Луноцвет на обочине

Вэй Ин жевал большую маньтоу, аппетитно мягкую и ещё теплую, сидя на краю крыши. Его босые, светло-серые от грязи и пыли ступни мотались туда-сюда, и как в речную воду погружались в вязкое марево-дымку уличной полутьмы. В лилово-жемчужном, предгрозовом сиянии Призрачного Города Вэй Ину было тепло. Мимо него, едва касаясь ногами теплой черепицы и держась за руки, шли вразвалочку дети, несколько человек. Их лица были бледны до синевы, глаза затягивали жуткие бельма, а светлые одежды развевались по ветру. Малыш Вэй Ин хорошо знал, что это за дети. «Ночной плач» — вот как их назвали в селениях. Такие дети приходили из ниоткуда и уводили живых малышей вслед за собой, чтобы вместе играть на улицах Призрачного города. Они не были злыми, если подобное вообще применимо к маленьким духам. Вэй Ина они никогда не трогали, не пытались убить, наоборот: защищали и водили к Матери призраков, выпрашивая немного еды. Возможно, непринятый человеческим миром крошка А-Ин, появившийся на свет белым как молоко с алыми как угли глазами, казался им чем-то своим. Так вот, Вэй Ин с урчанием вгрызался в маньтоу. Он блаженно жмурился, ощущая, как тает во рту душистая, теплая мякоть. И хотя удовольствие должно было вот-вот завершиться, Вэй Ин по возможности старался растянуть его на необъятное «подольше». Огромная, больше его ладоней, рисовая булка была для маленького бродяжки дороже всех богатств мира. Да и в отличие от еды, он плохо понимал природу и ценность богатств. — Крошка А-Ин, здрааавствуй, здравствуй, крошка А-Ин!.. — тоненько прозвенели-пропели призрачные дети, мягко обступая его. — Как ты поживаешь, как поживаааешь, крошка А-Ин?.. Вэй Ин положил в рот последний кусочек маньтоу и с сожалением облизнулся. — Благодарю вас, — весело сказал он, сгибаясь в лёгком поклоне. — Сегодня я сыт. — Ты уже почти как мыы, — тихо засмеялись нежные голоски, звонкие как колокольца на сапогах Градоначальника. — Ты перестаааал вонять человечиной.... Вэй Ин широко улыбнулся. На улицах Призрачного Города он прожил около пяти месяцев — ни дать, ни взять — целую вечность. Вэй Ин вообще был смелым мальчишкой, имел твердый характер и несгибаемую волю — прекрасные задатки будущего заклинателя. Во всяком случае, так считал его отец, покуда был жив. После же, и с заклинательским будущим, и с семейным теплом пришлось распрощаться. На смену рассказам о Ночной Охоте, теплым материнским рукам и тяжёлому отцовскому мечу пришли голод, страх и абсолютная безысходность. Некогда любимый ребенок был проклят и оплеван толпой, назвавшей его демоническим выродком и погнавшей прочь от своих домов и детей. И Вэй Ину пришлось оставить родную деревню и уйти прочь, спасаясь бегством от бешенных псов и умирая от голода. Так, слоняясь по дорогам и пугая простых людей не вполне человеческой внешностью, он едва-едва держался на грани жизни и смерти. Пока однажды не проснулся от шума и гомона и не обнаружил нестройную группку духов, плетущихся по дороге. Вэй Ин примкнул к ним, и, наверное, принятый за какого-то мелкого духа, дошел до самых ворот Призрачного Города. Там же он и остался, поскольку, никого не раздражал, а отыскать пропитание и теплую щель для ночлега можно было всегда. Так он и зажил: вдалеке от мира людей, постепенно отвыкая от всего нормального и привыкая к темно-причудливому. Настоящее не могло его убить, а будущее... О, А-Ин был ещё слишком мал, чтобы думать о чем-то подобном. — А-Ин, А-Ин, А-Ин! — загалдели крошечные призраки, вновь берясь за руки. — Градоначальник Хуа устраивает празднество в честь Дня Середины Осени. Се Даочжан решил, что будет очень здорово, если мы тоже будем справлять подобный праздник. Поводы для веселья должны быть всегда! Вэй Ин поджал худые ноги и положил голову на стесанные коленки. — Он очень хороший, этот Се Даочжан! — Да-да-да! — подтвердили маленькие духи, синхронно кивая головами и улыбаясь острозубыми улыбками. — Самый, самый хороший! Не мудрено, что Градоначальник Хуа так его любит! И призрачные крохи тоненько захихикали. — Когда будет это празднество? — уточнил Вэй Ин, подпирая щеку рукой и с интересом поглядывая вниз, на улицу, где сцепились в жестокой борьбе два рогатых торговца. Малыши-духи тоненько зашептались, хихикая как осенние листья клена в порывах восточного ветра. Наконец, они вновь обратили свои незрячие глаза на Вэй Ина и заулыбались. — Сегодня вечером. Ты пойдешь, крошка А-Ин? Тот почесал грязный затылок и быстро кивнул. — Конечно же!.. — воскликнул он, складывая вместе не сильно чистые ладошки. — Когда бы я упускал возможность дармово поесть и повеселиться, а? — Никогда, никогда, никогда! — засмеялись тонкие духи. — Вот то же! — крикнул Вэй Ин и с громким хохотом скатился вниз, на улицу. Сиреневая, насыщенная всеми оттенками угольно-черного и голубого тьма расползалась по улице. Шаги ее были легки как у дикой кошки, а пушистые хвосты забирались в каждую шель, заворачивали флаги и вывески, зажигали огни в бумажных фонариках и бросали россыпь бликов на вылизанные прилавки. Вслед за ней звездочками-светляками зажигалась жемчужная ночь, а золотой свет огня наполнял Город новой, бесновато-рассеянной жизнью. Вэй Ин шел вприпрыжку, мягко шлепая босыми ногами по выщербленным плитам узеньких закоулков. Тут и там на него глядели нечеловеческие, ярко блестящие глаза, а вокруг крутился пестрый хоровод нечисти, устремляющийся на главные улицы — вперёд, к обещанному веселью. Вэй Ин шмыгнул носом и потер его заплатанным рукавом. — Может, и правда стоит сходить?.. — проговорил он вслух, одновременно насвистывая весёлый мотивчик и подпрыгивая на месте. — Поглядеть: что и как? Может, и вправду занимательное будет зрелище?.. Да и к тому же, я давно хотел поглядеть на этого Се Даочжана — говорят, он необыкновенно мил... Вэй Ин до боли закусил губу и побрел дальше. За свою недолгую, но богатую на несчастия жизнь, он уже с трудом мог представить себе образ и манеры действительно хорошего человека. И более того, человека при власти, способного одарить его ничтожное существо хотя бы улыбкой. Однако чем ближе подбирался Вэй Ин к центральным улицам, тем люднее и шумнее становилось вокруг. Маленькие и большие, странные и обычные, похожие на людей и безобразные чудища, уродливые и прекрасные — нелюди всех сортов и мастей бежали, летели, ползли, кричали, смеялись, пели, кашляли и хрюкали, и вся эта какофония безумных напевов звенела в остром от лилового напряжения воздухе. Вдоль улиц высились столбы и висели гирлянды из золотой и багряной листвы вперемешку с отрезами грязного шелка, уродливо исписанного малопонятными письменами. Золотистый свет лился из фонарей как пенистое вино из бочек, а на небе зажигались громадные звёзды из слюды, рубинов и чистого хрусталя. Праздник в честь Дня Середины Осени ещё только начался, а уже наполнял сердца беспричинным восторгом и пленительным восхищением. Зарево медных костров вздымалось до самых небес, рассыпая вокруг себя ослепительные звездочки-искры. Вэй Ин, прокладывая себе дорогу локтями и зубами, пробивался все ближе и ближе к сердцу-сосредоточию этого истинно дьявольского веселья. Ему повезло — он был вертким и тощим как щепка, а уж там, где пробиваться можно было разве что силой, он с верткостью лисенка пролезал в узкие щели. Но даже так, когда наконец ряды сжались, и Вэй Ин оказался посреди оживленной, хохочущей и болтающей площади, он вдруг почувствовал себя ужасно усталым и даже больным. «Наверное, останутся синяки», — раздраженно подумал он, потирая руки и плечи. И тут же, привлеченный новыми звуками и тенями, принялся с любопытством оглядываться по сторонам. — Се Даочжан пожелал, чтобы в эту ночь всех угощали бесплатно, — гнусаво проговорил какой-то большеухий старик, лицом похожий на кролика. — А потому, это тебе, дитя. Ешь, и хорошего праздника! С этими словами он вытянул длинную и очень тонкую руку, протягивая огромное тангулу красное как листья и блестящее в бликах костров. Вэй Ин склонился в благодарном поклоне, а затем схватил обеими руками палочку угощения. — М, — пробормотал он, бродя глазами по сторонам и усердно жуя липкую сладость. — А стоит признать, этот Даочжан действительно мне нравится... Наверное... Взгляд его привлекло очередное яркое пятно на фоне общего буйства. Вэй Ин повернул голову и увидел высокого, ослепительно красивого мужчину, облаченного в алое платье. Роскошные, рубиновые серьги звенели у него в ушах, а длинные, до пояса длиной, блестящие волосы были убраны в широкую косу, перевитую кленово-красными нитями. У самой кромки лица вилась другая коса, более тонкая, вплетенная в общую. Темно-кровавая бусина, продетая сквозь нее, тускло блестела, очерченная матовой бледностью кожи. Вэй Ин, как и все, кто провел в Призрачном Городе больше трёх-четырех дней, знал этого человека. То был сам почтеннейший Градоначальник — Хуа Чэн, легендарный Собиратель Цветов Под Кровавым Дождем. Одним взглядом он наполнял души своих подопечных восторгом и пугливым благоговением. Вэй Ин постоял пару минут, разглядывая статного Градоначальника, а потом вдруг отчего-то смутился и поспешно юркнул в толпу. Где-то в бесконечно бурлящей глубине веселого сборища его схватил за шкирку покрытый струпьями здоровяк и отнял тангулу, не общая внимания на возмущенные вопли красноглазой малявки. Оскорбленный Вэй Ин не придумал ничего лучше, как впиться в дурно пахнущую ногу хулигана зубами и приняться верещать что есть мочи. За это его наградили парочкой ощутимых шлепков и бросили как ненужную обёртку. Вэй Ин с трудом поднялся на ноги, размазал кровь по щеке и обиженно заревел. Конфеты было жалко до ужаса. Так он сидел в пыли и хлюпал носом, а вокруг него топтались тысячи ног и горланили мерзкие твари, норовя сорвать глотки. — О, милый! — вдруг услышал Вэй Ин позади себя ласковый голос. — Что стряслось? Ты потерялся? Или же тебя кто-то обидел?.. Эти вопросы были подобны грому среди ясного неба. Вэй Ин никогда бы и вообразить не смог, что кому-то будет до него дело, да и еще этот кто-то будет обращаться к нему так просто и ласково. От удивления Вэй Ин даже перестал плакать. Он обернулся, всё ещё не уверенный, что говоривший обращался к нему и не таит какой-либо опасности. Перед ним, участливо присев на корточки, сидел молодой монах в чистых, светлых одеждах, будто сияющий изнутри и странно прекрасный. Он не был похож ни на кого больше, и Вэй Ин удивлённо моргал, не зная, что это за прекрасное существо перед ним и что оно забыло в нечистом Призрачном Городе. Монах достал из складок одежд чистый отрез простой, светлой ткани и осторожно провел им по щеке Вэй Ина. Тот вздрогнул, однако, продолжал молча таращиться на светлый образ перед собой, напряжённо сопя. — О, — вдруг удивлённо произнес монах и осторожно коснулся лица А-Ина теплой, мягкой ладонью. — Так ты живое человеческое дитя... Признаться, твои волосы и глаза сбили меня с толку. Ты так не похож на людей. Вэй Ин нахмурился, глядя, как монах удивлённо качает головой. — Я не человек, — огрызнулся он. — Я уже не пахну человеком! Люди плохие, они прогнали меня, хотя мои отец и мать хранили их сон, но люди решили, что я демон... Они, они хотели убить меня! — Где твои родители? — спросил монах, едва меняясь в лице. — Они умерли, — коротко бросил Вэй Ин. — Оу, — смутился монах. — Мне так жаль!.. Вэй Ин поджал губы и задумчиво просмотрел в сторону. Ему хотелось, чтобы монах поскорее ушел и перестал докучать с бесполезными расспросами. И как назло, тот оказался редкостным тугодумом — продолжал сидеть рядом и сочувственно поглаживать по плечу, будто от его поглаживаний боль и страхи Вэй Ина могли развеяться, а желудок — отяжелеть приятной сытостью. К слову, о желудке. Съеденное маньтоу большой сытости не дало, напротив, только сильнее раззадорило аппетит. Теперь же, стоило подумать о еде, представить вкус и аромат свежеприготовленной пищи, как у А-Ина в желудке предательски заурчало. Вэй Ин обнял себя поперек живота тонкими рученками, стискивая бока до лёгкой боли, только бы унять беспокойство желудка. — О, так ты голоден... — произнес монах, сочувственно погладив мальчика по голове. — Бедняжка! Наверное, ты очень долго не ел, а я пристал к тебе с расспросами? — Угу, — не сдержавшись, зло буркнул А-Ин. Монах поднялся. — Если хочешь, — мягко сказал он. — я могу накормить тебя. Что скажешь? Вэй Ин резко повернул голову. Его кроваво-красные глазенки расширились в искреннем изумлении. — Ты правда это сделаешь? — недоверчиво прошептал он. — Правда-правда?.. — Я бы не стал так гнусно врать ребенку, — серьезно покачал головой монах. — Не беспокойся. Ну же, милый. Пойдем. Вэй Ин протянул грязную ладошку своему взрослому другу и неуверенно улыбнулся. — У меня конфету отняли, вот! — наябедничал он. — Скажи, разве это честно? — Конечно не честно, — ласково согласился монах. — Больше никто тебя не обидит, малыш. Я обещаю. Вэй Ин потерся холодной щекой о его ладонь. — А ты действительно очень хороший, — прошептал он. — Скажи, братец, ты ведь и есть Се Даочжан — Светлый Небожитель и возлюбленный супруг Градоначальника Хуа Чэна? Щеки монаха чуть заметно порозовели. — Подозреваю, догадаться было и правда не трудно, — пробормотал он. — Очень легко! — подтвердил Вэй Ин. Теперь, когда он шел по улице с самим Даочжаном Се Лянем, все было иначе. Толпы нечисти почтительно шарахались в стороны, и никому бы и в голову не пришло пнуть или ударить А-Ина. Он понимал это и только плотнее жался к тонкой руке "старшего братца", будто в мягком прикосновении светлого полотна была вся его защита от страшного мира демонов. Казалось, так даже огни фонарей горели приветливее, а смазанные вывески подмигивали уродливыми чертами. Улочки петляли отрезами шелковых тканей, сменяя друг друга, а Вэй Ину начало постепенно казаться, что они бесконечны. Он шел, изредка позевывая, следом за Се Даочжаном и без особенного удовольствия глазел по сторонам. Камни в золотисто-рыжем песке под ногами с каждым шагом становились все более и более привлекательными. — Если ты устал, я могу тебя понести, — вдруг предложил "старший братец", бросив в сторону малыша А-Ина обеспокоенный взгляд. — Хочешь? Вэй Ин помотал головой. — Я не маленький, — буркнул он, смешно морща нос. — сам дойду. Не беспокойся, братец. Се Лянь со вздохом покачал головой и двинулся дальше, предусмотрительно сбавив шаг. Однако они не успели пройти и десяти шагов, как Вэй Ин запнулся и едва не упал. — Ты очень взрослый и самостоятельный, милый, — серьезно проговорил Се Даочжан, мягко приобнимая ребенка и поднимая на руки. — Но позволь, теперь я тебя понесу. Хорошо? Вэй Ин вытянул губы трубочкой, но вскоре обессиленно задремал, прижавшись щекой к тёплому плечу монаха-небожителя. Временами он едва-едва приоткрывал сонные глаза и мимо плыло полыхающим буйством красок: Призрачный город, наполненные кисельной тьмой закоулки, перекошенные физиономии ее обитателей, похожие на страшные маски с сельской ярмарки. Наконец, Се Даочжан остановился и мягко похлопал маленькую ношу по спине, чуть повыше лопаток. — Вот и все, милый, мы пришли. Извини, ты так утомился. Но тебе подойдёт далеко не любая еда, продающаяся в этом городе... О, так ты спал? — Нет! — замотал головой А-Ин, вместе с тем протирая кулаком заспанные глаза. Се Лянь ласково улыбнулся. — Ну нет, так нет, — мудро согласился он. — Пойдем, купим тебе поесть. Чего бы тебе хотелось? Вэй Ину хотелось всего. И вскоре, они уже уютно расположились на чистой циновке у небольшого стола, тут же натёртого до жирного блеска, и к радости А-Ина, хозяин сделал это не собственным языком. Хотя, за столь сытный обед голодный ребенок сейчас согласился бы стерпеть любую неприятность, какую ни предложи. Но его благополучие хранил Се Даочжан, при виде которого хмурый хозяин моментально расплылся в кривозубой улыбке, да так и ходил, временами отвешивая почетному гостю низкий поклон. Наверное, со времён открытия, его утлый трактирчик не удостаивался столь высокого посещения. Перед Вэй Ином стояла тарелка ароматной, горячей лапши, размером куда больше его головы. Рядом стояла другая, поменьше, щедро, до самого края, заполненная сладким рисом. А-Ин лез палочками то в одну, то в другую миску, громко чавкая и довольно урча от жгучего наслаждения, медленно заполнявшего его как иное вино заполняет сосуд. А напротив сидел Се Даочжан, и положив руки на стол, с умилением наблюдал, как содержимое тарелок с удивительной прыткостью исчезает в бездонном желудке шестилетнего малыша. — Не спеши, не спеши так!.. — ласково воскликнул он, давя улыбку, когда Вэй Ин усердно напихал за обе щеки лапши и принялся жевать, с явным усилием орудуя челюстями. — Никто не отнимет у тебя твой ужин. Ешь спокойно... Он запнулся, видимо, осознав, что до сих пор не узнал имени своего маленького подопечного. Но тут же вновь улыбнулся и поспешил поправиться, вместе с тем ласково проводя ладонью по спутанным волосам ребенка. — Послушай, кроха, как твое имя? А-Ин перестал жевать и едва заметно вздохнул. — Мое имя Вэй Ин, — прошептал он, опуская глаза в тарелку. — Но... Есть ли толк в имени и роде, если ты — всего лишь бродяжка, изгнанный не то что из города, но даже из человеческого мира?.. Се Лянь накрыл его худенькую ладошку своей. — Есть, — серьезно заверил он своего маленького спутника. — есть. Конечно же есть. Это — твоя память о родителях, о корнях, о человеческой крови, которая всё ещё течет в твоих жилах. Да и потом, это имя очень подходит тебе. Ты самый удивительный из человеческих детей, но ты вырастешь в очень красивого мужчину, поверь мне. Вэй Ин покачал головой. — Я урод для людей. — Нет, — твердо откликнулся Се Даочжан. — Это не так. Пока ты голодный ребенок, они будут несправедливы к тебе. Но когда ты возмужаешь, когда станешь великим воином и прославленным заклинателем, все те, кто раньше обижал и презирал тебя, изменят свое отношение. Поверь, однажды тебя будут любить. Вэй Ин поднял на него взгляд, хлопнул ресницами и раздражённо сдул со лба растрёпанный, белый локон. — Правда? — только и спросил он. — Правда, — отозвался Се Лянь. — Но, — вновь забеспокоился А-Ин. — как же я стану заклинателем?.. Я же... — Я тебе помогу, — твердо пообещал "старший братец", сцепляя пальцы в замок. — Знаешь, ты можешь остаться со мной. Конечно, я не смогу заменить тебе отца, но я научу тебя всему и попытаюсь дать спокойную жизнь. Если ты, конечно, захочешь. Вэй Ин взглянул в его теплые, лучистые звезды-глаза, глаза истинного бога, желающего добра всем несправедливо обиженным и обделенным. И неловко кивнул, улыбнувшись. А затем дверь с грохотом распахнулась, тяжело вдавшись в стену, и в трактирчик вплыл — алым пятном киновари на шелк — Градоначальник Хуа собственной персоной. Таким образом, захудалая харчевня удостоилась чести принимать двоих высоких гостей в один час. Его хозяин, опять согнутый в подобострастном поклоне, был как никогда близок к восторженному экстазу. Хуа Чэн окинул крохотное пространство быстрым, изучающим взглядом. Его единственный глаз цепко и безошибочно выхватил светлую фигуру Се Ляня посреди комкообразной, разреженной тьмы. Минута, и на губах Градоначальника скользнула прозрачная как тень, влюбленная полуулыбка. В два широких шага он преодолел разделявшие их расстояние и прижался губами к затылку Се Даочжана. Тот вздрогнул, и чуть поведя головой, звонко засмеялся. — Сань Лан, Сань Лан, чего ты? — говорил он, и вместе с тем снисходительно позволял губам Хуа Чэна касаться своей шеи и рук, вскинутых в порыве весёлости. — Я соскучился, — мягко протянул тот, лукаво смеясь единственным глазом. — Гэгэ бросил меня одного среди этих глупых созданий, а сам куда-то запропастился. Я беспокоился, между прочим! И говоря это, он продолжал целовать костяшки молочно-белых, фарфоровых рук, особенно задерживаясь на пальце, перевязанном алой нитью. Испуганный и завороженный этой сценой, как и любой ребенок, попавший под влияние интереса, Вэй Ин сидел неподвижно на своем месте, поджав ноги и отложив в сторону палочки. Сладкий рис, недоеденный и манящий, неловко остывал перед ним. Се Лянь тихо смеялся. А-Ин разглядывал его мягкое, красивое лицо, обрамленное шелком блестящих волос, собранных в несложную прическу и перехваченных по бокам, у ушей, двумя крайними прядями и простенькой шпилькой без резьбы. Таких лиц, открытых, полных мягкой симпатии, завораживающе красивых, он никогда раньше не видел. По тонким скулам плыли янтарные блики, и от того красивое лицо небожителя в монашеском платье казалось ещё тоньше: будто искусно вырезанное по кости. Он не мог не восхищать, и Вэй Ин с какой-то затаенной гордостью, гордостью ребенка, привязавшегося к кому-то более взрослому, чувствовал это. Почему-то ему особенно нравилось ласково-послушное, влюбленное выражение на лице ужаса трёх миров — Хуа Чэна. Кроха А-Ин не мог сдержать улыбки, наблюдая эту потешную сцену. А вслед за этим он вдруг ощутил отчаянную щекотку в носу, как если бы пылью надышался. А-Ин задохнулся до слез и тихо, по-кошачьи чихнул, шмыгнув носом и спрятав лицо в ладонях. Градоначальник разом обернулся на звук. В его лице промелькнуло странное удивление, как будто бы он только заметил крошечного, чудного мальчонку с грязными щеками и расцарапанным носом: белого как снег, с винными, чересчур большими для сына Поднебесной, и раскрытыми ещё шире, глазами в обрамлении бесцветных ресниц. Хуа Чэн протянул руку и осторожно, одним пальцем, приподнял голову ребенка за подбородок, принуждая поглядеть на себя. Вэй Ин вздрогнул и испуганно, загнанно задышал. В уголках его глаз скопились слезинки, а скомканные жесты были направлены в сторону Се Ляня. Казалось, светлый монах был единственным, кто в детском понимании А-Ина, мог его защитить и спасти. — И что это за луноцвет на обочине? — только и спросил Хуа Чэн. В его голосе не было язвительности или злости, нет. Он не насмехался, не запугивал, не втаптывал в грязь одним взглядом. Он просто спрашивал, изучая детское, дрожащее личико, чуть приподняв брови. Этот ребенок, столь непохожий на других и явно живой, пробуждал в нем что-то неприятно острое и давно позабытое... — Его зовут Вэй Ин, — тихо сказал Се Лянь, положив Хуа Чэну на плечо гибкую, налитую невидимой силой ладонь. — Он сын заклинательской четы, погибшей во время Ночной Охоты. Это ужасно, ведь ничто не может заменить маленькому ребенку его мать и отца... И я не смею посягать на его священную память о семье. Но знаешь, Сань Лан, мы можем помочь ему крепко встать на ноги. Из этого мальчика вырастет весьма одаренный юноша. Хуа Чэн задержался взглядом на белой как вершины курганов макушке ребенка. — Боюсь, сложно представить, что за заклинатель вырастет из мальчонки, окружённого столь мощной аурой Ци, — сказал он. Се Лянь улыбнулся, игриво переплетая пальцы Хуа Чэна с своими. В его глазах плясали блесткие искры. — Вот и проверим, — просто сказал он.