Против всех

Поезд, оглушительно свистнув, укатился, оставляя меня на захолустной, пыльной, дряхлой на вид станции. Даже, наверное, полустанке. Так хотелось побежать за ним следом, так хотелось... Но я сжал зубы. Только месяц, всего один, ничего особенного. — Мистер Бирн! — ко мне подошли двое, сияя щербатыми желтозубыми улыбками. — С приездом в Хэвлоктаун! — Спасибо, — улыбнувшись, я поправил перчатки. Только месяц, — не поможете мне с багажом? Разумеется, они помогли. Я шел налегке, крепко прижимая к груди папку с документами, чтобы не унесло. С пустоши дул горячий и довольно сильный ветер, лицо покалывало от песчинок, да и в глаза сразу попало много пыли. Как и большинство поселений в этой части страны, Хэвлоктаун находился под землёй. Вернее, врезался в гору. Ужас, а если обвал? Всего один вход, а за ним убежище, которое немного расширили и превратили в городишко. Я не хочу здесь умирать! Мне предложили экскурсию, но я попросил, чтобы меня сперва проводили в медицинский пункт, где я мог бы расположиться, а потом уже, после душа и перекуса, можно будет изучить поселение. Конечно же, они согласились. Здесь не было врача уже полгода, поэтому моему временному назначению на стажировку они тоже очень рады. Что удивительно, помещение под медицинские нужды было выделено довольно обширное. На стенах неплохо сохранившийся кафель, пол гладкий, явно все помыли к моему приезду, но все равно нужно пройтись дезинфектантом. Оборудование устаревшее, но из тех моделей, которые производили сразу после Вспышки, монументально надежное даже в работе расходников. И состояние хорошее, подозреваю, просто потому, что пользовались нечасто. Для диагностики есть практически все необходимое, много инструментов, правда, частично поцарапанных или побитых ржавчиной, так что хорошо, что привез свои. За перегородкой из тяжёлой и плотной пленки — операционная, в стену вмонтированы два холодильника. И тут, кстати, весьма прохладно, даже неприятно. За основным помещением располагались небольшая комнатка и совсем уж крошечный санузел. Но и это хорошо, отдельное жилье — практически роскошь. И есть все необходимое для относительно комфортной жизни — шкафчики и полки, маленький холодильник, такой же маленький стол, кровать, две тумбочки. Спартански, но, думаю, лучше, чем у многих в таких маленьких городишках. Я переоделся из пыльной дорожной одежды в повседневную, засучил рукава и принялся за уборку. Средства дезинфекции я привез с собой, так что протер все поверхности, полы, стены, опрыскал слабым раствором тонкий матрас. К вечеру высохнет, а мне так будет спокойнее. Перебрал инструменты, одноразовые в хорошем состоянии оставил, остальное спрятал в дальний ящик. Тут уж я лучше со своими, уже родными — как терапевтическими, так и хирургическими. Очень надеюсь, что мне не придется их использовать, пусть эта стажировка пройдет легко и непринужденно, с парочкой царапин и пустяковыми простудами. Инвентаризация медикаментов и перевязочного материала меня очень приятно изумила. Было абсолютно все необходимое, причем в адекватных количествах, а шприцев так и вовсе целая коробка. Основные медикаменты даже были не так давно куплены, в наличии оказалось внушительное количество наркотических анальгетиков. Не нравится мне это... Вроде бы, это довольно спокойный шахтерский городок, но шахты ведь место очень опасное. Только не в мою смену, пожалуйста! Я неплохой терапевт, с хирургическими навыками тоже проблем нет, но ведь я кардиохирург! Привык работать с микроскопом, расторопными ассистентами и на конкретном органе. Будь она проклята, эта стажировка... Вздохнув, я присел за стол. Вот, уже больше похоже на медицинский пункт — все белоснежное, чистое, сияет в ярком холодном свете ламп. Осталось только мне переодеться в униформу — и можно приступать к работе. Но, если есть возможность, я бы хотел сперва отдохнуть, ужасно устал после целых двух суток в поезде. — Ну что, док, устроились? — дверь открылась, на порог ступила ножища в грязном сапоге. — Не заходите! — я даже вскочил. Только что все вымыл! — Попрошу не заходить дальше этой линии, — я очертил носком туфли шов на кафельной плитке в полуметре от двери, — чтобы соблюдать чистоту в кабинете. — Конечно, как скажете, — покорно кивнул мужчина. Он встречал меня на станции, это точно, — я Шон Майерс, мэр нашего города, забыл представиться. Хотите, покажу вам все? — Если не затруднит, — кивнув, я вышел из своего белого освещённого царства в коридор с низким потолком и тусклыми желтыми лампами, — стоит запирать дверь на время отсутствия? — Пожалуй, да, — мистер Майерс кивнул и спохватился: — у нас тут все добропорядочные люди, но, все же, много приезжих, авантюристов, а у вас там лекарства, дорогое удовольствие. Я замкнул тонкую, но стальную дверь. Если захотят — вынесут, конечно. Но остаётся надеяться, что в момент нападения меня там не будет. — Между прочим, у вас тут все очень хорошо с медикаментами, — отметил я, следуя за мэром. Радовало наличие табличек-указателей на стенах, я ужасно ориентируюсь и без них явно буду плутать. — Можем себе позволить, — приосанился даже, вот ведь индюк напыщенный, как будто лично таблетки штампует или в заброшенных городах их добывает. Поселение было небольшим, как и казалось по его названию. Большую часть старых и новых помещений убежища занимали жилые комнаты, смахивающие на казармы. Большая столовая, магазин всего на свете, нечто вроде парка и церковь, в которую я отказался заходить — вот и весь досуг. Ужасно. И как так жить? Все время в темноте, с искусственным светом, в промозглых бетонных коробках, врезанных в такую же промозглую скалу. Не люди, а троглодиты — почти все бледные, заметно вялые. Но дети, на удивление, без признаков нарушений развития, активные, даже, кажется, немного загорелые. — Скажите, у вас есть неотложные больные, тяжёлые? — спросил я, чтобы заняться таковыми сегодня же, не откладывая на завтра. — Нет, есть пара лежачих, несколько давних калек, ну и простуженные, — пожал плечами мэр, жестом приглашая меня в очередь на раздачу еды, — но одна дамочка на сносях, ещё две беременны. — Я бы хотел завтра осмотреть всех детей и взрослых, которых вы перечислили, — вздохнув, я только понадеялся, что детей у них здесь хотя бы не больше трёх десятков, — а потом провести осмотр для всего населения. Их здесь почти тысяча, если принимать по тридцать человек в день... С другой стороны, абсолютное большинство из них будет здорово, так что и сам прием много времени не займет. Я старался следовать рекомендации коллег и не смотреть по сторонам. Они предупреждали, что тут могут быть... Весьма дикие нравы. Все здесь молились перед едой, причем довольно долго. И, поспешно проглатывая ужин, я слышал, как эти добропорядочные и богобоязненные люди глухо порыкивают на недостаточно расторопных женщин. Сами женщины толком и не садились — занимались обслуживанием детей и мужчин за столом, едва успевали что-нибудь в рот на бегу сунуть. Не мое дело. Я ничего не исправлю, они живут так уже с самой Вспышки. Всем известно, что эти общины, сколоченные вокруг мелких и донельзя архаичных монотеистичных сект, максимально сексистские, шовинистские, расистские и гомофобные. Так что мне, приехавшему сюда на месяц гею тонкого телосложения, лучше не наезжать на мускулистых и резких на язык шахтеров. Но и прямо скрывать свою ориентацию я не собираюсь, потому что не считаю должным, просто... Не буду поднимать разговора об этом, только и всего. Остаток вечера я потратил, чтобы разложить личные вещи по шкафчикам. Я не брал с собой много одежды, а вот униформы взял десяток комплектов, потому что не могу ходить в грязной, а у них тут вряд ли есть хорошая прачечная. Попытавшись с размахом плюхнуться на кровать, я зашипел и потёр копчик. Матрасик этот, блин, для вида тут, что ли? Кошмар какой-то, и как спать? Впрочем, устроиться с удобством все же получилось, на удивление. Пружины тихо поскрипывали, когда я переворачивался с боку на бок, но не критично, вряд ли буду просыпаться ночью. Итак, какие планы? Для начала, пережить эту стажировку. Тридцать дней, начиная с завтрашнего. Всех осмотреть, подлечить тех, кого требуется. Возможно, придется принять роды. Лишь бы никому руку-ногу не оторвало и меня тут не завалило — остальное даже почти не волнует. Я с тяжёлым сердцем включил коммуникатор — было много сообщений от друзей, они даже переживали, что я долго не отвечаю. От Джейкоба, понятное дело, не было ничего, как и последние полгода. Пора бы уже перестать ждать, он ясно выразился. И не то чтобы я все ещё страдаю по нему, уже даже не влюблен, просто... Мне все ещё обидно иногда. Мог бы хотя бы сообщить о расставании по-другому. Впрочем, неважно. Спустя тридцать дней в этом гомофобном поселении я вернусь в столицу и, первым делом, найду в каком-нибудь баре партнёра, чтобы расслабиться и подготовиться морально к работе по основной специальности, которая обещает быть сложной, интересной и напряжённой. Я едва не подпрыгнул от невероятно резкого и громкого звука, будто сирена прямо над ухом включилась. — Доброе утро, Хэвлоктаун! — слегка хрипло выдал динамик под потолком. — Семь утра, начало рабочего дня! Мать честная... Спасибо, что к отбою не отправляют такими жуткими воплями, я бы ещё половину ночи вздрагивал. Зато сразу после завтрака, едва я успел переодеться в униформу и протереть влажной тряпкой полы, явились на обследование дети. — Мистер Бирн, я воспитатель, Луиза Торнтон, — немного наклонила голову весьма приятная на вид женщина лет сорока, — привела к вам дошкольников, как вы просили. — Здравствуйте, — я быстро глянул на ее руки, — миссис Торнтон, пожалуйста, заводите их по одному. Здесь уже были амбулаторные карты на всех жителей городка, я достал детский ящик и осмотрел всех детишек по очереди. Все они, все до единого были крепко сколоченные, щекастые, с хорошими рефлексами, веселые. Зубы у всех, конечно, в неприятном состоянии, но тут я уже не могу помочь. Судя по записям в картах, хронических заболеваний ни у кого не было. Даже странно. Двадцать с лишним детей — и все здоровы. В условиях отсутствия солнечного света и не самого здорового питания это просто поразительно. И я решил спросить, как же так получается. — Наши детки всегда хорошо и разнообразно кушают, — гордо ответила воспитатель, — и до совершеннолетия, пока они посещают дошкольную группу или уроки, их каждый день выводят на улицу, чтобы не менее получаса поиграли на свежем воздухе, если нет пыльной бури. Мне оставалось только похвалить. Когда-то один из моих предшественников сделал серьезное внушение, видимо, и это ощутимо идёт на пользу последующим поколениям. Школьников оказалось почти столько же, и они тоже были в хорошей форме. Юноши заметно мускулисты и широки в плечах, видимо, уже привлекают к физической работе. Девушки уже привыкли не поднимать глаз на мужчину, у парочки я обнаружил гематомы — у одной даже на лице. На мой вопрос она коротко ответила, что отец наказал, и я не стал лезть в это. Пусть сами варятся в своем дерьме, какое мне дело. После школьников принесли двух грудных младенцев. Один был довольно крупный для своих трёх месяцев, активный, а вот второй в свои полгода едва дотягивал до нормы, с трудом сидел и извивался, пытаясь ползать. — У меня почти пропало молоко, — призналась исхудавшая, бледная миссис Дерби, ещё весьма молодая девушка, — если что-то остаётся у Барбары, она кормит его, больше нечем, коровьим его тошнит. Я попросил ее пройти за ширму и раздеться до пояса, осмотрел грудь. Мягкая, соски истерзаны голодным ребенком, очевидно, что лактация снизилась, если не пропала совсем. И несколько гематом разной давности на торсе. — Откуда это? — прямо спросил я. — Муж сердится, что малыш слабый, — спокойно, почти безразлично сказала она. Невыносимо! За норму это принимают! Ох, мать твою, как же я не хочу здесь находиться! Спокойно, спокойно, этику ещё никто не отменял, да и разобраться с ситуацией ещё можно. — Пейте больше жидкости, — сухо посоветовал я, садясь за стол и записывая рекомендации на листке, — сами пейте больше молока, хорошо питайтесь, вам тоже нужно набрать вес, иначе молоко пропадет совсем, — я бы посоветовал уменьшить количество стресса в жизни, но куда уж ей, — ребенку предлагайте в небольших количествах воду, сначала давайте грудь, а потом немного мясного пюре, перетертые каши. Чаще держите его на руках, это стимулирует лактацию. И приходите через три дня, посмотрим на результаты. Тихое, забитое, бессловесное существо ушло, унесло свое дитя на руках. Я прикрыл лицо ладонью. Как же жаль. Статные, привлекательные женщины, девушки тоже хорошенькие — за что им такая жизнь? Как можно терпеть? Религия велит или воспитание? — Доктор, можно? — окликнули от двери. — Да, конечно, проходите, — я встал, приветствуя очередную пациентку. Пришла очередь беременных горожанок. Самый большой срок, тридцать восемь недель, был у взрослой, опытной в материнстве женщины, она мне все подробно рассказала, пообещала даже, что позовет, если не сможет быстро родить сама. Видимо, после трёх родов она, в самом деле, лучше меня знает, как это правильно делается. Расправившись со всеми, я просто рухнул на кушетку и закрыл глаза. Полсотни пациентов за день. Кажется, я умер в процессе. И в который раз пожалел, что сперва поступил на общее лечебное дело. Там готовят самых универсальных специалистов, чтобы были педиатрами, терапевтами, травматологами и хирургами в одном флаконе, обучение было очень жёстким. Я хотел вернуться в родной город, тоже небольшой, и работать там, в единственной больнице. Там все были универсалами, да и персонала-то было десять человек. Но на курсе хирургии преподаватели отметили мои руки, умение обращаться с инструментами, хладнокровие, и предложили перепрофилироваться в хирурга. В процессе и вовсе перевели на кардиохирургию — высочайший комплимент, который ещё нужно будет оправдать. Но из-за первой части обучения стажировка у меня именно общего характера. Зато бесплатная. Всего тридцать дней, подумаешь! Будет не так и трудно, просто много пациентов на осмотр. Наверное, уже рабочий день подходит к концу, скоро будет ужин. Так хочется просто лечь и вырубиться... — Док, вы закончили на сегодня? — я не ожидал услышать голос мэра, поэтому подскочил. Хотел было бросить взгляд на часы, но усилием воли переборол это желание. Здесь у меня нет нерабочего времени. — Что-то случилось? — одернув рукава, я подошёл к столу. Кажется, никакой паники, никто кровью не истекает, можно не напрягаться. — Один из наших авантюристов хотел к вам на прием попасть, — замялся мистер Майерс. Я приподнял брови, не понимая, в чем проблема, — он... Понимаете... Из этих, — я в вежливом недоумении поднял брови ещё выше, — из педиков, — с отвращением выдавил мэр, — если не захотите марать руки, я его прогоню, у него ничего серьезного. Кто бы мог подумать, что тут найдется гей. Даже странно. Но, судя по выражению лица этого мудака, бедного парня тут не жалуют. — Меня не волнует личная жизнь пациентов, мистер Майерс, — ровно сказал я, — пожалуйста, пригласите раненого. — Спасибо за лестную рекомендацию, Шон, — язвительно хмыкнул из коридора глубокий низкий голос. Выпустив мэра, обладатель сочного баса показался мне на глаза, и я сразу взял назад свое снисходительное "парень", — может, я сперва помоюсь, док? Он выразительно окинул взглядом сверкающий чистотой пол. Да, одежда, смахивающая на военную форму, вся в пыли, ботинки в засохшей грязи, мне бы не хотелось потом это отмывать. — Какое у вас ранение? — сглотнув, я сам подошёл к нему. Здоровенный и широкоплечий мужик, но не как коренастые местные шахтеры, более изящный и высокий. Загорелый, волосы светлые, глаза такие красивые, ледяные почти, серо-голубые. И черты лица волевые, резкие, черт, какой притягательный персонаж. — Плечо разодрал пару дней назад, — он похлопал себя по куртке, — кажется, воспаляется. Если он сейчас тут начнет раздеваться, я умру. Растекусь по кафелю лужицей, растаяв от его жара. Подумать только, какой же мужик! — Постарайтесь, чтобы в рану не попадали химические средства, я подожду вас, — пробормотал я, отворачиваясь. Ох, мать твою... Дело приобретает неоднозначный поворот, очень неоднозначный. Может, мне с ним пофлиртовать? А если у него есть партнёр? Или я окажусь не в его вкусе и просто зря выдам свою... Ну, не тайну, но я ведь не хотел афишировать. Я так и не смог решить, что делать, выбрал действовать по ситуации. Не знаю, каким образом, но, если он даст понять, что я ему нравлюсь... То что? Есть ли смысл вообще что-то начинать, раз уж я тут на месяц? С другой стороны, упустить шанс жить этот месяц не на одной мастурбации было бы глупо. Мы ведь можем просто заниматься сексом в свое удовольствие, верно? Без обещаний и обязательств. Когда в дверь постучали, я уже был твердо уверен, что возможность использую, если таковая подвернется. Авантюрист явился свежий, бодрый, выбритый и причесанный, снова в одежде военного образца, но уже не такой мешковатой. Футболка красноречиво обтягивала мощную грудь, талия достаточно тонкая, ноги длинные. Да что же это такое... Я предложил ему сесть, подкатил столик, чтобы он мог удобно положить на него руку, принес напольную лампу. Смочив старую и пропыленную повязку, сделанную из куска светлой ткани, я аккуратно разрезал и снял ее. Все, чтобы не поднимать глаза на это воплощение мужественности. — Леонхард Вайсс, — практически пророкотал пациент, у меня неуместно задрожали колени, — можно просто Леон. — Доктор Тимоти Бирн, — представился в ответ я, отошёл к шкафчику. Обработав руки раствором антисептика, я вернулся с флаконом и перевязочным к столику. Края глубокой резаной раны разошлись, покраснели, но кровотечения нет, отделяемого тоже. Протерев кожу вокруг раны, я наклонился ниже, чтобы осмотреть более детально. — Надолго вы к нам? — снова применил голосовые складки мистер Вайсс. Вот нельзя помолчать, пока я работаю? Как думать, если все мозги из головы в головку утекают? — На месяц, — ответил я, мягко пальпируя края раны, чтобы убедиться, что гноя нет, — больно? — Не критично, — спокойно отозвался пациент. Рана, конечно, контаминирована, это безусловно, но не загрязнена, не инфицирована, нет посторонних предметов. Значит, просто наложу швы с дренажом, в очистке нет необходимости. Но нужно будет проверить через пару дней, не было ли скрытого инфекционного процесса. Подготовив два комплекта инструментов, я сделал инъекцию местного анестетика, разместил все так, чтобы лежало под руками, потому что без ассистента мне немного непривычно. Пациент абсолютно спокойно реагировал на иссечение раны, даже с любопытством наблюдал. Ну и хорошо, что не боится вида крови, хотя для его профессии это было бы странно. Заново обработав руки после гемостаза, я приступил к ушиванию. Уж что-что, а швы накладывать я люблю, это своеобразный способ успокоиться после операции, когда уже, по идее, все хорошо и все получилось. — Наш предыдущий доктор скобками все хреначил и биоклеем заливал, — усмехнулся Ле... Мистер Вайсс. — Тоже хороший вариант, когда нет времени, — я не мог не вступиться за коллегу, пусть даже не знаю его. Завершив обработку, я наложил повязку, убрал в сторонку все, что было использовано, чтобы потом стерилизовать, записал рекомендации по уходу за швом и решил, что, раз уж он здесь, можно провести осмотр. — Снимите футболку, пожалуйста, — попросил я, взял со стола стетофонендоскоп. Вообще-то, можно было бы попросить просто поднять ее, — жалобы на самочувствие? Я протянул руки, и он явно заметил, что разница в росте в полторы головы даёт о себе знать. — Здоров, — коротко ответил пациент, послушно наклоняя голову. Придерживая его за виски, я оценил состояние слизистых и кожи, отметил слегка расширенные зрачки, с помощью одноразового шпателя осмотрел ротовую полость, пальпировал точки выхода тройничного нерва и лимфоузлы, особенно расположенные близко к ране. От прикосновения холодного стетофонендоскопа к груди у пациента побежали мурашки по плечам. Я сглотнул, потому что его сердце отчётливо и откровенно барабанило мне в уши. — Простите за это, — смущённо буркнул мистер Вайсс, видимо, догадался, что я слышу. Ладно, это... Это уже похоже на шанс. Его тело, кажется, во мне или в моих прикосновениях вполне заинтересовано. И мое тоже, к слову, что уж там. Пришло время рискнуть и послать врачебную этику куда подальше, обратно в столицу. — Вот как, — я приложил всю ладонь к его груди. Не смотреть вниз, не смотреть вниз, не проверять! — Бля, док, — сквозь зубы выдал он, ухватил меня за запястье и отвёл руку от своей кожи. Ох, ну вот, значит, я неправильно его понял, черт, неловко, — не дразните льва, а, давайте без шуток. Ничего не пойму, я ему нравлюсь или нет? — Никаких шуток, — я, наконец, смог оторвать взгляд от его шикарных плотных мускулов, посмотрел на не менее притягательное лицо, — я абсолютно серьёзен. Мистер Вайсс растерялся. Что-то между нами слишком много недосказанности и тумана образовалось буквально за пару секунд. Он нерешительно отпустил меня, и я вернул ладонь на то же место. — Срань господня, наконец-то, — шепнул блондин, наклоняя голову и целуя меня. Я с удовольствием обнял его крепкие плечи, принимая глубокий, жадный и властный поцелуй. Сильные руки обхватили меня, едва ощутимо сжали, и это было так прекрасно, что я едва не застонал. Как мне нравятся такие мужчины — крупные, уверенные, мощные. Леон, да, теперь уже Леон подхватил меня, как пушинку, усадил на стол, ласково огладил бедро, скользнул большой ладонью по животу, так обещающе и горячо, что я заерзал. — Погоди, — вдруг пробормотал он, отстраняясь, я думал, ударю его от разочарования, — они начнут подозревать, если ты на ужин не придёшь. — Плевать, — фыркнул я, зарываясь пальцами в немного влажные светлые волосы. — Поверь, ты не захочешь того, что начнется, — усмехнулся мужчина, отстранился, — давай, иди, заодно я все нужное притащу. Ну вот и как его заставить? Никак. А ещё он прав, у меня смазка и презервативы засунуты куда-то глубоко в сумку, весь настрой растеряем, пока найду. — Требую не увиливать от тщательного медицинского осмотра, мистер Вайсс, — вздохнул я, отпуская его и соскальзывая со стола. — Обещаете, что с пристрастием, док? — так раскатисто мурлыкнул этим своим чувственным низким голосом, ну что за... — Только попробуй не прийти, — со стоном пригрозил я, ухватил его за локоть и потянул вниз. Тихо смеясь, Леон наклонил голову и ещё раз поцеловал меня, мягко и многообещающе. Он оделся и исчез с территории медицинского пункта. Я со вздохами переоделся, бросил униформу в сумку, чтобы потом найти, где постирать, а лучше — прокипятить, и потащился ужинать. Конечно же, кусок в горло не лез. Мэр с беспокойством спросил, не доставил ли мне хлопот этот авантюрист, я заверил, что все хорошо. Да, все реально хорошо. Лишь бы только он меня не провел сегодня, а так — перспективы самые, кхм, радужные. Вернувшись в свою комнату, я решил, что неплохо бы быстренько сбегать в душ после целого дня на ногах. Потом, мучаясь ожиданием, нашел в сумке пакет со смазкой, презервативами и небольшим дилдо, который взял с расчетом на абсолютное гейское одиночество, убрал его в тумбочку, чтобы был под рукой. И вздрогнул, когда тихонько постучали прямо в дверь комнаты. На пороге стоял Леон. Чертов, мать его, атлет. Он поднял руку, демонстрируя, как пропуск, тюбик смазки и парочку упакованных резинок. Отлично, не варвар, трахающийся без защиты, уже хорошо. А то наслышан я о разгуле венерических заболеваний в таких удаленных городишках. — Ты же не против, что я планирую быть сверху? — уточнил он, сразу снимая футболку. — Я пассив, так что на это и рассчитывал, — пожав плечами, я замкнул дверь и тоже потянул с себя одежду, но блондин ухватил меня за запястья. Оказывается, только для того, чтобы самому задрать на мне тонкую кофту. Я даже дыхание затаил, потому что у него такие теплые и огрубевшие руки, такой мягкий это был жест. — Для справки, — негромко сказал он, целуя меня в шею, — я ужасно изголодавшийся, года три нормально не трахался, так что готовься, сегодня ты не спишь. — Все вы так говорите, — хмыкнул я, подставляясь. Видимо, за эти три года в нем накопилось немало нежности. Леон целовал меня, гладил, неторопливо раздевая. Опустился вдруг на колени и без объявления войны обхватил губами головку, я застонал и ухватил его за волосы. — Пре... Презерватив... — выдавил я, пытаясь его отстранить. Ещё не хватало вернуться со стажировки с инфекцией, засмеют! — Тогда и не целуй меня, — хмыкнул бессовестный засранец, коснулся мокрыми от смазки пальцами моего ануса, — тебя проверять должны были, мне заразиться негде, забей. Я должен был прервать этот незащищённый половой акт, выпроводить его к херам и пустить обратно только с результатами анализов. Этого требовал врач во мне. Но человек решил просто забить, как и посоветовали, потому что, в самом деле, мы уже порядком обменялись слюной. — Потом надень, — пробормотал я, упираясь ладонями ему в плечи и немного прогибая спину. Не слушая уже согласное мычание, я зажмурился. Он отсасывал увлеченно, мастерски, с удовольствием даже, неспешно растягивал меня, даже издевательски медленно. Ноги подгибались, и я полностью навалился на него, сжимая и перебирая приятные волосы. — Сколько пальцев хочешь? — проурчал Леон, широко и мокро лизнул мой живот. Боже, я просто хочу. Его длинные пальцы, его член, всего его — хочу уже поскорее. Но, если член у него соответствует пропорциям тела, торопиться не стоит. — Хотя бы три, — выдохнул я и прикусил губу, потому что мое пожелание тут же было исполнено, — скорее. У меня не было такого перерыва в сексе, о каком заявил партнёр, но почему-то казалось, что я просто умру, если сейчас же не буду выебан. Я даже не видел его, потому что закрыл глаза, но так сильно хотел именно его, что пальцы на ногах поджимались только от одной мысли о том, что он войдёт в меня. — Нормально? — хрипло уточнил Леон, когда три пальца скользили во мне уже вполне свободно. Я закивал, и он легко встал со мной на руках, уложил меня на кровать. Задержался на несколько секунд, чтобы торопливо вытряхнуться из остатков одежды, я успел подсунуть подушку под голову, чтобы потом не болела шея. Мужчина устроился на коленях между моих ног, ласково погладил по бёдрам, разводя их шире. Я придирчиво проверил, чтобы он надел презерватив, заодно убедился, что размером здоровяка природа не обделила. И хорошо. Пусть мне сейчас будет хорошо. Он начал медленно, бережно придерживал меня под поясницей, целовал. Как можно при такой брутальной внешности быть таким мягким в постели? Но мне нравится. Размеренные, мощные толчки легко выбивали из меня стоны, чертова кровать негромко и даже интимно поскрипывала от каждого движения. Цепляясь за широкие плечи, я жмурился и ловил губами беспорядочные поцелуи. Его тело было таким горячим, казалось, я плавлюсь, обжигающие ладони скользили по бокам, груди, потирали соски и дразняще проходились по ребрам. — Не хочешь посмотреть на меня? — вкрадчивый шепот на ухо заставил меня вздрогнуть и покрыться мурашками, казалось, с головы до ног. Открыв глаза, я посмотрел, снова оценивая внешность. Привлекательный, зараза, явно знает это. У него светлые, русого цвета брови и ресницы, так странно. — Твои белые ресницы сбивают мне кондицию, — проворчал я, чтобы не задумываться о его цветотипе, национальности и прочих ненужных сейчас вещах. Он тихо засмеялся, будто перекатывал этот низкий звук от горла, звучало великолепно. Я прижался губами к его шее, чтобы прочувствовать мягкую вибрацию, обнял его крепче. Леон поцеловал меня в плечо, скользнул кончиками пальцев по животу и ласково обхватил член. Видимо, собирается кончить, не хочет один — как благородно. Я позволил себе расслабиться, откинулся на подушку, запустил обе руки ему в волосы. Не прогадал, мне так хорошо. Он вжался в меня, требовательно целуя, резкими рывками бедер буквально выбил из меня оргазм, надрачивая в такт. И глухо зарычал, жмурясь и кончая сам. Лежать в его объятиях, даже частично под ним, теплым, тяжёлым и мускулистым, было замечательно приятно. Но куда же деть тот факт, что я так толком и не поужинал? Скоро начнет урчать в животе, раз уж я не только перестал волноваться, но ещё и проявил тягу к физической активности. — Не хочешь перекусить? — предложил я, осознавая, что это может быть очень не к месту. Может быть, ему хочется уйти. Или, наоборот, пообниматься и перевести дух. — Да, было бы неплохо, — одобрительно промычал блондин, зарывшись лицом мне в шею. Вообще, у меня есть с собой отличная заначка. И, может быть, я хотел посмаковать ее один, но там сыр, он не будет долго храниться. — Я привез вино и немного сыра, будешь? — ещё раз погладив его по волосам, я зашевелился, намекая, что хочу встать. — Серьезно, ты рассчитывал на свидания в этой дыре? — хмыкнул Леон, откатываясь к стене и подпирая голову кулаком. — Вообще-то, — скрестив руки на груди, я встал и снова осмотрел его. Хорош, однозначно, — на долгие одинокие вечера. Слушая негромкий смех, я достал из холодильника завёрнутый в вощеную бумагу мягкий сыр, флягу с вином. Пришлось перелить, я боялся, что бутылка разобьется, хоть она и из толстого стекла. Посуды у меня тут не нашлось, пришлось сунуть ноги в туфли и сходить за двумя лабораторными стаканами, они были даже запечатаны, совсем новые, так что я их просто ополоснул. — Господи, только не режь сыр окровавленным скальпелем! — расхохотался Леон, когда увидел, во что я собрался налить вино. Я фыркнул и осознал, что резать, вообще-то, нечем. — Подкинь мне штаны. Я подал ему одежду, и авантюрист в одном из карманов нашел складной нож. Я разлил напиток по импровизированным бокалам, он порезал круглую головку сыра на треугольнички, и мы чинно, мирно и даже немного романтично употребляли эти вкусности, полулёжа на кровати в голом виде. Прекрасный досуг, как по мне. — Нравится? — усмехнулся я, наблюдая, как мужчина смакует вино. Это мое любимое, красное полусухое, с фруктовыми нотами, свежее. И довольно дорогое, зараза. — А то, — он облизнул губы, закусил сыром, — тут в ходу напитки покрепче, вина и не достать. Да уж, не удивлен. Наверное, виски пьют или какие там ещё есть виды, я не разбираюсь. Я хотел налить себе ещё, но стакан у меня отобрали, безапелляционно отставили на тумбочку вместе со вторым и с остатками сыра. Кажется, второй раунд. В принципе, пора бы, согласен. Растягивать уже не было необходимости, но Леон все равно тщательно смазал меня, с очевидным удовольствием отсасывая. И я просто не мог отвести взгляда от этого эротичного зрелища. Оказалось, у него на спине большая татуировка, голова оскалившегося льва и текст, который я не мог разобрать вверх ногами. Как же красиво. — Любишь это дело, я смотрю, — голос слегка охрип, я сглотнул. Блондин лениво поднял на меня взгляд. Мутный от похоти, с расширенными зрачками, такой чувственный и развратный, что яйца поджались. — Соскучился по членам пиздец как, — сообщил он, широко проходясь языком по стволу, — и ты в моем вкусе, люблю чувствовать себя большим и сильным. Я хотел хмыкнуть, что с его-то телосложением это должно быть основное чувство в его жизни, но блондин перевернул меня на живот, поставил на колени и предупредительно потерся членом между ягодиц. Я предпочел заткнуться, потому что не до разговоров совсем. Второй раз для меня всегда ярче первого, все тело становится чувствительнее, так что первого проникновения я ждал с нетерпением. К дурацкому поскрипыванию пружин прибавились влажные шлепки кожи о кожу. И вот против них я ничего не имел, они меня всегда заводили. Леон склонился надо мной и ласково покусывал за загривок, крепко держал за бедра и совершенно безжалостно двигался. Захлебываясь стонами, я цеплялся за несчастную подушку и только старался прогнуть спину, чтобы лучше чувствовать его член. Чудесный, большой и горячий член, да, великолепно. Казалось, это длилось бесконечно, и я не хотел, чтобы это вообще когда-нибудь кончилось. — Ох, Тим, — прямо в ухо заурчал мужчина, погладил меня по груди, намеренно задевая соски, — ты так сладко стонешь, малыш. Я обреченно прикрыл глаза. Вот оно. Ну надо же было так филигранно попасть в мой долбанный фетиш. И он это почувствовал, изменил темп, протолкнул два пальца мне в рот. Чувствуя себя восхитительно беспомощным, я послушно обвел их языком. Он окружал меня, был везде, трахал меня, и я собирался сдаться. Кончив ему в кулак, я обессиленно свалился бы на кровать, но Леон придержал меня под животом, аккуратно опустил. И от рта руку убрал, мягко погладив по губам. Наверное, я всё-таки умер, был обвал, меня завалило, и этот шикарный мужик — плод моего агонизирующего сознания. — Знаешь, вот смотрю я на тебя сейчас, — он прервался на пару секунд, судя по звукам, завязывал презерватив, — и, кажется, если мы продолжим, я буду виноват во врачебных ошибках. — Я могу ещё! — вяло возмутился я. Мне бы полежать немного, воды попить — и ещё пару раундов я точно осилю. И нечего так снисходительно хихикать! — У тебя важная работа, нужно отдыхать, — снова подняв и встряхнув свои штаны, он нашел в одном из бесчисленных карманов пачку салфеток, перевернул меня, вытер мне живот и взялся одевать меня, начиная с белья, — здесь очень холодно, ночью можешь замёрзнуть, так что одевайся и укрывайся хорошо. — Пижама там, — я показал на шкафчик. Вообще-то, я не против заботы. Люблю, когда со мной мягко и, при этом, уверенно обращаются. А ему, видимо, было совсем не с кем повозиться, раз говорит, что соскучился по членам и сексу. И я буду рад за месяц собрать концентрат, очень даже хорошая перспектива. Если он вообще рассматривает, что мы ещё раз встретимся в компании презервативов. Леон помог мне одеться, плотно накрыл сразу двумя одеялами, взъерошил мне волосы на прощание. Оделся и ушел. Даже если все это было на один вечер — все равно мне нравится. И надо будет узнать, как и с какого языка переводится фраза "Er hatte das Herz eines Löwen", красующаяся подо львом у него на спине.