Наравне?

Я не знала, который час сейчас показывали часы, что сегодня был за день и что происходило вокруг меня. Единственное, что занимало мои мысли — как вернуться обратно в мир снов, где не существовало страхов, боли, отчаяния — ничего. Нечто подобное уже случалось однажды — рассорившись с людьми, которых я на первом курсе считала за близких мне друзей, а на втором те уже держали меня за пустое место, я вот так же провела выходные, сбегая от реальности непрерывным сном, вынуждая себя снова и снова зажмуривать глаза в попытках провалиться вновь в далекие фантазии, создаваемые подсознанием. А после этого, когда мама явилась в мою комнату, упрекая, что я бездарно провалялась все время в кровати, не помогая ей ничем по дому или хотя бы готовясь к парам, я встала под ее надзором, привела себя внешне в порядок и продолжила жить привычной рутиной. Скорее всего, тут произойдет все точно так же — стоит наступить подходящему времени, как я сделаю вид, будто произошедшее приключилось совсем не со мной, создам безмятежный образ и снова начну для остальных жить, как и прежде. Осознавая с нарастающим раздражением, что сон все никак не желает идти обратно, я перевернулась на противоположную от окна сторону, как тут же по квартире раздался звонок входной двери. Кто это мог быть? Точно… Вин. Он говорил, что навестит еще раз. Неужели уже наступило воскресенье?.. Не желая подниматься навстречу даже ему — точнее, особенно ему после закатанной истерики — я лишь уткнулась носом в одеяло, закутываясь глубже. Еще один звонок, пауза, снова звонок, продолжительная тишина… похоже, он пытался дозвониться на мобильный, но тот наверняка сдох, оставаясь незаряженным еще с того дня. После этого послышался щелчок открываемого замка — точно, я ведь так и не закрыла дверь после их ухода — и шаги. На секунду их звук вывел меня в пограничное состояние между полным, с обострением всех чувств восприятия, осознанием ситуации и неконтролируемым ужасом, напоминая о злополучной ночи. Резко заныли поврежденные лодыжки, а порез на руке ощутимо начал пульсировать. Что я там говорила в ту ночь о знакомстве с посттравматическим расстройством?  — Слава Богу, Тори, ты в порядке — я не на шутку испугался, увидев, что ты оставила дверь открытой, — раздался наполненный облегчением голос. Вин переступил порог комнаты, если судить по изменившемуся звуку, — а, точнее, его отсутствию из-за перехода на покрытый ковром пол, — и приблизился ко мне. В ответ я лишь попыталась состроить как можно более естественную спящую мину, на что услышала многозначительное хмыканье и следующую фразу: — Ты совсем не умеешь притворяться, так что тебе лучше встать и попробовать выполнить хотя бы часть из того, что ты делаешь при пробуждении. Приоткрыв один глаз, я хмуро уставилась на Вина, который держал одну руку на моем плече, и пробурчала:  — Может, не стоит?  — Ну, если ты не хочешь, чтобы я тебя заставлял всерьез, лучше постарайся перебороть себя. Аргумент. Вспоминая, насколько жестким он может быть, когда дело касается его работы, или раздражение достигает определенной точки невозврата, я нехотя подчинилась, под его присмотром поднимаясь с кровати и медленно делая первые шаги за последние несколько дней. Ноги болели, благо, не так сильно, но слабость в первые несколько секунд едва не заставила меня тут же рухнуть, если б не Вин, который тут же помог сохранить равновесие. Медленно, шаг за шагом мы вместе прошли через комнату, выходя в прихожую и через нее направляясь к ванной.  — Сможешь сама справиться? — переспросил у меня он, когда мы достигли порога, на что я нерешительно кивнула. — Если что — тут же зови меня. И медленно закрыл за мной дверь. Первое, на что наткнулся мой взгляд — собственное отражение в зеркале, от которого хотелось то ли нервно присвистнуть, то ли сразу сбежать от него, то ли задуматься над участием в кастинге для какого-нибудь ужастика. Бледное, лишенное красок лицо, всколоченные и пропитанные жиром волосы, торчавшие в разные стороны, потускневшие глаза, вымятая одежда, которая не менялась несколько дней — да, определенно икона стиля для третьесортного хоррора, только вот одним из таковых стала моя жизнь, и становится уже не так смешно. Понимая, что простым умыванием не обойтись, я направилась прямо в душ, попутно снимая старую одежду, невольно при этом посочувствовав Вину, — запах от нее исходил неслабый, — и слабо порадовавшись, что за полотенцами всегда висел комплект пижамы на случаи, когда я просто забывала захватить ее из шкафа, а ходить даже по собственной квартире в неглиже или одном полотенце паранойя не позволяла. Быстрый душ, наскоро протертые волосы, — благо, хоть сохнут те быстро, — относительно свежий комплект одежды, и даже пробивавшийся сквозь толщу апатии стыд мог удовлетворенно умолкнуть внутри. Правда, не уверена, хорошо это было или не очень — до этого я ощущала хоть что-то, связывающее меня с реальностью. Решив, что оставаться внутри вечно — все равно не выход, я взялась за ручку и медленно открыла дверь. Кажется, Вин решил не терять время зря, потому что в гостиной стало немного чище, из-за чего стыд снова шевельнулся внутри, на столике появилось две чашки со свежезаваренным чаем, а сам он тем временем сидел в кресле напротив входа — именно там в прошлый раз находилась я, поддаваясь приступам истерики. Похоже, он все это время караулил вход, чтобы вовремя отреагировать и вмешаться, если вдруг что. Поблагодарив его кивком головы, я, не произнося ни слова, опустилась на диван, поджимая под себя ноги и глядя перед собой. И продолжила молчать. В моей квартире не было часов, и сейчас я была особенно этому рада — монотонный звук на фоне тишины только расшатывал бы еще больше мое душевное равновесие в тот момент. Голова была абсолютно пуста — мне не хотелось думать, начинать разговор или размышлять над тем, как поддерживать таковой если Вин начнет говорить. Ни он, ни я так и не притронулись к чашкам, несмотря на то, что напиток неумолимо остывал — словно они выступали лишь предлогом, фоном для нашего присутствия. Вскоре Вин все же решился прервать тишину и сделать шаг навстречу:  — Тори, нам нужно пого…  — Вин, — тут же прервала его я. Из-за долгого молчания мой голос был тише и звучал более надрывно, словно выдавая подавленную истерику. — Пожалуйста, не надо. За этими тремя словами скрывалась целая сотня значений. Не напоминай. Не заставляй меня сорваться. Не дай мне снова наговорить лишнего. Не вынуждай меня показывать свою и без того не самую позитивную натуру. Не позволяй мне разочаровать тебя еще больше. Я не хочу терять тебя. На некоторое время он действительно послушно замолчал, а я сжалась еще сильнее в попытке унять сорвавшиеся мысли. В какой-то мере я все еще понимала благодаря остаткам рациональности и прочтенным Вином лекциям, что мои страхи беспочвенны, и его задача как психотерапевта как раз заключалась в помощи преодолеть себя и избавиться от причины нестабильного психоэмоционального состояния, в котором я сейчас находилась. Но перевешивала-то внутри именно другая часть, которая прекрасно запомнила прошлый опыт открытия чувств другим людям, которых я считала за близких — стоило мне довериться чуть больше обычного и говорить более откровенно, как от меня тут же отворачивались, критикуя мои слова или действия. По правой руке прошла резкая судорога от продолжительного напряжения. Именно в этот момент Вин предпринял еще одну попытку заговорить.  — Тори, — я редко слышала, чтобы его голос звучал настолько мягко. Такое происходило всего пару раз и, если я правильно помню, тогда рядом зачастую была Роза. Все еще не решаясь взглянуть на него, я попыталась представить его лицо перед собой — и лучше б этого не делала, потому что смущение накрыло с головой. — Ты можешь мне не верить — и я прекрасно понимаю, что ты не решишься сделать это сейчас, — но твое поведение абсолютно нормально в подобной ситуации. Не забывай, что моя специальность все-таки заключается в психологии и психиатрии, и за столько лет практики мне не раз приходилось видеть разные реакции людей на травмирующие события. Одни спокойно могли переживать подобное из-за схожего опыта в прошлом, но таких были лишь единицы. Другие постепенно сходили с ума, поддаваясь приобретенным страхам, из-за чего они заканчивали весьма плачевно. Были те, кто быстро отпускал пережитое, поскольку мог вовремя выговориться и пережить всплеск эмоций, — после этого возникла небольшая пауза. — И, в противовес им, были люди, которые считали, что могут просто перетерпеть, замыкаясь в себе, после чего они переживали ужасные последствия. Запомни, Тори — люди не будут, и я в их числе, осуждать тебя за то, что ты скажешь — ты имеешь право высказаться насчет того, что ты пережила, и твоя точка зрения абсолютно оправдана. Пытаясь держаться сейчас обособленно, ты лишь сделаешь себе хуже. Поэтому, — голос постепенно приблизился, теперь звуча совсем рядом, — не бойся. Тебе достаточно сделать лишь один шаг навстречу — я буду рядом, чтобы поддержать тебя. И здесь я просто не выдержала. Выглядя так, будто вот-вот заплачу, я резко подняла голову и бросилась на находящегося уже совсем рядом Вина, крепко обхватывая его руками и уже не сдерживая поток вновь появившихся слез. Все это время я повторяла слова о том, как мне было страшно, как я испугалась тогда и за что боялась сейчас, просила не оставлять меня и бесконтрольно просила прощения за то, как веду себя сейчас — казалось, что эту привычку из меня было не выпнуть даже в подобном состоянии. Все это время Вин что-то успокаивающе говорил — я едва улавливала смысл его слов, как, собственно, и своих тоже, — и проводил рукой по моей спине, отчего мне то ли хотелось успокоиться, то ли разрыдаться еще больше на волне эмоций. Не знаю, сколько это продолжалось, но, по ощущениям, не отпускало меня еще очень долго — возможно, не меньше часа. В какой-то момент осознав, что начинаю успокаиваться, я медленно оторвалась от плеча Вина и попыталась сфокусировать взгляд, вместе с этим собирая по кусочкам каждое чувство. Распухшая голова, напряженные руки… ноги немного затекли от… о, боги, я сама не заметила, когда обхватила его и ногами! Неловко отстранившись и уже просто по-турецки скрестив ноги на диване, я нерешительно посмотрела на мужчину напротив меня, попутно неразборчиво извиняясь за получившуюся позу. Но Вин лишь покачал головой, при этом улыбаясь настолько сладко-горько, что у меня перехватило дыхание. Его вид в этот момент… я даже не знала, как описать те чувства, что возникли внутри — настолько в раздрае они сейчас находились. Тем временем он протянул одну руку, обхватывая той мои плечи, и осторожно прижал к себе так, чтобы моя голова облокотилась на его плечо — так по-теплому и домашнему, что я почувствовала, как наконец-то улыбаюсь впервые за последние несколько дней. Как будто все вернулось на круги своя — и стало даже лучше, чем было.  — Ну, как ты? — тихо и осторожно поинтересовался голос надо мной.  — Все еще не в порядке, но уже гораздо лучше, — озвучила я свои ощущения, прикрывая глаза. После случившегося всплеска снова захотелось спать — но не как раньше, чтобы забыться, а просто восстановить силы. Словно читая мысли, Вин ответил:  — Можешь засыпать, если хочешь того, — после его слов я действительно почувствовала, как проваливаюсь в сон, легкий и беззаботный. Перед тем, как окончательно уснуть, я почувствовала легкую щекотку у волос и шепот, произнесший всего три слова:  — Сладких снов, Тори.