.Can I be the only hope for you?

Время шло. К счастью всех школьников закончилась зима, а ей на смену пришла весна. Снег оттаял, и земля покрылась редкой зелёной травой. Фрэнк с облегчением закинул тёплую куртку на верхнюю полку шкафа и никак не мог нарадоваться тому, что уже совсем скоро всё закончится. Не то чтобы его не волновали предстоящие экзамены, наоборот — он переживал насчёт подготовки, что коснулось и Джерарда: «Ты же понимаешь, что ты не можешь не сдать их, мы должны свалить отсюда, и свалить вместе, Джи! Почему ты не готовишься, черт возьми?», на что в ответ Джерард лишь отмахивался и смеялся, ведь «Я всё сдам, Фрэнки, не создавай трагедию», и Айеро, кажется, всё-таки успокоился. Они продолжали проводить вместе целые дни и ночи, а Фрэнк продолжал что-то бубнить Джерарду в шею о том, что ему страшно. Неизвестность пугала — как вообще можно спокойно жить, если ты даже не можешь быть уверен в своих силах и знаниях, чтобы сдать грёбанный экзамен? — Джи, это сложно. Что я буду делать, если у меня ничего не получится? Мне придётся тебя отпустить, потому что ты всё сдашь и уедешь. — Он удобнее устроился меж ног Уэя, прижимаясь щекой к его груди, пока длинные пальцы утопали в каштановых волнистых волосах. — Фрэнк, перестань нести хрень, — сильные руки прижали его ещё ближе, — я без тебя никуда не уеду, и я уверен, что ты всё сдашь. У тебя всё получится, всё, что угодно, Фрэнки. Даже если не получится — это не конец света, договорились? — Фрэнк слабо кивнул. Его тонкие ручки обвивали талию Джерарда, забираясь под длинную футболку. Конечно, Уэй точно так же мог не справиться: задания сложные, информации слишком много. Просто Джерард в себя верил, а Фрэнк — нет. Как бы то ни было, встретившись впервые, они были практически неудачниками. Их обоих в какие-то моменты задирали разные придурки из школы, делая вид, что что-то не так именно с маленьким и безобидным Фрэнком или Джерардом, не способным кого-то и пальцем тронуть, а не с ними. Но у Фрэнка есть Уилл, которому по какой-то причине никогда не причиняли неприятностей. Уилл был высоким — ростом около ста восьмидесяти сантиметров. Нельзя сказать, что его боялись. Это был тихий парень, который не смотрел на проходящих мимо лишний раз, и не проявлял заинтересованности в школьной жизни. Как и его друг. Как и парень его друга. Уилл, Фрэнк и Джерард просто были. Типа, даже невесело. Но вне этого отвратительно мрачного здания жизнь становилась лучше. Фрэнк даже мог поцеловать Джерарда и взять его за руку, не боясь, что кто-то их побьёт за углом, то есть… Им было немного плевать, что подумают на улице люди, а вечно беспокоящийся Уэй держал Фрэнка за пальцы, потому что всё ещё боялся находиться в людных местах. Однажды к ним подошёл бородатый мужчина, который подумал о том, что познакомиться с подростками — отличная идея, и вообще бы не ошибся, если бы не закон и то, что это были два молодых человека. Просто Джерард всё ещё таскался с волосами до плеч, а Фрэнк выглядел точно немного странная девочка, решившая подстричься под мальчишку. Но губки у него были милые и соблазнительные: это не отрицал ни Джерард, который вечно лез к нему с поцелуями, ни Фрэнк, просто считающий себя крутым парнем, не более. Уэй пробасил этому человеку что-то типа «Простите, но моё сердце занято им» — И, указав головой на Фрэнка, утянул того вперёд, пребывая в шоке от собственной смелости. Айеро за его спиной разразился хохотом, что не осталось без внимания Джерарда — уголки его губ поползли вниз, а на лице застыла обида. — Д-джерард, — он смазал слезинки с глаз, прикрывая лицо ладонями, — это было так неожиданно, Джи, я не хотел смеяться, мне самому стало страшно, ну же. — Фрэнк схватил его ладони и попытался удержать возле себя, но когда Уэй резко вырвал свои руки из его, тот обнял талию, закутанную в несколько кофт, утыкаясь в грудь щекой. — Джи, прости пожалуйста, мне никогда не хотелось обидеть тебя. — Парень никак не реагировал, а его руки висели по бокам, прямо у бёдер, и тогда Фрэнк почувствовал учащённое дыхание и тряску в теле напротив. Джерард боялся чужих людей. До дрожи в руках и коленях, до потемнения в глазах, а вокруг всегда всё плыло. А ненависть и неприязнь к прохожим была обусловлена всего одним фактором — каждый такой раз вероятность того, что он мог упасть в обморок, повышалась на девяносто девять процентов. Фрэнк постоянно крепко держал его руку и отводил в сторону, а сейчас просто смеялся над его страхом. Неприятно. Но и сейчас им обоим было уже совсем не смешно. Айеро взволнованно взглянул ему в глаза, после чего сразу обернулся в поисках наиболее безлюдного места. Искать долго не пришлось — ступеньки, ведущие к небольшому берегу, возле озера, как всегда пустовали. — Чш-ш, сейчас. Вот так, давай, аккуратно. Они сели на предпоследнюю ступеньку. Вокруг всё ещё сновали люди, но они были где-то сверху, и их голоса всего лишь отдавались приглушёнными фразами, будто Джерард и Фрэнк были внутри закрытой банки, а остальные снаружи, совсем не обращая внимания на двух мальчиков. — Котёнок, я смеялся не над тобой. Это правда было очень неожиданно. Ты большой молодец, Джи, умничка. Я очень горжусь тобой, что ты, даже случайно, но начинаешь преодолевать свой страх. — Он целовал его щёки, губы, скулы и уши. Всё, до чего мог достать. Главное правило в успокоении Джерарда — как можно больше ласковых слов и прикосновений. — Я не хотел с ним говорить, Фрэнк… — Он неуверенно подтянул к ладони рукав и смял её своими красивыми пальцами, которые очень нравились Фрэнку. — Но ты ему ответил. Ты спас нас двоих от старого извращенца, предпочитающего, видимо, девочек-подростков. Ты поступил смело, и я знаю, как тебе это тяжело даётся, и вижу, как ты стараешься. Всегда. И я тебя люблю. Не за то, что ты делаешь.Ты и без этого замечательный. Понимаешь? Я горжусь тобой, потому что это правда сложно — идти через свои страхи. У тебя отлично получается, ты вообще видел лицо того мужика? Он же в шоке был. — Фрэнк закончил свою речь, с надеждой глядя на Джерарда. Тот робко улыбнулся, спросив «Правда?», и Фрэнк ответил " Да! Конечно же да, Джи». Они всё ещё сидели на каменных ступеньках, на метр выше слышался стук каблуков об асфальт, мужские и женские голоса, а где-то совсем рядом даже кряканье уток. Парни обернулись на звук, и увидели маму-утку вместе с утёнком. Она возилась возле него со всей любовью, и Джерард невольно сравнил эту парочку с ними. — Смотри, Фрэнк, прямо как мы. — Он сжал ладошку, до этого покоящуюся на его бедре. — И вправду. — Не колеблясь, ответил Айеро, наплевав на то, что у этих уток были семейные отношения, а не как у них. — Ты хотел сказать о том, что эти утки — мама и ребёнок? Что они семья? — Внезапно спросил Джерард. — Ну… Честно, я подумал об этом. — Немного потеряв бывшую уверенность, пробубнил парень, сбитый с толку неожиданным желанием Уэя поговорить. — А что для тебя семья, Фрэнк? — Абсолютно серьёзно спросил Джерард, а от их конфликта не осталось и следа. — Хм, — Айеро задумался, поднимая взгляд на пейзаж перед собой, — Даже не знаю. Наверное, люди, с которыми у тебя общая ДНК или одна кровь, думаю. Ну, то есть, обычная семья, как у тебя и у меня. Разве нет? Я имею ввиду… — Фрэнк совсем растерялся, так как был не мастером поймать философскую мысль. Типа, вообще не умел. — Я понял, Фрэнки, не углубляйся в это. — Джерард посмеялся и успокаивающе приобнял его за талию, слегка опуская на себя, — Но ты когда-нибудь думал о том, что на самом деле есть семья? — Фрэнк чуть было не закатил глаза, ведь углубиться всё же придётся, — Я часто слышу, что мама должна оказывать поддержку, быть рядом в сложные минуты рядом со своим ребёнком. Знаешь, даже не так… Она должна именно хотеть быть рядом и помочь. Конечно, не в том смысле, что она обязана, потому что она мать. Ведь, когда ты любишь человека, ты заставляешь себя что-то делать для него? Ты когда-нибудь перешагивал через себя, через свою силу, чтобы успокоить меня, просто морально поддержать? — С напором спросил Джерард, похоже, совсем увлечённый разговором. Фрэнк вначале подумал несколько секунд, а потом улыбнулся, не найдя ни одного случая, похожего на слова Джерарда. — Никогда. Я всегда хотел тебе помочь. Думаю, потому что мне важно твоё состояние, то, как ты себя чувствуешь. Это нормально, что тебе бывает тяжело. Но я ведь люблю тебя со всеми твоими недостатками и сложностями. — Айеро удобнее устроился в его руках, опуская голову на острое плечо, словно маленькое дитя. — Вот! — Воскликнул Уэй и почти подпрыгнул на месте, — О чём я и говорю, Фрэнки. Всё, что ты делаешь по отношению ко мне — ты делаешь только по любви. А я бы, конечно, никогда не стал принуждать тебя к каким-либо действиям. Потому что так же люблю тебя. Мне точно так же важно то, как ты себя ощущаешь, твой комфорт. Я бы секса или первого поцелуя ждал столько, сколько тебе потребуется. — Он жестикулировал руками, размахивая ими в разные стороны, а Фрэнк трясся на его коленях вместе с ним, поглаживая его по спине и слушая то, с какой любовью Джерард говорил о нём же. — Но, получается, ты нарушаешь свой комфорт ради меня? Разве это происходит по любви? — Случайно перебил его Фрэнк, заглядывая тому в лицо. — Фрэ-э-энк, ты меня не так понял. — Джерард потрепал свой затылок и собрался объяснить всё ещё раз, но перед этим уложил его голову к себе на плечо, — Мне нравится делать для тебя что-то, как я уже сказал, потому что у меня есть определённые чувства к тебе, которые, знаешь, типа, автоматически превращают что-то приятное для тебя в так же приятное для меня. Это не приносит дискомфорта. Мне нравится чувствовать, что ты счастлив. Тем более, мы взаимодействуем. В том плане, что у нас не односторонняя любовь. Это очень важно, кстати. Ни тебе, ни мне не приносило бы удовольствие, если бы, например, только я проявлял свои чувства, мне бы это не нравилось. Что-то типа зависимости. Я бы переступал через себя ради того, чтобы доставить удовольствие тебе, и не мог по-другому. Именно это нехорошо. Мы не говорим о крайних ситуациях, когда от дальнейших действий зависит человеческая жизнь или состояние здоровья. Когда я блевал несколько часов. Я знаю, насколько ты ненавидишь этот процесс и запах рвоты. Я знаю, что тебе было неприятно и противно. Но тебе было неприятно не из-за меня, Фрэнк, а из-за запаха. Ты меня любишь, тебе не плевать на меня, поэтому ты был рядом и помогал. Ты переступил через себя, чтобы быть рядом, а не показать, что любишь меня. Это разное. Ты переступил через свою неприязнь к ситуации, точнее к рвоте, — тут Джерард поморщился, видимо, вспоминая тот день, — а не ко мне. А переступая через себя для банального проявления любви в тебе зарождается отвращение к тому, что происходит между тобой и партнёром. Ты не понимаешь этого какое-то время на сознательном уровне. Просто вскоре становится больно от всего этого. А потом понимаешь, в чем дело, но выбраться из этого не можешь. И человек не отпускает. Странно, конечно, но ты понимаешь разницу? — Кажется, да, понял. Но, Джерард, при чём тут семья? — Всё так же неуверенно спросил Фрэнк и пригладил волосы, чтобы ветер не поднимал их прямо в лицо Уэя. — О, в семье должно происходить то же самое. Никто не должен вынуждать ни себя, ни других членов в чём-то. Всё происходит по любви. Здесь я хочу сказать и о твоём понятии семьи. Ты говоришь, что это люди с общим ДНК, а я скажу, что это наиблизжайшие люди, которые любят и ценят друг-друга. Это может быть, по сути, совершенно чужой человек. Ты можешь не знать о его существовании до какого-то времени, но однажды вы встретитесь. Будет любовь, зависимость или вообще ничего — решать не вам. Как получится, как должно быть. — Уэй практически перескакивал с темы на тему, но Фрэнк внимал его каждое слово и смотрел с некоторым восхищением. Это было правда неожиданно. Джерард и раньше выдавал подобные речи, но сейчас он говорил почти про Фрэнка, и это было удивительно. Не в том смысле удивительно, что Джерард говорил о своих чувствах к нему. Он говорил именно так. — Джи, а кто я для тебя? — Прямо в лоб спросил Фрэнк, а Джерард улыбнулся, будто ему наконец-то позволили сказать об этом прямо, как он хотел. — Моя семья, в первую очередь. Во вторую — самый горячий парень, которого я когда-либо встречал. — Он невольно задумался, играясь с завязками на толстовке Фрэнка, — Ты — моё всё, Фрэнк. Думаю, нет такого названия, которое я мог бы дать тебе, как члену семьи. Особенному члену семьи. Ты не муж, потому что мы не в браке. Но также ты и не просто мой парень. Намного больше. Говорю же, семья. — Уэй подтянул парня к себе, чтобы поцеловать давно полюбившиеся губы, но Фрэнк оказался хитрее и любопытнее, поэтому всё обошлось лёгким прикосновением, без языка. — А ты меня, случайно, братом не считаешь? — он безобидно обнял Джерарда за шею, улыбаясь так же мило и невинно, но Уэя немного выбил из колеи настолько каверзный вопрос, поэтому сначала он недоверчиво посмотрел на Фрэнка, просто позвав его по имени, потом оглянулся назад, убеждаясь, что их никто не может слышать, и приблизился к самому к самому ушку, для начала горячо выдохнув в него. — Фрэнк, я не трогаю хозяйство младшего брата и уж тем более не трахаю его в своей постели, затыкая его рот своей рукой, чтобы он, не дай бог, не доорался до родителей, которые в эту же секунду бы появились возле двери. — Он быстро глянул в лицо парню, ухмыльнувшись, а затем спокойно продолжил, — Мне, знаешь ли, хватает одного. Второго я бы не вынес. — Теперь он посмотрел совершенно серьёзно, в то время как Фрэнк ошарашенно пялился ему в лицо, не совсем понимая, что произошло, и уже через секунду они заливались звонким смехом. Домой они шли счастливые и слегка обновлённые. Особенно Фрэнк. Он почувствовал ту лёгкость в их с Джерардом отношениях и понял, что «Да! Боже, да! Я хочу провести с этим парнем всю жизнь!». — Джи-и-и, — протянул Фрэнк, пока бегал вокруг Уэя и запрыгивал на его спину, — а почему ты решил мне сказать о своём представлении семьи? Может, ты всего лишь хотел, чтобы я изменил свои принципы и мнение для тебя? — В этот момент его поймали длинные руки и подняли над землёй. — Ребёнок, успокойся, — усмехнулся Джерард, легко кусая его за шею, — я хотел, знаешь, показать, что я к тебе чувствую. То есть, мне немного сложно говорить о таком прямо, и я, чтобы не выходить из своей зоны комфорта для этого, — он подмигнул, намекая на его недавний монолог, — решил сказать это таким образом. Не знаю… Но я рад, что ты меня понял, правда. — Почему тебе сложно говорить о своих чувствах? — Поинтересовался Фрэнк, после чего сильнее сжал его руку. — У меня никогда не было кого-то, с кем я мог научиться делать это. Типа, это никому не было нужно. Как тот странный шоколад на магазинной полке — никто его не берёт. Я и был как этот самый шоколад. Просто грёбанный шоколад, Фрэнк… Всем было достаточно друг-друга, меня не рассматривали даже как запасной вариант. — Всё время, пока Джерард говорил, он глядел себе под ноги и, кажется, не замечал происходящее вокруг. Когда он очнулся, то увидел немой вопрос в глазах Фрэнка, — Несмотря на то, что у меня не было друзей, всё было не так плохо. Не скажу, что к этому привыкаешь. Скорее, я просто смирился. Учился быть один, даже когда совсем плохо, и, думаю, я благодарен своей судьбе, что у меня всё сложилось именно так. Одиночество либо давит и со временем убивает… — на него вновь уставились большие ореховые глазки, — не в прямом значении. Я имею ввиду, одиночество способно сделать из твоей жизни существование. Когда ты просыпаешься, просто потому что «надо», когда ты не понимаешь, для чего всё: зачем ты стараешься, зачем каждый чёртов день ты делаешь что-то. Ты не умеешь и не можешь быть один, но ты вынужден. Тут два исхода — либо ты не выдерживаешь и заканчиваешь это собственноручно, либо встаёшь и учишься быть один, и как бы больно не было, мы не можем осуждать чей-то выбор. Поэтому, Фрэнки, одиночество — это не всегда плохо. Просто кому-то нужно бороться, а кому-то уже хватит. Я решил идти дальше, и, глядя на тебя, не жалею ни о чём. — Они уже дошли до дома Фрэнка и стояли в коридоре, стаскивая кеды. Джерард опёрся на стену и наблюдал за Фрэнком до тех пор, пока тот не прижал его к стене, обнимая руками и ногами, при этом лишь вновь укладывая голову на родное плечо. Уэй поглаживал парня по спине и затылку и искренне благодарил вселенную за то, что та послала ему Фрэнка Айеро. Он немного подумал, чем заслужил то, что имеет сейчас, и понял, что благодарить он должен уж точно не вселенную. Мы не живем, а мы тоскуем. Для нас мгновенье красота, Но не зажжешь ты поцелуем Мои холодные уста. И пусть в мечтах я все читаю: «Ты не любил, тебе не жаль», Зато я лучше понимаю Твою любовную печаль. Сергей Есенин