Гнет Титанов

POV Антея. Глубокая темнота синего сапфира, подернутая мутной пеленой боли. Длинные, завитые к верху угольно-черные ресницы, которым позавидует любая девушка, подрагивают. Губы, и без того тонкие, все еще плотно сжаты упрямо. Резко выделяются скулы на мягком лице, будто вычерченные умелым скульптором на холодном гладком камне. Узловатые пальцы зарылись в золотисто-каштановых волосах – этакий театральный, драматический жест, как в дешевых психологических триллерах, смотрится у него естественно и… трогательно. Стыдно. Надо же! Но на жалость почему-то меня не пробирает. Чувствую себя бессильной в урагане обуявших меня эмоций, которые я последние несколько лет прятала внутри себя на необъятной глубине подсознания. Чаша самообладания, считавшаяся надежным барьером, вдруг треснула, превратившись в остатки глиняных черепков, которые мастер даже не постарался обжечь, оставив выгорать на сухом воздухе пустыни, где в один-единственный раз в много-много лет идет дождь. Я ощутила себя противно-липкой, грязной, словно не мылась уже с неделю. Все чувства и мысли замазаны этой грязью – остатками размытой глины. Ужасная, обезоруживающая слабость. Яркие, словно лоскутные, воспоминания захватывают разум с новой силой, а, как говорится, сопротивляться уже бесполезно. Руки вверх. Нет путей к отступлению. Полузабытый ярко-алый цветок сверлящей боли в затылке распускается, цветет невыносимым звоном в голове. Сейчас, как никогда, я нуждаюсь в легком касание горячей ладони и тихом родном голосе, шелестящем свежестью соснового бора, обладательница которого для меня все равно что сестра. Бьянка, ты мне чертовски нужна... Я все еще тяжело дышала и буравила Грейса взглядом – тяжелым и свинцовым, режущим словно стигийская сталь, как сказал мне когда-то Хирон – когда послышался глухой звук, с которым обычно падает тело. Отточенным почти до исступления, механическим движением мгновенно оборачиваюсь, и из горла вырывается сдавленный крик. Глаза. Неестественно-яркие, пульсирующая лунным светом радужка ослепляет меня, выжигая сетчатку на корню. Сознание ставится мутным и вязким, как гороховый суп, и... « Горечь в темных глазах Хирона. Сухая ладонь старого кентавра на моем плече. Тихий вкрадчивый голос. Обжигающая боль. Будто сердце облили ртутью, а потом прошлись по кровавым ошметкам старым ржавым ножом, слегка залепили лейкопластырем и отправили жить дальше. Ужас и неверие во взгляде матери. ОН всегда говорил, что ее глаза похожи на грозовое небо. Тогда понятно, почему сейчас светлые дорожки наперегонки сбегают по румяным щекам. Просто идет дождь. Только тучи какие-то совсем отчаянные. Тихое сопение брата. На меня накатывает цунами безудержной паники, от которой подкашиваются ноги. Учитывая мое происхождение, я не могу утонуть в воде, но это не тот случай. Мой брат... Он никогда не признавался в страхах или слабостях. Когда мне было страшно, он первый утешал меня, отталкивая других в сторону, словно тот же Титаник. Почему сейчас человек, который всегда смеялся в лицо любой опасности, сжимает кулаки и прячет искаженное от неизведанного им ранее чувства лицо, чтобы никто не увидел... Даже не хочу знать. Больно-больно-больно… Я судорожно дышу, запрокинув голову, чтобы стоящие в глазах слезы не полились бурными горными речками по щекам. Ком в горле не удается проглотить. Он чересчур сладкий, как когда откусываешь слишком большой кусок сочного осеннего яблока. В этом есть какие-то мазохистские нотки. Чьи-то горячие сухие пальцы сжимают мою влажную ладонь, явно не боясь испачкаться. Легкая дрожь. Каждый вдох дается с непосильным трудом. Словно ножом под ребра. Невидимый зверь рвет легкие, раздирая остальные внутренности ядовитым дыханием. – Я рядом, – звучит сипловатый голос, отзываясь болью в голове. Сил хватает только на легкий кивок головой. Пальцы отчаянно цепляются в теплую мягкую ладошку, больно сжимая ее, но жалоб на это не следует. Боюсь посмотреть в глаза. Знаю, что не выдержу и расплачусь. – Я знаю» Я с трудом вырвалась из плена двух светлых воронок, притягивающих к себе, словно свет неразумных мотыльков. Голова раскалывалась пополам. Ноги отказались меня держать. Сипло простонав от убывающего потока жизненных сил, я рухнула... прямо в распростертые объятия Джейка. Глаза Грейса в одно мгновение потемнели. Воздух вокруг нас сгустился и начал незамедлительно накаляться. Сильные руки с мозолистыми пальцами, натренированные боями на мечах, стрельбой из лука, просто многочисленными драками, в которых он был ярым участником без исключений, стали для меня надежной опорой, не давая упасть. Руки, как-то слишком мягко и нежно для просто «поддержки» сжимающие мои плечи. Руки человека, который превратил три последних года моей жизни в ночной кошмар... Эмоции в пустоте возникают легко и яро. Возмущение подобной приятной наглостью дало мне сил. Я ловко, совершенно по-кошачьи, вывернулась и вскочила на ноги, с трудом удержавшись от нового падения. Джейк грязно выругался, хотя я лишь предполагаю, судя по интонации. К его счастью, латынь я не понимала. Взгляд, все еще неуверенный и мутный, скользнул по классу. Черные мушки плясали на «экране», вперемешку с помехами. Рябь, резкая и ослепляющая, совершенно не давала сосредоточиться. Худое вытянутое лицо с низко посаженными глазами в обрамлении жестких волос цвета раскаленной проволоки маячило в дверном проеме, удерживаясь одной рукой за стену. Такая нелепость, если честно. Взгляд непроизвольно скользнул по грязно-белой стене рядом с дверью, потом по книжному шкафу, по распластавшейся на полу внушительной фигуре моего друга... Коул! На негнущихся ногах я рванула к нему и тяжело упала на колени, больно ударившись лодыжкой. Дрожащими ладонями я дотронулась до напрочь пропитавшейся чем-то алым рубашки... Алое... Кровь... Бессмертные боги... Я и не думала, что раны, оставленные лжеучителем, настолько серьезные! Три рваные царапины пересекали спину. Кожа около них приобрела зеленовато-серый оттенок. Я провела указательным пальцем левой руки по самой большой царапине. Бледная ладонь на фоне противно-кровавого цвета. Такой резкий контраст ввел меня в подобие ступора. – Джейк, – хрипло позвала я. Мой голос звучал непривычно низко. – У тебя есть драхмы? Нужно отправить послание Ириды в Лагерь. Грейс тут же вырос передо мной и положил руку на плечо. Я дернулась, стряхивая ее. Пусть не думает, что я хоть немного дала слабину. – Нет. Замечательно. Мне захотелось разбить к чертям собачьим все это долбанное безумие! И расцарапать лицо этому придурку с идиотской ухмылочкой, у которого вместе головы – сумочка от "Prada" и оружейная из Имперского Золота. Глубокий вдох. Выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Успокоиться. Я спокойна. У меня на глазах истекает кровью мой друг-идиот. Все просто замечательно. Как-то машинально, не ощущая болезненного покалывания, пальцы нащупали прохладный исцарапанный корпус телефона в кармане колючего шерстяного пиджака. Не сказать бы, что это действительно хорошо… Полукровкам лучше воздерживаться от современной техники, но… Кому какая разница, спрашивается? – Давай-ка, покажи, какой ты сильный, – ехидно бросила я Джейку. – Попробуй, подними его, – указала красноречивым жестом на тихонечко посапывающего Коула, определенно смахивающего на задремавшего йети. Черт. Из меня получается откровенно хреновая подруга. Джейк манерно закатил глазки, аки Роберт Дауни-младший, но подошел к Коулу с болезненным выражением на лице, обозначающих то, что он пытается сообразить, как же этого детину хотя бы оторвать от пола. В голове как-то пусто, но пальцы не перестают набирать нужную комбинацию цифр, даже если раза три случается маленькое землетрясение. « Хоть бы он не убил его до того, как мы добрались до лагеря », – мрачно подумала я. Морщусь от протяжного гудка, что всегда меня раздражает. И еще один, и еще, и еще, и еще... – Антея? – раздается наконец-то знакомый, густой, как у цыганки, женский голос, словно доносящийся из Царства теней. Вдруг стало до невозможности легко. Словно грудь резко сдавили стальным прессом, а потом неожиданно отпустили. – Нужна моя помощь? Вот за это я и люблю свою лучшую подругу. Она никогда не задает лишних вопросов и поразительно тонко чувствует, что конкретно необходимо человеку в данный момент. Иногда мне кажется, что она знает меня лучше, чем я сама. И даже не спрашивает, что случилось – в другом случае я бы ей даже не звонила. – Очень-очень нужна, – тихо выдыхаю на грани слышимости, чувствуя, насколько напряглась Бьянка по ту сторону провода. – Организуешь транспорт? – понимаю, насколько прискорбно звучит мой голос – он дрожит и ломается, в нем нет убедительной уверенности, которой раньше хватало в избытке. Зубы то и дело больно прикусывают и так обветренные, но все же не лишенные чувствительности, губы. – Хорошо, – отрывисто бросила моя подруга. Чувствую, как вертятся шестеренки в ее голове. – Сколько вас? – Я, мой друг... – взгляд сам наткнулся на высокое худое недоразумение у двери. Глаза прикрыты полупрозрачными веками, похожими на тончайший лепесток, словно ей больно смотреть на солнце. – Ты кто? Смертная? – вообще-то, вопрос довольно бестактный и опасный. Хотя… Да, еще и очень глупый. Разве человек со светящейся радужкой глаз, из-за которой вспоминаешь события трехлетней давности, может быть обычным человеком? Но, если она смертная (что очень маловероятно), то можно (скрепя сердцем) попросить Джейка навести туман (да-да, смейтесь-смейтесь, меня Хирон пока еще этому не научил), а если нет... На бледном лице появляется хищная улыбка-оскал – по крайней мере, выглядело устрашающе. Помятая одежда, вся в пыли, растрепанная… Так еще и коленки с губой разбиты. Она что, сцепилась с канадскими хоккеистами? – Угу. Наполовину. Плюс пятьдесят-сорок процентов божественной крови. БУХ! Я раздраженно фыркаю, видя скрючившегося от беззвучного смеха Джейка. Видимо, он действительно хочет убить бедного Коула. – Еще одна девчонка и надутый павлин из Римского Лагеря. Одна штука. – добавила я заждавшейся собеседнице. В трубке послышался глухой звук. Готова поспорить на что угодно, Бьянка сейчас пнула первое, что попалось под ногу! Или кого-то... Перед глазами встает жестокая картинка из вырванных глазных яблок и окровавленных ножей. Причем левый угольно-синий глаз смотрит особо неодобрительно на правый. – Он посмел с тобой встретиться?! Этот у... – Бьянка! – жестко оборвала я гневную тираду с большим количеством изысканного мата на трех языках, которую кузина Джейка может продолжать до бесконечности. Чему, впрочем, я никогда особо не противилась, ибо в ее изречениях была одна лишь правда. Но сейчас как-то… не время.– У нас тут тяжело раненный! На другом конце повисло долгое молчание, где-то на минуту. Новость явно не вызвала бурю восторга, и я уже начинала нервничать. – Пегасы, значит, отпадают, – наконец определилась она. – Тогда, остается один вариант... Из наиболее безопасных. Но боюсь, что он тебе не понравится... – эта легкая заминка должна была меня насторожить сразу, только в тот момент меня больше занимало состояние Коула. И тут я выплюнула такое ругательство, что у Грейса внезапно появились силы не просто поднять Коула, так еще и донести моего чернокожего друга до стула. С Бьянкой можно не опасаться, что она обидится, но то, что впадет в шок – вероятно. Хотя… Ди Анжело слишком давно меня знает. – Нам нужно добраться до лагеря… И срочно! Присылай кого угодно, я поеду даже на Хироне, только быстрее! Повисла пауза на четверть минуты или около того. Я нервно теребила свободной рукой глянцево-черную пуговицу своего пиджака, только потом сообразив, что оторвала ее. – Ты… Где сейчас находишься? – наконец-то заговорила Бьянка. Я облегченно выдохнула и с готовностью ответила: – Школа-интернат «Смартвуд» для трудновоспитуемых детей, штат Оклахома, практически впритык с границей между Миссури, – задумавшись, я добавила немного погодя: – Ты еще приходила ко мне туда в последний день перед Рождественскими каникулами, помнишь? – Да, конечно... Штат Оклахома? Это так далеко... – голос звенел от волнения. Теперь она и правда боится опоздать. – Времени чертовски мало... – Да его просто нет! – вскрикнула я. Повисла звенящая тишина. Мучительно простонав, я провела ладонью по липкому, от выступившего пота, лбу. Потемневшие от влаги прядки прилипли к моей ладони. – Идите к главному входу. Дьявольская колесница скоро будет! – чем-то лукавый тон Бьянки мне не понравился, уже не говоря про название... – Погоди? Какая-какая?! – торопливо спросила я. А красноречивым ответом мне послужили гудки. Всегда она так. Отнеся от ушной раковины простецкий кнопочный сотовый, я, видимо довольно долго тупо смотрела на потухший экран с блестящими на нем царапинами. В голове не осталось не единой дельной мысли – все смешалось в единый клубок, в котором очень тяжело найти нечто действительно нужное и правильное. Обычно в подобные моменты мне требуется сосредоточиться на определенной точке, чтобы прочистить свои Чертоги (этим словечком меня заразила одна эксцентричная особа из домика Ириды…) от лишней информации, но сейчас времени просто нет. Чувствую, что на мое плечо легла маленькая вытянутая ладошка. Забавно – пальцы холодные и немного влажные, как лед в Арктике, когда остальная часть кисти сухая и теплая, если не горячая… Вздрагиваю от неожиданности. – Что-то случилось? – вкрадчиво спросила та самая девчонка, что недавно стояла возле порога. Невольно подмечаю то, насколько странный у нее голос: она явно немножко картавит и шепелявит, почти не заметно… Но непривычно. Дефект речи или же акцент – понять трудно. Глаза теперь у нее открыты, правда, она все еще немного их прищуривает. От них не исходит странный свет, хотя их яркость и в то же время бледность немного поражает. Ей явно не больше тринадцати (хотя я могу и ошибаться – когда живешь в мире богов и героев, то перестаешь доверять внешнему виду), но она высокая настолько, что ниже меня всего-то на полголовы. Очень-очень худая, можно даже сказать, что тощая. Светлые волосы странного сероватого оттенка, словно помесь пыли и пепла, видимо, были заплетены в две тонкие косички, но теперь они настолько растрепаны, что похожи на воронье гнездо. На бледной коже – множество синяков, на лице – странная улыбка, во взгляде – огонек сумасшествия. Вкупе с порванной в нескольких местах одеждой смотрится весьма внушительно. Устало вздыхаю, чувствуя, как скручивает живот. – Все просто замечательно. Знаешь, во-от этот юноша, – я кивком указываю в сторону то и дело сползающего со стула Коула, которого то и дело возвращает на место Джейк, непременно морщась в своей фирменной манере. – Мой кореш. Он тяжело ранен. Минут через двадцать пять подоспеет ма… – запинаюсь. Вряд ли Дьявольская колесница (или как там ее?) будет хотя бы отдаленно напоминать автомобиль, а подать все в более-менее понятной форме надо. Девчонка изогнула бровь в ожидании продолжения, и я мгновенно нахожусь. – В общем, транспорт. А пока нам надо обработать рану. Кроме того, я понятия не имею, были ли в когтях монстра какие-то яды, где взять амброзию или нектар и кто привезет нас в лагерь. Девочка убрала ладонь с моего плеча, и я почувствовала ярый недостаток в тепле. Она опустилась на ближайший стул, сложив ладони в молитвенном жесте. Что-то очень знакомое… Та самая странная улыбка-оскал исказила ее лицо, и она резво вскочила. В глазах заплясал опасный огонек, который мне совершенно не понравился… – За мной! – властным тоном скомандовала она, хватая меня за лацкан пиджака с неожиданной силой. Я, пораженная от подобной наглости тринадцатилетней девчонки, даже не попыталась сопротивляться. Не помню, как я оказалась в какой-то маленькой комнатушке, нагроможденной вещами разнообразного свойства: медицинские препараты с истекшим сроком годности, швабры и метлы, поломанные украшения, бракованные банки «Pepsy» и «Sprite», несколько зачерствелых круассанов и покрытых плесенью буханок хлеба. Попытавшись сделать шаг, я наткнулась на ржавое ведро. Лодыжка вспыхнула болью, и я мысленно подавила ругательство. В голове царил хаос, а перед глазами мелькали цветные круги из-за резкой перемены освещения. Признаюсь, мне было откровенно хреново. Хотелось сжаться где-то в уголке и заплакать, как когда-то маленькая девочка Анни. Но у нее была весомая причина – любимые книги, над которыми она корпела уже не один день, вредные мальчишки выбросили в пруд. Пару часов назад она наблюдала за тем, как мутная вода впитывается в тонкие страницы, ломкие и желтые от времени, размывает полюбившиеся строчки, делает их неразличимыми пятнами. Льняные переплеты всех цветов радуги потемнели почти до черноты, и надписи позолотой ярко блестели в мрачной пучине воды. Девочка Анни боялась, что мама ее наругает: она обещала, что непременно вернет полное собрание сказок и мифов Северной Ирландии в крупную библиотеку в их летнем коттедже. Но мать тогда лишь успокоила ее, выслушала, покачала головой и отправила спать. Маленькая девочка Анни выросла. Теперь все ее называют Антеей. Антея сильная. Антея мужественная. Антея никогда не плачет. Я встретилась взглядом с двумя небольшими озерцами. Двумя небольшими лунными озерцами. По коже ровным строем прошлась противная дрожь, но в мозгу словно разлилась мягкая прохлада – все разложилось по полочкам, систематизировалось. Стало легче думать и вообще соображать, а по телу разлилось спокойствие. – Для начала – что мы должны найти? – едко вырвалось у меня, прежде чем я смогла что-либо сообразить. – И кто ты так...? – Меня зовут Диона Корнере, – послышалось из-за метелок и граблей, стоящих в ряд у кирпичной стены. – И ищем мы бинты и Хлоргексидин. Это небольшая стеклянная баночка с прозрачной жидкостью для профилактики ран, обрабатывает покруче спирта. И находимся мы в подсобном помещении, иначе говоря – подсобке или кладовке. Тут свалено все подряд. – Диона возникла прямо передо мной, протягивая что-то блестящее и металлическое в тонкой ладошке. Выражение исцарапанного лица было каким-то странным, многогранным; множество эмоций смешалось в нем, и особо явных я различить не смогла. – Даже это. Освещение было скудным и тусклым; горела одна лишь свето сберегающая лампочка, то и дело мигающая. Прищуриваюсь, вглядываясь в предмет. Сначала он показался мне чем-то вроде погнутого серебряного браслета или деформированного железного обруча, но потом то меня дошло… – Кастет? – удивленно уточнила я. – Как он здесь взялся? – Понятия не имею, – пожала плечами Диона. Ее яркие глаза горели энтузиазмом, предвкушением чего-то очень интересного, что невольно задумываешься: а откуда у нее столько сил после странной апатии? Она неожиданно вскрикнула так, словно вспомнила что-то очень-очень важное, и метнулась вглубь подсобки, уронив кастет на бетонный пол. Механически присев на корточки, я на ощупь нашарила его и быстро положила в глубокий карман пиджака: девчонка стремительно возвращалась с победным видом, сжимая в руках что-то белое. «Бинты», – догадалась я, и по лицу расползлась сама собой идиотская улыбка. Еще не все потеряно. Диона с необычайной ловкостью и хладнокровием принялась обрабатывать раны Коула, которого, потного и грязного, с отвращением на лице, слабо прикрытым снисходительной маской, охранял недовольный жизнью своей Джейк. Великий Мученик. Попрошу Хирона поставить ему памятник около лазарета. И буду каждый день приманивать туда пегасов, страдающих расстройством желудка. Должно быть, нервная система, расшатанная в конец, решила сделать перезагрузку, или же просто врубила на полную мощность «спящий режим», пытаясь сохранить жизненно важные файлы, потому что я так увлеклась представлением картины сладкого мщения, что не заметила, как на плечо мне опять легла ладошка новой знакомой. Стараюсь не смотреть в ее лицо – боюсь. Боюсь увидеть сочувствующее выражение. Не хочу разрыдаться, так еще и в присутствии нашего прекрасного приемника Твигги. Голос Дионы звучит удивительно ровно и уверенно, как у повидавшего жизнь старца-лекаря. От самих интонаций мне становится немного легче. – Я сделала, что смогла. Раны обычно выглядят гораздо хуже, чем есть на самом деле, но это не наш случай. Большое ей спасибо. Успокоила. – Я их обработала и наложила бинты, – тем временем продолжала девчонка, для чего-то растирая костяшки пальцев и виновато отводя взгляд в сторону, – Но… Фиксации недостаточно. Нужен нектар или амброзия, или хотя бы антибиотик, а мне обычно это не нужно. Да и у вас они вряд ли есть. От подобной обнадеживающей новости не вздрагиваю, но по коже проходит легкий морозец. – Сколько времени он протянет? – голос звучит как-то глухо, словно под толщей воды. Соленой воды. Раздирающей внутренности. Когда заходишь в соленое море, то сразу чувствуются все царапины и мелкие порезы на теле. Когда в соленую влагу окунается душа, то стоит большого труда не сдохнуть от боли. Соль на рану в моем случае не просто красивая метафора. Отнюдь. – Не знаю. – девчонка легонько сжала мое плечо и отпустила. Дьявольские тиски отчаянья захватили разум вновь. Взгляд уткнулся в покрытое жаркой испариной лицо свисающего жалкой тушкой с широкого плеча Джейка, Коула. Его густые брови сместились к переносице. Дыхание хриплое, рваное. Наверное, яд проник дальше, чем нужно. Губы что-то страстно шепчут, повторяя простой набор еле-слышимых букв, как молитву. Даже не хочу знать. – Дорога каждая секунда. – вот он мог и помолчать. Просто из инстинкта самосохранения. Я медленно повернулась в его сторону. Лицо совсем непроницаемо. Как у лупатой фарфоровой куклы. Джейк должен понять, если хоть что-то обо мне помнит. – Если ты не донесешь его до выхода быстрее, чем там окажусь я, то мне придется с прискорбием сообщить в лагере о трагической смерти Джейка Грейса в занюханной школьной подсобке. Тебе ясно? Джейк не засмеялся. Уже прогресс на лицо. Возможно, путь от бесчувственного чурбака до обычного, способного к простым человеческим эмоциям, парня не так уж далек, как мне казалось, но... Но... Зачем себя обманывать?... – Его мы спасем, – сверкнув влажной пеленой боли в глазах, прошептал Грейс и резво направился к выходу, видимо забыв, что несет на себе детину под два метра ростом. Тем лучше. Я опять закусила покрасневшую губу. Дурацкая привычка, присвоенная от крестной матери. Подтекст в его словах мне понятен. Это все равно что поверх выцветших тусклых фраз пролить свежую типографскую краску и вывести пальцем одно ключевое слово. Его. Кого-то другого спасти уже нельзя. А его можно. Ты урод, Джейк. И самое противное, что ты это знаешь и наслаждаешься реакцией других. – Может, пойдем? – ненавязчиво теребя меня за рукав пиджака, спокойно поинтересовалась Диона, словно мы сейчас должны не ехать спасать умирающего, а идти в бистро после кино. – Да, конечно. – я покорно опускаю голову и обмякаю, позволяя неожиданно сильной девчонке взять меня под руку и повести в нужном направлении. Соберись, Джексон. Не хватало только давать Коре Ла Ру лишнего повода поиздеваться над тобой, а зная Джейка, вполне могу допустить их милую беседу по прибытии в лагерь. Правда, потом количество тяжело раненых в лазарете вполне может увеличиться, но в принципе... Прошу прощения. Когда мне страшно или я в глубоком шоке, то мне необходимо отвлечься хоть на что-то. Даже на самую бредовую идею. Мама всегда закатывала глаза и повторяла, что эта привычка мне досталась от... отца. В критических ситуация мозг полностью впадает в прострацию. Резкий ультрафиолет, когда мы вышли на улицу, не вызывал такую бурю восторга, как еще несколько часов назад, когда прилежная (если не злить) ученица частной школы-интерната Антея Джексон маялась от тоски по свежему сосновому воздуху в душном маленьком кабинете под надзором Мистера Свиная Задница. Чувство юмора у меня тоже папино, вы не заметили? Взгляд беспокойно заметался по школьному двору, как маленькая пташка в клетке. Никого. Только качели с растрескавшейся краской кирпично-красного цвета покачиваются от любого порыва ветра с противным жутким скрипом. Ах да, сейчас же пара у старших классов... Если бы я не влипла в очередное дерьмо неприятностей, могла бы в данный момент сидеть в классе биологии и решать очередную задачку по генетике. Как делать нечего, но интересно. – И что дальше, Тетушка Сова? – пропыхтел Грейс, оказавшейся всего в нескольких шагах от меня. Коул все еще висел на нем, словно грязный мешок со старыми доспехами. Странное сравнение отдалось легким лучиком тепла в сердце. Как же давно была эта забавная, но немного страшноватая история... Ладно, не время отвлекаться. – Будем ждать обещанный транспорт Бьянки, – я особенно выделила имя. Гримаса презрения исказила смазливое личико Джейка, а руки, с трудом удерживающие Коула, вдруг напряглись. В боевую готовность пришла каждая мышца, четким рельефом выделяющаяся под растянутым свитером. – Я просто жажду посмотреть на мертвого урода, которого нам пришлет моя любимая кузина. Ощущение легкой дрожи охватило меня еще за несколько мгновений до того, как он появился. Просто в какой-то момент я ощутила легкое призрачное дуновение, дразняще скользнувшее по волосам. Это всегда его выдает. Никак не научится сдерживать свои эмоции. – Зачем так себя мучить, кузен? Чтобы увидеть урода, тебе достаточно посмотреть в зеркало. А мертвый, не мертвый – это детали. – голос ехидный. Овеянный мрачным туманом, который и так ему подчиняется. Режет как черное стекло. Лезвие ножа из Стигийской стали. Я повернулась очень медленно. Даже не так... Меня подхватило что-то иное, никак не связанное с нашим миром и развернуло лицом к человеку, встречи с которым я боялась и... и тайно желала всю прошедшую зиму и осень. Лихо припаркованный у школьных ворот абсолютно черный «Кадиллак» с белыми конскими черепами, из чьих ноздрей то и дело вырывалась чернильная дымка, на капоте ... такой древней модели, что невозможно поверить в его свободное передвижение без тяговой и толкательной сил. Одно боковое зеркало разбито. На треть смята крыша. Дверца на задние сидение открыта, как бы говоря – давай-давай, садись, если ты камикадзе. Если это и есть Дьявольская колесница, я однозначно и бесповоротно задушу в объятьях умирающую от смеха, Бьянку, когда мы вернемся в Лагерь. Вальяжно привалившийся к крылу автомобиля (если так можно его назвать), на меня внимательно смотрит высокий ладный парень. Если не знать, что ему только-только исполнилось семнадцать, можно подумать, что он совершеннолетний. Иссиня-черные волосы как всегда взъерошены – сквозь них проскальзывают бледноватые солнечные блики, словно через темную листву сумрачного засохшего леса, а на лице играет дерзкая острозубая ухмылка. На бледной коже резко обозначенного лица чуть заметные сероватые веснушки, словно угасающие созвездия. Темно-темно синие, как самая темная зимняя ночь, глаза прищурены и то и дело перебегают с меня на Джейка. Готова поклясться, он уже мысленно придумывает для Грейса самую мучительную казнь в истории Полей Наказания. Их отношения всегда оставляли желать лучшего (особенно тогда, когда я находилась в непосредственной близости от этого язвительно-ехидного дуэта). – Такси не заказывали? – знакомый снисходительный тон – успокоительный бальзам на душу. Уголки губ невольно приподнимаются вверх. – Чаевых не дождешься, Могильник, – уверенно подойдя к нему на ватных ногах, я щелкнула парня по тонкому носу, заставив поморщиться с болезненным выражением на лице. – Мы слишком долго ждали. До меня донесся нервный смешок Дионы, о присутствии которой я уже почти забыла, и ненавидящее фырканье Джейка. Поездочка предстоит веселая.