Покаяние

Селена проснулась от монотонных звуков за дверью. «Да сколько можно, черт возьми» — сиплым после сна голосом выругалась девушка, и, забыв, что она не в своей квартире, в ночной сорочке вышла в коридор. Все, что она увидела — это Берта, который орудовал молотком, придерживая в руках картину. — Не могла бы ты мне помочь? Одному совсем неудобно… — виновным голосом произнес парень и уставился на Селену слегка прищуренными глазами от улыбки. — Давай, — она ответила ему угрюмо, но где же та злость и желание разорвать в клочья того, кто посмел прервать и без того тревожный сон? Селена подошла вплотную к художнику, и он, не проронив и слова, поправил раму картины на то место, где она висела. Она обхватила ее руками ровно так, как показал ей Берт. Невнимательность, обычная после сна, начала рассеиваться, и девушка в своем же уме начала отвечать на возникающие вопросы. Еще бы, она не станет показывать свою необознанность при других. Что же могло произойти с картиной? Любознательность, всё же, победила, и от Лилит последовал вопрос: — Что, от недостатка работы решил перевесить всё, что плохо висит? — голос Селены на миг снова охрип, от этого строгость в голосе сошла на «нет». Или это волнение? Ответ на этот вопрос самой себе ей не понравился. — Нет, Селена, — голос с улыбчивых уст был возле самого уха. Полностью поглощенная внутренним конфликтом девушка даже не заметила, как художник стоял сзади ее, грудью иногда соприкасаясь с ее лопатками, — картину кто-то снес ночью, я только успел увидеть осколки рамы, портрет, к счастью, остался целым. Из картины на двоих смотрела дама среднего возраста, в черном кружевном платье. Меланхоличный взгляд, но уголки губ естественно приподняты наверх; видимо, в жизни она была той еще хохотушкой. Селена невольно задумалась о том, как она будет выглядеть в её года: пожалуй, никаких приподнятых уголков у её рта не предвидится. Разве что неимоверной глубины межбровная морщина, которую уже не заполнить никакими филлерами. Девушка медленно покрутила головой влево-вправо. Черт возьми, как же здесь сохранить здравый рассудок, когда, имея все блага цивилизации, ты оказываешься в каком-то Средневековье? Приступ подступающей паники был снова улажен внутренним диалогом: «Ты найдешь выход. Ты никогда не сдавалась, и сейчас не сдашься». Во внешний мир Селену вернули телесные ощущения: руки затекли, и все, что ей хотелось, это бросить раму, что она и сделала. Ожидая очередной грохот, Селена отбежала, но, как оказалось, зря. Берт давно сделал свою работу и молча наблюдал за своей помощницей. — Ты мог мне сказать, что уже всё?! Больше не проси меня ни о чем! — наконец-то, такая органичная Селене злость вырвалась наружу. Действительно, тренированная годами стальная реакция на промахи окружающих не может быть забыта даже в другом измерении. — Прости, ты просто так засмотрелась на портрет. Признаться, такая реакция очень лестна. Не посмел тебя отвлекать. Селена поймала себя на мысли, что нутром чувствует, как Берт абсолютно ее не боится. Это так непривычно: постоянно вызывать в людях повышенное потоотделение и желание спрятаться, и столкнуться с кем-то, у кого есть иммунитет. Она словно впервые по-настоящему на него посмотрела: волосы цвета темного шоколада плавно обрамляли его лицо, отличающееся острыми углами подбородка. Стрела Купидона на губах, как всегда ярко выделялась на фоне бледного лица. Девушка впервые заметила, что у Берта глаза разного цвета и ахнула. — Что случилось, Лилит? Днем здесь нет привидений, — очередная заговорческая улыбка, от которой у девушки низ живота предательски выдал спазм. — Ничего, — Селена застенчиво прикусила губу, пряча свое волнение за маской безразличия, — просто… твои глаза… впервые такое вижу. — Слова не хотели покидать рот, и очередной ком застрял в горле. — Ах, да, согласен. Слегка необычно, — его глаза смущено опустились в пол, но Селена все же смогла разглядеть легкий румянец на щеках. Селену подобная реакция выбила из колеи окончательно. Как в человеке может совмещаться раскованность, которая читается в каждом движении его тела и эта застенчивость, от которой хочется поскорее отвести взгляд, словно боясь подсмотреть что-то очень личное? Но в этой скромности проглядывается лукавство; как будто он знает, какое влияние может иметь и пытается оберечь (или спровоцировать?) на что-то не совсем приличное. Когда Селена в очередной раз вырвалась из пелены размышлений, она снова сфокусировалась на Берте и обнаружила, что он оглядывает её с ног до головы. — Что-то не так? — недолго думая парировала девушка. — Позволь, я тебе покажу. — Не дожидаясь ответа, парень положил руку ей на спину и завел девушку к ней в комнату. Она не успела опомниться, ведь комната была совсем близко, и, буквально, через мгновение обнаружила себя стоящей напротив зеркала во весь рост. — Видишь ли, — он бережным движением убрал ее волосы за спину, оголяя покрытые легкой тканью ночной сорочки плечи, — если бы тебя сейчас увидела Жозефина, то точно бы сделала бы замечание по поводу твоего внешнего вида. Меня в счет не бери, ведь я уже видел тебя и без этого куска ткани, — он положил свою теплую ладонь девушке на спину, что она почувствовала его кончики пальцев на основании шеи. Селена вздрогнула от контраста температуры. Или от воспоминаний, где еще на теле чувствовалась эта рука? Она посмотрела в зеркало, осознанно игнорируя человека за спиной. Просвещающую ткань рубашки, через которую проглядывали вставшие от приступа мурашек на теле соски, алые губы, которые словно кто-то поцеловал минуту назад, и отсутствие любого намека на нижнее белье, что было видно невооруженным глазом через белый хлопок. — Вон из комнаты! — резкое осознание, что на нее сейчас пялится человек, которого она знает всего ничего ворвалось молнией в сознание Селены и отрезвило дурман, буквально физически ощущавшийся рядом с ними. Она развернулась к нему спиной, уперла руки парню в грудь и выталкивала его из комнаты, но уперлась в закрытую дверь. «Селена, у тебя все вообще не по плану. Нельзя было догадаться, что человек может выйти с комнаты только через ОТКРЫТУЮ дверь?!» — внутренний голос съедал ее укорами. Но эти укоры затихли практически мгновенно с ощущением теплой мужской груди под руками. Их глаза встретились. Искры заплясали в глазах Берта, как только он ощутил, что Лилит расслабила руку на его груди, и, видимо, концентрировалась на своих ощущениях в этот момент. Их окружала темнота. Темнота, которая была для них вторым домом. Темнота, которая стала родной для их душ. И в момент их соприкосновения она слилась, удивляя этим их обеих. Математика, явно, пригодилась — минус на минус действительно дает плюс. Но ученые утаили, что этот минус еще дает искру. И эта искра тонкой тетивой связала двух людей, которым не в силах разорвать это прикосновение. — Давай, я открою дверь, и выйду, — прошептал парень, и ровно в этот момент Селена разорвала зрительный контакт, заострив свое внимание на его губах. Лилит просто отошла, ощущая, как ее внутренний ангел одобрительно похлопал её по плечу, когда как самой девушке захотелось застонать от зарождавшегося внутри неудовлетворения. И оно не было физическим, точнее, не только физическим; Лилит на секунду показалось, что только Берт с совершенно наивно открытыми глазами видит все её трещинки как данность и принимает это. Без компромиссов и долгих извинений, когда человек извиняется за то, кем он действительно является. Эта мысль не давала покоя и тогда, когда Берт вышел. Он покинул её комнату, не проронив и слова, мягко закрывая за собой дверь. Селена понимала, что еще пять минут в четырех стенах привели бы их к тому, что уже, со слов Берта, когда-то было. Но на этот раз девушка всем своим нутром ощущала, что что-то должно поменяться. И внутренний голос ей подсказал, что Берт этого хочет тоже.