично держались. Признаться, я сам не сразу понял, слишком уж боггарт набрал реалистичности и силы. Обычно он не настолько детален, разве что у людей с самым развитым воображением. Хотя про кого я говорю, уж ваше воображение (я про всех эльфов) будет явно очень развитым. Боггарт пугает, извлекая из разума самые сильные страхи, и человек не успевает задуматься о нестыковках в мелочах. Признаюсь, в данной визуализации таких мелочей я не нашел, очень реалистичный вид, красочный, я бы сказал… Если логику исключить. Снейп немного помолчал, пригубив отвар. У него самого первые секунды сердце понеслось вскачь. — Надеюсь, Гарри не встретил этого вашего боггарта, потому что я даже представить боюсь, что именно он может вообразить себе под влиянием этой твари. Габриэль видел много ужасного. Я очень надеюсь, что пребывание здесь, среди прекрасного, помогло ему обрести немного спокойствия. — Если быть откровенным, то ваши ожидания беспочвенны, Ваше Величество, — с тяжелым вздохом признался зельевар. — Мальчик вторую неделю как на иголках, начиная с возвращения из Колдовского холма, и вы ничуть не уменьшили его тревоги, скорее наоборот… — Что ты имеешь в виду? — князь нахмурился, вспоминая часы после их победы. В памяти пока все было несколько размыто. — То, что ваши действия не добавили ему уверенности в себе. Я как мог развеивал его невысказанные опасения, но лезть глубоко в душу не стал, пока он сам не заговорил бы об этом. Вы знаете, Гарри очень переживал о вас. О вашем самочувствии после столкновения с Морготом и смертью, с получением неожиданных даров, вам не столь близких по своей природе. Я вижу, что вы отлично справились, но время, потраченное на это, не облегчило сомнения и тревоги мальчика. — Но наша связь была стабильной, Габриэль не показывал излишнего волнения, — нахмурился Трандуил, пальцами перебирая по столу, — он даже улыбался, когда мы говорили. — Не показывал, чтобы не показаться слабым, а связь… Кто знает, может, он наконец освоил окклюменцию и научился ограждать вас от своих эмоциональных срывов. Он был, признаться, несколько заторможен и задумчив последнее время. Я надеялся, что кольцо, подаренное древом, заземлит его, привяжет к этому миру, поможет против влияния даров смерти, тем более, что он разделил их между нами. И повлияет на него благотворно. — Я хотел успеть закончить с делами, чтобы быть свободным для него, не отвлекаться на дворцовые обязанности постоянно, а быть вместе полностью, только друг для друга. Я помню, как он мечтал посетить Шир. Кусочек сердца он оставил там в минуты затишья. И этот хоббит — Гарри к нему слишком привязан, — с неудовольствием заметил князь и слегка устыдился своего резкого замечания (негоже было выказывать ревность постороннему, особенно такую безосновательную!). — Я собирался побывать с ним и там, и в любом месте, куда пожелает попасть его душа. Быть с ним — мое самое горячее желание. — Тогда вам стоило бы поговорить с мальчиком, развеяв его опасения, и сказать об этом прямо. Боюсь, боггарт появился из привезенных мной вещей, и я даже подозреваю, из каких сундуков, вернее, от кого доставшихся… — Снейп скривился, вспомнив неугомонного Блэка. Его безумное семейство и здесь доставило проблем. У Малфоев такого не водилось, а уж насколько щепетильными и дотошными были Принцы. Они всегда составляли тщательные описи на крышке каждого сундука и помещая в нее амулеты, отпугивающие мелких магических паразитов. Боггарт, подумать только! Это точно разгильдяи Блэки… — А это значит, что Гарри первым его встретил, и, если не развеял сам, значит, не узнал. Как вы думаете, какой его самый больший страх? — Возвращение Моргота? — задумался Трандуил. — Моя смерть? Ваша? — Вряд ли, — устало усмехнулся зельевар, — больше всего мальчик боится не оправдать ожиданий, оказаться ненужным, лишним, боюсь, это предположение имело больший вес, судя по вашим отношениям в последнее время. Не смею показаться навязчивым, но ваше столь неудачное знакомство произошло в этих стенах? Снейп обвел взглядом просторные залы с арочными сводами и укромными нишами, в одной из которых они пили принесенный служанками отвар, а Трандуил вдруг с кристальной ясностью вспомнил картины, показанные ему в лесу призрачных зеркал, и понял, что Снейп абсолютно прав. — Прошу меня извинить, — вскочил он из кресла, — мне нужно найти Габриэля, пока он не наделал глупостей. С этими словами князь встал и быстрым шагом, почти бегом исчез где-то в верхних ярусах. В том крыле находились их общие апартаменты, насколько помнил Северус. Мужчина проводил взглядом собеседника и мысленно принялся вспоминать все заклинания и зелья поиска, а также варианты рунических кругов того же свойства. Следующим для размышлений был список мест, куда мог отправиться бедовый мальчишка. Снейп, к своему огорчению, слишком хорошо знал парня и предугадывал, что если встреча с боггартом произошла больше пары часов назад, то искать его в лесу уже бессмысленно. Раз уж магическая пиявка разгуливала по окрестностям будто у себя дома, успев набрать сил, значит, Гарри его не распознал. Мысль о том, что Поттер и боггарт разминулись, в его голову даже не пришла — не с поттеровской удачей надеяться на такое. Потому что Поттер был невероятно везуч, вернее катастрофически невезуч, чтобы найтись вот прям сейчас, не доводя ситуацию до крайности. Что ж, теперь удачи стоило пожелать князю.