***
В кабинет Чилтона Еве заходить куда более неприятно, нежели ранее. Сон всё же оставил определённый отпечаток, словно он знал что-то больше, нежели сама Ева, и таким образом предупреждал. Она смотрит на свою лодыжку, спускается взором ближе к носку красных туфлей. Плавно выуживает и морщится, когда замечает стрелку. Нечего тянуть. — Доктор Чилтон, я совершила обход, — несмело проскальзывает в кабинет Ли и едва слышно охает. Приглушённый свет, слабый свет свечей, острый запах специй и чуть-чуть пробивающийся — ромашек. Еву это пугает, она, признаться, даже отступает, готовясь к побегу, но глас Чилтона притормаживает её: — Вы вовремя, мисс Ли, — он встаёт из-за стола и указывает напротив себя — Присаживайтесь. Не бывает дней, когда Фредерик Чилтон выглядит дурно, когда что-то на нём сидит как-то криво или что-то чересчур не к месту. Однако сегодня что-то особенное исходит от него, хотя Ли кажется, что она видит сей костюм Фредерика далеко не в первый раз, что и остальное, впрочем, не есть новинкой в его образе. Ничего незнакомого, нечего бояться. — Чего Вы хотите, доктор? — спрашивает она, через силу преодолевая расстояние между ними. — Съедобно поужинать и выпить, — улыбается Фредерик. — А если серьёзно, то хочу разделить мой сегодняшний ужин с Вами, так как всегда, когда я Вас нечаянно ловлю и прошу о совместном времяпровождении, у Вас никак не найдётся для меня времени. Скажи, Ева, разве я тебя загружаю работой? Ли морщится, усаживаясь на указанное место. Кажется, он впервые назвал её по имени. Хах, какой резкий скачок в их отношениях! Он что-то явно задумал. — Нечаянно — неправильное слово, — замечает Ева, игнорируя вопрос, и набирается смелости, дабы посмотреть боссу в глаза. Чилтон ухмыляется и принимается разливать вино по бокалам. — Да ну? — после недолгого молчания говорит он. Теперь настаёт очередь Евы ухмыляться. Она не знает много, но достаточно, дабы поставить в неловкое положение. — Как давно ты увлекаешься мотоциклами, Фредерик? — Ли берёт в руки бокал и тотчас делает небольшой глоток. Хотя Фредерик не из тех, кого смутить как два пальца об асфальт. И Ева — как никто — должна об этом знать, но она только учится пользоваться нежелательной информацией в правильном русле. — Всё-таки ты заметила, — причмокнув, Чилтон и сам вскоре садится на место. — Ты внимательнее, чем кажешься. Он двигает к ней тарелку — китайская кухня, подсказывает ей чуйка. Ли же даже не планирует к ней притрагиваться. — Не делай из себя всезамечающего, — она делает ещё один глоток, куда более смелый. — То, какая я на работе, — не значит, что я такая на самом деле. Ты много чего обо мне не знаешь. — Мне повезло с тобой видеться и вне работы, — пытаясь сдержаться от агрессии, замечает Фредерик. — Сегодня, кажись, ты просто не в духе. В конце концов, Ева не сдерживается и переспрашивает, впиваясь глазами в напряжённое лицо: — Повторюсь: прошу, скажи мне, чего ты от меня хочешь? Чилтон не тянет с ответом. Откидывается на спинку кресла, складывает пред собою руки в замок и протягивает, едва ли не пропевает: — Твоё сердце, Ева. Ли будто бьют в грудь — воздух мигом ошеломляющим потоком покидают её лёгкие. Она вспоминает тот сон, вспоминает, как выглядит её сердце, вспоминает, как жадно поглощал его Фредерик. Он пил кровь, как сейчас пьёт вино; он пугал её точно так же, как сейчас. Ева не может стать сильнее в это самое мгновение, не может явить всю свою ярость и желание избавиться от его внимания, что приносит дискомфорт, единственное, что соскакивает с её языка, — это малая доза яда, которая обжигает, в первую очередь, её же сердце: — Мне всегда казалось, что мозгоправам больше по вкусу мозг. Чилтон позволяет себе не рассмеяться, но не так, словно ему действительно потешно или как-то забавно от слов Ли. — Объект взаимного обожания легче изучить, — делится деловито Фредерик. — Неправда. И Ева не знает, на что ею было сказано «неправда»: либо в ответ на само наблюдение, либо на скользкий намёк Чилтона, что она внутри безмерно его обожает. — Тебе ли знать об этом? — В любимом человеке ты не найдёшь столько недостатков, сколько в том, кого ты ненавидишь. «Чванливый, невыносимый, грубый, язвительный, жестокий!..» — Тогда расскажи мне о моих недостатках, будет весьма любопытно послушать, — подаётся вперёд Чилтон и ищет заранее ответ в глазах Евы, которые она поспешно отводит. — Я тебя не ненавижу, Фредерик. — А конкретнее? Ли задерживает дыхание. Закрывает глаза. О боже! Если… если она действительно это скажет, прямо в лицо… её убьют? Так же вырвут сердце? Съедят его на глазах? — Я просто тебя не люблю, — вырывается из самой груди, и Ева вскакивает на ноги, чтобы наконец вырваться из этого плена. Чилтон ошарашен. Но он успевает за Евой, да вот только не чтобы схватить и притянуть к себе, а прокричать жалко и горестно для самой Ли: — Т-ты не можешь просто так размазывать, как букашку! Моё достоинство! Я тебя уволю, слышишь?! Она исчезает в коридоре, оставив невыносимый шлейф духов, что прожигают лёгкие насквозь. — Ева, вернись сейчас же! — в последний раз кричит Фредерик и ударяет рукой по двери, после чего возвращается в кабинет и стремительно бежит к вазе с ромашками, дабы обронить её на пол и, проигнорировав режущий треск, растоптать эти жалкие цветочки, — хах, как и она растоптала его, мать твою, гордость! Жалкие-жалкие сорняки!.. Но которые, несмотря ни на что, так любит Ева Ли.3. Обглоданное сердце
14 февраля 2022 г. в 00:00
Примечания:
Любви вам 💓
У Евы никогда не имелось проблем со сном. Да и ныне их нет: пусть даже если и беспокоят кошмары, то до жалости редко. Хотя про себя Ли признаётся, что многие из них богаты на красочность и остроту ощущений, ибо любое ранение, любая эмоция ощущаются как наяву.
Этой ночью Еве снится действительно ужасающая картина, что приносит Ли такие впечатления, которые, кажется, она не испытывала никогда либо же очень давно.
Пожалуй, одно из самых пугающих в нём — тьма, поедающая органы прямо изнутри, они как будто сужаются под таким резким наплывом густой черноты.
Ева не видит, а, собственно, не может защититься, не знает, чего бояться и чего ждать. Возможно, так даже лучше; она словно действительно спит, а дивные звуки, касания её груди — всего-навсего кот, который взбирается на неё. Неугомонный, неугомонный кот… Ли проснётся и обязательно прогонит его. Только вот она не умеет самостоятельно прерывать сны, она — их слаботелый заложник.
Ева пытается двинуться с места, но тело отныне не под её контролем. Руки, такие напористые и навязчивые, хватаются за её тело, сжимают, не дают и рыпнуться — заявить, что так бесцеремонно относится к Еве непозволительно!
Свет. Резкий и такой же напористый, как и чужие ладони.
Ли отпускает голову и ужасается: нагая грудь, что страшнее — не похожа на грудь человека живого. Она едва ли не разорвана.
— Фредерик! — кричит, нет, верещит Ева, когда сама понимает, что она не может кричать — таков закон кошмаров.
Ей ни капельки не больно, но до рвонтых позывов мерзко: её босс сидел прямо напротив неё на кожаном, мать его, кресле, пока она каким-то чудным образом возвышалась над ним, не стоя на ногах, а витая в воздухе, и наблюдает, как Чилтон роется в её груди, словно выполняет долг кардиохирурга.
Стыд, непонимание, страх — смертельный коктейль, но который никак не желает прекратить страдания Евы. Она даже не может пустить скупую слезу, глаза тоже перестали подчиняться ей.
— Я так тебя люблю… так ведь… люблю, — в бреду бормочет Фредерик и наконец запускает руку в грудь.
Ли резко выдыхает: она сквозь пелену крепкого сна чувствует, как её лишают чего-то особенно важного, чёрт побери, едва ли не единого важного органа наравне с мозгом, которым она пользуется реже в некоторых смыслах.
И Чилтон достаёт его, как трофей; подносит ко рту, пред этим одарив неимоверно приводящим в страх зелёным отблеском.
Треск.
Вот, как звучит сердце, которое беспощадно разрывают зубами?
Тр-р-реск!..
Ли наконец просыпается.
Она впервые искренне рада будильнику.