Беспросветное солнце Бажен

— Тук-тук! Жень, это я. Можно? — Да, конечно! Заходи, — откликнулся Женька с кровати. Я сложил пакеты с едой и вещами первой необходимости на тумбочку и, окинув взглядом стандартную безликую палату, присел на стул возле кровати. — Как ты? — я взял его за руку и ободряюще сжал пальцы. — Нормально. Сегодня брали кровь, мерили несколько раз давление и делали какие-то снимки. Завтра с самого утра тоже что-то назначено. Врач придёт утром, скажет подробности. — Хорошо. Жень, я ненадолго. Меня пустили буквально на минуту. Время для посещений уже закончено, а договориться толком не получилось, — я и правда долго пытался уговорить дежурную медсестру пропустить меня. Удалось только после шоколадки, которую пришлось начинить тысячной купюрой, и то с условием в пять минут. — Ясно. Я всё равно рад. Я не думал, что ты вообще придёшь, если честно, — тихо произнес Женька, смотря в сторону моего правого плеча. Я сглотнул. Эти обидные слова больно резанули меня. Особенно учитывая, что я полдня торчал в кабинете у врача, выбивал нормальную палату со своим туалетом и душем, бегал по магазинам, оформил недельный отпуск на работе, съездил к Женькиной бабушке и даже нашёл для неë сиделку-медсестру из соседнего подъезда на ближайшую неделю. За весь день я выпил только те утренние пять стаканчиков кофе из автомата и на ходу выхватил шаурму у метро, что само по себе являлось риском. — Конечно, приду. Ну, чего ты? Я и завтра приду, — на это Женька лишь шмыгнул носом и прочистил горло. Кажется, он не верил в это и боялся, что я брошу его в этой больнице. А я, идиот, всё не мог найти время, чтобы нормально ему всё объяснить и поговорить про деньги. Слишком велик риск, что он упрëтся в свою гордость, и я просто не успею его убедить в необходимости принять помощь. Поговорим завтра. Тем более, пусть это прозвучит очень жестоко, но эти сутки, когда Женька ничего не видит, переживает и находится не в своей тарелке, должны мне помочь скорее убедить его. Наверное, я ужасный человек. Но я согласен быть им, лишь бы мальчишка не стал упорствовать в ответственный момент. Я быстро рассказал о том, что успел сделать за день, особенно про то, что Женькина бабушка в надёжных руках, чтобы он не волновался. Мальчишка внимательно слушал меня, не перебивая и не ослабляя хватку, с которой вцепился в мою руку. За дверью послышалось недовольное покашливание дежурной. — Жень, мне нужно идти, к сожалению. — Хорошо. Иди. Спасибо за всё, Макс. — судя по внешнему виду, мальчишка держался из последних сил, чтобы не разреветься. Представляю, какую ментальную мясорубку он сегодня пережил. Наверняка ему очень страшно, неуютно и хочется домой. — Я приду завтра! Жень, я обязательно приду. — Точно? Обещаешь? — из-под неплотно прилегающей повязки потекли слëзы, заставляя мою душу разрываться от боли. — Конечно, обещаю! С самого утра, — я наклонился и несколько раз поцеловал его в лоб, влажные щеки и губы. Намекающий кашель за дверью повторился. — Так, Жень, держи. Это телефон. Самый простой, кнопочный. У него полный заряд и должно хватить надолго. Но подзарядка в пакете на тумбочке, на всякий случай. Ты чувствуешь вот эти самые большие кнопки? Слева красная для отбоя, справа зеленая для принятия вызова. Чуть ниже цифры. Я настроил быстрый набор. Если долго зажать цифру один, то ты наберëшь меня. Если зажать двойку, то позвонишь домой, на номер общежития. Если запутаешься, то сбоку на корпусе кнопка блокировки, она отменяет все действия, и ты сможешь начать сначала. Когда блокировки нет, кнопки пикают. Запомнил? Красная слева, зелёная справа, я на единице. — Молодые люди! Имейте совесть! — дежурная открыла дверь нараспашку, открыто намекая на то, что мне пора на выход. — Я приду завтра, Жень! Ты даже соскучиться не успеешь! — я встал, наклонился, скрывая нас от любопытных глаз медсестры и поцеловал мальчишку в губы. — До завтра! Женька в ответ лишь кивнул и свернулся клубочком, прижимая к груди ладонь с зажатой старой Нокией. Я покинул отделение под бдительным взглядом дежурной и вышел на улицу. В конце октября заморозки стали стабильными и вдохнуть свежий воздух после нейтральных больничных запахов оказалось очень приятно. Я потыкал пальцем в телефон и приложил его к уху, слушая длинные гудки. — Алло? — неуверенно отозвался Женька и у меня потеплело внутри. — Привет. Это я. Проводишь меня до метро? А лучше до самого дома. А то скучно идти одному. *** Я открыл глаза и попытался нашарить телефон, чтобы посмотреть время. На привычном месте — широком подлокотнике дивана — его не оказалось. В безуспешных поисках смартфона я проснулся окончательно и сел, пытаясь в сумраке увидеть, куда я его запихал. Пропажа обнаружилась на краю подушки. Кажется, я так и уснул с телефоном. Вчера мы разговаривали с Женькой почти пять часов. Оператор несколько раз разрывал связь для защиты от зависших звонков, но я упорно перезванивал снова, а Женька моментально хватал трубку. За эти часы я очень много рассказал о себе, о своём детстве и даже, поддавшись какому-то озорству, о своих первых свиданиях с девчонками в четвёртом классе. Мне очень хотелось отвлечь Женьку от мыслей о том, что он ослеп, лежит непонятно где, а даже для банального посещения туалета приходится вызывать медсестру. И, судя по тихому мальчишескому смеху, отвлечь его от этих грустных мыслей получилось. Но главное, что я всё-таки убедил его дать согласие на операцию. Это было нелегко, но Женька не дурак, и понял, что если он не воспользуется своим шансом сейчас, то рискует остаться в таком состоянии навсегда. Поэтому он всё же согласился на оплату, заверив меня, что по возвращении домой сразу отдаст мне те девяносто две тысячи, что успел накопить. А остальное — как будет возможность. Глупый ребенок… Я широко зевнул и посмотрел на время звонков. Действительно, вчера было четыре вызова по 59.59 — после этого времени был автоматический обрыв связи, и один самый первый, на двадцать минут, пока я шёл от больницы до метро. Хм-м… что-то я не помню, как мы прощались, если честно. Последний раз я набирал его номер, когда уже лежал в постели. Женька что-то рассказывал об учебных буднях, а я, кажется, заснул. Пиздец. Я реально позорно вырубился, слушая его голос. Ну просто романтик года! Я снова посмотрел на экран телефона. Последний вызов, как и предыдущие, был максимально длительным. Значит, Женька наверняка понял, что я заснул, и всё равно не отключился? Слушал, как я соплю? Блин, надеюсь, я хотя бы не храпел! Впрочем, существовала небольшая надежда, что он тоже к тому времени заснул. Ладно. Шесть утра. В больнице мне нужно быть через четыре часа. Самое время побриться, навести порядок и собраться. Чтобы лучше понимать Женькины чувства, я попытался приготовить завтрак с закрытыми глазами и сделал вывод, что это жесть. Во-первых, на обычные бутерброды ушла просто уйма времени! Во-вторых, я порезался, пока пытался очистить колбасу от шкурки. В-третьих, воду из только что вскипевшего чайника я вылил немного не туда и ошпарил ногу. В-четвёртых, когда я, сцепив зубы, решил всё-таки закончить свой завтрак, принципиально не открывая глаз, я понял, что забыл, куда поставил тарелку с выстраданными бутербродами. Пришлось наощупь искать её на столе и поверхности кухонного гарнитура, а потому я совершенно закономерно опрокинул солонку. Вспомнив сразу обо всех плохих приметах, я бросил свой эксперимент, щедро посыпал соль сахаром и выбросил всё в мусорное ведро. Мы все воспринимаем наши органы чувств как должное. Видим, слышим, чувствуем вкусы и запахи… Но если попробовать лишиться, например, зрения, хотя бы на десять минут, то нас всех ждут очень неприятные выводы. *** Весь день пролетел как один миг. С самого утра я был рядом с Женькой, значительно облегчив работу медсестры, хотя она и заглядывала к нам несколько раз. Я сам отвёз его на кардиограмму и флюорографию, сам кормил его и вместе с ним слушал заключение врачей, которые после комплексного осмотра разрешили факоэмульсификацию. Операцию назначили на завтрашнее утро, и я был готов молиться, чтобы всё прошло хорошо! Хотя врачи и говорили об успехе, но всё-таки риск осложнений есть всегда. Вернувшись в палату уже к вечеру, я по просьбе Женьки устроил ему экскурсию в санузел. Вчера его водила медсестра, и, по заверениям фокусника, это было одним из самых унизительных моментов в его жизни. Сегодня же Женька наощупь изучил сантехнику, определил, где висит туалетная бумага и стоит ëршик, запомнил, на каком уровне расположены краны в душе и повесил поближе банное полотенце. После этого он решительно выставил меня за дверь, заявив своё гордое: «Я сам!». Я же присел на стул и, погрузившись в ленту инстаграма, прислушивался, опасаясь услышать звук падающего тела. Но всё было спокойно. В душе шумела вода, которую Женька специально включил, чтобы заглушить остальные звуки. Но всё-таки слив бачка унитаза, который раздавался пятый раз подряд, слышно было хорошо. Я улыбнулся, не отводя взгляд от смартфона. Кажется, кое-кто не доверяет ëршику и перестраховывается, спуская воду в который раз подряд. Хлопнули дверцы душевой кабинки и тональность бьющих водных струй сменилась — Женька пошёл мыться. Только бы не поскользнулся. — У вас всё хорошо? — в палату в который раз заглянула медсестра. Впрочем, сейчас я ей был даже рад. Поднявшись со стула, я подхватил и, мило улыбаясь, протянул ей заранее приготовленный непрозрачный пакет. Ничего особенного, бутылка красного вина, большая круглая коробка рафаэллок и пять тысяч, аккуратно, но заметно подсунутые в конфеты. Просто и эффективно. Выслушав мою просьбу, дежурная заглянула в пакет, хмыкнула и кивнула. А я лишь порадовался, что сегодня дежурит не вчерашняя принципиальная мадам. Проводив медика, я поискал в палате чистый лист бумаги, но нашел только блокнот формата А5. Выдрав оттуда лист, я написал вежливую просьбу не беспокоить и, сделав в записке отверстие, повесил еë на ручку двери с обратной стороны. — Макс? Ты тут? — помывшийся Женька стоял в дверном проёме, не решаясь идти дальше. — Да, Жень. Иди сюда, — я взял его за руку и направил в сторону кровати. — Всё нормально? Есть-пить хочешь? — Нет, спасибо. — Тогда, если ты не против, я тоже в душ, ладно? День был тяжелый, — я звонко чмокнул его в нос и ушёл, кожей чувствуя его замешательство. С помывкой я постарался управиться поскорей, ведь я сюда не ради бани пришёл, а скрасить наше время в ожидании операции. — Макс… а когда ты уйдëшь? — я не успел выйти из санузла, вытирая волосы, как Женька задал так волновавший его вопрос. — Что, уже надоел? — фыркнул я, хотя прекрасно понял, что мальчишка имел в виду. — Нет! Наоборот! Просто уже скоро отбой, а я всë думаю, что ты можешь сорваться с места в любой момент. Вчера-то тебя прогнали ещё раньше. — Я останусь здесь, с тобой. Если захочешь, конечно, — я присел на краешек кровати и сжал его пальцы. — Останешься?! — на мальчишеском лице неверие смешалось с восторгом. Приятно чувствовать себя волшебником, однако.— Я хочу! Я очень хочу, чтобы ты остался! — Женька взволнованно приподнялся на локтях. — А врачи? Или ты спрячешься? А куда? — Нет. Я просто дежурной подарок сунул, она закроет глаза на моё присутствие. Только мне нельзя выходить из твоей палаты и вообще, нужно вести себя потише. — Понял. А спать ты будешь со мной? Я подвинусь! — Конечно. Я от тебя никуда не уйду, — я взъерошил его волосы, любуясь беспорядочно торчащими вихрами. Наконец-то этот сумасшедший день, наполненный незнакомыми людьми, процедурами и бумажной волокитой закончился, и я могу приласкать своего фокусника… Конечно, больничная атмосфера очень давит морально, а завтрашняя операция тем более, да и в целом обстановка не совсем подходящая, но я чувствовал, что нам нужно сбросить накопившееся напряжение. Как сказала бы моя знакомая, «побаловаться на нервухе». Не останавливая руку, я погладил его за ухом и скользнул по шее, мягко лаская нежную кожу. — Макс… зачем ты это всё делаешь? — Женька сел на кровати и оказался совсем рядом со мной. — Что? — Заботишься обо мне. Ухаживаешь. Заплатил за всë… Ты что, не видишь, что ли? — Чего я не вижу? — хотелось нежно поцеловать его в мягкие губы, осыпать невесомыми ласками, а потом грубо и долго трахать, ритмично вбивая хрупкое тело в матрас. — Что я калека! Я слепой. Шанс выздороветь, конечно, есть, но вдруг не получится? Блин, Макс, зачем я тебе, а? В другой момент я мог бы психануть. Но не с ним. Не сейчас. Я достаточно изучил Женьку, чтобы оценить бездонное море его комплексов. И к счастью, я могу смотреть глубже, а не на шелуху нарочито грубых слов. Женька просто боится и хочет услышать от меня, как он мне дорог. Вот только у меня тоже есть своё бездонное море, и так просто сказать заветные слова я не могу. Хоть и чувствую то, что мальчишка так хочет услышать от меня. — После разговора с твоей бабушкой я погуглил, что значит твоё имя. Бажен — означает желанный. И любимый. Такой ответ тебя устроит? — я приблизил своё лицо совсем близко, почти соприкасаясь с ним кончиком носа, а подушечками пальцев провёл вдоль повязки на глазах и обогнул покрывшуюся тёмной корочкой свезëнную позавчера скулу. Женька сглотнул и его дыхание неуловимо изменилось, стало более тяжёлым. — И всё обязательно будет хорошо. Я сам верю и тебе советую. Мой указательный палец скользнул по его щеке и остановился на губах. Женька шумно выдохнул, приоткрыл рот и втянул две фаланги в себя, легонько посасывая. Естественно, моя фантазия подкинула мне такие картины, что в ушах зашумело от желания. Я бы многое отдал, чтобы видеть его замутнëнные от желания глаза, а не эту марлевую повязку. Внимательно наблюдая за своими действиями, я медленно вытянул влажный палец из Женькиного рта, провёл по его губам и погрузил его снова, думая совсем о другом. Мальчишка издал неясный жалобный звук, а в следующий миг, обхватив его голову обеими ладонями, я жадно целовал и покусывал эти невинные губы. Женька застонал мне в рот и начал шарить по моему телу, заставляя моё желание приобретать все более реальные формы. Брось, Макс… ты же не собираешься трахнуть ослепшего мальчика прямо на больничной койке? Даже если его самого потряхивает от желания… Не собираешься же? Нет? Или… Уже уложив Женьку на подушку и оставляя поцелуями следы на его шее, я вспомнил рекомендации врача воздержаться перед операцией от нагрузок. Что-то там с давлением… И как теперь это объяснить своему ноющему члену, а главное, выгибающемуся навстречу мальчишке? Проложив дорожку из поцелуев, я спустился ниже по груди до сморщенного пятнышка. Женька всхлипнул и неосознанно вцепился в мои волосы, пока я вылизывал и нежно покусывал чувствительный сосок. Не убирая его рук, я опустился ещё ниже и провёл однодневной щетиной по впалому животу, чувствуя, как Женька дрожит и инстинктивно толкается бёдрами вперёд. Дразня, я поводил пальцем за резинкой трусов, не прикасаясь к торчащему члену, но под звук жалобного хныканья всё-таки стянул ненужную тряпку. — Макс, а если кто-то зайдёт? — собрав остатки здравого смысла, просипел Женька и рвано выдохнул, ощутив прикосновение моих пальцев. — Не зайдут. Я объявление повесил, — пробормотал я, любуясь небольшим, но ровным, чуть искривлëнным в сторону членом. Четыре маленькие родинки на бедре, выстраивающие точки почти идеального ромба, отчего-то умилили меня, и я поцеловал каждую, прежде чем перейти к главному. — Боюсь представить, что ты написал в этом объявлении, — мальчишка слабо усмехнулся, а в следующий момент задохнулся, вжимаясь в матрас. — О! Макс! Это… это жесть! — выстонал он с присвистом. — Неужели так плохо? — улыбаясь, я поднял взгляд на кусавшего губы мальчишку. — Нет, наоборот! Это… это… Ещë! — он вцепился в мои волосы и слегка надавил, направляя меня вниз. Очаровательно! Мной помыкает семнадцатилетний пацан! Но сейчас наши желания сходятся, поэтому… Женька выгибался от удовольствия и явно старался вести себя потише, но если бы кто-то встал сейчас за дверью, то у него не возникло бы никаких сомнений в том, что происходит в палате. Но сейчас мне было абсолютно пофиг, и я наслаждался всеми звуками, которые издавал мой мальчик. Я ритмично вбирал его в себя, стараясь непрерывно посасывать, чтобы поддерживать приятное давление. Губы нужно сжать плотнее и главное — не жалеть слюны. Да, мой хороший, я тебя прекрасно понимаю. Верю, что твои пошлые стоны и мычанье искренни. — Макс! Я сейчас… хватит! — прохрипел Женька сверху, комкая под собой простынь, но я не стал отстраняться, а только с нежностью смотрел на содрогающегося мальчишку. Блин, если на его стон сбежится всё отделение — это будет моя вина. Но кажется, в коридоре было тихо и звуки торопливых шагов дежурной не отражались эхом от больничных стен. Я стянул со спинки кровати полотенце и сплюнул туда сперму, а затем вытер расслабленно развалившегося Женьку. — Это кайф… — слабым голосом выдохнул он. — Макс, а ты? Может, давай я тоже… — Тебе нельзя напрягаться. — А я не буду. Ляг ко мне, — он утянул меня к себе и прижался спиной, потираясь о мои джинсы голыми ягодицами. — Покажи, как ты любишь, — он взял меня за руку и обхватил своей ладошкой ноющий член так, что мои пальцы оказались сверху. Я уткнулся в Женькину шею, вдыхая запах волос и прикрыл глаза, начиная неспешные движения. У нас впереди совсем немного времени. Завтра всё изменится. И очень хочется верить, что в лучшую сторону.