«Екатерина Ефимовна, расскажите мне, как проходит ваш досуг? Скажите, какие мысли одолевают вашу прелестную головушку? О чем вы думаете, когда вот так случайно прижимаетесь ко мне в вальсе больше, чем нужно, обдавая жаром своего тела? Как вычислить, о чем вы думаете? Что вам сниться? Почему так сильно не любите вишню и обожаете шоколад?
Я хочу знать ответы на все эти вопросы. Хочу изучить вас вдоль и поперек, хочу, чтобы вы сидели напротив меня в саду и говорили со мной об античной литературе. Хочу, чтобы вы снова смеялись, запрокидывая голову назад и открывая вид на свою прекрасную тонкую шею.
Я хочу, чтобы вы знали: я всегда здесь к вашим услугам.
Искренне Ваш Николай Павлович»
«Вчера вы сбежали так быстро, что не позволили мне даже извиниться за такую дерзость. Позволите ли мне объясниться? Хотя я заранее предвкушаю ваш отказ, я все-таки попробую. Екатерина Ефимовна, я знаю, что Амур жесток, что он порождение Хаоса и Неба, что это именно он отныне управляет моей волей, что он готовит свои стрелы, смазывая их горьким ядом. Я знаю, что отныне мы с вами его жертвы. Пусть вас не пугает моя холодность во дворце: я едва сдерживаюсь от того, чтобы не спрятать вас в своих объятиях от всего мира. А эти строчки мне даются очень тяжело. В соседней комнате спит моя жена и мои дети. Прошу вас, если от этих чувств страдаю я один, то не лишайте меня великого счастья видеть вас и говорить с вами. Если вы попросите, я вмиг перестану писать вам и буду гореть один в своем личном Аду. Но ежели есть хотя бы маленькая крупица надежды на взаимность, то, прошу вас, будьте снисходительны к рабу вашему. Навсегда ваш, пораженный красотою, Николай Павлович»«Я не видел вас целую неделю, Екатерина Ефимовна! Что-то случилось? Неужели мое упорство так сильно оскорбило вас, что вы проигнорировали все мои письма и письма моей жены? Как мне снова заполучить ваше уважение, жизнь моя? Скажите, вы только не мучите меня больше так своим молчанием. Вы хотя бы строчечку напишите мне, чтобы я знал, что с моим прекрасным ангелом все хорошо.
Или больше не моим. Как вы скажете»
«Моя Екатерина! Вы одариваете своей счастливой улыбкой всех, кроме меня. Вы танцуете со всеми, кроме меня. Вы флиртуете со всеми мужчинами на балу, игнорируя своего самого преданного поклонника. Вы ускользаете прямо из моих рук, будто бы вы жар-птица, хвост которой никому не дано поймать. Что такого я вам сделал, ангел мой? Почему Бог проклял меня, посылая вас в наказание? Вы тоже хороша: делаете вид, будто бы я самый обыкновенный мужчина из вашего окружения, до которого вы вот так просто можете снизойти и подарить ему с вашей легкой руки мазурку. Разве это правда? Разве не вы мне в своих письмах писали о том, как любите? О том, как ваше сердце изнывает от тоски, когда вы не имеете возможности вот так при людях броситься ко мне в объятия? Я не способен оправдать вашу бесчеловечность. И не способен оправдать собственную глупость. Наш государь требует от меня внимательности и решительности, а все, о чем я способен думать, это ваше молчание. Разве вы не бессовестная чертовка? Почему я должен выпытывать у ваших братьев, что вы и как вы? А может быть, у вас кто-то появился? Может быть, вы нашли кого-то кем можно заменить вашего Николая?»«Как можно любить женщину, которая утром объясняется в любви одному, а вечером проводит все танцы с другим? Вы знаете, что стали главной фигурой всех сплетен во дворце? Что я не могу поговорить с женой, при этом не услышав шепотки фрейлин о том, какая вы куртизанка?
Екатерина Ефимовна, ангел мой, подскажите мне, стоит ли смеяться или плакать в такой ситуации?
Только не советуйте сходить в церковь – Бог нам с вами более не союзник.
Надеюсь, все еще ваш Николай»
«Я хочу поздравить вас с годовщиной, Екатерина Ефимовна! Ровно три месяца назад вы подарили мне свой первый поцелуй и ровно месяц назад разбили сердце своего Николая. Как вы там? Какого вам жить, зная, что я здесь страдаю? Не мучает ли совесть? Я проклинаю себя снова и снова за то, что однажды дал вам в руки кинжал, наделенный властью над моей душой. Потому что теперь вы словно небесный херувим с огненным мечом безжалостно кромсаете сердце мое на мелкие кусочки, и мне остается лишь молить о спасении вас – жестокую Афродиту, посланную на этот свет, чтобы переманить меня на сторону Дьявола. А я равнодушно наблюдаю за этим. И не в силах сделать хоть что-то. Николай Павлович, надеющийся на вашу благосклонность»«Вы оставили меня в саду, как матери, заранее зная о своей судьбе, жестоко бросают детей возле церквей. Вы сбежали, на ходу проклиная меня и всю царскую семью, как будто это в не в моих руках ваша жизнь.
Я смотрел вам вслед и не мог поверить: неужели жестокости вашей хватит на такой низкий и жалкий поступок? Как могли вы?
Я надеюсь, что вы оставлены на растерзание своей совести. Надеюсь, что вы там мучитесь так же, как и я здесь без ваших жгучих поцелуев.
Помните, в сердцах я называл вас вездесущей Афродитой за вашу красоту и пылкость?
Я ошибся. Вы грозная Эрида, известная своим нисхождением в преисподнюю. Вы своей свободной душой и порочной любовью доведете меня до греха, который я у Бога не отмолю ни в жизнь.
12 июня Александра Федоровна родила девочку, Адиту. Искренне надеюсь, что вам хватит ума поздравить ее с этим событием.
Великий Князь Николай Павлович»
Прежде чем открыть последнее письмо, Вася сильно-сильно смежила веки, закрыла глаза с такой силой, что с внутренней стороны заметались красочные салюты. Дыхание сбилось. Сердце отбивало ритм с такой скоростью и так оглушительно, что, если бы оно прямо сейчас выпрыгнуло из груди, Вася бы даже не удивилась. От такого тремора в сердечной мышце она даже обхватила ладонями лихорадочно горящие щеки. Будто бы все эти письма были ей. Но ведь это было правдой. Последнее письмо было не от любовника. Оно было от самой Екатерины. Видимо, она не успела его отправить. «Николай Павлович! Вашей тяжелой рукою я заточена в доме вот уже целый месяц. Вашей тяжелой рукой я вынуждена отмаливать у Бога смерть невиновного. Вашей тяжелой рукою я проклинаю брата, не общаясь более с ним. Вашей тяжелой рукою я нахожусь между жизнью и смертью. Я вас более не люблю. Я вас теперь ненавижу. За то, какую власть вы имеете над моей душой и телом. За то, что вы так посвящены в государственные дела, что ни разу не посчитали нужным наведаться ко мне. Даже ваш брат прислал мне маленький букет жасмина с надеждой на мое скорое выздоровление, а от вас я не дождалась ни единого слова. Ненавижу вас за то, что вы носитесь со своей женой, которая только-только разродилась, а уже требует всего вас к себе. Носитесь с ней там! Пока я здесь одна! Умираю без вашего присутствия! Прошу ее, пусть оставить мне хоть чуть-чуть моего Николая! Это великое счастье – быть рядом с вами. А ей эта возможность выпадает просто так, за то, что она жена ваша. Ваши ненависть и холод ко мне жгучи так же, как лучи солнца на экваторе. Не удивляйтесь, если в какой-то момент вы получите известие о моей смерти – вы же этого и добивались, когда покидали своего ангела. Некогда Ваша Любимая Катерина» Вокруг нее был полный бедлам – письма раскинуты и неловко выдернуты из конвертов. Вася непонимающе мотала головой, оглядываясь на каждую строчку Князя, написанную его островатым ровным подчерком, как будто бы пыталась в ней найти ответ. Что произошло между влюбленными? Черный блокнот, на время забытый, оказался дневником, в котором Екатерина писала простым грифельным карандашом. Он был исписан наполовину, но Вася примерно догадывалась, о чем писала Броницкая. Рыжая намеренно пролистала все записи, пытаясь отыскать последнюю, но прогадала: и там не было ответов на интересующие ее вопросы. От нетерпения Вася подтянула колени к груди, тут же отложив дневник подальше. Нет, нельзя. Она и так нарушила их тайну. Об этом никто не должен был знать, это было настолько личным и интимным моментом, который та так нелепо разрушила. Но руки сами потянулись к последней записи. «Внутри меня огромная зияющая дыра, заполнить которую, как мне кажется, никто не в силах. Николай Павлович равнодушно смотрит на то, как я умираю, не предпринимая никаких попыток мне помочь. А как он мне поможет? Его сердце целиком и полностью занято Александрой Федоровной. Почему все пишут романы про чистую и красивую любовь, но забывают про фавориток? Я считала его своим ангелом-хранителем, спущенным мне с небес, пока не поняла одну истину: он сам толкал меня к пропасти, чтобы позже спасти. Из-за него чуть не погиб мой брат и умер невиновный, а он просто радуется рождению своей дочери. Ему до меня дела нет. У него таких как я еще десяток. Какой смысл жить на этом белом свете, видеть Его, говорить с Ним, зная, что это все бесполезно. Что чувствовала Джульетта, когда умирала от любви и во имя любви?» — Так ты хотела убить себя, лишь бы не жить без любви. Вот идиотка, — в сердцах проклинала предшественницу Вася, стараясь разложить все письма обратно по конвертам. Ее резкие и нетерпеливые движения никак не помогали делу, но ей хотелось прямо сейчас рассказать обо всем братьям, чтобы те пояснили, почему не поставили ее в известность о таких странных связях с Великим Князем. Мысль о том, что они сами этого не знали, она почему-то в расчет не брала. Свечи в канделябре тряслись, рискуя выпасть из подставки, но Васе было плевать. Она даже не обращала внимание на то, как громко топала босыми пятками, пока бежала в комнату Аркаши на втором этаже. В его спальне было прохладно – окна были открыты на распашку – и Вася поежилась, вжимая голову в плечи от холода. — Аркадий, вставай! Сейчас же, — прокричала она, оставляя канделябр на тумбе возле кровати, и принимаясь нещадно толкать старшего брата в попытке разбудить. Военная выправка сделала свое дело: брюнет непонимающе разлепил глаза, все еще прибывая на грани между явью и сном, и удивился Василисе в такое время в его кровати. — Что-то случилось? — И когда вы собирались мне сказать о том, что ваша сестра – любовница Николая Павловича? – Василису мало-помалу начинала охватывать ярость: факт, который мог повлиять на все ее пребывание в девятнадцатом веке, от нее намеренно утаивали! Зато в голове начал собираться пазл: она тыкнула пальцем в Николая, а в это же время почти двести лет назад, Екатерина умирала из-за своего разбитого сердца. Вот почему именно они поменялись телами. Вот почему судьба так жестока. — Чего? Вася, ты совсем сдурела? Иди спать, — раздраженно протянул брат, натягивая одеяло выше. Сестра не позволила ему перевернуться на другой бок, всучив в руки одно из писем и приказала: — Читай! Было видно на лице Аркадия скептицизм по поводу всей этой затеи, но чем дальше глаза его скользили по ровному подчерку Великого Князя, тем сильнее он менялся в лице. Не может быть! Нет! Екатерина же ни разу не говорила ему об этом! Брат даже провел пальцем по бумаге, надеясь на то, что чернила свежие, и все это просто глупая шутка дикарки перед ним. Но никаких следов на коже не оказалось. — Где ты это нашла? — Под полом, там еще был дневник Екатерины, — Вася потрясла в воздухе книжкой в темной обложке. Рука Аркаши тут же потянулась за блокнотом, но сестра остановила его одним взглядом, не давая прикоснуться к мыслям Броницкой. — Иди буди Петра, если и он не знал об этом, то мы с вами в беспросветной заднице. *** — Ваша сестра мечтала покончить с собой, а вы этого не замечали! – Вася вскинула руки к потолку, оборачиваясь и кидая выразительный взгляд зеленых глаз на Аркадия, — Хороши братья, ничего не скажешь! — Вася, прекрати, —Петр как обычно оставался невозмутимым, и лишь продолжал поджигать свечи по всей комнате. Это методичное занятие с одной стороны успокаивало, а с другой помогало воспринимать новую информацию спокойнее. — Прекрати? А если бы мы не поменялись телами? Если бы это произошло? На чьей совести тогда это было бы? — Вася осталась сидеть на кровати брата, накинув на плечи одеяло и прижимая дневник к груди. Сзади прохрипел голос Аркаши, делящего с ней ложе и все еще внимательно читающего письма: — Ну не случилось же. — Действительно, чего бубнить-то, — лепет девушки себе под нос остался никем не понятым. — У меня не находится слов, чтобы описать, как все плохо, — простонал позади парень, запуская пальцы в волосы и оттягивая их. Аркаша покачал головой, вновь и вновь перечитывая строки будущего Императора Всероссийского. Как красиво стелил, гад. — Там не написано, Александра Федоровна в курсе? — на вопрос Петра тут же нашелся вполне однозначный отрицательный ответ: — Она не знает. Они скрывались. — Одной проблемой меньше, — с выдохом произнес он. Кровать прогнулась под его весом, и теперь все трое были в одной лодке. Еще не было ни намека на рассвет, холодное черное небо нависало над родственниками словно дамоклов меч, и никто из них не знал, что теперь делать.