Алые перья

За то время, что Таббо ушел, Томми остался наедине со своими мыслями. Его разум не позволяет ему полностью вспомнить, что произошло до того, как он оказался здесь, и вместо этого его мысли блуждают по тому, насколько ужасна комната. Для начала, вещь ужасно тихая. Это напряженно и плохо, и ужасно сочетается с абсолютно белым интерьером здания. Это больше похоже на психушку, чем на больницу — ключевое отличие в том, насколько это похоже на психическую пытку. И хотя, конечно, в комнате есть какой-то цвет, становится скучно смотреть на стенд, и Томми предпочел бы не смотреть на свою кровь на простынях. Он хотел бы думать, что он еще не настолько ненормальный. Это также странно холодно. Он может понять, почему Таббо натянул на себя куртку, как одеяло, почему он решил свернуться под ней всем телом. Томми рассматривает возможность сделать то же самое, но в конце концов решает не делать этого. Он не собирается оставаться в комнате достаточно долго, чтобы это стало проблемой, думает он, слегка корректируя свое положение. Он справился с войной, он может справиться с пребыванием в холодной комнате в течение нескольких минут. Время начинает гудеть, сливаясь с самим собой таким образом, что к тому времени, когда он слышит шаги, направляющиеся к нему, он чувствует себя как часы, так и секунды. В любом случае, он вздыхает с облегчением, глядя на дверь, когда в комнату входят не Таббо, а Уилбур, Фил и Техно. Желудок Томми внезапно сжимается, болезненное чувство пронзает его. Выражение Уилбура горько-сладкое, болезненная усмешка на его лице, когда он смотрит на Томми. Взгляд на лице Фила — один из плохо скрываемых шока и ужаса, его рот слегка разинут, а глаза широко раскрыты, когда он принимает Томми. Техно труднее всего читать, но его брови подняты, а губы сжаты в ровную линию. Уилбур снимает напряжение. — Приятно видеть, что ты проснулся, Томми, — говорит он, и в его голосе есть какой-то неловкий тон, который исчезает, когда он тихо прочищает горло, — как ты себя чувствуешь? Томми не думает, что может больше смотреть на Техно или Фила, поэтому он останавливается на том, чтобы встретиться взглядом с Уилбуром, его брови слегка нахмурены, когда он это делает. — Я в порядке, Уилл. Я в порядке, — отвечает он, но из-за напряжения в комнате и болезненного чувства, которое мучило его в глубине души, его голос звучит тихо и тихо. Что-то так тревожно неправильно, он знает это. Он поворачивает плечи, когда падает, и снова появляется тупая боль в спине. Ноющее чувство становится сильнее, и он не обращает внимания на то, что говорит Уилбур, когда он протягивает руку назад, чувствуя место возле своих плеч. Его рука соприкасается с какой-то ручкой, чувствительной на ощупь и совершенно незнакомой. Его глаза расширяются, и он думает, что слышит, как Уилбур внезапно замолкает, но он не обращает достаточно внимания, чтобы действительно сказать. Вместо этого его дыхание поднимается, его рука тянется немного дальше, только чтобы войти в контакт с соответствующей ручкой возле другой лопатки. Холод комнаты усиливается, и Томми становится более или менее замороженным на месте, когда паника входит в его систему. Он должен иметь свои крылья, они должны быть прямо там — он может чувствовать то же покалывание, которое он обычно чувствует, когда они раздуваются и напрягаются, и он чувствует, как сустав сдвигается под его прикосновением, но там ничего нет. — Что будет? — Томми спрашивает, его голос выходит в недостойный писк. Его взгляд снова оказывается на Уилбуре, как будто человек странно посмотрит на него и скажет ему, что он ненормальный что его крылья все еще там. То, что он получает — это не что иное, как ноющая боль и жалость, глаза Уилбура слегка расширяются, а губы глубоко хмурятся, когда он смотрит. Воспоминания начинают всплывать, и для него, Томми не уверен, что он хочет их. Особенно когда он чувствует, как ручки дергаются, извиваются и бьются — ужасно болезненное острое ощущение начинает распространяться по его спине. Это заставляет его задыхаться, задыхаясь от воздуха, когда суровая реальность полностью наступает. Его крылья исчезли. Они ушли, но кажется, что они все еще там. Как будто они на полпути к тому, чтобы быть взломанными. Есть рука на его плече, и Томми вздрагивает назад, ноги путаются в постельном белье, когда он быстро бежит к умывальнику, опрокидывая его и рвота. Когда он это делает, желудочная кислота удаляется из его системы, пока, в конце концов, Томми не останется сухим, его нос забит. Он дрожит, сжимая таз, как будто это спасательный круг. — Томми… — говорит Уилбур, и Томми не может решить, найти ли утешение в его тоне или быть абсолютно отталкиваемым количеством жалости, которое он содержит. Он почти падает снова, когда слышит отдаленное бормотание Фила, мягкое и разрушенное, покидая его губы. У него болит голова, у него кружится голова, его желудок сжимается, и он не думает, что сможет нормально дышать, если даже попытается. В его голове слишком много эмоций, ощущений и воспоминаний, и Томми думает, что он предпочел бы побыть один в этой комнате некоторое время. Техно не так легко испугать поэтапно такими вещами, как это. — Ребята, может быть, мы должны оставить его в покое на некоторое время… — он говорит, и на этот раз все в системе Томми кричит «да». Он не видит ничего, кроме мутного и кислого беспорядка в бассейне, но он может представить себе расстроенный взгляд, который должен пересечь лицо Уилбура, когда он говорит. — Мы не можем просто оставить его, Техно! — Уилбур говорит, его тон недоверчивый, как его голос увеличивается в объеме, — он не очень хорошо себя чувствует, и мы должны быть здесь для него, — добавляет он, и его голос звучит так обиженно при мысли о том, что ему придется уйти, что Томми почти падает на умывальник при следующих словах Уилбура. — Он наш друг, я не могу просто оставить его. — Я не говорю, что не хочу быть здесь, Уилбур, — отвечает Техно, и Томми не может сказать много из-за резкого монотонного тона, который принимает его голос, — я говорю, что Томми нужно немного побыть одному… — Не могли бы вы двое перестать спорить?! — Пожалуйста… Слова Томми и Фила накладываются друг на друга, оставляя оглушительную тишину в комнате, когда Томми дрожит, переводя дыхание, пытаясь встать немного прямее. Он справляется с этим, едва сдерживая очередную волну тошноты, шмыгая носом, пытаясь выровнять дыхание. Он чувствует на себе их взгляды, и давит на себя чувства стыда, страха, вины — и тихо выдавливает из себя маленькое: — Дай мне минутку, пожалуйста. Одну. Он встретил тишину, его жалкая попытка дышать — единственный шум в комнате. Через секунду он снова слышит голос Техно, глубокий тон, пронизанный чем-то, что может почти напоминать развлечение. — Хорошо, вы слышали человека, все вышли, — он инструктирует, и Томми удается взглянуть на него, едва уловив сочувствие в маленькой улыбке, которую мужчина дает ему, — мы будем снаружи, если мы вам понадобимся. Он добавляет, и Томми кивает, перенаправляя свое внимание на стену сразу за раковиной, когда он слышит, как ботинки Уилбура отходят от него, дверь скрипит, когда она открывается, а затем снова закрывается. И снова Томми один. Томми медленно, но верно начинает успокаиваться, его дыхание вечернее, а тошнота исчезает достаточно, чтобы он мог встать немного лучше. Однако он не двигается с места и вместо этого позволяет своему разуму сосредоточиться на том, что произошло, борясь с каждой новой волной эмоций. Он не уверен, что сильнее, но смесь стыда, страха, горя и вины, которая пронзает его — это то, во что он не хочет сейчас ввязываться. Ручки на его спине дергаются и двигаются с фантомным ощущением, когда он вспоминает, как его поймал Дрим и его команда, как он вспоминает, как его заставили встать на колени, как он вспоминает, как охотно отдал свои крылья — как он вспоминает все, пока Дрим не получил свой первый удар. Он останавливает себя только в начале той же острой боли в спине, вытесняя воспоминания всем, что у него осталось. Эмоции возвращаются в десять раз, как только воспоминания откладываются. Он чувствует себя плохо из-за чувства вины, чувствует себя жалким из-за того, что позволил Дриму сделать это с ним-потому что он позволил ему сделать это, не так ли? Он остался на месте и позволил им сдержать его — пусть они потянут его крылья назад и оставались неподвижными для всего этого. И для чего? Он был жалок, он должен был бороться с ними. Он точно помнит, почему он остался на месте, и сразу же чувствует себя плохо из-за плохого самочувствия.