Castle of Vampire

Над Хеллвилем сгущался мрак. Черные, как вороново крыло, тучи заполоняли небо, не позволяя остаткам скудных лучей пробиться на охваченный паникой город. Существа, пропитанные страхом и бессилием, прощались с рассудком в попытке скрыться в лесах, уплыть за Торментум, либо вовсе зарыться в чернозем, безрассудно глотая сырую землю. Смертельные молнии то и дело ударяли по разным частям окрестностей, сжигая лачуги и трухлявые хижины, кровожадно унося вместе с собой и жизни домочадцев. Это было начало конца, ибо когда все небо окрасится в кромешную адскую темноту, город превратится в храм пепла и костей… навеки… Черные смрадные облака кружили и над Древним островом, разрастаясь с каждым часом все гуще. Остров был пуст, тепло безвозвратно покинуло его, оставив трескучий мороз царствовать в этом бездушном месте. Даже зелень не взрастала на этой безжизненной почве, наполненной древесным углем и грудой расщепленных камней. Туман заставлял расплываться всему горизонту. Голые деревья, тянущиеся к небу длинными бездыханными ветками, издали походили на ужасающих долговязых монстров, несущих в руках серпы и копья. И лишь уставшие шаги горстки спасителей, готовых биться с настигающим злом, нарушали могильный покой острова. Ведьмак уверенно топтался по черной почве, заворачивая в неизвестных направлениях так резко, что иногда подкрадывались сомнения, а не импровизирует ли он? Два раза по его внезапному щелчку они обошли невидимый спуск, скатиться с которого означало раскрошиться на мелкие костные щепки. Кайла временами поглядывала на Графа, который увлеченно изучал непонятные овальные камни, валяющиеся под остатками сгоревших пеньков, перебирал в руках щепотки цветастых почв, которые прятались в углублениях, и принюхивался к синему мху, облепившему многочисленные стволы деревьев. Он казался таким любопытным юношей, тянущимся всем нутром ближе к природе. Он не боялся запачкаться неизвестной смолой, пораниться об торчащий сук дерева, подобрать колючие останки неизвестных моллюсков, выброшенных на берег, потому что знал: если будешь добр к природе — природа будет добра к тебе. «В нем что-то есть», — улыбнувшись собственной мысли, Кайла сравнялась с Графом, чтобы наблюдать за его копошением с предельно близкого расстояния. Он забавлял ее. И, будем откровенны, с жадностью притягивал. Отчего хотелось держаться рядом и вкушать дарованные мгновения его присутствия. — Перевал! — крикнул Ведьмак, поднимая посох над головой и указывая на небольшой каменистый спуск рядом с тонким ручьем, больше напоминающим скудные капли, лениво ползущие по вороху острых камней. Пальцы его то и дело мимолетно сжимали дряблый мешок за пазухой, наполненный увесистым содержимым. — Отлично, — охотно поддержал его Хонджун, заметивший легкую усталость Авеллии, — небольшая передышка будет к месту. Вальдос всю дорогу хранил молчание. Лицо его стянулось так, что в нем читалась необъятная вселенская скорбь. На протяжении пути он листал трясущими когтями старый, размером с половину крыла, альманах, вчитываясь в каждую строчку. Он несколько раз пролетал мимо плеч Сонхва, изредка стреляя в него потерянными красными глазами, а тот, в свою очередь, невзначай поднимал перед ним перевязанное носовым платком запястье и демонстрировал недовольный взгляд, едва уловимо мотая головой. Вальдос то улетал за деревья, задерживаясь на несколько минут, позже возвращался, незаметно смахивая влагу с опухших век. С каждой секундой лицо его становилось печальнее, а глаза походили на два глубоководных ручья, самопроизвольно выбрасывающих на щеки соленые струйки. Нижняя губа закровила от количества нервных покусываний, а лоб покраснел от беспрерывных стуков кулаком. Вальдос угасал на глазах, не зная, как быть, снова и снова вспоминая увиденное в каюте и наспех данное обещание… — Вальдос, с тобой все в порядке? — Ави озвучила волнение, заметив напряжение друга. — Ты себя плохо чувствуешь? — Прекрасно… — без особого энтузиазма отозвался он, с досадой глядя на Сонхва и пытаясь изобразить заурядное расположение духа. — Чувствую себя прекрасно! — Говорил же тебе, не пей этот медовый эль! — встрял Хонджун, запахивая меховую шубу поплотнее. — Его еще до моего рождения варили… — Если бы кто-то не уничтожил весь запас мяса и вина за сутки, может, я бы и не стал лакать это древнейшее варево, — буркнул Вальдос, выпячивая подбородок в сторону Лорда. Хонджун усиленно и театрально откашлялся, приподняв кулачок перед собой, и, прокряхтев что-то недовольное себе под нос, уставился на пепельное небо. — Думаю, получаса будет достаточно, чтобы передохнуть и набраться сил. Нам предстоит взобраться на северную возвышенность, — проинструктировал их Маг, приглядываясь к ручью. — Здесь время Сов приблизится в мгновение ока, поэтому путь будем преодолевать поспешно, — продолжал он, не ослабляя интерес к бегущей воде. — А пока что я осмотрюсь. Мне нужно кое-что отыскать. Ведьмак направился к противоположному берегу, который можно было преодолеть десятью шагами через ручей. По мере приближения, камень на посохе начинал светиться бирюзовым цветом. Кайла незаметно последовала за ним, перебрасывая тугую косу за плечи. Пока Вальдос и Хонджун собирали ветви для поддержания костра, Сонхва и Ави пытались сообразить горячую похлебку, чтобы отогреть прозябшие тела. В небольшой котел поочередно отправлялись травы, вяленое мясо, крупа и специи, которые раззадоривали и так разгоревшийся аппетит. Сонхва невзначай следил за копошением Ави и тихо умилялся ее нерасторопности. Она была такой красивой и своевольной, что начинало щемить внутри. Но сейчас он познал истинную сущность чувства к ней. Он расшифровал эти эмоции как восторг к чему-то недосягаемому, к чему-то прекрасному, сподвигающему на благородные поступки и дела. Словно она была музой, которая дарит вдохновение жить. — Мне кажется, перца было слишком много, но, увы, придется довольствоваться этим. Если бы Лутта увидела мою похлебку, мне было бы несдобровать, — усмехнулась Ави, размешивая густую и вязкую массу. — Вот, попробуй, не слишком ужасно на вкус? — она, усиленно подув на ложку и остудив кашицу, протянула ее Сонхва. Он отхлебнул и, немного сморщившись, проглотил, высовывая покрасневший кончик языка. — М-м-м, весьма неплохо, после такого можно и огнем задышать, — он рассмеялся, продолжая громко выдыхать в надежде потушить разгоревшийся в желудке огонь. — Ах ты-ы-ы, — Ави отвесила ему добрый тумак по плечу, поддерживая его своим смехом. Пока остальные собирались вокруг организованного пикника на камнях, Сонхва начал искать Кайлу. Эта таинственная особа плотно засела у него в сознании и ни под каким предлогом не хотела его мысли покидать. Ее острый ум, сильный характер, владение собой и, конечно же, сказочная красота вновь и вновь дергали за струны его раненной души, играя чувственную мелодию. Он спустился вниз по ручью, где в последний раз видел Кайлу с Ведьмаком, и, обнаружив небольшой, заросший громадными деревьями участок, пробрался туда. Радужным сиянием в его глаза ударил свет, туго смыкая веки. Он то гас, то снова вспыхивал прямо из глубины заросшего участка. Щуря глаза и обходя кочки, россыпью встречающие каждый его шаг, Сонхва оказался совсем близко к эпицентру происходящего и стал невидимым свидетелем идущего диалога. — И что же означают эти камни, Отец? Что они заберут у Избранных в качестве жертвы? — растерянно прошептала Кайла, вглядываясь в пять разноцветных камней, лежащих на прямоугольном куске мрамора, над которыми Ведьмак проводил обряд, касаясь волшебным посохом и заставляя их тем самым переливаться немыслимым сиянием. — Это — Сардоникс, — он коснулся красного камня, который напоминал продолговатый кусок бархата с контрастным затемненным рисунком, — предназначен Авеллии, где в качестве жертвы выступит ее человеческая кровь. Подле него лежит Ларимар, — посох перешел на бело-голубой минерал, похожий на замерзший дым в водных глубинах, — создан для Лорда Хонджуна, который должен будет пожертвовать своим бессмертием, поменяв его на смертную жизнь. Зеленый камень под названием Уваровит принадлежит Вальдосу, крылья которого должны будут стать жертвой и обратиться в ритуальный пепел. Камень цвета белой кости — Кахолонг, дарован Графу Сонхва, который отдаст для этого обряда свои магические огненные способности… — он замолчал, коснувшись посохом последнего пятого камня, напоминающего острый обломок черного стекла. — Отец… почему ты замолчал, — с волнением спросила Кайла. — Для кого пятый камень? — она узнала этот Самоцвет, но до последнего молилась, чтобы опознание было ошибкой. — Это же… это же не то, о чем я думаю? — в голосе звучала боязливость, а рука вцепилась в ткань собственного платья, норовясь отодрать от него кусок. — Да, моя девочка, это — Черный Рутил, — всматриваясь в мутный камень, Ведьмак рылся в собственной памяти, выискивая оттуда подходящие слова. — И кому же он предназначен? Отец, прошу, не томи… — Он для меня, — не найдя более щадящих слов, Маг высказал правду. — Нет! — почти что криком ответила Кайла, обхватывая мраморный стол руками. — Нет, Отец, нет! Я не позволю, чтобы ты жертвовал собственной жизнью! — ее воинственное лицо пыталось сдерживать выбивающийся фонтан слез, а нерушимый голос давал слабину. — Можно пожертвовать силой, способностью, да посохом наконец! Но я не дам тебе умереть! — ногти впечатались в холодный камень в попытке сдержать себя в узде. — Девочка моя, — Ведьмак грустно мотнул головой. Он шагнул навстречу, поднял ее ладонь с холодного мрамора и легонько сжал ее в своей изрисованной руке успокаивающим жестом. — Этот день должен был настать… — Почему ты? В этой необъятной Вселенной мало магов или других существ, заслуживающих смерть? Почему именно мой самый добросердечный и милосердный Отец должен погибнуть?! — лицо оставалось непоколебимым, но соленые капли спускались к дрожащим губам. — Тебя всегда было мало… Ты всегда искал спасение для Земли… Папа, я не хочу так… Я хочу побыть с тобой хотя бы сейчас, когда я смогла явиться миру и жить полноценно, странствуя с тобой… Я не могу потерять тебя… Глаза Ведьмака, подернутые туманной поволокой, покрылись влагой, смягчая его суровые и острые черты лица. — Моя Кайла… Моя родная Кайла… Прости меня… Я ждал десять лет, пока ты не превратишься в Истинную Чародейку, способную затмить всех своим мастерством… Я горжусь тобой, Кайла… Безмерно, всем сердцем… Я верю, что ты будешь бороться с силами тьмы и спасать несчастную Землю от адской силы из Преисподней… Но сейчас мой черед в сражении. И чтобы искоренить зло, нужно пожертвовать жизнью… добровольно. Такова цена мира… Такова цена свободы… Ты должна понять и смириться с таким исходом… Помни, что ты — не просто моя дочь, ты — мое сокровище… Я верю в тебя… Послышался тихий плач. Кайла, сняв с себя щит твердости, дала волю эмоциям, крепко обнимая своего Отца… Поникший Сонхва тихо испарился с наблюдательного поста, сжав посиневшие до предела губы и пряча колотящиеся руки в карманы.

***

Туман заполонил полумертвый остров плотной вуалью. Они шли долгое время, обходя заваленные шипами тропинки, окруженные болотами склоны и набитые сухим зарослями кривые дорожки. Сонхва то и дело собирал с земли какие-то смеси и диковинные породы, подолгу рассматривая каждую найденную вещь. Кайла вовсе поникла, тонкая кожица под глазами стала алой, немного прогнувшись под глазами. Затерявшись в собственных мыслях, она отставала от Отца на десяток шагов, но, вновь вернувшись из мысленного путешествия, бежала вперед и цеплялась за локоть Ведьмака, боясь потерять его из виду. Сонхва видел это и с трудом сдерживал щемящее ощущение в груди, которое скручивало все в тугой узел. Вальдос, летящий у плеча Хонджуна, с печальным видом поглядывал на смрадное небо, пока Хозяин пытался отвлечь Авеллию от возрастающей тревоги. Все держались твердо и смело, но в душе каждый из них ощущал морозный вихрь неведения и страха… Каждый из них молился о благополучном исходе… Каждый мечтал о возвращении домой без судьбоносных потерь… Рубеж был достигнут. Перед ними стоял холм, зазывающий и заманивающий к себе дьявольскими чарами. Даже если бы подле холма оказался самый счастливый человек на шаре земном, радость его рассеялась бы в миг, ибо гнетущая аура и напряжение, висящее в воздухе, высасывало все благие капли до удушья. Подняться на возвышенность оказалось нелегко, учитывая количество потраченных на изнуряющий путь часов. Тела не слушались хозяев, жалобно моля о секунде передышки, но тщетно. На кону было все. Время выигрывало эту партию на жизнь и смерть, неумолимо редея и сокращая шансы избранных на успех. Алтарные камни, местами разрушенные, сколотые беспощадными ударами молний, сожженные вспыхнувшим взрывом и оскверненные остатками черной магии, в сумеречном тумане возвышались на пике холма. Ведьмак остановился за пару метров до цели, подняв сияющий посох. Все замерли в предвкушении следующего шага. Глаза Колдуна глубоко закатились, оставляя на виду белые глазные яблоки, тело его бездыханно рухнуло на колени, пробивая влажную почву. Авеллия вздрогнула, шагая ему на встречу, но Кайла преградила ей путь локтем, медленно покачивая головой, убеждая ее в том, что так и должно быть. Хонджун сосредоточенно, с долей тревоги следил за каждым его диковинным движением рук, будто просящих что-то у мрачного неба, забитого черным дымом надвигающейся катастрофы. В следующую секунду Ведьмак бросил в центр Алтарных камней собранные Самоцветы, приговаривая отрешенным голосом древнее заклинание: «O Summa Potentia, suscipe dona. Rumpe terribilis malum de caelo, Trample nigra caligine, sepelire… Nisi electae animae in flore…» «О Высшая сила, дары ты прими. Смрадное зло с небес прогони, Черную мглу растопчи, схорони… Избранных души в цвету сохрани…» Послышался заливистый раскат грома, разрезавший черные небеса узенькой полосой и заставивший всех съежиться. Холм на мгновенье пошатнулся, будто тысяча невидимых булыжников атаковала этот клочок заколдованной земли. В ушах жутко засвистело, пронося непонятный режущий звук по каждой вене. Сделав глубокий вдох, Ведьмак поднялся с места, опираясь на свой, переливающийся как никогда ярко, посох. — Кайла, нужен Купол, — дал он команду решительным тоном и, заманивая за собой Четверку Избранных, двинулся к камням. Кайла сосредоточенно развела руки, будто хватая два рычага в воздухе, и, прикрыв веки, начала расправлять ладони. Воздух охотно зациркулировал, закружил ветром, приподнимая рассыпанную пыль. Белые волосы Чародейки заискрились светом, зажмуренные глаза дрожали, а фаланги пальцев напряженно загнулись, пытаясь держать равновесие и заодно аккумулировать всю мощь волшебства, выстраивая над ними Купол. Начиная с площади под ее ногами, побежала белая дуга, очерчивая один общий равномерный круг вокруг нее и алтарных камней, будто она создала отдельный островок для них, защищая от надвигающихся ядовитых туч. Очерченный круг начал обрастать зеркально-прозрачной корочкой, двигаясь ввысь и создавая над ними невидимую крышу. Сонхва, Авеллия, Хонджун и Вальдос восторженно наблюдали за происходящим. Граф больше был воодушевлен видом и мастерством Кайлы, отчего по его широкой спине пронеслись мурашки. Его одолело бешеное желание коснуться ее, положить руку на плечо, прихватить ладонь или просто вдохнуть аромат волос, которые манили его с самой первой секунды их лицезрения. Невидимая улыбка коснулась его губ и тут же была стерта с лица, после того как резкая боль защемила его ребра и заставила Сонхва согнуться в попытке ослабить накал. Над головой образовалась стеклянная круглая крыша. Купол был возведен. Настало время ритуала. Неспешными движениями Ведьмак раздал Избранным Самоцветы и, расставив каждого у Алтарных камней, остановился по центру всех Алтарей, вбивая посох в середину, после чего направился к последнему пятому камню, больше напоминающему обелиск. С его уст слетел тихий шепот. Ветер прискорбно завыл. Вальдос прикрыл уши от вновь возникшего пронизывающего звука, не отпуская из рук зеленый Самоцвет — Уваровит. Авеллия зажмурилась, раскачивая головой, пытаясь отогнать навалившийся испуг, сжимая пальцами красный Сардоникс. Хонджун даже не шевельнулся, продолжая вглядываться в чернеющее небо, а Сонхва словил подозрительный взгляд Ведьмака, который был адресован ему. Граф завел руки за спину и опустил голову вниз, тяжело сглатывая колючий комок в горле. Камень в посохе Мага резко вспыхнул таким светом, что на секунду ослепил всех стоящих, из-за чего те ринулись протирать глаза. Снова послышались раскаты грома, и черная молния стрельнула в их сторону, но трагически разбилась о стенку созданного Купола, превращаясь в пыль. Первым засиял Алтарный камень Авеллии. У Хонджуна кольнуло в груди. Нельзя было выходить за выделенный каждому периметр, иначе церемония была бы безвозвратно провалена. Он сжал кулаки и затаив дыхание наблюдал, что происходит дальше. Красный Сардоникс в руках Авеллии зашевелился, задрожал и, обернувшись красной змеей, пополз к ее мраморной шее. Виртуозно обогнув ее три раза чешуйчатым тельцем, змея слегка стянула шею, заставляя Ави неуверенно вдохнуть, и тут же впилась клыками в яремную вену, соблазнительно пульсирующую под кусочком кожи. Хонджун чуть было дернулся, но, услышав от Ведьмака «Стой на месте!», остановил сорвавшиеся ноги. Авеллия прикусила губу от жгучей боли, терпеливо дожидаясь завершения кровособирания. Порог выпитой крови уже близился к смертельной, оставался лишь миллилитр до перехода в зону обрыва жизни, но змея, сменившая цвет с ярко-красного на темно-багровый, резво отпрянула и, спрыгнув в сторону Алтарного камня, растворилась в нем, будто все время была только тенью. Голова хаотично закружилась, обессиленные конечности еле удерживали ее. Подушечками пальцев Ави прижала место укуса и собрав пару капель крови на ладони, взглянула на Ведьмака, теряя равновесие и усаживаясь подле камня. Сонхва и Хонджун попытались подбежать к ней, но ступни неведомой силой пригвоздились к исходному периметру, не оставляя шансов на перемещение. Не прошло и мгновения, как камень Вальдоса засиял, и Самоцвет его, Уваровит, превратившийся в зеленую сетчатую пелену, накрыл крылатую спину одним поглощающим движением. Вальдос почувствовал жуткое раздражение в области лопаток, будто клинки вонзились в спину и вырезали часть белой плоти живьем. Он сдержанно простонал, хватая когтями землю под собой. Пульсирующая пелена сползла с его плеч и шумно разбилась об Алтарный камень, поднося ему вырванную жертву. Когда Вальдос обернулся, его величественных и прекрасных крыльев цвета жемчуга больше не было, лишь две глубоких раны изредка кровоточили, оставляя после себя алые полосы. Не успел Хонджун среагировать, как Ларимар растаял в его руке водой и окутал его тело водной оболочкой. Он чувствовал, как скоротечно организм иссушается, будто теряет всю жизненную энергию и силы. Во рту пересохло, вены на затылке стянуло. К горлу подступил кислый привкус железа, зрение затуманилось, будто невидимая глаукома подобралась ненавистным врагом. Растворившиеся внутри капли воссоединились в единую субстанцию и фонтаном выплеснулись из груди, устремившись в сторону Алтаря. От неожиданности он хотел оскалить клыки, но они не появились… Клыки исчезли… как и длинноватые ногти и мертвенно-бледный цвет кожи… Бессмертие было отобрано. Искра Феникса снова разъярилась и попыталась втиснуться в обряд, но сила Купола предотвратила нападки. Ведьмак внимательно следил за всеми, контролируя каждый шаг. Глаза его метнулись в сторону Графа, но ничего не происходило… Тело Мага обдало удушающей порцией жжения, и он раскрыл ладонь, в которой все это время держал свой камень — Рутил. На пальцах красовалась черная углевая краска. Он не сразу понял, что происходит. Судорожно протерев камень, он застыл, увидев белый камень с остатками углевой пыли. Его подменили… Кто-то узнал, что он смертоносный, и поменял его на Кахолонг, лишающий магических способностей. И только одно существо могло это сделать… Ведьмак озлобленно рыкнул, обращая грозный взгляд на Сонхва. — Поднимите ладони, Граф! — взревел Маг. Сонхва молчал. — Живо покажите мне ваш камень! — снова вырвалось из уст. Кайла с недопониманием цеплялась за суть происходящего. Сонхва медленно поднял руку. Ладонь разжалась, являя черный камень — Рутил с остатками белой краски из измельченного мела, собранного Графом по пути к холму. — Вы ума лишились? Как смели присвоить камень, не предназначенный вам! — Ведьмака одолела ярость. По его телу уже начали разливаться холодные крупицы, проникая в каждую вену, и он знал, что времени совсем мало. Как мог Граф обмануть его и забрать себе смертоносный Самоцвет намеренно? — Верните его! Подкиньте мне незамедлительно! — затребовал он, пытаясь выйти за периметр Алтарного камня, но ноги намертво примагнитились к почве. — Что происходит? — посетовал Хонджун, который смог найти в себе остатки сил и выпрямиться. — Бросьте сюда этот треклятый камень, черт вас дери! — самообладание Ведьмака приравнялось нулю. — Не может быть… — Кайла ошеломленно закрыла рот руками, разглядев испачканные черным пеплом руки Отца и отпечатки белого порошка на ладонях Сонхва. Значит, ей не показалось, что кто-то промелькнул в заросшем участке часами раннее, когда Самоцветы освещались для предстоящей церемонии. — Сонхва, что не так? Объясните кто-нибудь? — голос Ави, с трудом возвращенный, начал сдавать позиции. Потерянная часть крови совсем опустошила и ослабила ее, неимоверного труда ей стоило просто приподняться и всмотреться в лицо Графа. — Ваш друг намеренно поменял наши с ним Самоцветы, чтобы пожертвовать своей жизнью вместо меня! — волшебные крупицы Кахолонга звездочками размножились по его телу, понемногу растворяя часть способностей Мага и лишая его возможности притянуть камень. — Что за ересь! — злобно выкрикнул Хонджун, вовсе забывший об упадке сил. — Этого не может быть! О таких жертвах не может быть и речи, отменяйте дьявольский ритуал сейчас же! — Лорд продолжал кричать бушующим тоном. — Сонхва, нет! Сонхва, пожалуйста, брось этот камень! — взмолилась Ави, снова падая на колени и царапая кожу о каменистую землю. — Мое время пришло! — Сонхва решительно оборвал всех. — Друзья мои, доверьтесь мне… Я сам решился на добровольную смерть… Примите мой выбор… — Боже, Хва, умоляю, прекрати… — Ави судорожно махала руками в его сторону, в надежде образумить. — Ведьмак, прошу вас, сделайте что-нибудь, остановите это… Последняя капля волшебства в крови Ведьмака была уничтожена… Кахолонг блестящей пыльцой выпорхнул из его тела и испарился над Алтарем… Он схватился за виски, больно оттягивая их назад, не желая мириться с происходящим. Затуманенная голова мешала разумно мыслить. В затылке отдавало тугой болью. — Ведьмак должен жить! Ради дочери! А я… мне уже все равно… — начал Граф, являя улыбку, режущую сердце. Так улыбаются те, кто сделал правильный выбор. Так улыбаются те, кто познал сущность жизни… — Не сходи с ума, Сонхва! Выбрось его, разрази тебя Дракула! — Хонджун рвал и метал, пытаясь выбраться с периметра и побежать к другу на помощь. Он не мог смириться с собственной беспомощностью. Ноги не давали возможности сделать шаг. — Смерть уже давно внесла меня в свой черный список… — бросил Сонхва с такой горечью, что самому стало тошно. Пальцы его скользнули к собственной рубахе и задрали ее, демонстрируя опаленную часть кожи на рельефном прессе. Она была выжжена прямо под ребрами, и глубокие черные ожоги волнистыми рисунками простирались до самого сердца. Беспощадная Дефлагрария захватила его молодое, крепкое тело, приписав смертный приговор. — Мои дни на земле сочтены… Понимаете? — голос ломался, готовый вот-вот сдать позиции. — Мне уже ничем не помочь… Я вдоволь насладился дарами существования… Так что мне не о чем жалеть, и я добровольно дарую свою жизнь во имя уничтожения зла! Вальдос прикрыл глаза, снабжая землю под собой щедрыми каплями из медовых зрачков. Именно это он увидел утром в каюте и до последнего не мог смириться, надеясь, что увиденное было миражом, плодом воображения, но увы… Его товарища, его друга и близкого человека атаковала страшная болезнь, сжигающая изнутри, а он, фамильяр, веками обученный магии и науке, ничем не может ему помочь. Он посчитал себя бесполезным существом, которое прожило зря такую долгую беспечную жизнь. Какой толк в количестве нажитых знаний, если он не в силах спасти друга? Кто он, раз позволяет товарищу вот так уйти из жизни… Вальдос чувствовал себя ничтожеством. Это он сам заслуживал смерти, но никак не Граф, который всю жизнь одаривал окружающих своей любовью несмотря на то, что сам отчаянно нуждался в ней. Охваченная паникой Кайла попыталась подбежать к ним, но стоило ей шагнуть в круг Алтарных камней — как ее отбросило мощной ударной волной от скопившейся силы, и она приложилась лбом об Купол, сползая по прозрачной стенке и оставляя алые следы. Рутил вспыхнул огненным мечом и вонзился в сердце Сонхва, от чего вены, проступившие на лбу и руках, набухли, окрасившись в черный цвет. Авеллия леденяще закричала, снова пытаясь подняться с колен и двинуться с места. Вальдос, испуганно дыша, пытался оторвать ступни от земли, протыкая их когтями. Мольба из уст Хонджуна неустанно лилась, уговаривая Сонхва выбросить камень. Но он не слушал. По его телу бегали языки пламени, оставляя после себя обугленные корочки поверх плоти. Из почерневших глаз текли струйки крови, но Сонхва улыбался. Он не чувствовал боли… Он чувствовал освобождение. Пред ним проплывали картины, где папа с мамой вернулись с плавания и, уложив его спать, устало заснули рядом. А вот его фамильяр, Феникс Лармус, преподнес ему в дар новый лук скандинавского плетения, о котором Сонхва мечтал с юношеских лет. Память восстановила моменты детства, где Хонджун, смеясь, тащил его на спине, когда в колючей долине сапоги Сонхва утащил цербер-отшельник. Вальдос, щекочущий его пером по носу за неправильное произношение заклинания на латыни, и продолжительный заливистый смех после очередной ошибки. Сан и Минги, задорно пытающиеся обогнать его в кроссе по берегу Торментума… Краски перед глазами закружились и явили Авеллию, которая сидела перед ним под преломленным светом и наслаждалась чашечкой горячего карамельного меда. Ведьмака, спасшего его от заговоренной стрелы в момент битвы с Белым демоном. Кайлу, которая была так близко, что желание поцеловать ее сковало все сердце… Эти счастливые воспоминания уносили боль. Этот родной запах витал в воздухе. Этот трепет играл в сердце. Эта радость разливалась по венам. Огонь уже пересек шею, безжалостно испепеляя некогда нежную бронзовую кожу. Вокруг него витали рыдания, крики, неутешный плач, но Граф был счастлив. Счастлив потому, что его друзья спасены. Мир спасен. Его страданиям пришел конец. Его секретам пришел конец. И он наконец-то будет одарен умиротворением и гармонией… Огонь вспыхнул, окутал все опустошенное тело и исчез в Алтарном камне, вызывая жуткую бурю за Куполом. Поднялся ужасающий смерч, вихрем закручивая смрадные облака. Алтарные камни засияли ярким светом, преобразовывая мерцания в лучи и устремляя их в посох Ведьмака, стоящий в самом центре ритуала. Камень в посохе начал увеличиваться, снабжаясь энергией лучей, и вскоре превратился в огромный, пульсирующий белым светом ком. Секунда. Две. Три. Оглушительный взрыв. Аккумулированная воедино жертвенная энергия пронзила защитный Купол и рванула к небесам, искрами пронзая черные тучи. Смерч, будто птица в панике, хаотично закружил, забрасывая черные облака во все стороны, но и они молниеносно уничтожались магическими белыми искрами, превращающими их в горстку пыли. Искры обогнули все небо, прочищая его от гнили и освобождая себе путь на соседние территории. Темнота начала отступать, ветер бросился прочь, яростно круша все деревья и камни, попадающиеся на пути. Тучи рассеялись, являя чистое голубое полотно, набитое первыми проснувшимися звездами… Хонджун ринулся с места, успевая подхватить падающего Сонхва. Авеллия, пронзительно рыдая, села у его изголовья, гладя дрожащими ладонями нетронутое огнем лицо Графа. Содрогаясь от тяжелых всхлипываний, подполз Вальдос, накрывая руку товарища своей. Ведьмак и раненная Кайла, сжимающая локоть отца и прикрывающая ладонью свой плач, ютились рядом. — Сонхва, Сонхва-а-а-а! — Ави плакала с такой горечью, что все капилляры в глазах покраснели, а вены на лбу болезненно проступили. — Ты не можешь так уйти, Хва! Очнись же, умоляю! — голос ломался, руки продолжали бегать по его безжизненному лицу в надежде нащупать оживляющую точку. Вальдос причитал, судорожно шепча все возможные заклинания, кружившие в голове, пока его коготки сжимали ладонь Графа. — Я… я… — полумертвый шепот соскользнул с иссохших губ. — Я… счаст… лив… про… вести… пос… лед… нюю секун… ду… с вами… всеми… рядом… — кровоточащие глаза блеснули в последний раз, всматриваясь в лицо каждого. Уголки пухлых губ приподнялись в прощальной улыбке… Зрачки направились к звездному небу и очарованно застыли… Тихий и медленный выдох, отпускающий все земное… Последний удар отважного сердца и белая пелена перед глазами, уносящая душу в холодный загробный мир… Хонджун тряс его за плечи с отчаянной надеждой, что вот-вот он встанет, рассмеется и обнимет его, уверяя, что это все страшный сон. Его лучший друг. Его брат. Его семья. Он потерял его… Безвозвратно… Режущий комок застрял в горле, соленый град из собственных слез атаковал лицо. Хонджун заплакал… Тихо, с самой терзающей скорбью заплакал… И уткнулся макушкой в голову погибшего друга. Тело Сонхва медленно начало превращаться в пепел, понемногу исчезая из рук скорбящих друзей. Последние горстки пепла ярко закружились над всеми головами и опустились оземь. Звезды на небе волшебно замерцали, встречая теплый дождь, поливший с неба. Небеса все видели. Небеса оплакивали его безгрешную душу… Небеса обещали, что во веки будут помнить…

*363 дня спустя*

Немного округлившийся животик Авеллии с трудом пролазил в подсобку, откуда она с маниакальным рвением таскала лакричные трюфели. Ей хотелось не ишь каких-то сладостей, а именно краденных, тайно добытых ею самой. И не дай Бог Лутта увидит и снова начнет совать ей вместо сладостей размоченные отруби. Вальдос теперь предпочитал перемещаться на плечах, чаще всего на плечах Снежного человека, у которого, помимо широких плеч, была мягкая шерсть, где и вздремнуть было не грех. Хонджун и Сан что-то бодро обсуждали, с деловитым видом тыкая карандашами по карте, а Минги заканчивал наносить последние штрихи на портрет, на который он потратил почти полгода. — Ну, как вам? — с гордостью спросил Минги, подзывая к себе всех и уверенным жестом показывая на свое творение. Все восхищенно ахнули. Авеллия смахнула слезу и одобрительно закивала головой, рассматривая портрет. — Это шедевр, — подтвердил Хонджун, подходя ближе. — Теперь наш Сонхва будет вместе с нами… Повесим портрет в гостиной, чтобы мы всегда чувствовали его присутствие… Вальдос сполз по шерсти Йети вниз и забрался к нему на руку, которую тот подобно раздвижному мосту подвел к картине. Альбинос со слезливой улыбкой всмотрелся в портрет друга и восхищенно похлопал в ладоши… — А можно такой еще и мне в опочивальню? Хочу вести однобокие диалоги со своим другом, — поинтересовался Вальдос. — Пусть ответа не получу, но, думаю, его душа безгласным способом будет комментировать наши беседы, — улыбнулся он. А за окном жизнь Хеллвиля неустанно кипела. Город было не узнать. Горожане стали более сплоченными, добрее и милосерднее. Во дворах начали появляться клумбы цветов, засаженные благоухающими сортами роз, фруктовые деревья, приносящие килограммы сладких плодов, кованные скамейки, где жители собирались по вечерам, обсуждая все интересное, детские качели, где неустанно витал колокольчатый смех. Аукционы, продающие живность, упразднили и вместо них создали творческие ярмарки, где без труда можно было приобрести статуэтки из глины, камня и красочные полотна, разрисованные местными художниками. Некогда туманный и жуткий город сейчас стал олицетворением спокойствия и душевности… Души будто переродились, осознав все свои грехи и столкнувшись бок о бок со страшным явлением, заставившим переосмыслить существование. Дома наполнились уютом, а сердца — спокойствием и благодарностью. Все горели желанием жить и наслаждаться каждой дарованной минутой так же сильно, как горели камины, снабжая дома греющим теплом… И даже в одном единственном старом Поместье, возведенном веками назад на окраине Хеллвиля, где камин ни разу не был разведен, сегодня вспыхнула искра… От худых, длинных пальцев высокого и статного мужчины… который, разведя огонь, смахнул с плеч остатки пепла с высушенной смолой и двинулся в сторону беловолосой женской фигуры, задумчиво стоящей у окна. Он приобнял ее и ласково коснулся губами макушки. — Долго же тебе пришлось меня выхаживать, — прошептал он, прижимая ее к себе. — Я обязан тебе жизнью… — А вот и неправда, — отшутилась она, прислушиваясь к его дыханию. — Это все твой фамильяр, Лармус, который, как оказалось, кроме магических сил даровал тебе и способность восстать из пепла, как истинный Феникс… Я всего лишь заговорила твой прах, сделала пару приношений и поместила его в Мирровое дерево , смиренно дожидаясь, пока ты вернешься… — Ох, а я вот думал, что Фениксы вылупляются из яиц, — по-доброму усмехнулся Сонхва. — Ну уж прости, туда бы ты со своими башнями не влез, — рассмеялась Кайла, показывая ладонями ширину его плеч. В комнату ввалился Ведьмак с аккуратно собранными волосами, держа в руках откупоренную виноградную настойку. — Вот эту я тоже возьму на пробу, предыдущие двенадцать мне не понравились, — недовольно отчеканил Маг, приподнимая бутыль. — Ага, Папа, поэтому ты все иссушил до дна? — благодушно спросила Кайла. — Это чтобы вы не травились, неблагодарные, — слукавил Ведьмак и развалившись присел на кресло подле камина. — Кстати, а куда делся этот почтовый голубь Ронни? Очень понимающая птица, слушает внимательно, не перебивает… Сонхва улыбнулся и, развернувшись к окну, ответил: — Сегодня же День Семьи… Ронни полетел к Замку Лорда сообщить радостную весть, что блудный сын вернулся… Теперь моя очередь собрать всю свою любимую Семью вместе… Надеюсь, до вечера у нас останется целая бутыль вина? — вкрадчиво спросил Граф, лукаво поворачиваясь к Ведьмаку, отчего тот поперхнулся очередным глотком и расхохотался, шутливо грозя пальцем. Сонхва и Кайла дружно подхватили его смех, окутывая просторную комнату, наполненную теплотой горящего камина, звонкой мелодией счастья, любви и гармонии…