Кофе и сигареты

Между ними ничего нет. Вот только в его машине теперь всегда можно найти столь ненавистные кофейные леденцы. Те самые, что приторно-карамельной сладостью горчат на языке, вызывая лишь какое-то жуткое отвращение и желание их скорее запить. А лучше выкинуть к чертовой матери и никогда больше не пробовать, не покупать, не смотреть в их сторону. Те самые, что продаются в любом супермаркете на кассе, однотонно-невзрачные: если нарочно не искать, вряд ли даже обратишь внимание. Ведь непонятные извращения это скорее про него, чем про неё. Хотя по его, естественно субъективному мнению, это сахарное недоразумение никак иначе и не назовёшь. И он искренне не понимает, что такого она в них находит. Он не понимает многих её действий, слов и решений, раз уж на то пошло. Он её не понимает. Между ними ничего нет. Но она снова в его машине, как и множество ночей до этого. Запах неизменно любимых вот уже много лет духов в причудливый дурман смешиваются с дурацким кофейным ароматом леденцов. И его сигарет. Стоит ли говорить, что это все больше и больше напоминает драматическую сцену из дешевой мелодрамы? Нет? Спасибо. Вот только они молчат, даже не пытаясь вступать в диалог. Слова закончились примерно между двумя часами ночи и Садовым; между третьим пропущенным от директора и выключенным ещё в самом начале их странного пересечения звуком. Да и дешевого во всем этом безобразии целое ничего (которого между ними нет, не забываем об этом). Даже этот карамельный ужас стоит чертовски больше, чем заслуживает. А потому их не смущает ничего: ни эти снова и снова повторяющиеся поездки по ночному городу, ни общая любовь к зарубежному року, что каждый раз совершенно случайно становится их невольным спутником, тихо играющим на фоне, ни вероятная возможность заболеть. Ветер из открытых на всю окон отчаянно путается в её коротких светлых прядях, заглушая любые мысли. Он давным давно закрыл бы их, но не стремиться заполнять салон горьковатым дымом, который она, словом, не переносит. Между ними ничего нет. Она ненавидит запах сигарет. Особенно его. Пожалуй настолько же сильно, как и он эти её леденцы. И это стойкое 1:1. Стабильная ничья в абсурде их отношений. Которых нет. Она неотрывно смотрит на тлеющую в его длинных пальцах сигарету: едва заметный огонёк действует на нервы посильнее давящей тишины. И это, знаете ли о чем-то говорит. Прикрывает глаза, наконец выдыхая и отворачиваясь к окну. Не понимает, что вообще в очередной раз делает здесь. С ним. Но как бы там не было, часы на панели управления напряжённо показывают 3:20 утра. Они все ещё молчат, направляясь по полупустым дорогам в непонятном обоим направлении. Они всё ещё, черт возьми, вместе просто есть. Вопреки всем здравым смыслам, условностям и правилам. Просто потому что. Без объяснений и двойных смыслов. Игнорирует все предупреждения и запреты ПДД (и не только их), высовывает ладонь в окно, пропуская прохладный воздух позднего лета сквозь пальцы, что в момент леденеют от ночной прохлады и скорости. Она ненавидит запах сигарет и его. Между ними ничего нет. И это даже не удивительно, если честно. У него в планах на ближайшее будущее очередное мега «важное» мероприятие, прозванное им же самим просто и лаконично «Фешн туром». У неё отпуск с сыном (и с тем, о ком они не говорят) и семейный праздник. Приоритеты. А пока их всё ещё ждёт «Новая Волна». Кого-то как судью, кого-то как гостя. И их общее желание наконец не видеться и хотя бы немного разобраться в происходящем, кажется, приобретает вполне реальную возможность исполниться. На удивление оно так даже почти и случится. «Почти» разобьётся о его личный проигрыш самому себе в такой простой на первый взгляд игре, придуманной, и начатой около года назад.

1. Не смотри на неё, 2. Не слушай, 3. Не дотрагивайся.

Игре, в которой он проиграл в тот самый момент, когда она впервые оказалась в его машине посреди ночи. Внезапно, случайно, непредвиденно. Просто так сложились обстоятельства. Просто ночные разговоры приобрели новый статус. И ведь до смеха банальное «Хочешь леденец» (тот самый, кофейный, что она неизменно всегда таскает с собой независимо от ситуации) совсем не предвещало беды. Оно вообще ничего не предвещало, раз уж на то пошло. Его буквально будет ломать от непреодолимого желания нарушить эти свои постулаты, чем он с радостью и займётся, наблюдая за её выступлением. Но подходить к ней не поспешит. Не сразу, не несколькими часами позже. Не сегодня. Не сейчас. Можно никогда? Ну пожалуйста… В голове отчетливо встанет их последняя или, лучше сказать, крайняя встреча. В суеверия никто не верит, но смотреться в разбитое зеркало не рискует, знаете ли. Правда пересечься вновь им таки придётся в аэропорту, где последнее незримо выведенное им правило разлетится в дребезги об отблесками играющий на свету пол зала ожидания… В очередной раз. Почти месяц без любого контакта, за время которого им обоим кажется, что странная зависимость наконец прошла, смело перечёркивается невесомыми объятиями. И ему определённо точно везёт на очаровательных блондинок. Так везёт, что сигареты вновь становятся чуть ли не ведущей частью жизни. И что-то это отчаянно напоминает. Только там было проще и взаимно, спокойно. Там вообще просто «было». И это, пожалуй, тоже приоритеты. Но это всё ожидает их лишь через пару недель, а пока оба вдыхают прохладный воздух вперемешку с кофейно-сигаретным привкусом. Делят эту ночь на двоих, погружаясь в напряжённо-расслабляющую тишину. Им комфортно просто молчать друг с другом. Этакая пресловутая психологическая практика, от которой легче не становится ни на йоту, но и без неё уже не получается. Новая зависимость. От этих странных поездок. От посиделок до 5 утра с пространными разговорами. Друг от друга. Но сегодня что-то явно идёт не так; не по плану, не по повторяющемуся из раза в раз сценарию. Наверное потому, что напряжение между ними достигает предела. Система безопасности истощенно орет. Dangerous, черт возьми. Но он лишь сильнее сжимает пальцы на руле, окончательно выбирая маршрут и перестраиваясь в другой ряд. Хотел бы также просто перестроить и свои эмоции, переключить их на кого-нибудь другого, да жить себе спокойно. Но он уже один раз «переключил» и закончилось это не то, чтобы очень хорошо. Не то, чтобы радостно и беспроблемно. Закончилось тем, что он сейчас здесь именно с ней, и именно в такой ситуации. И казалось бы, что замена переменной по всем правилам математики должна была лишь облегчить положение. Но с математикой у него, как оказалось, все очень даже плохо. По крайней мере с применением её в жизни. И тут его винить никто не вправе. В конце концов, в учебниках по алгебре написано как построить параболу всеми возможными способами, а не как разобраться в себе и не испытывать не тех чувств ни к тем людям. Главное упущение школьной программы, знаете ли. Но между ними ничего нет, а потому эти уроки ему и не нужны. Между ними ничего нет. И это не ирония, не сарказм и даже не фраза с подтекстом. Они просто узнали друг друга лучше за последние два года. Лучше чем когда-либо, лучше чем кого-либо. Вот только сегодня её ненависть перечеркивает абсолютно все. За эту совершенно ненужную зависимость, на себя, на него… И он её понимает. Впервые за год. И это тоже так себе обстоятельство, если честно. Если бы мог ненавидеть её, то обязательно воспользовался бы такой возможностью. Просто у него немного больше свободы. В конце концов, ему некому объяснять эти полуночные встречи. Хотя и объяснять-то толком нечего, учитывая сугубо дружеский подтекст всего между ними происходящего. (Но возможно, она читает между строк чуть лучше его. Возможно, она просто замечает больше, чем он хотел бы.) *** Блондинка благодарно кивает ему, выходя из машины: сегодняшняя встреча, как и та - самая первая, стала совершенной случайностью, в сущности заключавшейся в банальной совместной поездки до её дома. Но почему-то женщина резко выдыхает, замирая на месте: быстрый взгляд проходит по безмолвному в своей предрассветной тишине двору. Ещё темно, но в воздухе незримо ощущается близость утра. Ещё темно, и у них есть где-то около часа, чтобы наконец поговорить. — Ты же в курсе, что это чертовски вредно, -едва слышно произносит женщина, когда Филипп ожидаемо оказывается рядом, вновь доставая из кармана наполовину полную пачку. И пусть оптимизма в них запредельно мало, в голове всплывает именно эта формулировка. — Тем более это вторая за последний час. — Ты же в курсе, что такие нравоучения не срабатывали даже в 17 лет? -и этот вопрос, изначально планируемый скорее как продолжение разговора, от чего-то приобретает излишне язвительную интонацию. Она слегка ведет плечом, поворачивая голову; наблюдает, как серебристый дым заполняет пространство вокруг, через мгновение растворяясь, оставляя после себя лишь легкую дымку. Он усмехается, поднимая взгляд к небу. — Помогает расслабиться. — Есть много других способов, которые менее… — Ну, тут как минимум нужна сторонняя помощь, знаешь ли… Хотя, друзья же помогают друг другу, -замечает, так и не давая ей закончить предложение. Отчаянно хотелось разрядить напряженную на протяжении всей ночи обстановку. Способ, конечно, сомнительный, но в четыре утра придумывать что-то другое не хочется. Будучи достаточно понимающей и тактичной, Лера никогда не поднимала тему его вредной привычки, оставляя это на совести мужчины. Это его личное дело, как и какими способами себя травить, никак её не касающееся, как впрочем и всё с ним связанное. В конце концов ей вовсе не обязательно знать, что она - привычка не менее вредная для него, нежели никотин. — Иди к черту, я не о том, о чём ты подумал. — Очень жаль. — Не смешно. — Тогда давай оставим эту тему в покое, -улыбается её едва заметному смешку и тому, как подруга, кажется, излишне резкими движениями отмахивается от дыма, что, по правде говоря, выглядит достаточно забавно. — Хорошо, допустим. Но я всё равно не понимаю, что в этом такого расслабляющего. То есть, в случае с алкоголем ты попадаешь в своеобразную эйфорию, притупляется чувствительность в принципе,- её голос достаточно тихий и даже уставший. -Я не пропагандирую, нет, и вообще против такого способа. Но могу понять, почему люди к нему прибегают. А здесь что? Ты просто, вдыхаешь табачный дым и… всё. На что оно хотя бы похоже по ощущениям? — Примерно на это, -он замолкает, так и не договаривая, чтобы наполнить легкие. Неотрывно смотрит на неё, пытаясь совладать с собственными мыслями: в едва освещённом тускло горящими фонарями, бликами играющими в глубине голубых глаз, захватывающих его с каждым разом всё сильнее, дворе, Филипп больше всего на свете хочет поставить наконец точку в их непонятных взаимоотношениях. Которые, все-таки, похоже есть.Такой прекрасный самообман идёт на все четыре стороны, выкидывая белый флаг, прыгая с 9 этажа; банально наглатывается таблеток и подыхает от передоза, от вскрытых вен, от остановки сердца; топиться в отчаянии в обшарпанной ванне, задыхается от удушья. Так легко убедить в чем-то других. Так трудно убедить себя. — То есть, -недоумевает женщина. Она готова поклясться, что в его глазах на мгновение мелькает что-то поистине маниакальное, прежде чем он делает шаг ближе, поддаваясь неведомому порыву, потакает давнему желанию. Шаг в неизбежное принятие. Заправляет за ухо раздражающую его весь их недолгий диалог прядь, цепляясь пальцами за её подбородок, заставляя женщину, застывшую от непонимания, сильнее запрокинуть голову назад. Слегка толкает, едва ли не прижимая к двери автомобиля. Невесомо, почти воздушно, но достаточно, чтобы ей было некуда деться из своеобразного плена. Отчаянно борется с желанием провести подушечкой пальца по её нижней губе с едва заметными ранками от поистине дурацкой привычки женщины кусать её. — Что-ты…- выдыхает терпкий дым, вязко пронизывающий все вокруг, прямо в поцелуй, растворяя их обоих в горьковатом привкусе, смешивающемся с приторно-кофейной сладостью с её губ. Лера от неожиданности может лишь невольно податься вперёд, цепляясь озябшими пальцами за замысловатую застежку его пальто; ладонь едва касаясь ложиться на плечо. Вдыхает едкий дым, прикрывая глаза и почему-то не спешит прекратить все это: горло жжёт от въедливого дыма, а она мягко отвечает на поцелуй. И это явно финиш. Своеобразный конец света в рамках отдельно взятой дружбы. Приторно-терпкий, как и этот поцелуй. Система безопасности умывает руки. — Что это было? -кончиками пальцев касается собственных губ. Голова от непривычки кружится, а неприятная горечь заставляет откашляться. — Ты хотела понять, каково это курить, я хотел понять, что между нами… Мы оба выяснили что хотели, -жмёт плечами совершенно спокойно и безэмоционально, делая новую затяжку. Она уходит, так ничего и не сказав. Он докуривает несчастную сигарету и садится в машину, наконец свободно выдыхая. Между ними ничего нет. Все вокруг наперебой твердят о том, что целуя кого-то «особенного» — обязательно почувствуешь что-то не менее особенное. Они не чувствовали ничего, кроме, пожалуй, ненавистного теперь симбиоза кофе и сигарет. Между ними ничего нет. И он только что в этом убедился. Между ними ничего нет. Хотя бы потому, что неизвестно сколько она будет его игнорировать. Хотя бы потому, что он и не попытается поговорить и еще что-то объяснить. Хотя бы потому что объяснять им всё ещё нечего. Между ними ничего нет. И на этом точка.

Между ними ничего нет

Absque omni