to know I wanted u

- нет, и все же, позволь мне поспать на футоне, мне неловко, я ведь в твоём доме, - нацумэ спускается с кровати и криво улыбается, чувствует себя как-то неправильно. подгибает ноги и ладони кладет на колени, неуверенно перебирая ткань одолженных штанов.        неловко. после того поцелуя нацумэ совсем потерялся в догадках, не знал как непринужденно оставаться рядом. хотелось надеяться, что для брюнета то было не просто наваждением закатного солнца и искренних слов, сказанных нацумэ в порыве от очередной ëкаевской передряги. такаши больше не одинок, у него есть друзья, дом в который очень хочется вернуться, цундэрэ-телохранитель и "союз псов", с которыми он может развлечься по настоящему, возмещая годы потерянного хорошего детства. да, ему действительно больше не одиноко, и он от всего сердца благодарен тем людям (и не только), появившимся в его жизни, за их заботу и искреннюю привязанность. и все же, вряд ли бы нацумэ осознал сам, что его пылкие чувства к тануме канамэ пересекают черту обычной всеобъемлющей благодарности.        к брюнету такаши с самого начала относился по особенному - было в нём что-то такое, отчего ноги клинило, хотелось слушать больше, оставаться дольше и после вновь находить причины подойти. он знает тануму хорошо, твердость его обещаний, его решительность и, вместе с тем, такую привлекательную рассудительность и собранность. канамэ теплый, и это своё тепло он отдает щедро, практически без остатка, а такаши упивается им жадно, жаждуще, подобно изнемогающему от обезвоживания страннику, нашедшему выход из вечной пустыни. и от его тепла табунами бегают мурашки.        танума всегда виделся очень романтичным. возможно, тому виной его искренний смех или добрый взгляд, честные слова или красноречивые поступки. тишина рядом с ним всегда была уютной, а их разговоры вечерами почему-то казались весьма интимными. и все же, только в момент, когда их губы впервые соприкоснулись, нацумэ словно пришло озарение. до смешного глупо; отстраняться категорически не хотелось, перед распахнутыми глазами ничего видно не было, сердце оглушало, а сделать он ничего не мог, ведь и не знал, что. танума тогда неловко улыбнулся и сказал что-то в роде: "прости за это", а у нацумэ после дни и ночи подряд душа была не на месте. казалось, их вновь вернувшееся на круги своя непринужденное общение настолько хрупко и шатко, словно карточный домик. танума не говорил ничего о произошедшем, а нацумэ просто не мог спросить.        и сейчас, сидя напротив него на одном футоне посреди ночи, да и весь проведенный вместе вечер до этого, он ощущал себя крайне нервозно лишь по одной очевидной причине - было страшно. страшно совершить глупость. страшно поддаться соблазну. страшно увидеть отторжение в чужих глазах.        танума тихо смеялся со слов нацумэ как и едва не с десяток раз до этого, но после посмотрел на него внезапно серьезно и откровенно. - я ведь говорил, чувствуй себя как дома. или ты так хочешь спать на футоне потому что я уже здесь? - будто бы поддел канамэ напоследок.        нацумэ вдруг совершенно беспричинно показалось, что парень проверяет его. внутри все обожгло собственной догадкой, он нечитаемо улыбнулся и внимательно всмотрелся в глаза напротив. танума сидел недалеко, и ему хватило мгновения на то, чтобы приблизиться. его рука упиралась в кровать за спиной такаши, а лицо оказалось недвусмысленно близко. они смотрели друг на друга долго, будто ожидая, что кто-то отстранится первым, время тянулось медленно, словно мëд с веретена, а воздух казался густым и раскалённым, внезапно не таким, как до этого.        внизу в предвкушении тянуло, чужой взгляд будоражил кровь. "разве так можно, танума? разве же это честно...". нацумэ порывисто подаётся вперёд, сталкиваясь в нерешительном поцелуе. это плохо знакомое ощущение пробуждает воспоминания, когда его губы так горячо сминали другие, напористые, но было так беспокойно, в животе все скручивало от неизвестности, от смущения, от трепета. а сейчас... такаши ведут внезапно уверенно, и все его естество едва ли не плавится от этого напора; так волнительно, он хватается за ткань чужой футболки и осознает, что им движет возбуждение. танума кладет ладонь на бедро нацумэ, словно невзначай, и распалëнно выцеловывает его губы, проводит языком по чужому небу и, под сладкий звук вырвавшегося вздоха, валит такаши на футон. русые волосы красиво рассыпаются на белом, струятся приглушëнным полутьмой золотом по нежным щекам, и нацумэ поспешно смахивает их, обхватывая канамэ за шею. его спина послушно прогибается, когда под неё скользит рука, кончики пальцев оглаживают поясницу, и такаши словно пробирает разрядами электричества. его кожи никогда так не касались... рука, скользнувшая вверх по талии, обжигала, ощущалась очень странно, его тело будто двигалось само, охотно отвечало на желанные ласки, подавалось навстречу за бóльшим, а бедра, дрожа, ëрзали по мягкому белью. стоило канамэ, ведомому чем-то животным, вызывающе провести языком по чужому и толкнуться вперёд, меж разведенных ног, такаши распахнул глаза, а из его горла вырвался несдержанный стон. он ошалело моргал, пялясь в удивлëнные темные глаза напротив, и попытался закрыть лицо ладонями, умирая от стыда, но этого ему сделать не позволили. танума аккуратно отвёл его запястье в сторону, коснулся губами сгиба локтя и повел выше, добираясь до его уха, смущенно розового, и тихо спросил: -прости, я захожу слишком далеко? голос его звучал мягко и немного взволнованно. хотя движения танумы казались такаши уверенными и даже умелыми, внутри тот тоже тревожился, и всё также желал до одури. нацумэ скорее ощущал, чем слышал, как чужое сердце бьётся громко, заполошно, будто бы то было его собственное. он пытался заглушить шумное дыхание, руки дрожали, когда он вернул их в прежнее положение - на шею брюнета, мысли плавились, будто от алкоголя, который он никогда не пробовал. жар чужого паха ощущался, как если бы танума все ещё прижимался к нему. такаши запустил пальцы в чёрные волосы и красноречиво притянул его голову к своей шее. внутри все приятно и волнующе скручивало от своих же действий и горячего дыхания на чувствительной коже. танума скользнул ниже, мягко целуя ямочку между ключицами, и такаши шумно втянул воздух, когда парень повел языком к плечу, оставляя после себя широкий прохладный след. нацумэ ощущал себя беззащитным без ощущения поцелуя на своих губах, он жадно вдыхал воздух, почти захлебываясь, и, быстро сообразив, прикусил своё запястье. звуки гуляли по комнате и смешивались, казались безумно смущающими, будоражили сознание. танума втягивал тонкую кожу, сминал её горячими губами, ощущая, как неровно вздымается грудь под ним, и медленно продолжал почти невесомо потираться бедрами. одним локтем опирался рядом с головой нацумэ, перебирая его светлые волосы длинными пальцами и немного оттягивая их, второй рукой скользил по его ноге, облаченной в широкие домашние штаны. ткань скатывалась вниз с его разведенных ног до самых колен и немного ниже, танума с нажимом прослеживал её движение. его большой палец оглаживал внутреннюю сторону бедра, а такаши казалось, будто он сейчас взорвется, тело само тянулось за прикосновениями. в мыслях было мутно, в паху нестерпимо горело, и он прогнулся в пояснице, подаваясь ближе и запрокидывая голову от желаемого ощущения. канамэ, не ожидав подобной инициативы, сжал его ногу и гортанно простонал тому в шею. такаши распахнул глаза. "о, боже". танума продолжил плавными поступательными движениями тереться о чужое возбуждение, самозабвенно лаская губами белоснежную в холодном свете луны грудь, оголившуюся под задранной футболкой.        такаши никогда не испытывал такого, даже когда пробовал трогать себя без каких-либо препятствий в виде ткани. но сейчас, распластавшись на футоне и будучи вжатым в него же другим парнем, так жадно ловя каждую его ласку и отголоски своего имени в каждом его вздохе, было так хорошо, просто чертовски, все тело потряхивало от растекающегося под кожей удовольствия. казалось, губы канамэ были везде одновременно, такаши категорически не хотел, чтобы эти плавящие кожу поцелуи исчезали даже на миг, и его пальцы путались в чёрных волосах и сжимали их, будто требовательно, неразборчиво хватались за плечи, а бедра плавно двигались навстречу в заданном темпе.        было жарко. капельки пота собирались над верхней губой, все тело трепетало и горело, такаши чувствовал, что балансирует на самой грани чего-то неизвестного, он вцепился рукой в бок канамэ, притягивая ещё теснее. брюнет понял без лишних слов, он и сам ощущал, что уже близко, и тогда решился на большее. его пальцы, ранее играющие с чужими сосками, скользнули ниже, меж их телами, кончиками на пробу пробежались под поясом домашних штанов. такаши сначала крепче сжал ткань его футболки, но, мгновение спустя, дрожащей рукой потянулся навстречу действиям канамэ, помогая ему с его же штанами. одним пальцем нерешительно отодвинул резинку брюк и белья, повторяя за чужой рукой, и, не в силах больше терпеть, позвал его по имени. танума вжался в него всем телом, все ещё придерживая себя на весу, и, размазав выступившие мутные капли, обхватил их ладонью и начал двигаться. у нацумэ перед глазами поплыло, а в ушах оглушающе отдавалось сердцебиение, он едва ли замечал откровенные звуки, слетающие с собственных губ. нервные окончания по всему телу будто обострились, как никогда до этого, такими яркими казались жар дыхания и чужой кожи через слой тонкой ткани. от паха вверх горячими волнами бились дикие и странные ощущения.        такаши хватило нескольких движений, чтобы его бедра судорожно дëрнулись, и он излился тануме в руку, сжимая взмокшие ресницы и испуская порывистый стон с раскрытых губ. распалëнное страстью тело ослабело практически моментально, ощутилось внезапно неподъëмным, блаженно расслабленным. сердце остервенело тарабанило в груди, разгоняя кровь, шум которой гулко отдавался в ушах. под кожей растекалась нега, словно густая и тяжёлая, горячая; спину все ещё мелко покалывало от удовольствия. брюнет упоëнно следил за каждым выражением, жадно отпечатывая их след на собственной сетчатке. ощущая, как от живота по телу расходятся резкие импульсы, он крепче сжал подрагивающие ноги и кончил, протяжно простонав сквозь зубы.

***

       когда нацумэ раскрыл глаза, то увидел перед собой лицо канамэ, такое расслабленное. его взгляд был прикован к такаши, и в нём плескалась нежность, бушевала, словно ей уже не хватало места, и, кажется, там было что-то ещё. сверкало загадочно, маняще. танума посмотрел на приоткрытые губы и, недолго думая, приподнялся, чтобы коснуться их своими. в этот момент такаши захотелось хлопнуть себя по лбу от собственной глупости. чувствовал он себя так потрясающе лишь потому, что с ним был канамэ. тот, кто разрушил стены нацумэ самым бережным из способов, исцелил склеенную душу, тому не подлежащую, совсем как-то по волшебному, а в сердце проник незаметно, будто шиноби какой, или вроде того. танума - парень, к которому такаши ну никак не мог контролировать свои чувства и, вместе с ними, целый неуëмный водоворот эмоций. от теплого дыхания на губах мурашки пробегаются от пят до самой макушки. нацумэ мягко улыбается своим мыслям в поцелуй и закрывает глаза, отдаваясь бурей нахлынывающим ощущениям.