Ataraxia

С губ Чуи едва успевает сорваться тихий вздох, как тело непослушно замирает, словно он целиком и полностью лишь пойманная добыча в руках у ядовитого змея. Беспокойство на лице сменяется на искреннюю растерянность, пока горящие голубые глаза цепляются за человека перед ним, кажется, полностью расслабленного и спокойного. От нахлынувших воспоминаний плечи неконтролируемо подрагивают, несмотря на то, что Дазаевские руки успокаивают одним лишь прикосновением, пускай и через одежду. Осознание повторившейся ситуации несколько лет назад быстро уходит на второй план, когда Накахара, медленно и аккуратно, растягивая момент, ведёт ладонью по чужой шее, запуская пальцы в каштановые волосы, вместе с этим снова, без сомнений, запуская Осаму в своё сердце. Проходит пара жалких секунд, и вот он уже с закрытыми глазами, едва дрожащими ресницами, игнорирует всё вокруг: звук захлопнувшихся дверей, бешеный стук своего собственного сердца и необъяснимую щекотливую лёгкость, ядовитым плющом обвивающую тело. Судьба, должно быть, издевается над ним, позволяя ощутить это необъяснимое эфемерное чувство желанного счастья, которое с каждым днём казалось ему всё недоступнее и недоступнее. Дазай такой холодный, правда. Но его горячий и влажный язык вынуждает Накахару прижаться к нему ещё ближе. Осаму осторожно отстраняется, напоследок оставляя невесомый поцелуй в уголке его припухших губ. Он не улыбается и даже не говорит ничего раздражающего, как делает это обычно. Омут его карих глаз сейчас кажется Чуе чрезвычайно глубоким, в нём нет и намёка на обыденную пустоту. Раньше они казались ему стаканом с виски или коньяком, где дно абсолютно точно прозрачное. И эти изменения ощутил не только Накахара, но и сам Дазай. Но, как и всегда, Осаму умел слишком быстро приходить в себя. Короткий миг — вот он уже возвращает себя в реальность. И Накахара без слов закрывает глаза, чтобы не разочароваться в реакции человека напротив, нервно прикусывая нижнюю губу. — Хм… — весёлый голос Дазая обрушивается на него спустя минуту тишины, как ведро холодной воды. — Ты покраснел. Отчего-же? Чуя раздражённо сводит брови на переносице и, сложив руки на груди, отводит взгляд куда-то в сторону, лишь бы не наблюдать черта перед собой. — Придурок. Осаму только собирается ему что-то ответить, как их короткую перепалку прерывает телефонный звонок. Накахара неосознанно напрягается, прислушиваясь. Дазай берет трубку, не подумав. Из динамиков разносится чей-то встревоженный голос. И Чуя даже не смог бы толком объяснить, почему они оба безмолвно смотрят друг на друга. — Чуя, мне нужно идти. — Осаму разворачивается. — Нет. Шаг к нему. — Я пойду с тобой. Накахара мысленно поражается решительности своего голоса в этот момент. Его гордость негодует, но тело без размышлений делает ещё шаг. А потом ещё и ещё. Мысли и действия расходятся. Когда речь идёт об Осаму, Чуя поддаётся желанию. Так легко и беззаботно, что временами становится страшно от того, на что способна такая опасная вещь, как привязанность. — Хорошо. Камень падает с души. Накахара делает вид, что ничуть не удивлён, но вздох с облегчением так и рвётся наружу. Необъяснимая атмосфера теряется, стоит им только выйти на улицу. Она сменяется на звуки порядком поднадоевшей суицидальной песенки в исполнении Осаму, которая, кстати говоря, сейчас слегка успокаивает, сливаясь воедино с привычной городской суматохой. «Без тебя… не убить мне себя…» — Разве тебе не опасно встречаться с кем-то из агентства после твоего ухода? — хрипло интересуется Чуя, беглым взглядом оглядывая пейзажи вокруг. — Волнуешься? — Дазай довольно хмыкает, запуская руки в карманы. — А ты думаешь, почему я тебя с собой взял, м? Накахара резко останавливается. Порыв ветра играючи касается его шляпы, но он машинально кладёт ладонь на головной убор, недобро сощурив глаза. — Чтобы я к ним присоединился? Осаму обиженно вздыхает и оставляет напарника позади, продолжая шагать вперёд. Чуя неосознанно погружается в размышления, стоит ему остаться наедине с шумом машин и шелестом листвы, глядя на постепенно отдаляющуюся спину. Это чувство не отпускает. Он словно временно счастлив, однако позади Накахары всё еще продолжает оставаться самая частая и нежеланная гостья его снов — бездонная яма, а в ней — безумие, бесчеловечность, одиночество и вечно пролитая кровь. Больше ничего. Осаму же, как бы ни старался сохранять спокойствие, до ужаса был растерян. Он боялся влюбляться, боялся привязываться и всё ещё боится, в конце-концов, как и всегда, потерять самое дорогое. Один раз ему уже доводилось испытывать подобное. И Дазай не смирился. Точнее, он лишь предпринимал жалкие попытки. И эти воспоминания чёрным расплывающимся пятном остались в самой середине его грудной клетки, распространяясь всё дальше и дальше. Хотя он бы никому не стал говорить о том, как сильно нуждается в старом друге по сей день. Признаваться, да. именно. Эти мысли особенно убивали его раньше… «А что бы подумал Одасаку, если я бы рассказал ему об этом?» «А что бы сделал Одасаку?» «Одасаку, почему ты сказал мне это?» За очередным стаканом виски или коньяка Дазай начинал мыслить так, как никогда бы не стал, будучи трезвым. Например: «Мы не встретимся даже там, на другой стороне жизни, ведь ты наверняка попал в рай. И мне стыдно признаваться себе в том, что я бы искренне хотел, чтобы это было не так. Чтобы всё было по-другому.» Громкий гул голосов заставил Осаму встрепенуться и внимательно оглядеться по сторонам. Издалека показывалась верхушка знакомого кирпичного здания. Даже на таком расстоянии было видно, как много людей собралось вокруг. Кто-то что-то яростно выкрикивал, кто-то поднимал большие таблички, надписи которых ему не удалось разглядеть под яркими лучами солнца, падающими прямо на него, а кто-то угрюмо молчал, просто добавляя этому сборищу количества и плотности. Разглядеть знакомые лица ему не удалось. Накахара в спешке подошёл к нему, поравнявшись, с нескрываемым удивлением разглядывая происходящее. Людей становилось всё больше и больше. Они уходили и приходили. Сообщений от Накаджимы больше не поступало. Среди толпы удалось рассмотреть полицейские машины. Целых три. И чем больше Чуя и Дазай приближались, тем хуже становилась ситуация. Здание агентства было окружено со всех сторон. Стоило им подобраться к спинам, как до ушей чётко начали доноситься возмущённые озлобленные голоса. В ядовитых фразах в основном фигурировали «эсперы». Никаких имён, лишь сплошные обвинения. — Нам нужно пробраться к самым дверям? — саркастично поинтересовался Накахара, с каким-то недоверием оглядывая всё вокруг. — Серьёзно? Губы Осаму тронула весёлая улыбка. Он протянул ладонь Чуе и тот, не раздумывая, вложил в неё свою, неосознанно переплетая их пальцы. Стоило им двинуться вперёд, как Дазай перестал слышать то, что в спину ему говорит Накахара. До ушей доносились и сквернословия, и брань, и крики. Всё, что угодно. Только не то, что нужно было знать. — Куда лезете? — возмутился-таки один из горожан, окинув их подозрительным взглядом. Но времени на перепалки не было. Люди вокруг толкались и вели себя дико, словно их паника превратилась в непрекращающийся поток злобы и возмущений. Они плевались ядом, даже не разобравшись в ситуации. — Ваше присутствие в нашем городе усложняет нам жизнь! — К чёрту эсперов! — Мы в опасности лишь потому, что вы живёте с нами под одним небом! Осаму обречённо вздохнул, когда осмотревшись по сторонам, понял, что они добрались до самого центра. — Дазай! Он поворачивается к напарнику с крайне измученным видом и с трудом сдерживает смех, когда видит низкого Накахару, абсолютно без труда и угрызений совести, расталкивающего людей, чтобы пройти к нему. Одной рукой, между прочим. — Что происходит? — Кажется, нас ненавидят. — Дазай усмехается и, разглядев в метре от них небольшой просвет, не раздумывая, в два больших шага продолжает движение вперёд. Чуя позади уже вовсю чертыхается, периодически сильнее цепляясь за его руку. — Уже почти. Наконец, Осаму и Чуя стоят в самом первом ряду. Запыхавшиеся, потрёпанные и удивленные. Картина маслом: у дверей мнётся Танидзаки, беспомощно оглядывая собравшихся вокруг людей, его рот периодически открывается и снова закрывается, в попытках успокоить толпу, но всё безуспешно. Наоми, держащая его за руку, шепчет ему на ухо какие-то ободряющие слова поддержки; чуть дальше Йосано, её слышно издалека, разумеется. Она отчитывает группу каких-то неотёсанных мужчин, курящих прямо рядом с детьми, и умело игнорирует возмущение со всякой бранью, летящее в её сторону. — Что б я ещё спасала чьи-то задницы. Ну… или не игнорирует. Дазай в спешке суёт руку в карман, нащупывая телефон, и с досадой отмечает, что сообщений от Накаджимы всё ещё нет. Короткий анализ ситуации, и ему уже достаточно информации, чтобы сделать вывод о том, что к происходящему приложена чья-то рука. Причём русская, однако без доказательств, что говори, что не делай, а Достоевский наверняка хорошо постарался над своей репутацией и продумал все до мелочей. Осаму мысленно похвалил его за оригинальность, ведь только он смог поставить врага в настолько неловкое положение, потому что вооружённое детективное агентство ни за что и никогда не позволило бы себе рисковать жизнями невинных жителей Йокогамы. — Дазай, надеюсь, у тебя есть план. — Накахара то-ли с надеждой, то-ли с упрёком взглянул в сосредоточенные карие глаза напротив, пытаясь отыскать в них ответы на свои вопросы, но… — Не сказал бы. — Осаму испустил невесёлый смешок и, прошептав что-то на подобии о том, что это их последняя встреча, направился к Йосано. — Она тебе вмажет. — Тоже мне новость. На самом деле пробираться обратно в толпу было довольно утомляющим занятием, и за всё это время Дазай уже несколько раз успел поблагодарить боженьку за свой высокий рост, серьёзно, хотя, глядя на Чую, стоило заметить, у него и мыслей не возникало, что Накахаре приходилось тяжко. Но это же Накахара. Само собой. Кстати, о цели. Акико куда-то пропала, и Осаму толком ещё не определился, радоваться ему такому раскладу событий или нет. То, что эта женщина пожелала бы выбить из него всю дерьмо, покалечить, вылечить, потом снова покалечить и снова вылечить, он не сомневался, однако насколько серьёзно она воспримет его уход в другую организацию? Мори бы и Йосано попытался вернуть, будь у него возможность, дураку понятно. А вообще, Акико и искать оказалось не надо. Она шла прямо к нему. С парой расстегнутых пуговиц у воротника блузы, закатанными рукавами и свирепым взглядом. Волей-неволей, а Дазай уже представил, как вся её белоснежная блузка испачкана в его крови, а в руке она держит бензопилу или, может быть, топор. И тоже, между прочим, в его крови. — Живой. — Это было первое, что сказала врач, окинув его неверящим взглядом. Вообще, несмотря на происходящее, Йосано выглядела довольно спокойно, если не приглядываться. Она схватила Осаму за руку, пальцами прощупывая кожу, наверняка на наличие выпирающих костей. И как бы Дазай ни пытался, набрать прежний вес, ему действительно не удалось. Пара-тройка секунд, и Акико хватает его за ворот рубашки, притягивая к себе, сощурив глаза. — А жаль. Конечно, она ведь ненавидела Мори всей душой, что уж говорить об организации, но как бы то ни было, Осаму бы не смог подробно и понятно объяснить, почему принял такое решение. Он и сам все ещё не осознал всю серьёзность происходящего, не этого ведь от него хотел Одасаку. Но его больше нет. И не будет. А, собственно, где концы с концами сводить не так важно, разве нет? А тут компания интересная образовалась. — Я тоже рад тебя видеть! — Дазай мягко отстранился, отцепляя её руку, и сделал шаг назад. Ну, насколько позволяла толпа. Удивительно, как он уже привык к крикам вокруг. — Что произошло? Акико направилась в сторону, и Осаму, не разглядев в толпе Накахару, просто последовал за ней, мысленно надеясь, что напарник следит за ними издалека, если рост позволяет, конечно. — Странно, что ты не в курсе. — Йосано недобро прищурилась, складывая руки на груди, выходя из толпы. — Этой ночью девушка-эспер убила девять человек, по словам жителей города, это уже не первый раз, когда такое происходит. Собственно наше «ужасное» агентство, по словам полицейских, упрямо игнорировало её существование, в прямом смысле позволив этому случиться. Каким-то образом, это вылилось в то, что эсперы портят обычным людям жизнь. Теперь нас хотят выжить с этого города. Желательно, с планеты. — Произнеся это на одном дыхании, женщина на секунду остановилась, а затем продолжила идти всё дальше и дальше, лишь бы избавиться от этого назойливого шума, уводя Дазая за собой. — Невероятно, правда? Словно мы и не спасали этот город никогда. Теперь мы и есть те, от кого нужно спасать. Она, наконец, остановилась, когда всё осталось позади, и прислонилась к кирпичной стене, устало закрыв глаза. Осаму встал неподалёку, роясь в своём кармане в поиске пачки сигарет. Закурив, некоторое облегчение всё же побаловало его тело, окутывая лёгкие плотным едким дымом. — Знаешь, у меня даже нет сил говорить о том, какой ты подонок. — Акико вяло усмехнулась, без слов отнимая у него сигарету, чтобы сделать пару затяжек. На фильтре остался едва заметный след от её красной помады. — Эти люди стоят здесь с самого утра и их становится всё больше. Связь с Куникидой и Фукудзавой потеряна. Понятия не имею, где они сейчас. Рампо на задании в другом городе, ты свалил. Не жизнь, а сказка. — Она выдыхает табачный дым и возвращает сигарету. — Ну и гадость. — Куда им до твоих вишнёвых. — Губы Дазая растянулись в насмешливой улыбке. В общем-то, ему мята тоже не нравилась, но с присутствием Накахары в его жизни как-то свыкся. — Ты ждёшь, что я начну оправдываться? — Нет. — Йосано отрицательно покачала головой, с вызовом встречая его взгляд. — Точно нет. Просто глупо отрицать, что твоя голова пригодилась бы. Ты и сам знаешь, что нужен. Что нам, что им, но лучше бы не приходил вовсе. Нечего метаться. — Так нужно. — Ясно, — короткое, сухое и явно незаинтересованное. Акико прислоняется головой к стене, громко размышляет о чем-то жалкие пару секунд и только намеревается возвращаться в гущу событий, как перед этим останавливается. — Куникида убьёт тебя. А я не буду лечить. Теперь Осаму лишь остаётся смотреть ей вслед и гадать, откуда это до тошноты лживое спокойствие. У обоих. Сигарета быстро кончается, оставляя свежее послевкусие, и он вновь проверяет телефон на наличие сообщений. Пусто. Он нехотя убирает телефон в карман, с трудом заставляя себя вернуться туда, откуда только что пришёл. Удивительно, но он встречает прямо по пути Накаджиму, бегущего к нему со всех ног. — Дазай-сан! — Ацуши, в какой-то потрёпанной футболке, с торчащими во все стороны белоснежными волосами, останавливается прямо перед ним, упирается ладонями в согнутые колени и тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. — Накахара-сан попросил передать Вам, что ему срочно нужно было уехать. Дазай опускает руки в карманы песочного пальто и долго-долго всматривается в Накаджиму, пытаясь разглядеть какие-либо изменения за то время, что им не довелось видеться. Ацуши явно многое хочет сказать, метается, но пока молчит, принимая решение. — Я скучал по Вам, — смущённо пробормотал он, зажмурившись. И Осаму понятия не имел, как после этих слов, они должны сменить тему на насущную проблему в виде его ухода или хаоса в городе. — И Куникида-сан тоже. Дазай всё же решает подойти поближе, аккуратно опуская ладонь на белокурую макушку, чтобы потрепать бывшего ученика по волосам. Стоит заметить, что Накаджиму это немного расслабляет, судя по его опустившимся плечам и размеренному дыханию. — Вы действительно уходите? — Ацуши хочет добавить «почему именно сейчас?», но сдерживается, просто тихо вздыхая. — Мне очень не хватало ваших наставлений, — ещё тише добавляет он, чувствуя встрявший в горле ком, состоящий из тоски и обид. — Всё это время ты прекрасно справлялся без меня, Ацуши. — Осаму обнадеживающе хлопнул по его плечу. — Не возводи вокруг себя стены из подобных мыслей, а просто поверь. Накаджима всё же позволяет себе уткнуться лбом в наставника и закрыть глаза. Слезы просились наружу, то-ли от усталости, то-ли от некого прощания. С Дазаем он чувствовал себя увереннее и легко признавался себе в этом каждую их встречу. И неважно, был Осаму серьёзен или, как часто бывало раньше, ленив и весел. Ацуши тогда всё было по силам, но как бы удобно не было полагаться на Дазай-сана, рано или поздно ему бы пришлось остаться одному. Правда никто не знал, что это произойдёт настолько скоро. — Какие планы на происходящее? — Осаму попытался разбавить эту меланхолию вполне себе насущным вопросом, однако от этого, кажется, Накаджима расклеился ещё больше. — Директор сейчас не в городе, но как приедет, собирался поговорить с людьми. — Ацуши поднял голову и подавил навязчивый зевок, бросив короткий взгляд на развязавшиеся шнурки. Не грохнулся, и на том спасибо. — А вы что думаете? — В идеале нужно отправить Достоевского на родину. — Дазай непринуждённо пожал плечами. — А перед этим неплохо было бы показать и рассказать всем вокруг, какой он плохой дядя и обманщик. Накаджима почти вдохновился тем, как просто это звучало с уст наставника. Только вот, сказанное на деле представлялось крайне трудной и муторной задачей. — Вероятнее всего, девушка-эспер тоже его рук дело. Общими усилиями соберём доказательства, успокоим народ и попытаемся выйти на него через других последователей. — Это, разумеется, лишь малая часть того, что озвучил Осаму вслух, потому что на Фёдора у него была ещё своя парочка планов, которые в его нынешней организации осуществить было бы чуточку проще. — Неплохо было бы ещё его напарника разыскать, потому что мне неизвестно, какую цель преследует он. Либо Дазай не хочет признавать тот факт, что Гоголю просто хочется повеселиться. Никаких скрытых мотивов, как тот ему любезно сообщил, пока Осаму был в плену. — То есть, Портовая мафия и вооружённое детективное агентство снова работают вместе? Дазай кивнул и только что пожалел о сказанном: велика вероятность того, что на деле Достоевский и сам уедет, оставив после себя царящее в городе безумие. И в следующий раз разработает что похуже. Возможно, посвящать в настолько легко звучащие планы Накаджиму не стоило. Хотя иногда лучше не знать, насколько трудно тебе будет преодолеть поставленную цель, чтобы начать путь к её выполнению… — Пора идти, Ацуши. — Да… — Бывший ученик присел, чтобы завязать шнурки, оставляя Осаму гадать, не хотел ли тот попросту спрятать своё лицо, чтобы не выдавать грусти. — Спасибо. Дазай не стал дожидаться его, чтобы попрощаться. Просто улыбнулся и направился в совершенно другую сторону от агентства. Смотреть на столпившихся, охваченных паникой, кричащих людей не хотелось. Почему-то теперь все его мысли занимало желание поскорее лечь спать, а перед этим пропустить кружки три в баре и ни о чем не думать. По приходу его наверняка уже будут ждать Мори, с долгим непрерывным разговором, и бесконечные несвязные потоки мыслей. Ближе к самому разгару дня солнце стало невыносимо жарким. Осаму уже не шёл, а плёлся, толком даже не зная, куда держит путь. Мимо быстрыми шагами проходили люди, чьи лица он вовсе не успевал рассмотреть под влиянием смертной скуки. В такие моменты жизнь казалась ему особенно бессмысленной, хотя собственные рассуждения лишь наталкивали на мысли, что он сам виноват в отсутствии личных целей, к которым можно было бы двигаться, а от того и гореть желанием жить. Обычно Дазаю легко было оценивать ситуацию и принимать решения, вне зависимости от происходящего, но в последнее время он позволял безрассудности брать над собой верх всё чаще и чаще. Он бы легко смог избежать те несколько месяцев, что проторчал у Достоевского, просидев на таблетках, либо постараться извлечь из этого выгоду, ведь Фёдор знал, что стоит только переметнуть Осаму на его сторону — не то, что Йокогаме, всей Японии, а то и больше, пришлось бы несладко. Но почему-то всё обернулось иначе. Дазай не хотел жить, но как бы ни старался, умереть не мог. От того и напрашивались мысли, что на деле какое-либо стремление к жизни всё же присутствовало. Он был готов рисковать, но при этом знал, что в конечном итоге выйдет сухим из воды, и это огорчало. Осаму так погрузился в слова, сказанные Одой Сакуноске перед смертью, что целиком и полностью перестал верить в лучшее. Верить в жизнь и в себя в целом. Словно его друг покормил и без того бесчинствующих демонов, с детства поселившихся в Дазаевской голове, подарив тем ещё больше власти над чужой жизнью. Осаму догадывался, что всё могло быть по-другому, но ощущал себя, не как часто бывает, в лабиринте, где выход все-таки был, а именно в пустой, замкнутой и мрачной комнате. Одиночество было для Дазая кем-то вроде верного спутника, и он уже давно перестал относиться к этому чувству как-то по-особенному, воспринимая дыру внутри себя, как часть его самого. Разумеется, выбраться из ситуации человек никогда не сможет, будучи полностью уверенным, что ничего у него не выйдет, ничего нельзя изменить и вообще — это с ним навсегда. Но Осаму всё равно казалось, что в его случае это являлось, что ни на есть, самой настоящей правдой. Он привык к этому. Как и любой другой человек, личность, у которого была такая способность — привыкать ко всему. Да, люди ко всему привыкают, и это сильно замедляет процесс осознания, что должно быть, а что нет, что нужно срочно менять, а какие перемены к лучшему. В агентстве у Дазая всё было гораздо проще: воспоминания не такие густые и не пропитаны насквозь чужими жизнями, мольбами и кровью, как в портовой мафии, где второе «я», помоложе, рьяно пыталось найти себя в постоянных пытках, битвах и вечном поиске смысла этой самой «жизни». В агентстве Осаму просто существовал, оставив всякие попытки, подувлёкся суицидом ещё больше прежнего, торчал в кабинете, увиливая от отчётов под недовольные упрёки Куникиды, мог хоть как-то, хоть в чём-то, не особо горя стремлением, спасти город и к вечеру проторчать в баре, пропивая какие-то жалкие гроши, которые ни в какое сравнение не шли с зарплатой в портовой мафии. Может быть, за всё то время, что он проработал на светлой стороне, Дазай добился какого-никакого спокойствия, но своё же состояние было столь обманчивым, что оценивать его вовсе не хотелось. Впрочем, Осаму боялся думать, что собственное возвращение в мафию как-либо связано с Накахарой. Верить в то, что он снова способен как-либо чувствовать, проникаться и доверять себя человеку было странно, а ведь Чуя без раздумий делал это. Дазай бы хотел взять у него пару уроков. С постепенно разматывающимся клубком мыслей он и сам не заметил, как добрался до автобусной остановки, недалеко от которой располагался небольшой киоск. Хотелось освежиться, поэтому Осаму лениво поднялся по небольшим ступенькам и отворил стеклянную дверь; из маленького динамика тихо лилась инструментальная музыка. В этом крошечном помещении время словно остановилось. И если не брать в расчёт тот факт, как сильно здесь было душно, Дазай почти проникся атмосферой. Он внимательно осмотрелся, пока слабый толчок снизу не привлёк его взгляд. На полу растянулся белый кот: местами его шёрстка была в пыли, где-то топорщилась в разные стороны, где-то была богата колтунами, но больше всего в глаза бросалась пара кофейных пятен на хвосте, на ухе и на лапах. Продавца всё равно не было, поэтому Осаму медленно присел, опуская ладонь на пушистое создание, поглаживая своегобразного хозяина киоска. Тот приветственно замурчал и даже перевернулся на спину, хитро глядя на него прищуренными зелёными глазами, внутри которых чёрные щёлки то расширялись, то сужались. — Ого, — от женского голоса, поданного сверху, Дазай даже слегка удивился, поднявшись на ноги. — обычно он ни к кому не подходит, только смотрит на всех, как на кусок дерьма. Осаму гордо приподнял подбородок, шутливо улыбнувшись. Кот же только недовольно дёрнул ухом и, неторопливо поднявшись на лапы, взмахнул пятнистым хвостом, уставившись на виновницу прекращения его удовольствия. Перед Дазаем, просунув голову в маленькое окошко и облокотившись на локти, стояла девушка, лет двадцати-пяти, не больше. Явно не японка. У неё были голубые волосы, заплетённые в небрежный пучок, тёмно-серые глаза и чёрный пирсинг на нижней губе. Непослушные пряди так и норовили упасть ей на лицо, но она каждый раз упрямо их сдувала, оценивающим весёлым взглядом посматривая на Осаму. — Чего изволите? Дазай почти рассмеялся с её серьёзности, словно это не она буквально минуту назад говорила что-то там про дерьмовый взгляд кота. — Пиво. — Он задумчиво пожал плечами, доставая кошелёк. Кстати говоря, а хватит ли ему вообще. — Сорок йен. — Девушка отошла от окошка, подходя к холодильнику и пробежалась глазами по полкам. — Какое? — На Ваш вкус. — Осаму как-то всё равно было, что пить, он бы даже, пожалуй, предпочёл что покрепче. Его внимание снова привлёк кот, который, запрыгнув на маленький тоненький столик, принялся тереться мордой о его бок, тихо мурча. — Как его зовут? Вернувшись, она поставила на столик чёрную жестяную банку с красными рисунками, но деньги принимать не спешила, задумчиво поглядывая на животное. — Никак. У него ни хозяина, ни имени. Этот засранец приходит сюда, когда вздумается, и я никак не могу поймать момент, каким образом он это делает. Осаму хмыкнул и только собрался забрать напиток, как девушка недовольно постучала по стеклу. — Паспорт. Дазай только испустил смешок, опуская руки в карманы под недовольное мяуканье и прищурился. — Благодарю за комплимент? — Я серьёзно, паспорт. — Уголки её губ расплылись в издевательской улыбке, глядя на ступор на лице у Осаму. — Что, неужели нет? Как жаль. — У вас здесь даже камер нет. — Дазай раздражённо закатил глаза, ещё раз убедившись в своей правоте, пробежавшись взглядом по киоску. — Ладно, ваша взяла, — девушка огорченно вздохнула, согласно кивнув. — Но всё-таки, сколько Вам лет? — А сколько дашь? — Осаму резко перешёл на ты, открывая желанную банку под пристальным взглядом напротив. — Э-э-мм… — она нахмурилась, попутно складывая деньги в кассу и скрестила руки на груди. — Хорошо, не желаете кота в подарок? — Этот кот — вольная пташка, не думаю, что ему нужен хозяин. На этом решено было откланяться. Дазай вежливо ей улыбнулся и поспешил на выход, про себя поражаясь, как легко и быстро такой непринуждённый диалог вывел его из потока тяжёлых мыслей. Оказавшись на улице, он вдохнул прохладный воздух почти с облегчением. Ветер приветственно потрепал его волосы, и все вернулось на круги своя. Чуть ли не залпом опустошив банку пива, Осаму двинулся вдоль по улице, рассматривая всё, на чем останавливался взгляд. Своеобразную тишину в голове прервал телефонный звонок и, несмотря на нежелание отвечать, Дазай-таки взял трубку, прислоняя мобильный к уху. Он даже не посмотрел на имя контакта, что ж. — Где ты? — Накахаровский голос на расстоянии звучал устало и недовольно, Осаму почти почувствовал себя провинившимся. Почти. — Какая разница? — Дазай заприметил лавочку и поспешил к ней. Удобно устроившись, он сконцентрировался на голосе напарника. — Соскучился? Было слышно, как на том конце трубки Чуя вздохнул, и Осаму даже удалось в деталях представить его рассерженное лицо. — Скинь геолокацию, я за тобой заеду. — Я вообще-то наслаждаюсь природой, — капризно запротестовал Дазай и, сжав банку в правой руке, бросил ту в мусорку. Видимо на разговор Накахара настроен не был, потому что просто скинул трубку. Осаму разочарованно разблокировал телефон и без слов отправил свое местоположение, вяло потянувшись. Настроение как-то само собой поднялось, хотя повода никакого и не было. Оставалось лишь надеяться, что и Накахаре поднять его удастся. Собственно, ждать долго не пришлось. Прошло не больше десяти минут, как возле него остановился блестящий красный мотоцикл. Может, признаваться вслух Чуе об этом Дазаю не хотелось, зато самому себе — легко. В шлеме, на таком дорогом байке, Накахара выглядел сногсшибательно. Чёрные обтягивающие джинсы, ко всему прочему, кожаная косуха и митенки. Да, его напарник просто ходячий секс. — Ну? — Чуя показательно покрутил ручку газа, повернувшись к нему, и Осаму послушно подошёл к мотоциклу, садясь сзади. Накахара почти заботливо передал свой шлем ему, и Дазай даже не стал спорить по этому поводу. Ему нужнее. — Где ты шлялся? Дазай натянул шлем, застёгивая ремень под подбородком и обхватил руками чужую талию, прижавшись поближе. Да, желания свалиться было мало. Или конкретно сейчас это его оправдание? — А ты? Чуя плавно выжал сцепление и включив первую передачу, опустил ногу на землю, прибавив газу. Стоило им двинуться с места, как инстинкт самосохранения у Осаму впервые проснулся, намекая буквально вцепиться в напарника, потому что Накахара ничуть не мелочился, разгоняясь настолько, насколько это возможно, с лёгкостью маневрируя между машинами. Дазай, конечно, в него целиком и полностью верил, но что-то ему подсказывало, что сзади он слышал возмущенные маты. Как только они остановились перед светофором, у светлого джипа рядом опустилось окошко. — Может познакомимся? — поинтересовалась женщина, приветливо помахав им кончиками пальцев. Её вишнёвые губы расплылись в обворожительной улыбке. — Это вряд-ли, — не успел Накахара толком ничего сказать, как за него ответил Осаму, вежливо улыбнувшись в ответ. — Чуя у нас по мальчикам! И стоит ли благодарить Господа за то, что светофор загорелся зелёным. Или за то, что напарник у руля, поэтому некоторое время лицо Дазая будет в целости и сохранности. Вдалеке показалось уже знакомое колесо обозрения. Они проезжали парк развлечений, все быстрее и быстрее приближаясь к пяти небоскрёбам. Здания портовой мафии совсем не выдавали свое назначение, наоборот, выглядели, словно элитные постройки Йокогамы, со всех сторон сверкая под лучами палящего солнца. Где-то на самой верхушке центрального гиганта их наверняка ждал Мори. Осаму тихо вздохнул, поймав некое удовольствие от приглушённого шума ветра в ушах, бьющего по перепонкам несмотря на барьер в виде шлема. Так, как Накахара, он скорость, конечно, не любил, но нечто приятное в этом всё же находил. «Поездка выдалась слишком быстрой» — почти с огорчением мелькнуло в мыслях, пока Дазай окончательно не слез с мотоцикла. Чуя спрыгнул гораздо грациознее, забирая шлем из его рук с горящими голубыми глазами. — О, — Осаму театрально развёл руками, спиной медленно двигаясь в направлении к дверям, — кажется, ты немного зол. — Ещё как. — Накахара повернул ключи, и Дазаю удалось разглядеть на них маленький брелочек в виде черепа. Как мило! — Хочу вырвать твой язык. — Зачем же вырывать? — Осаму хитро прищурился. — Столько разных прекрасных способов, как можно использовать его, чтобы сделать человеку приятно! — Ты этими способами, видимо, ничуть пользуешься, — огрызнулся Чуя, подходя к нему, попутно затягивая хвост покрепче. — А по-моему сегодня утром ты… — Заткнись. Боже. Их перепалка быстро кончается, потому что Дазай все же решает быть настолько любезным, чтобы замолчать и не смущать злого и покрасневшего Накахару ещё больше. В дверях работники встречают их с вежливыми приветствиями. Даже без косых взглядов. Работа идёт полным ходом. Неподалёку обсуждают поставку оружия и, признаться честно, Осаму немного огорчается, разглядев на месте командующего не Хироцу, а Гин. Стоит отдать должное: девушка держится просто отлично. Удивительно, как Дазай ещё ни разу не пересёкся с её братом. — Босс уехал на встречу, — спустя долгое время подаёт хриплый голос Чуя, нажимая на кнопку вызова лифта. — Мы должны дождаться его прихода. Осаму неторопливо шагает в узкое помещение и пробегается глазами по множеству кнопок, не обнаружив там ничего интересного, он переводит взгляд на зеркало, принявшись разглядывать то напарника, то себя. — Что за встреча? Бессмысленный вопрос. Дазай и так знает ответ. Мори уехал встретиться с Фукудзавой, чтобы обсудить дальнейшее развитие событий. — С директором агентства. Потому что в конечном итоге происходящее коснётся всех. Кстати, — Накахара с каким-то злорадством ловит его взгляд через зеркало, — тебя ждёт заполнение документов. Осаму измученно выдыхает и отчётливо чувствует свой первый проигрыш за сегодня. Лень податливо обнимает его со спины, делая тело невыносимо тяжёлым в моменте. — Разве сейчас время для этого? Нам ведь нужно спасать город! Чуя усмехнулся, неверяще вскинув одну бровь: — Тебя правда так волнует происходящее? По тебе и не скажешь. — Вообще-то да! — горячо воскликивает Дазай, эмоционально всплеснув руками. Актёр-актёр. — Я целиком и полностью готов защитить мир от грязных крыс! Ценой собственной жизни, между прочим. — Ага, как же. — Накахара демонстративно закатывает глаза, фыркает и подходит к медленно раздвигающимся перед ними дверям. Больше не проронив ни слова, он выходит на нужном этаже, почти сразу же поворачивая направо. Какой уже раз за день Осаму следит за чьей-то отдаляющейся спиной? Второй? — До встречи, напарничек! Сам Дазай выходит на следующем и запустив руки в карманы, тихо насвистывая какую-то мелодию, шагает по коридору. Тело просит холодного душа, душа — покоя, а разум — крепкого сна. Как много желаний и при этом ноль идей. Время подходит к вечеру. А вечер, сам по себе, как и ночь, Осаму всегда нравился больше, чем утро или день. Так уж вышло. Незамысловатой походочкой он добирается до душа, но в последний момент, закрыв за собой дверь, замирает у зеркала. Расправившись с одеждой, рука останавливается у бинтов на шее. В лифте он выглядел поживее, что-ли? Сыграло ли свою роль освещение или чьё-то присутствие, неважно. Но сейчас Дазай, разматывая белоснежные тканевые полосы, с пугающим интересом рассматривал свои синяки под глазами, следы от петли и множественные уродливые шрамы. Он словно видел их впервые. Каждый из них напоминал ему о чём-то, и в какой-то степени это увлекало. Сколько времени прошло за этим занятием, непонятно. Но стоило холодной воде заструится по плечам, вся кожа покрылась мурашками. Кончиками пальцев Осаму водил по телу и, наткнувшись на лопатки, даже почувствовал некую слабость от того, насколько они выпирали. Это ощущалось так, будто раньше на их месте были крылья, которые беспощадно обрубили. И, собственно, почему бы не позволить себе пофантазировать немного. Поморозившись, Дазай опустил босые ноги на белый коврик и прикрыл глаза. Мысли о переменах так и мельтешили в голове, были слишком настойчивыми и беспощадно давили на виски. Глянув на мятую одежду, брошенную на пол, он не смог сдержать смешка. Ну конечно, зачем было брать запасную. Обернув полотенце вокруг бёдер, он наклонился, чтобы выудить из кармана телефон. Кажется, его разлука с Накахарой была недолгой. Набрав нужный номер и послушав два-три гудка, трубку почти сразу взяли. — Эм… Чу-у-уя, — он протянул его имя в своей излюбленной сладкой манере и с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. — Не мог бы ты принести мне какую-нибудь одежду? — Тебе красное платье или чёрное? — Ты носишь платья?! — Блять, — только и выругался Накахара, сбросив трубку. Оставалось лишь надеяться, что напарник действительно достанет ему одежду. Осаму слегка приоткрыл тёмную дверь, оперевшись о дверной косяк и скрестил руки на груди, ощутив неприятный сквозняк на голой коже. Шаги послышались только минут через пять, показавшихся Дазаю вечностью. — Ты так безжалостен. — Карие глаза прищурились, заинтересованно глядя на напарника, без стыда распахнувшего дверь и войдя внутрь. — Я замёрз, вообще-то. — Бедный, — только прошипел Чуя, стараясь не смотреть на него вовсе. Он протянул ему одежду, но Осаму, потянувшись за ней, случайно выронил её на пол. — День сегодня такой, из рук всё валится. — На лице Дазая начала расплываться опасная улыбка, действующая на Накахару, как какие-то зыбучие пески. — Я подниму. Осаму, чтобы полотенце «не упало», медленно опустился на колени, неторопливо собирая вещи. Как здорово, что он решил посмотреть на Чую, это однозначно того стоило. Накахара выглядел крайне напряжённым, глядя на Дазая сверху вниз тягучим взглядом. Казалось, что даже его светлые глаза потемнели. И это было приятно. Дазай показательно потерял равновесие, когда собирался подняться, и ухватился холодными ладонями за его ноги, медленно поднимаясь по ним. Капли воды, стекающие с его волос, повторяли каждый изгиб худого тела, и Накахара завороженно пытался уследить за каждой, не издавая ни звука. — Что-то ноги не держат, поднимешь? — Осаму указал кивком головы на одежду, которая так и осталась лежать внизу, пристально следя за реакцией напротив. Чуя без слов потянулся вниз, быстро собирая одну вещь за другой, совершенно потеряв возможность здраво мыслить. В животе завязался тугой узел от нахлынувшего возбуждения. Он почти растворился в тумане происходящего, толком не моргая. Дазай бесшумно обошёл его сбоку, вставая за спину, и потянулся руками к футболке, легко проникая длинными пальцами под ткань. Накахара весь напрягся, вслушиваясь в дыхание сзади. Холодок пробежался по позвоночнику, и он тихо выдохнул. Осаму положил подбородок ему на плечо, шепча что-то о том, как у него замёрзли руки, пальцами не переставая водить по чужой раскалённой коже, словно пытаясь изобразить какие-то рисунки или надписи. — Расслабься. Чуя закрыл глаза, делая глубокий вдох, и руками вцепился в одежду, которую покорно держал сам. Приятная нега разливалась по телу каждую секунду, отдаваясь в местах, где только-только касался он, холодными ожогами. Точка невозврата приближалась с каждой секундой, стоило Дазаю в очередной раз томно вздохнуть в самое ухо. Находиться в чужой власти было слишком приятно, как и перетекать в чужие руки, превращаясь в какую-то плавящуюся массу. Осаму аккуратно прикоснулся прохладным кончиком носа к его шее, ведя наверх, к волосам. Движения прекратились, и Накахара открыл глаза. Почему он остановился? — Чуя, приготовишь что-нибудь? — Дазай бросил на него умоляющий взгляд, приняв наконец из рук успевшую помяться одежду. — Пожалуйста! Ой, лучше бы Накахара не смотрел на него. Кажется, так, как на него напарник посмотрел сейчас, он не смотрел ещё никогда. Осаму даже страшно стало, без шуток. — Пошёл нахуй. Чуя буквально выскакивает из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь, оставляя Дазая наедине со своими мыслями. «Неужели не заметил?» — Осаму задумчиво посмотрел на упавшее полотенце и кое-что, больше не скрывающееся под ним.