Way back home [сборник]

Новый коллега с непроизносимой фамилией, темная макушка которого величественно возвышается над тонким монитором напротив, надо признаться, находится целиком и полностью во вкусе Мью. Из-за этого неожиданного стечения обстоятельств начинает страдать продуктивность: кто будет выполнять свои непосредственные рабочие обязанности, если каждые минут десять (а то и чаще) можно незаметно пялиться на симпатичного молодого парня, сидящего на расстоянии вытянутой руки? Мью, отвлеченный от открытых на компьютере документов, с замиранием сердца подмечает, как хмурятся брови Галфа, если тот сталкивается с какой-то трудновыполнимой задачей, прекращая щелкать мышкой и стучать по клавиатуре. Он не упускает из вида, как Галф наклоняется к монитору поближе, увлеченный своими рабочими процессами, как его макушка под тяжестью очередного «нужно срочно сделать это ДО обеда» опускается все ниже, едва ли не полностью исчезая за черным пластиковым корпусом. На обозрении остаются пару черных прядей, загнувшихся в противоположную от укладки сторону. С каждым новым днем, что Мью пялится на коллегу, а потом смущенно отводит взгляд, если Галф поднимает голову и улыбается ему, внутри все активнее размножаются насекомые: бабочки и прочие маленькие существа, вызывающие щекотку в желудке и за его пределами. Мью, как ответственный старший коллега, помогает Галфу освоиться: советами, поддержкой, подсказками, как быть с залагавшей программой, а во время обеденного перерыва разбавляет атмосферу беседами на отвлеченные темы. Возможно, эта опека выходит из-под контроля. Галф мягко отказывается от предложений поделиться частью своих обязанностей и утверждает, что все в порядке, что он чувствует себя комфортно и в состоянии приступить к полноценной нагрузке, как настоящий взрослый. В тишине их небольшого офиса, которая нарушается лишь унылым тиканьем часов, клацаньем мышки и рассинхронным стуком клавиатуры, Мью довольно хорошо слышит, как Галф бормочет себе под нос, откидываясь на спинку своего стула: «пф, уф, кх» и прочие умилительные звуки словно дергают за какие-то невидимые ниточки, заставляя уголки губ приподняться в совершенно глупой и бессмысленной улыбке. Мью замечает в отражении экрана телефона свое идиотское выражение лица и тут же пытается расслабить мышцы, что упрямо сводит «судорогой» снова и снова, натягивая губы предательской дугой. Галф, заинтересованный этой возней, зачастую вздергивает подбородок, а его блестящие карие глаза любопытно прищуриваются, выглядывая из-под корпуса монитора — и Мью плывет (нет, конечно, в реальности он сидит задом на стуле, но это не мешает ему плыть в той, которая не имеет ничего общего с происходящим в одном душном офисе Бангкока). Мило. Мило. Мило. — Доброе утро. Я не знаю, пьешь ли ты кофе, но принес тебе тоже. На всякий случай, — однажды говорит Галф (он редко заводит разговоры первым, поэтому такие проявления внимания Мью считает своим личным достижением) и аккуратно ставит на край стола один из стаканчиков, над которым игриво клубится поднимающийся пар. По офису медленно распространяется соответствующий аромат, ассоциирующийся у большинства людей с солнечным утром и свежим выпуском газеты, который можно неторопливо читать за чашечкой свежеприготовленного кофе, откинувшись на спинку стула или устланной мягким пледом скамьи, перелистывая пальцами тонкие шуршащие страницы, оставляющие после себя характерную сухость на коже. — Мне показалось, что… Второй стаканчик Галф держит в руке и уносит к своему рабочему месту, снимая на ходу лямку сумки с плеча и продолжая рассказывать про необходимость повышения утреннего тонуса с помощью самого элементарного способа в двадцать первом веке — кофеина. Пару капелек выплескивается на его худые пальцы, пока он занимает привычное место напротив и отработанным прошедшими неделями движением тянется к кнопке питания на системнике — тот сразу же мягко урчит в ответ, словно соскучившийся по своему недобросовестному хозяину кот. Мью начинает пить и любить кофе с этой самой секунды этого самого дня, но Галфу ведь необязательно знать такие подробности его личной жизни и предпочтений? Отказываться и обижать Галфа не хочется: Мью наконец отмирает, прекращая пялиться на светящееся в лучах утреннего солнца лицо, тянет пальцы к неожиданному подарку (нет, это вовсе не завуалированная попытка подлизаться к старшему коллеге), подносит стакан к губам, принюхивается — пахнет действительно ароматно и насыщенно — и делает первый легкий глоточек, сопровождающийся довольным «м-м-м» и румянцем на чужих щеках. Смущенный Галф, пытающийся взять под контроль кровообращение, придающее ушам заметный красный оттенок — это само очарование. Похожие эмоции и чувства у Мью вызывает лишь Чоппер — любимый маленький шпиц, терпеливо ждущий дома. Ладно, может, его «м-м-м» имело слишком сильную положительную эмоциональную окраску. Мью всегда хотел стать космонавтом, а потом — актером, поэтому в его слегка преувеличенных реакциях нет ничего странного. К тому же, они нравятся Галфу: на симпатичном лице появляется широкая и радостная улыбка, превращающая глаза в узенькие полумесяцы. А в груди Мью сильно-сильно бьется сердце — наивное и отчаянное, — в перерывах между лихорадочными сокращениями болезненно сжимаясь, замирая на несколько мгновений. Это ненормально, бессмысленно, нелепо, абсурдно и, что немаловажно, нарушает трудовую этику… Но Мью ничего не может с собой поделать, заливая проснувшийся внутри голод по тактильности и романтическим отношениям горьковатым кофе, бодрящим не столько мозг, сколько наводящим беспорядок в работе сердечно-сосудистой системы. Галф изредка поглядывает в его сторону, пытаясь заметить на спокойном лице малейшие признаки неприязни или вынужденного смирения: вдруг Мью ненавидит кофе, но стесняется сказать об этом? Однако, не обнаружив ничего схожего с отвращением, что показательно надламывает линию губ, успокаивается и откидывается на спинку стула, пока на компьютере открываются все необходимые программы. Прошлым коллегой был тучный мужчина под пятьдесят, с которым они здоровались, прощались и обсуждали сугубо рабочие моменты — дружеской атмосферой в офисе и не пахло (только ужасно вонючей домашней едой, которую мужчина ежедневно приносил с собой, чтобы не обижать жену, поэтому Мью каждый раз убегал обедать в ближайшие кафе или фудкорты). А еще у него была дурацкая манера неодобрительно смотреть на аксессуары и — в особенности — болтающуюся в ухе сережку, качать головой и вздыхать, когда Мью крутил кольцо на большом или указательном пальце, задумавшись о чем-то своем, личном. Появление Галфа привнесло в унылые будни тот недостающий комфорт, звонкий смех, который, наверняка, слышно за дверью проходящим мимо людям, и улыбки, в несколько раз приумножило желание ходить на работу и радоваться всяким мелочам, зачастую остающимся в тени навалившихся на плечи проблем, нервов и усталости. Галф же с каким-то трепетом во взгляде наблюдал за перемещениями колец на длинных пальцах, краснел, прекращал стучать клавиатурой и смущенно опускал взгляд, стоило им посмотреть друг на друга в этот интимный момент. Галф даже сделал комплимент сережке и сказал, что однажды тоже хотел бы проколоть уши или еще что-нибудь. Фантазии Мью в тот вечер заиграли новыми красками. Отсутствие других коллег поблизости, а еще необходимость сотрудничать напрямую приводят к тому, что Мью начинает переписываться с Галфом не только в корпоративном чате (ну и что, что их всего двое, для решения глобальных проблем у них есть другой — на целый отдел). Они могут сидеть в абсолютной тишине, но разговаривать в лайне обо всякой ерунде, не связанной с работой и ее нависающими над макушкой суровыми дедлайнами. Начальство за такое по головке не погладит, но Мью слишком хорошо себя зарекомендовал — сможет защитить своего… Коллегу от возможных трудностей. Мью любит отвлечься от заполнения очередной огромной таблицы, открыть окошко чата и написать сидящему напротив Галфу первую пришедшую в голову мысль, ответ на которую обязательно придет спустя один брошенный через монитор взгляд — ты уверен, что сейчас время и место обсуждать сериал или новости? — и несколько секунд быстрого стука по клавиатуре. Почему бы, собственно, и нет? M: Перестань хмуриться. Морщинки появятся, тебе ведь только 23! G: Спасибо за заботу. Я бы с удовольствием, если бы начальство не скидывало на нас часть своей работы. M: У меня есть «M&M's». Хочешь? G: Ты веришь, что сладкое поднимает настроение? M: Не знаю. Но парочку лишних калорий прибавляет уж точно. Мью с грустью вспоминает о состоянии своего пресса и намерениях вновь записаться в спортзал: его вечно что-то отвлекает. То желание проваляться дома все выходные, то период запойного просмотра любимых сериалов и фильмов под мороженое, то поездки к родителям, то отсутствие свободной «няньки» для Чоппера, то еще что-нибудь невероятно важное — например, доставка фигурок из ограниченной коллекции. Вселенская тоска, окрашивающая лицо бледным оттенком, сигнализирует поглядывающему со своего места Галфу о запуске негативных мыслительных процессов, которые необходимо обрубить на корню, иначе Мью вскоре начнет томно вздыхать каждые несколько минут, слишком быстро поглощая кислород и выделяя обратно воздух уже с примесью углекислого газа. — Что-то случилось? — в тишине помещения мягкий и чуть хриплый голос Галфа звучит неожиданно, но приятно, эффективно отвлекает от грустных размышлений, непрерывно жужжащих в пульсирующей черепной коробке. Мью прекращает щупать свой ставший более мягким живот через ткань рубашки и качает головой, морщась от болезненных ощущений в задеревеневших мышцах плеч и спины. Точно пора в спортзал. — Вспомнил кое-что. Все в порядке. — Ты, кстати, тоже не молодеешь. Не хмурься, — Галф усмехается и громко клацает мышкой, а Мью становится еще грустнее. Действительно, в свои тридцать он не молодеет, а стремительно двигается по направлению к ужасающей отметке «я унылый, уставший и скучный человек, оставьте меня в покое доживать оставшиеся годы». Кризис среднего возраста — это не шутки, а вполне реальная проблема. Поправочка: безнадежно влюбленный в своего коллегу унылый, уставший и скучный человек. Еще парочку лет назад Мью, особо не задумываясь, начал бы откровенно флиртовать с объектом своей симпатии, но сейчас, сидя напротив Галфа в их привычном и тихом офисе, он ощущает себя маленькой и глупой девочкой, которая верит в сказки про вечную любовь и принца на белом коне, что обязательно должен сделать первый шаг к их будущему неземному счастью. Дни сменяются неделями, а недели — месяцами, что приносят в город сезон дождей. Мью ненавидит носить зонтики, но все равно тянется к валяющемуся на сидении машины зонту, чтобы заскочить перед работой за свежими блинчиками с бананом, о которых недавно вскользь упомянул Галф. Это стало их традицией: удивлять друг друга едой и напитками, упомянутыми в разговорах. Поглядывая на наручные часы и маневрируя между толп людей с блинчиками и зонтиком в руках, Мью спешит к высокому офисному зданию, здоровается с охранником на контрольно-пропускном пункте и, наверное, выглядит, как окончательно поехавший от влюбленности придурок, когда чуть ли не вприпрыжку направляется к лифтам. Блинчики, осторожнее с блинчиками! Галф по утрам бывает тихим и сонным — это означает, что он читал или играл допоздна, поэтому не выспался перед очередным рабочим днем. Мью ставит на его стол контейнер из полистирола, замечает сбоку пачку разноцветных стикеров и, не удержавшись, пишет на розовом «Улыбнись! И приятного аппетита», аккуратно прижимая клейкую часть к крышке. Сердце испуганно бьется под ребрами, как только дверь открывается, а на пороге показывается он — грустный, промокший и недовольный, но успевший за минуту до официального начала смены. Какова вероятность того, что блинчики, из-за которых Мью сам чуть не опоздал, полетят в приоткрытое на проветривание окно? — Доброе утро, — Мью старается дышать ровно, чтоб не выдать потряхивающего пальцы детского волнения, и не пялиться на Галфа слишком пристально (по сути в этом помещении вообще смотреть некуда, если это не бьющий светом по глазам монитор или часть лица коллеги — преимущественно глаза и макушка). Но разве это возможно, когда Галф переводит взгляд на свой стол и контейнер с ярко-розовым стикером, улыбается и заметно расслабляет приподнятые вверх плечи, прищурившись и внимательно читая оторванное от крышки послание, словно там содержится отрывок из научного доклада? Мью стыдливо прячется, утыкается носом чуть ли не в теплую гладь монитора. Лишь бы не видеть, как Галф убирает записку в кармашек своей сумки, а потом садится за стол и приоткрывает контейнер, принюхиваясь к аромату свежих банановых блинчиков: — Если ты не голоден, можешь… — Спасибо. Я сегодня не успел позавтракать. Не слышал будильник. Мью собирается отчитать Галфа за такой безответственный подход к режиму и работе, но вдруг захлопывает рот и вспоминает себя, подолгу лежащего на кровати с телефоном в руке и пытающегося выбросить из головы рой неприятных мыслей: а что, если, а вдруг, а почему. Иногда он перечитывает милые моменты из их переписки, чтобы стало еще тоскливее и невыносимее — этот акт селфхарма доставляет какое-то изощренное удовольствие, ноющей болью отдающееся под изнывающим от тоски сердцем. Даже Чопперу не нравится такое унылое настроение ворочающегося в постели хозяина: он расстроенно фырчит, когда Мью в очередной раз случайно пихает его ногой, и спрыгивает с кровати, чтобы лечь спать в одну из своих мягких лежанок. Смотри, смотри, вы никогда не станете чем-то большим, чем коллеги и приятели, — говорит поганый внутренний голос, на который Мью хочет подать в суд. Разве он не должен быть на его стороне?! G: Я устал и больше не хочу ничего делать. M: Сейчас только полдень, Галф. G: И что? M: Тебе нужно больше спать и меньше играть в игры по ночам. G: Но я отдыхаю, пока играю! M: Сколько матчей ты сыграл, когда я ушел спать? G: Хм… Немного. Штук 5… M: Продолжай работать. G: Давай поговорим, а? Мью до зубного скрежета ненавидит свою слабость, когда Галф милейшим голосом, доносящимся из маленьких белых наушников, просит «ну давай еще разочек»: потому что он не в силах отказать этому наглому провокатору, который почему-то предпочитает играть не с друзьями, а с мягким и безвольным коллегой по работе. Мью с тоской смотрит на время в углу экрана и обреченно соглашается на новый матч под довольный вздох по ту сторону, автоматически нажимая пальцем на высветившуюся посреди экрана кнопку «принять». Каждый раз Мью знает, что пожалеет об этом утром, когда будет стоять перед зеркалом с щеткой во рту, моргая медленно-медленно и чувствуя трение мягкой шерсти в ногах, и подолгу залипать на одном месте во время прогулки с собакой. Чоппер не любит пассивный вид прогулок: ему нужно обязательно пометить вон тот столб и этот свежий угол, поэтому он своевольно тянет поводок в противоположную сторону — тогда щелчок рулетки приводит Мью в чувства. Ненадолго, правда. Дорога до работы помогает Мью окончательно проснуться, он, невольно задерживая дыхание, открывает дверь и входит в офис в приподнятом настроении — улыбающийся и мечтающий встретить там Галфа, чтобы побездельничать вместе до 9:00. M: Чья очередь идти за кофе? G: Твоя? M: Разве? Кое-кто обещал купить мне мороженое. G: Кхун’пи… Мне так лень… M: Ладно, маленький негодник. Скоро буду. Пользуешься моей добротой! G: Ты просто не можешь мне отказать. Я здесь ни при чем. M: Окей. Я запомнил: один латте и мороженое. Все мое. G: Ладно-ладно. Собираюсь. M: Хороший мальчик. Не забудь вкусняшки. Манера Галфа дразниться и называть его «Кхун’пи» изначально… Напрягала Мью и его бедный член, сиротливо жмущийся к ширинке. Теперь, закаленный временем и изменениями в тональности голоса Галфа, Мью привык к этому прозвищу и носит его с нескрываемой гордостью: да, он заботливый Кхун’пи для своего привлекательного мальчика. И безнадежно влюбленный придурок, по ночам мечтающий о смене курса в их дружеских отношениях. Желательно, конечно, взять направление южнее, куда периодически скользит широкая ладонь, привлекающая к себе внимание дорожками проступающих вен и кольцами на длинных пальцах. Мью тщательно подбирает аксессуары под одежду, чтобы выглядеть стильно: вдруг Галф из тех типов людей, которым важна внешность? Но, несмотря на все его усилия, дальше нелепого флирта в переписке не заходит, хотя пойманные взгляды и улыбки, которыми они обмениваются, намекают на присутствие чего-то большего. А еще намеки, которыми щедро делится Галф в лайне после пристального наблюдения за тем, как Мью приподнимается со стула, потягивается, разминая уставшие и ноющие мышцы, а потом элегантно снимает пиджак со своих широких плеч, чтоб повесить его на спинку. С повышенной температурой в офисе кондиционер почему-то не справляется, хотя раньше таких проблем с техникой не наблюдалось. Галф смотрит на грудные мышцы, подчеркнутые светлой или черной тканью (ему нравятся одинаково сильно оба варианта), сглатывает и опускает голову, обмахивая лицо ладонью, пока Мью занят расстегиванием манжет на рукавах. G: Классно выглядишь, тебе идет розовый. Мью перечитывает сообщение несколько раз, переводит взгляд в сторону Галфа, прячущегося за монитором, и чувствует, как стремительно краснеют щеки — почти в тон кремово-розовой атласной рубашки. Да, любовь к красивым и качественным вещам — это то, с чем Мью не может справиться на протяжении многих лет своей размеренной жизни. Выросший в обеспеченной семье, Мью всегда был окружен комфортом, который не превратил его в типичного избалованного болвана, прожигающего жизнь в клубах с безбашенными друзьями. Данный этап Мью прошел довольно быстро, едва преступив совершеннолетие: мама воспитывала его порядочным, целеустремленным и рассудительным человеком, за что Мью ей очень благодарен. Если бы не ее упорство, он бы вряд ли сейчас был здесь, занимался тем, что приносит удовольствие, и познакомился с притихшим на своем месте Галфом. К тому же, начальство все чаще заводит разговоры о повышении, к которому Мью пока не готов: вместе с этим повысится зона его ответственности, а, значит, свободного времени станет гораздо меньше, а головной боли — больше. Пока его все устраивает. Кремово-розовая атласная рубашка, в которой он пришел на работу и которая так сильно впечатлила Галфа — не последняя вещь в списке «ого, взрослому мужчине может нравиться…». Есть еще кое-что, о чем не знает никто, кроме родителей и парочки самых близких друзей: Мью питает страсть не только к милым (цветастым, мультяшным, мягким, «девчачьим») и — в противовес пижаме с авокадо — роскошным вещам, но и всевозможным коллекционным игрушкам и фигуркам. Галфу предстоит сделать много интересных открытий, если, конечно, он проявит чуточку интереса и инициативности, предложив потусить вместе на ближайших выходных. Мечтать ведь никто не запрещает? Вот Мью и мечтает, завернувшись в приятный наощупь лиловый плед, о романтичном свидании с цветами, вкусным ужином, томными улыбками, держаниями за руки и провожаниями до дома. Думает, фантазирует, представляет, а мысли, будто издеваясь, постепенно смещаются на запретную сторону — ту, где два человека быстро раздевают друг друга, беспорядочно целуются и — совершенно банально, как в фильмах — падают на кровать. Мью завистливо вздыхает двум обнимающимся на экране парням и лезет рукой в пижамные штаны, чтобы снять напряжение, долбящее внутренности, мозг и нервную систему, потому что взглядов, улыбок и намеков становится так много, что Мью иногда откровенно зависает, перечитывая сообщение Галфа несколько раз и пытаясь понять, что он имел в виду под тем или иным словом или обращением. Не получается, потому что Галф, бормочущий себе под нос о том, как он устал, хочет есть и домой, а не сидеть и работать в этот прекрасный день с такой потрясающей погодой (погода и правда классная, в такую бы гулять, широко улыбаться назло всем и переплетать пальцы, неспешно шагая по улицам родного города) — это целая необъяснимая вселенная со своими сложными чувствами, мыслями, переживаниями. Мью старательно разбирал эту стенку между ними — кирпичик за кирпичиком, — пока не уперся лбом в еще одну, называемую «френдзоной». Иначе как объяснить тот факт, что Галф не реагирует на очередной сюрприз в виде сладостей кханом том? На сообщение из разряда «у меня нет планов на эти выходные, так скучно…»? На комплимент новой стрижке? На подобные мелочи он отвечает «спасибо» и милой улыбкой, от которой еще больнее тянет под отчаявшимся сердцем. G: Я видел твои носки с пришельцами. Они милые. M: Правда? G: Тебе нужно носить их почаще. M: Почему? G: Ты выглядишь таким… Серьезным и взрослым. А потом я замечаю твои носки… M: И?.. G: Не верится, что я младше. 555 Мью проклинает себя и свою забывчивость, что вынудила надеть на работу фиолетовые носки с милым пришельцем, показывающим жест «peace», и нервно дергает ногой под столом. Как Галф вообще умудрился заметить?.. Более того, это ужасно стыдно: разве могут у взрослого мужчины закончиться чистые вещи (ладно, это всего лишь носки, а носки имеют свойство исчезать в неизвестном направлении, неудивительно, если ночью их похищают инопланетяне) посреди рабочей недели? Мью не страдал провалами в памяти, всегда держал важную информацию в своем внутреннем ежедневнике, но в последнее время он становится рассеянным, слишком эмоциональным и чувствительным: может расплакаться из-за грустной истории про животных, из-за смерти одного из главных героев в фильме или сериале, из-за последнего пакетика чая в упаковке — список продолжается бесконечно, как и границы обострившейся сентиментальности. Отвратительно. Подобные периоды Мью всегда старался избегать и отвлекаться на друзей, Чоппера, работу, увлечения, но сейчас его магнитом тянет лишь к одному человеку, который, ничего не подозревая, жует окрашенный желтым пищевым красителем кханом том — последний сладкий шарик, оставшийся в ящике его рабочего стола. Галф его голодный взгляд, видимо, истолковывает по-своему, весь как-то вытягивается, величественно выглядывая над монитором: — О, я забыл, у меня для тебя тоже есть кое-что. Мью с любопытством смотрит туда, где шевелятся провода его монитора — Галф протягивает через них небольшой прозрачный контейнер, в котором виднеются несколько разноцветных «цветочков» — кханом чан. С религиозной точки зрения Мью впечатлен, с романтической — приятно удивлен, а физической — сочувствует своему исчезающему под слоем жирка прессу, но с запоздалым благодарным кивком забирает контейнер. Пальцы задевают на дне что-то, похожее на кусочек бумаги, а Галф резко встает — колесики его стула громко скрипят по полу — и выходит из кабинета, бормоча что-то про «скоро вернусь, живот прихватило». У Мью трясутся руки, когда он переворачивает контейнер, чтобы прочитать короткую, но такую значимую записку: «Ты мне нравишься». А на телефон чуть позже приходит сообщение: G: Пойдем на свидание сегодня? Погода отличная, ты — тоже супер, что скажешь? *** — Расслабься, — шепчет прижимающийся сзади Галф на ухо, поглаживая подрагивающими и чуть влажными ладонями напрягшийся торс через ткань безразмерной черной футболки: медленно ведет руками вверх до начала грудных мышц, которые подпрыгивают от касания, а потом обратно — вдавливает пальцы в дрогнувшую плоть ниже пупка, замирая на этой опасной территории и проверяя реакцию. С намеком оттянуть резинку спортивных штанов он пока не решается. Мью с удовольствием бы расслабился, если бы его, во-первых, не склоняли к кровати, во-вторых — не обнимали сзади в столь интимной манере и горячо не выдыхали на чувствительные места за ухом и рядом с линией роста волос. Эти короткие волоски ниже, что Мью зачастую сбривает в барбершопах (сейчас не было свободного времени и желания), побуждают внутри Галфа что-то первобытное, отчаянное, смелое, поэтому он ведет кончиком носа туда, ощущая, как они загибаются, мнутся от прикосновений, и неосознанно вдавливает пальцы в поджавшийся живот сильнее, с открытой жадностью наполняя легкие уже ставшим знакомым запахом. От Мью всегда приятно пахнет: это стоящий на одной из полок лаконичный, но удивительный Bleu de Chanel — мягкий и обволакивающий аромат, который идеально сидит на его коже, с естественным течением времени раскрывая свою настоящую мужскую пряность и мускусность. Галф громко и глубоко дышит, но не может надышаться, улавливает едва ощутимые нотки цитруса, смешанные с мятой и перцем, которые уступают другим, более серьезным — пряности имбиря, мускатному ореху, освежающему жасмину. Этот удивительный коктейль ароматов, словно садящееся солнце, раскрывается постепенно, разбавляя дневную ясность каплей вечерней таинственности: пачули, белый мускус, кедр, сандал создают основу удивительного оттенка — мужского, привлекательного, завораживающего. Таким хочется дышать вместо воздуха, глубоко зарывшись в это теплое местечко носом. Мью удивительный в своей необычности: он нежный, мягкий, заботливый, но одновременно с этим — сильный, самодостаточный. Он может носить носки с пришельцами (сегодня же его выбор пал на белые носки с изображениями суши) под темными классическими брюками, розовые джемперы и рубашки под кожаной курткой или пиджаком. Он может плакать над романтическим фильмом (да, Галфу пришлось бежать за салфетками и помогать ему вытереть лицо), а потом безжалостно убивать противников в мобильной игре, комментируя действия «так вам и надо» или «нечего лезть к моему парню». Он может смотреть в глаза с такой преданностью и любовью, что сердце под ребрами разбухнет, создавая неприятное давление на другие внутренние органы, но смущаться от честных комплиментов (Галф до сих пор помнит, как Мью резко замолчал после его «ты такой горячий, когда ведешь машину», хотя до этого увлеченно рассказывал забавную историю про Чоппера) и отводить взгляд после долгого и мокрого прощального поцелуя на парковке. Он может принести цветы на работу, подарить их Галфу и спокойно заниматься делами, пока Галф мучается от эмоций и чувств, которым нет выхода. Не в стенах их офиса, разумеется. Вообще-то Галф задержался в вечер пятницы под предлогом «посмотреть фигурки», но что-то пошло не так: теперь они валяются на кровати, шуршат чистым постельным бельем и смотрят друг на друга — оба смущенные, но предельно счастливые. Мью готов разрыдаться от волнения, облегчения и всепоглощающей влюбленности, что ломит суставы: объект сильной романтической и сексуальной привязанности широко улыбается, его уши краснеют, а глаза блестят в полумраке спальни — теплые, красивые, манящие. Такие близкие. Какой же Галф невероятный, смелый, красивый… Мью, перебираясь пальцами к растрепавшимся темным волосам, кусает нижнюю губу, что тут же привлекает внимание подставляющегося под приятные поглаживания Галфа — и они оба нелепо усмехаются, как будто не знают, стоит ли что-то делать дальше. Если да — то что именно? Шелковые локоны рассыпаются в ладони, Мью прикрывает глаза и наслаждается тяжестью чужого тела, давящего сверху — в этом неоднозначном положении, вопреки всем закрепившимся образам про «сильного и независимого», он чувствует себя реально любимым, нужным, желанным. И достаточно слабым морально, чтобы отказать Галфу, если тот вдруг предложит перейти на новый уровень интимных отношений прикосновением ниже пояса и поцелуем под косточками ключиц. Мью вдруг вспоминает о своей игрушке, надежно спрятанной в коробке, неудержимо краснеет до кончиков ушей, возится под Галфом и громко вздыхает от противоречивых эмоций. Прошло несколько недель с их первого свидания. Несколько недель неловких прикосновений, держаний за руки и поцелуев в щеки, нос, лоб и, наконец, губы — в салоне машины перед чьим-нибудь домом. Галф первым инициировал свидание с помощью сладостей, первым наклонился за поцелуем и первым засунул язык в рот Мью, потому что Мью, несмотря на возраст и печальный опыт прошлого, слишком боялся давить на него и сделать «что-то не так». После откровенного разговора с Галфом и «глупый, ты никогда не сделаешь что-то не так» Мью немного успокоился, но… Внутри все еще присутствует этот детский иррациональный страх: вдруг Галфу тоже не понравится, вдруг он не захочет, вдруг ему вообще нужно другое. Видимо, Галф не собирается смотреть впечатляющую коллекцию фигурок, ради которых принял решение задержаться еще ненадолго: он рвано выдыхает куда-то под ухом, посылая по коже табун предательских мурашек, и трется носом рядом с дернувшимся кадыком, будто знакомится, привыкает к запаху чужого тела, но не переходит границу — не высовывает язык и не задевает нежную кожу, отвыкшую от подобной ласки, зубами. Все происходит медленно, осторожно, но так сладко, что в какой-то момент Мью теряется в приятной неге, что заполняет будто полые кости, выгибается и самозабвенно подставляет шею, безмолвно вопрошая Галфа оставить на ней еще пару мягких поцелуев, лаская не только губами, но и своим дыханием. Количество стимулов, а еще их недвусмысленное горизонтальное положение — верхом друг на друге — заставляют Мью нервничать, вздрагивать и тяжело дышать от одних лишь прикосновений к открытой коже шеи. Галф внимательно прислушивается к ритму его дыхания, ощущает биение сердца под своей грудью и не пытается отодвинуться, вместо этого ныряя согнутым коленом между рефлекторно раздвинувшихся ног. Сережка в ухе блестит и маняще покачивается от малейших движений, Галф оставляет на мочке поцелуй, задевая прохладный материал украшения (что вызывает внутри диссонанс — Мью под ним такой горячий, что кожа под одеждой едва не плавится), и переходит к следующей зоне: тонким хрящикам, обдавая их жаром из приоткрытого рта, больше экспериментируя и смакуя момент, чем пытаясь завести. Они не обсуждали это. И Мью, упрямо жующий свою нижнюю губу, чтоб не издавать никаких постыдных звуков, большим комом стоящих в горле, не может не трястись: Галф прижимается к нему еще теснее, вплетается руками и ногами, создавая плотный и горячий кокон из их тел, приоткрывает пересохшие губы и легонько прихватывает кожу на шее, кидая заинтересованный взгляд вверх — на лицо, что становится все более румяным и привлекательным в этой борьбе между настоящими желаниями и какими-то глупыми предрассудками. Колено приятно давит и дразнит в промежности, не доставляя физического дискомфорта (Галф прекрасно понимает, поэтому контролирует силу нажима), а Мью все дальше уплывает от реальности, в которой его голову наводняет слишком много всяких необоснованных страхов и сомнений, попадая в ту, где нет места стыду и подростковой скованности. Там, за этой темной глубиной, остаются лишь окрыляющая свобода и влюбленность, вынуждающая раздвигать ноги шире, передавая таким незамысловатым способом откровенные сигналы своего распаленного тела — пожалуйста, не останавливайся. Но все исчезает так же неожиданно, как началось. Чоппер лает в другой комнате, из-за чего они оба вздрагивают и замирают, прекращая возиться на кровати в попытках принять наиболее комфортное положение. Мью испуганно распахивает глаза, когда Галф вместо того, чтоб оставлять на его шее мокрые поцелуи и мягкие укусы, прижимается к ней лбом и ощутимее наваливается сверху, прижимая всем своим весом к мягкой кровати. В голове лихорадочно жужжат надоедливые мысли, а под солнечным сплетением становится холодно, страшно, тяжело, кончики пальцев, что гладили изгиб спины, вмиг промерзают, в нерешительности останавливаясь на напряженных плечах. — А как же фигурки? — голос Мью тихий и хриплый из-за интимности атмосферы и нервов, ворочающихся в животе плотным клубком. Чоппер больше не лает, вероятно, отреагировав на посторонние шумы за пределами квартиры. Потяжелевшее дыхание вовсе спирает, стоит Галфу зашевелиться сверху, поднять голову, перестав принюхиваться к горячей шее, и медленно моргнуть, как будто он не понимает, о чем ему говорят. Но потом до него доходит: во взгляде появляется больше повседневной осмысленности, он поджимает губы и выглядит каким-то неуверенным, потерянным. Передумал? Разочаровался? Не уверен? Сердце испуганно бьется о ребра, с новой силой разгоняя кипящую от расстройства и неудовлетворенности кровь по венам. Мью обеспокоенно обхватывает румяное лицо широкими ладонями, гладит большими пальцами кожу и шепчет не столько для Галфа, сколько для них обоих: — Милый, все хорошо. — Забудь о фигурках, — серьезным тоном говорит Галф и накрывает руки на лице своими, делится теплом, которого так не хватало Мью последние годы, проведенные в одиночестве. Чоппер вернул в его жизнь радость, заботу, счастье, но все это не сравнится с ощущениями от искренней человеческой взаимности. Галф отстраняется ровно настолько, чтобы задрать оверсайз футболку Мью до подмышек, медленно и с любопытством, проскальзывающим в глазах, оголяя тело, о котором мечтал множество грустных ночей. Мью засматривается на проскальзывающий между губ кончик языка и рассеянно втягивает живот, когда пальцы проходятся по нему легкой щекоткой — едва касаются, но этого достаточно, чтобы сжаться и выдохнуть. Галф вновь наклоняется к его лицу, останавливается в паре сантиметров от приоткрывшихся в ожидании губ и дергает скомканную футболку: — Здесь только я и ты. Можно снять? Тебе — что угодно, вертится у Мью на языке, но вместо ответа вслух он кивает, неуклюже задевая лоб Галфа своим, и покорно поднимает руки, позволяя футболке улететь за пределы кровати. Галф смотрит на оголившийся торс с нескрываемым желанием и страстью, ведет растопыренными пальцами от живота вверх и сжимает ладонь на левой грудной мышце, а Мью борется с желанием податься вперед и поцеловать его, раздеть и прижаться к голой коже своей, чтобы чувствовать друг друга на новом уровне, увеличив площадь контакта до максимума. Да, ему всегда были важны малейшие и, казалось бы, «бесполезные» прикосновения в сексе: к плечам, спине, пояснице, коленкам, внутренней стороне бедер, поцелуи и укусы в затылок, от которых мурашками сводит все до основания шеи, поглаживания по животу, внутри которого медленно разгорается опаляющий внутренности огонь. Звуки, темп, глубина, правильное настроение, соответствующее движениям и поцелуям — все это в совокупности доводит Мью до самых громких и удовлетворяющих оргазмов. Прекрасен каждый вздох и стон, вырвавшийся из глубины горла, прекрасно каждое сжатие пальцев на талии или под коленями, прекрасен каждый взгляд, брошенный из-под трепещущих ресниц, прекрасен щедрый румянец на потной коже. В середину мокрой ладони тычется твердый маленький сосок, Галф прижимает руку, чтобы надавить на него сильнее, и на несколько секунд прикрывает глаза — Мью окончательно теряется в этой обволакивающей похоти, обхватывает худое запястье в кулаке и вынуждает потерявшегося в своих мыслях Галфа шевелиться, разминать мышцы, щипать соски. Что угодно, но не это молчаливое, пугающее бездействие и попытки сдержать себя от чего-то. — Ты такой красивый. Не могу поверить… — Галф открывает свои невозможные глаза, потемневшие на несколько тонов в полумраке спальни, и кладет вторую руку на половину рельефной груди, наклоняется и целует — горячо, мокро, беспорядочно, пока его пальцы трогают, перекатывают маленькие соски, делая их чувствительными и восприимчивыми к каждому новому касанию и дуновению воздуха. Они сталкиваются зубами, усмехаются друг другу в рот, но не прекращают делиться дыханием и робкими первыми стонами при мягких перекатах бедер. Вверх, по кругу, вниз, потом опять вверх. Руки беспрерывно двигаются, изучают, гладят, языки встречаются снова и снова — все происходящее кажется Мью таким правильным, что он, сам того не замечая, ныряет пальцами под одежду Галфа, а потом и вовсе стаскивает ее с плеч, чтобы посмотреть на румяную шею и грудь… Грудь, на которой есть татуировки: это элегантные черные цветы, при виде которых у Мью пересыхает в горле, а последняя здравая мысль, не попрощавшись, покидает пределы рассудка. Судя по извивающимся стеблям с острыми маленькими шипами — это розы. Розы, которые идеально дополняет красноватый оттенок кожи. — Ты не говорил, что у тебя есть татуировки, — Мью с трудом заставляет прилипающий к небу язык шевелиться, переводит взгляд с этого невероятного открытия на самодовольное лицо Галфа и обратно на выпяченную грудь — и то, и то в полной мере претендует на звание самого впечатляющего вида года. Руки, как намагниченные, тянутся потрогать, обвести раскрывшиеся бутоны кончиком пальца, завороженно повторяя за всеми плавными изгибами. Мью до сих пор не до конца осознает реальность происходящего, царапает татуировку ногтем: она, как и ожидалось, остается на своем месте, а черные линии — все такие же четкие и ровные. Галф расправляет плечи и терпеливо ждет, пока они смогут пойти дальше, пока пальцы опустятся ниже, минуя не самый подтянутый живот, чтобы уделить внимание отчаянно нуждающейся части тела, напряженной под ширинкой узких джинсов. Черт. Это невероятно горячо. — Ты просто не спрашивал. Потрогай меня, — Галф подается вперед и выжидающе нависает над Мью, упираясь руками в кровать по обе стороны от его головы. Его красивое лицо обрамляют волосы, к которым Мью тут же тянется пальцами — заботливо заправляет за ухо. Их бедра прижимаются друг к другу, взгляды встречаются, а потом они оба тянутся за очередным поцелуем, чтобы как-то разбавить повисшую в комнате тишину. Мью спешит выполнить просьбу: опускает ладони вниз по голой спине, оставляя за собой легкие царапины, быстро исчезающие на румяной коже, и крепко хватается за половинки упругой задницы, чтобы резко и плотно прижать Галфа к себе. Его собственные бедра приподнимаются над кроватью, встречая приятное трение, но этого так… Мало. Мью вынужденно отпускает пухлую нижнюю губу из плена своих зубов, чтобы вдохнуть и, глянув в эти светящиеся страстью глаза, неуверенно дернуть пуговицу на джинсах. Отчаянный и срывающийся шепот убеждает Мью в том, что он все делает правильно: — Сними их. Я хочу тебя, Мью, так сильно хочу тебя… — Сейчас, подожди немного… Галф умело направляет Мью через все страхи, неловкость, секундный стыд, охвативший жаром щеки и уши, когда джинсы открывают нежную кожу бедер, а вместе с ней — откровенное свидетельство чужого возбуждения, натягивающее тонкую ткань темного нижнего белья. Но не успевает его рука нырнуть под плотную резинку, как Галф наваливается всем своим весом сверху, пропихивает язык между губ и умудряется потянуть вниз пояс домашних штанов, пока они оба не почувствуют друг друга через минимальный тканевый барьер. Мью слышит все звуки и их смешивающееся дыхание будто под толщей воды: веки и затылок тяжелеют, рот открывается навстречу очередному поцелую, а бедра охотно встречают трение и руку, что скользит между их распаленными телами с определенными намерениями — отодвинуть вниз последнюю одежду, разделяющую их от этого безумия. Мью стонет от облегчения, когда трусы улетают вслед за штанами и футболками, а потом вспоминает о своих глупых, ни разу не сексуальных носках… — Оставь. Они милые, — Галф отбивает пальцы, что пытаются зацепиться за край носка, и улыбается, сдувая упавшие на глаза волосы. — Сосредоточься на мне, а не своих носках. Это довольно легко. Мью вообще ни о чем больше не думает (к этому состоянию он стремился, нервно жуя внутреннюю сторону щеки, еще минут пятнадцать назад), когда видит перед собой покрасневшие пухлые губы, трогательно обнаженное и горячее тело, татуировку на груди и твердый, горячий член, к которому так хочется прикоснуться руками или языком. Что Мью и делает, обхватывая верхнюю половину кулаком, поглаживая большим пальцем чувствительную головку по кругу, прислушиваясь к дыханию Галфа и замечая, как хмурятся густые черные брови, а губы слегка кривятся, упрямо сдерживая тихий горловой стон. Такая реакция на простое поглаживание придает Мью уверенности, он начинает ласкать Галфа еще активнее, свободной ладонью пробираясь к напряженной мошонке. Видеть, как Галф теряется в собственном нарастающем удовольствии, как он тянется навстречу ласкам, как прикрываются его глаза, слышать, как срывается его голос, как он, широко раздувая ноздри, дышит через раз — это то, по чему Мью скучал. Делать приятно партнеру, позабыв о себе и своих потребностях, пульсацией отдающихся во все нервные окончания. Мью всегда больше нравились мужчины, именно поэтому он хранит в строжайшем секрете свою игрушку, надежно спрятанную в глубине одного из шкафов. Ему нравилось заниматься сексом с парнями, нравилось это растяжение изнутри, нравилось отдаваться и самозабвенно подставлять задницу под быстрые, глубокие толчки, пока партнер тяжело дышит в затылок, сжимая пальцами бедра. Нравилась эта связь — глубокая, всепоглощающая, заставляющая скулить и поджимать пальцы на ногах. Нравилось чувствовать себя полным, растянутым, привлекательным и желанным, красивым в чужих глазах, когда он становился на колени или прогибал спину, открываясь перед другим человеком со своей самой интимной стороны. Но все они в конечном итоге уходили: кому-то не нравилась стабильность, которую ошибочно принимают за «скуку», кого-то не устраивал именно сексуальный аспект отношений и излишняя мягкость, покорность Мью в постели. Долгие ласки, доводящие возбуждение до возможного предела, и нежный секс — это, несомненно, круто, но иногда людям нужно что-то другое. И Мью не будет винить Галфа, если тому захочется быстро, закинув длинные ноги на свои плечи или наклонив у края кровати в коленно-локтевую. Мью зажмуривается, впивается ногтями в поясницу и глотает отчаянный стон, когда чувствует худые пальцы у себя между ног, желающие доставить ответное удовольствие — они аккуратно гладят, сжимают, массируют сначала его член, потом осторожно трогают мошонку, будто боятся сделать неприятно или напугать излишней напористостью. Дальше они нажимают на это нежное место между, массируют по кругу, гладят вверх и вниз, касаясь костяшками напряженных яиц. Мью ужасно жарко, хочется вылезти не только из носков, но и из собственной кожи, которая покрывается потом и мурашками, когда Галф наклоняется вниз и неожиданно лижет край головки, утыкающейся в дрожащий живот. — Расслабься, — во второй раз за этот вечер просит Галф и, непрерывно глядя в глаза, высовывает язык, прижимая его к чувствительной и неровной коже. Одна из самых крупных вен пульсирует под языком, она плотная и достаточно длинная. Мью с громким вздохом раздвигает ноги, позволяя Галфу поудобнее устроиться между ними, и совершенно точно не готовится к тому, что вскоре к горячему и мокрому рту добавятся пальцы, но уже в другом месте — вновь между мошонкой и сжавшимися от неожиданности мышцами. У Мью не остается никаких вопросов и сомнений в том, что им действительно нужно сейчас: это понятно по тому, как Галф медленно сосет его, одновременно с этим массируя и разминая отвыкшие от чужих прикосновений сухие и чистые мышцы (да, Мью всегда держится в чистоте, особенно — во время свиданий, ну, на всякий случай…), которые неохотно раскрываются под давлением подушечек двух пальцев. Эти поддразнивания, сопровождаемые влажными звуками минета, вынуждают Мью не только стонать, но и вспомнить о местоположении необходимых для продолжения приспособлениях. Галф не задает ему никаких вопросов, когда Мью, тяжело дышащий, раскрасневшийся и невероятно сексуальный из-за недавних ласк, вкладывает в его ладонь бутылочку со смазкой и переворачивается на живот, чтобы уткнуться лицом в подушку. Галф не спрашивает, уверен ли он, поэтому проталкивает первый скользкий палец внутрь, покрывая беспорядочными поцелуями ягодицы, бедра, поясницу. Свободной рукой он то гладит член, то водит пальцами по рельефу спинных мышц, красиво изгибающихся в этой привлекательной позе. Галф не останавливается, проталкивая два, три пальца в жаркую тесноту между круглыми и полными ягодицами, с трепетом и восторгом встречая ответные движения бедер. Галф не требует от него перевернуться, когда открывает упаковку презерватива, трется кончиком по смазанным и сжимающимся от предвкушения мышцам. Галф толкается внутрь и ощущает его настроение и желания очень тонко, на каком-то пугающем своей чуткостью уровне, дергает подрагивающие бедра назад, буквально натягивая на свой член, пока Мью не заскулит в подушку, хватаясь пальцами за ее края. Галф знает, что ему так комфортно. Галф понимает по всем реакциям тела и голосу, что Мью нравится, когда в него толкаются глубоко, замирая на несколько мгновений внутри, а потом двигают бедрами по кругу, дразнят, сводят с ума — это характерное сжатие, вздрагивание, попытки быть ближе, ближе, ближе, пока узкий таз не втиснется в покрасневшие ягодицы, пока в ушах не зашумит, пока сердце не сделает кульбит до горла, пока голос не сорвется на унизительно громкий стон. А потом — блаженная усталость и ноющая боль в запястье из-за долгого пребывания в неудобном положении. Мью скидывает на пол испачкавшуюся простынь и растягивается на кровати — довольный, обнаженный и тяжело дышащий, пока Галф жмется под его боком, закидывая на бедра свою длинную ногу, которую так удобно придерживать под мокрым сгибом коленки. — Мне тут любопытно стало, — Галф громко целует рельеф мышцы под соском и совсем не испытывает смущения по поводу того, что его интимные части тела, липкие из-за пота и смазки, касаются чужого — такого же голого и уставшего. Мью вплетается пальцами в растрепанные черные волосы и смотрит вниз на свою грудь: Галф в таком ракурсе выглядит предельно милым с этой расплющенной щекой и надувшимися губами. — Ты бы так ничего и не сделал, да? Не позвал бы меня на свидание? Не признался? Все эти вопросы ставят в тупик, однако Галф тут же встревоженно тянется вверх и покрывает лицо поцелуями — самый эффективный способ заставить Мью выбросить лишнее дерьмо из головы. Временно, но все-таки работает. — Все, проехали. Не думай ни о чем, пока ты со мной. Лучше предложи мне чашечку кофе, — Галф последние слова выдыхает рядом с губами и едва слышно, что вынуждает Мью ощутимо напрячься и стиснуть челюсти вместе с пальцами, что удерживают закинутую поверх бедер ногу под коленкой. Галф легонько гладит левый сосок по контуру ареолы, увлекая мысли о допустимости кофе-брейка совсем в другую сторону. — Или мы можем все-таки посмотреть на твои фигурки поближе…