Часть 2
28 сентября 2021 г. в 20:45
Ночь залпом проглотила луну, залив Эдо тьмой. В такие ночи, когда глаза не могут различить даже пальцы на вытянутой руке и все ощущения обостряются от этой временной слепоты, в воздухе чувствуется навязчивый запах секса, а неоновые вывески лав-отелей ярко бьют в глаза, зовут заблудших, как лучи маяка.
Комната изнутри тоже пропиталась этим мраком — лишь слабый свет напольного фонаря боролся с кромешной тьмой.
Хиджиката любил интерьер в японском стиле — футон, светильник и ширма. Никакого бархата и огромных кроватей, никакой пошлой вычурности. Ничто не отвлекает от главного — от желанного человека в твоих руках.
Даже если этот человек бесит тебя до дрожи.
— Хиджиката-кун, Хиджиката-кун! Ты всех, кого арестовываешь, так бесстыже облапываешь или только меня такой чести удостоил?
— А ты какой ответ хотел бы услышать?
— Ну, если так можно с кем угодно, я бы подумал о карьере полицейского. Я же выбрал подходящую постель для быстрого продвижения по службе?
Однако до постели они пока не добрались. Гинтоки стоял лицом к стене. Его ладони были припечатаны к холодной поверхности чужими сильными руками. Хиджиката был за его спиной, как и следует стражу порядка. Его нога бесцеремонно пролезла между коленями Гинтоки и привычным профессиональным движением растолкала ступни пошире.
— Что это вообще за ролевые игры, господин полицейский?
— Какие к черту ролевые игры? Ты наказан за то, что пытался меня раздевать своими блядскими руками, которые на сегодня — напоминаю в сотый раз! — запрещены.
Гинтоки мысленно обматерил Хиджикату за упрямство, но вслух произнес издевательски жалостливым голосом:
— Я требую адвоката. Мне не зачитали права и лишили трусов, это бесчеловечно.
Нижнее белье в клубничку и черные штаны сиротливо валялись где-то на полу: Хиджиката в порыве расправы за нарушенное требование отчего-то решил, что все ниже пояса — часть обуви. И, следуя правилам японского этикета, стащил с Гинтоки брюки и трусы вместе с сапогами практически у самой двери.
— Действительно, сейчас зачитаю. У вас есть право заткнуться, стоять смирно и получать удовольствие, — уведомил Хиджиката.
— Так, может, ты уже закончишь издеваться, и мы начнем получать гребаное удовольствие?! — вышел из роли Гинтоки и тут же вздрогнул, почувствовав горячий влажный язык на загривке.
— Размечтался. Считай, что это прелюдия. И лично я уже кайфую.
— Ты реально не упустишь возможность меня выбесить, да?
— Конечно, — Хиджиката усмехнулся, и его дыхание обожгло влажную кожу шею. — Так же, как и ты.
Гинтоки вздохнул. Ему ничего не оставалось, как принять правила этой дурацкой игры и покорно стоять лицом к стене, ожидая, пока Хиджиката прекратит мучительно медленно избавлять его от многослойного костюма. Сначала был вытянут из-за пояса бокен и заботливо положен сбоку от футона, рядом с мечом в красных ножнах. Затем аккуратно стянут черный ремешок, расстегнута молния на рубашке и, наконец, очередь дошла до пояса кимоно. Руки Хиджикаты бродили по телу, издевательски игнорируя «стратегически важные» места. Гинтоки знал, что тот делает это специально, в отместку — то ли за прошлый раз, то ли за «рассекречивание» в туалете бара, то ли просто потому что вредная сволочь. Точного ответа у Гинтоки не было.
Однако он не мог игнорировать витающее в воздухе, едва сдерживаемое ими обоими возбуждение. От него бросало в жар, от него ладони покрывались испариной, и за стену приходилось цепляться ногтями. Член Гинтоки напряженно подрагивал, требуя внимания, но получал только случайные дразнящие прикосновения ткани неспешно разматываемого длинного пояса. Это неимоверно бесило — и заводило еще сильнее. Чем больше оттягивался момент удовольствия, тем желаннее он становился.
Хиджиката с трудом сдерживал себя, чтобы не завершить начатую им пытку досрочно: ожидание доставляло кайф лишь до определенного момента. Сейчас у него уже начинало рвать крышу от желания, но ускорить процесс означало признать поражение. К тому же он наслаждался мыслью, что Гинтоки явно бесится сейчас больше, чем он сам. Хиджиката проводил пальцами по бледной коже, чувствуя возбужденную дрожь, и это заставляло его продолжать медлить…
Ровно до тех пор, пока Гинтоки не толкнулся ягодицами назад, утыкаясь в его напряженный пах.
— Ой-ой, а что это у тебя там такое твердое? Вам теперь по табелю пистолеты выдают? А пользоваться им ты уже научился? — издевательски улыбнулся Гинтоки, нахально оглянувшись и ощущая задницей чужую эрекцию. — Заметь, руки я не использую, — и он пару раз еле заметно двинул бедрами вверх-вниз, потираясь о чужой член.
Хиджиката дернулся от неожиданности. Волна возбуждения пронеслась вверх по позвоночнику и мощно ударила в мозг, разбивая вдребезги остатки терпения. Перед глазами поплыли смазанные черные круги. Очередная глупая провокация внезапно спустила курок программы «кровавая расправа». Все пережитые Хиджикатой за два месяца негативные эмоции, которые он с таким трудом заглушал в себе, неожиданно проснулись с новой силой, сплелись в единый клубок с удушливым вожделением и в этом союзе зачали монстра.
Хиджиката резко дернул бледно-лиловый пояс, разворачивая Гинтоки лицом к себе, крепко прижался телом к телу и, подставив подножку, уронил на футон их обоих. Края белого кимоно распахнулись и при падении эффектно взмыли в воздух легкими крыльями.
— Так уже интереснее, — улыбнулся Гинтоки, в предвкушении облизывая губы, пока не наткнулся взглядом на дьявольски злые глаза напротив.
— Смотрю, тебе не терпится перейти прямо к делу, дааа? Как скажешь, — угрожающе низким голосом сказал Хиджиката, коленями раздвигая шире ноги Гинтоки и щедро выплескивая вязкую жижу лубриканта на ладонь.
— Что, так сразу? — настороженно спросил Гинтоки и сглотнул. Выражение лица Хиджикаты сейчас больше подходило для проведения смертельных пыток, чем для занятия любовью.
— А что не так? — равнодушно спросил он. — Разве не ты секунду назад терся задницей о мой член? Что это было, если не прямое приглашение? Так что приготовься и избавь меня потом от твоих мудовых рыданий.
— Эй! — от грубых слов и жутких интонаций Гинтоки инстинктивно попытался свести колени вместе. — Чего ты вдруг так взбесился? Разве не должно быть все более чувственно и нежно?! Можно мне заменить цун-Хиджикату на дере-Хиджикату?! Ты пугаешь до усрачки!
— Кого ты назвал цундере?!
— Стой, стой, стой, стой! — воскликнул Гинтоки, почувствовав обжигающе холодное проникновение кончиков чужих пальцев внутрь, и уперся ладонями в плечи Хиджикаты.
— Руки, — безжалостно напомнил тот.
— Эээ, мне даже защищаться нельзя?! Какого хрена на тебя нашло?! Это же практически изнасилование!
— Не желаю слышать это от человека, способного трахнуть кого-то помимо его воли, — злобно прошипел Хиджиката, но попытки проникновения остановил.
— Сволочь… так и знал, что ты мстишь мне за прошлый раз! Как это низко! Не врал бы хоть, что не хотел этого!
— Я сказал, «против воли», а не «против желания».
— А ты не слишком сложно относишься к такой простой вещи, как секс? Так заморачиваться… Похоже на тебя!
— А ты не слишком просто относишься к последствиям своих действий? — яростно спросил Хиджиката в ответ. — И это, кстати, на тебя нихрена не похоже!
Они застыли. Гинтоки наблюдал, как на дне темно-синей радужки плещется густая злоба, и готов был признаться себе, что заслужил каждую ее каплю. Он думал об этом все два месяца и с каждым днем корил себя все сильнее. «Нельзя было после такого оставлять его одного», — эта мысль выедала ему мозг чайной ложкой с тех пор, как он покинул на рассвете тот поганенький лав-отель, так и не сомкнув глаз. Он несколько часов пролежал рядом с измученным любовником, размышляя, стоит ли дожидаться его пробуждения. В итоге он представил их утреннюю встречу, полную неловкого молчания, содрогнулся и выгнал себя из номера. Конечно, Гинтоки догадывался, что будет, если Хиджиката — прагматичный, упрямый и гордый настолько, что слово «прошу» для него хуже ругательства — останется наедине с самим собой после произошедшего. Он замучается попытками задушить собственные чувства и убедит себя в том, что просто все себе надумал. И будет продолжать потрошить свою душу — методично и безжалостно — так же, как пытает своих врагов.
«Мы постоянно пересекаемся в городе — я точно встречу его завтра, и тогда мы поговорим», — успокаивал себя Гинтоки, не подозревая, что все будет куда сложнее.
— Я не собираюсь извиняться за то, что сделал в ту ночь, — после долгих мгновений, наконец, выдохнул Гинтоки. — Я об этом не сожалею. Уверен, что не сделал ничего такого, чего бы ты сам не хотел — просто у кое-кого смелости не хватало. И еще больше я уверен, что тебе не нужны мои извинения за это. Только вот… Черт! Нам надо было сразу во всем разобраться. Знал ведь, что ты, упрямый болван, будешь потом меня избегать и где-то в одиночестве себя изводить! И какого хрена?! — Гинтоки привычно обернул раскаяние в обвинение. — Как только я решился заявиться в ваш штаб, как последний сталкер, так ты сразу сбежал на эту свою пиздец-секретную-операцию! Это все мне назло, да? Специально время подгадал?! И что это за конспиративное дерьмо такое, что даже Окита-кун и Джимми отказались отвечать мне, где тебя иска… — слова Гинтоки утонули в поцелуе. Сперва — порывистом, заглушающем любые звуки, а после — нежном и незатейливом, как будто Хиджиката собирал губами оставшийся вкус только что произнесенных откровений. Его взгляд стал мягким и обволакивающим. Гинтоки никогда бы не подумал, что эти ледяные глаза могут отражать столько тепла.
— Достаточно, — тихо произнес Хиджиката, аккуратно освобождая руки Гинтоки от остатков одежды. — Для меня этого достаточно.
— Привет, дере-Хиджиката, как же я тебе рад, — улыбнулся Гинтоки и тут же получил легкий удар кулаком по кучерявой макушке. — Обнять-то тебя можно, тиран чертов?
— Так и быть, разрешаю, — Хиджиката усмехнулся в ответ.
Гинтоки прильнул к нему всем телом, цепляясь за плечи и пропуская между пальцев мягкие волосы на затылке. Зажмурился, ощутив обжигающее дыхание у самого уха. Хиджиката зарылся рукой в белоснежную густую челку, откинул назад голову Гинтоки, любуясь красивым изгибом шеи. Приник к ней губами, чувствуя, как под тонкой кожей торопливо пульсирует венка, очертил языком окружность яремной ямки, поцеловал белую полоску шрама. От этих обволакивающих ощущений Гинтоки быстро сглотнул — аккуратный кадык подпрыгнул вверх по горлу и тяжело упал обратно. Хиджиката завороженно проследил глазами за этим коротким движением, непроизвольно повторил его кончиками пальцев по мягкой коже шеи и спустился ниже, вбирая губами розовый холм соска. Гинтоки дернулся, как от слабого электрического импульса.
— Эй, — выдохнул он в замешательстве, чувствуя, как тело отзывается трепетом на каждое действие. — К чему вся эта прелюдия? Я не женщина.
— Я это заметил, — усмехнулся Хиджиката, опалив дыханием упругую кожу на животе Гинтоки. Тот вздрогнул от щекочущего чувства в неожиданном месте, а в следующий момент его встряхнуло от ощущения чужих пальцев, двигающихся по болезненно напряженному члену. Он приподнялся на локтях, с трудом фокусируя взгляд.
Хиджиката лежал между его ног и украдкой облизывал губы. Не как в порно — эротично высовывая язык — а чуть прикусывая, почти незаметно вбирая их внутрь рта и медленно выпуская наружу, блестящими от влаги. Его сосредоточенное лицо было всего в нескольких сантиметрах от твердого подрагивающего члена Гинтоки. Пальцы Хиджикаты собрали выступившие на головке капли и аккуратно размазали вниз по стволу, пробежав по напряженной венке. Гинтоки обалдел от этой неожиданной картины настолько, что даже не дрогнул. Заметив его пораженный взгляд, Хиджиката вызывающе ухмыльнулся — и провел обжигающе горячим языком по всей длине члена. Гинтоки дернулся всем телом, запрокинул голову и издал стон сквозь плотно сжатые губы. Потолок качнулся перед глазами, как бывало от изрядной дозы алкоголя. Хиджиката повторил движение, и Гинтоки задохнулся от контрастных ощущений раскаленного языка и прохладного дыхания на влажной от слюны коже.
— Мне это не снится? — заторможенно выдохнул он и опустил взгляд. — Я думал, мне еще полгода придется тебя уламывать на такое.
— Ну, прости, что обманул твои ожидания, — с легкой издевкой ответил Хиджиката, снова облизывая губы в той же невинной манере. — Мне остановиться и подождать полгода?
— Ты, наверное, шутишь?
— Я всегда серьезен, — ответил Хиджиката и вобрал в рот розоватую головку.
— Бл…! — Гинтоки опрокинуло, сладкая судорога пробежала по нижним позвонкам, выгибая поясницу. В ушах навязчиво загудело, когда кончик языка туго уткнулся в щель. Из груди снова вырвался низкий протяжный стон. Белые пальцы до напряженных вен сжали край футона — Гинтоки собрал в них всю свою волю, чтобы не кончить прямо сейчас. «Еще! Больше!» — требовала каждая частица его тела, и он еле сдержался, чтобы не повторить это вслух.
Гинтоки с трудом сфокусировал плывущий взгляд на Хиджикате, на его руке, массирующей основание члена, на мокрых от слюны губах, плотно обхвативших головку и скользящих чуть ниже с каждым движением. Хиджиката ласкал его сосредоточенно и усердно — как делал все в жизни, за что бы ни брался. От увиденного Гинтоки сглотнул густую слюну и громко выдохнул. Как на пленку, он пытался запечатлеть в памяти каждую секунду этого визуального контента для дрочки на следующие долгие одинокие ночи.
Гинтоки протянул ладонь к голове Хиджикаты, напрочь забыв про запрет на использование рук, запутался в мягких темных волосах, загребая пальцами прилипшую ко лбу челку, чтобы лучше разглядеть лицо. Хиджиката медленно приоткрыл почерневшие непроницаемые глаза, будто заразился возбуждением Гинтоки через его дрожь и еле сдерживаемые стоны. Свободной рукой он провел по внутренней стороне бедра, размазывая по белой коже остатки потеплевшего лубриканта. Его язык скользнул по уздечке, и Гинтоки зашипел сквозь сжатые зубы.
— Охуеть, — хрипло выдавил он, едва узнавая собственный голос. — Где ты такому научился?
В ответ на провокационный вопрос Хиджиката взметнул на него угрожающий взгляд и шевельнул свободной рукой. Гинтоки ахнул, вздрогнув от резкого давящего проникновения горячих пальцев внутрь своего тела.
— Прости-прости, — зажмурился он от контрастных ощущений, которые не успевал осознать. — Я не то имел ввиду… Наверное, Тошши притащил тебе яойную мангу или типа того?
Хиджиката нахмурился и с досадой выпустил изо рта член. Разгоряченную влажную кожу тут же ободрало холодным воздухом.
— Что притащил? Что за бред ты несешь в такой момент? — раздраженно спросил Хиджиката. — Я мог такому научиться только у женщин, болван.
— Которые рисуют яой? — мысли Гинтоки путались, вся нижняя часть его тела горела пожаром, упирающиеся в футон локти дрожали, поясница отчего-то уже отзывалась болью. Но он не мог заставить себя замолчать и расслабиться — нервы вдруг натянулись тугой струной, готовой вот-вот лопнуть. — Аааа, ты в этом плане женщин имеешь ввиду? — наконец, осознал он ответ. — Черт, я завидую. Популярным парням, наверное, часто такое перепадает?
— Не сказал бы, — кратко ответил Хиджиката, не довольный этой мешающей настрою болтовней.
— О, я понял! — язык Гинтоки несло вперед мыслей. — Значит, ты скопировал технику, увидев ее единожды? Точно, у тебя шаринган, да? Я так и знал! Вот почему у тебя зрачки вечно расшире… — он замолчал на полуслове встретив серьезный взгляд напротив.
Хиджиката подтянулся на руках ближе к лицу Гинтоки и навис над ним, придавливая тяжелым взглядом:
— Кажется, тебе тоже нужно чем-то заткнуть рот?
— Да, пожалуйста, — искренне попросил Гинтоки, чувствуя, как по спине бежит капля холодного пота. Он сам не до конца понимал, какого хрена сейчас делает все, чтобы взбесить Хиджикату и заставить его прекратить то, что обычно он вытворял только в самых смелых фантазиях Гинтоки.
— Ты действительно хочешь превратить все сейчас в комедию, где я должен использовать свой рот, как цуккоми, а не для этого? — строго спросил Хиджиката и, не отрывая взгляда от глаз Гинтоки, завел руку вниз и невесомо коснулся ладонью его напряженного члена.
— Черт, нет! — категорично ответил Гинтоки, чувствуя прожигающий насквозь взгляд. — Все-все, я заткнулся, правда-честно! Продолжай!
Хиджиката еще пару секунд держал его глаза на прицеле, после чего вздохнул и разорвал этот напряженный зрительный контакт.
На секунду Гинтоки подумал, что он сейчас встанет и уйдет, и уже успел мысленно отвесить себе пинка за то, что все испортил.
Но Хиджиката лишь еле заметно усмехнулся. Он прекрасно помнил, как в ту самую ночь точно также пытался разрушить всепоглощающую атмосферу похоти, используя колкие слова. Ни одному мужчине не дастся легко такой опыт, каким бы сильным ни было его влечение. Так что было бесполезно винить Гинтоки за такую же защитную реакцию. А вот заставить его сейчас заткнуться и использовать свой голос только для стонов — это вполне достойный вызов.
— Если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты смущаешься, — Хиджиката бросил на Гинтоки косой взгляд и едва заметно улыбнулся. — Неужели такой бесстыжий тип, как ты, тоже это умеет?
— Ой-ой, ты с кем-то меня путаешь, — недоверчиво ответил Гинтоки. Его губы раздраженно дернулись.
— Разве тебя можно хоть с кем-то перепутать? — пожал плечами Хиджиката, и изгиб его улыбки стал мягче. — Знаешь что? Мне все равно. Говори, что хочешь. Делай, что хочешь. Только не смей недооценивать меня, идиот.
«Не смей недооценивать то, как сильно я тебя хочу», — моментально прочитал между строк Гинтоки и почувствовал, как удушливо тесно стало в груди.
— И так уж и быть, — Хиджиката поднес руку к щеке Гинтоки, нежно проводя ладонью до линии волос у виска и закапываясь пальцами в непослушные кудри. Прижался ближе и прошептал на ухо. — «Возвращаю» тебе твои руки.
— Что за неслыханная щедрость? — осклабился Гинтоки, внутренне ликуя, что не спугнул любовника своей импульсивной болтовней в ответственный момент. — В чем подвох? Аа, в О-Эдо маркете опять распродажа майонеза с лимиткой по 4 упаковки в одни руки — поэтому тебе нужны мои как дополнительные, я прав?
— О, серьезно? Я чуть не пропустил! — заинтересованно произнес Хиджиката, с детским блеском в глазах уставившись на Гинтоки и жестоко уничтожив остатки эротичной атмосферы.
Тот усмехнулся:
— Так и быть, я потом схожу с тобой. Но первым делом, — он сел прямо и нетерпеливо дернул ворот Хиджикаты, заставляя того принять ту же позу. — Меня дико бесит, что ты до сих пор одет. Так что я сниму с тебя все это, даже если ты станешь упрямиться.
Гинтоки скользнул ладонями вниз по плечам Хиджикаты, приспуская с них плотную ткань кимоно. Подушечками больших пальцев мягко провел по мышцам груди, умышленно задевая нежную кожу сосков и наблюдая за выражением лица Хиджикаты. Тот едва заметно вздрогнул — и вдруг уступчиво отвел взгляд вниз, пряча глаза под тенью черных ресниц. У Гинтоки закружилась голова. Хиджиката позволял ему раздевать себя, дотронуться до себя там, где приятно, позволял ему непривычно много. В памяти Гинтоки четкими фотографиями тут же проявились несколько самых ярких возбуждающих мгновений, запечатлевшихся там с прошлой ночи. Рука непроизвольно дернулась, и тишину комнаты разорвал треск ткани.
— Придурок! — тут же вскинулся Хиджиката и залепил кулаком Гинтоки в висок. Магия момента разошлась по швам, едва начавшись. — Какого хрена ты всегда все портишь?! Будешь должен мне новое кимоно, понял?
— Зараза, — прошипел Гинтоки, потирая ушибленное место. — Чего дерешься?! — и нанес ответный удар головой по лбу Хиджикаты. Тот откинулся назад, не удержал равновесия и упал мимо футона, ударяясь затылком о татами. — Чуть что, сразу прибегаешь к насилию! Вот значит как работает наша бравая полиция? — продолжил обвинительную речь Гинтоки, поднимаясь на колени и продолжая грубо стягивать кимоно с временно дезориентированного соперника. — Занимаетесь вымогательством у беззащитных граждан? Да вы хуже якудзы!
— Твердолобый ублюдок… — Хиджиката болезненно сощурился, отбиваясь в треть силы, чисто для проформы. — Кто еще ведет себя, как якудза! Да если ты «беззащитный гражданин», то я — сам сегун!
— Сегун, говоришь? — выпалил Гинтоки, путаясь непослушными пальцами в узле оби. — Что-то я не припомню, чтобы при мне на сегуне было столько одежды!
— Что ты несешь?! Ты его наложница или кто?
— Неважно, снимай давай скорее! — азартно крикнул Гинтоки, вытряхивая Хиджикату из остатков одежды и победно отбрасывая все лишнее в сторону. Затем выпрямился, стоя на коленях, и удовлетворенно посмотрел на результат своей работы.
Хиджиката приподнялся на локтях, успокаивая сбившееся от возни дыхание, — обнаженный, злой и чертовски красивый. Он вскинул на Гинтоки раздраженный взгляд исподлобья — почти привычный, если бы не влажный блеск влечения, плещущийся на самой поверхности синей радужки. От этой едва различимой разницы у Гинтоки потели ладони и сводило горло.
Хиджиката провел голодными глазами по напряженному телу перед собой, протянул руку и крепко сжал бедро Гинтоки. Сильные пальцы упруго стянули белую кожу, впиваясь короткими ногтями. Словно Хиджикате было мало этой степени обнажения, и ему хотелось заглянуть еще глубже, проникнуть в горячее живое нутро. Он снова требовательно заглянул Гинтоки в глаза, и тот понял, что уже несколько секунд забывает, что нужно сделать вдох.
Один судорожный глоток воздуха. Рывок вверх. Поднять на колени. Прижать к себе с силой, до боли в мышцах, гудящих, точно перед сражением. Сдавить, неосторожно поцарапать кожу. Замереть на мгновение глаза в глаза. Обжечь взглядом и обжечься в ответ. Столкнуться губами, языками, еще и еще. Запутаться, где чьи руки, будто их больше четырех. Задохнуться снова от соприкосновения там, внизу. Потянуться пальцами, не в силах больше терпеть…
— Нет, — хрипящим от возбуждения голосом выдавил Хиджиката. Гинтоки почти не почувствовал удара куда-то в область плеча и лишь спустя мгновение обнаружил себя прижатым лопатками к футону. — Закончу, что начал.
Огненный блик от фонаря на потемневшей радужке, две влажные белые полоски зубов, украдкой скользнувший между ними кончик языка. И в следующий миг Гинтоки встряхнуло как от удара током. Низкий утробный стон бесстыдным эхом отразился от стен пустой комнаты. Гинтоки закусил костяшку среднего пальца, чтобы хоть немного заглушить развратные звуки, рвавшиеся из груди. Но это мало помогло, когда в следующее мгновение он ощутил, как узкое влажное кольцо губ двинулось ниже по его члену, вбирая почти всю длину.
— О чееерт… — прошептал Гинтоки и наполнил комнату очередным протяжным стоном.
Все его тело внизу полыхало, и он не сразу понял, что причина была не только в горячем лоне рта, заглатывающем его член. Пальцы Хиджикаты скользнули по внутренней стороне его бедра, собрав остатки потеплевшей смазки, и теперь ритмично растягивали его сзади, в такт с движением губ. Его любовник оказался настоящим дьяволом в небрежно накинутой сверху оболочке холодного и сдержанного человека. И теперь, полностью обнаженный, он обжигал Гинтоки своим горячим влажным языком и безжалостно пронзал раскаленными пальцами, выжимая один стон за другим.
Гинтоки толкнулся ягодицами вперед, сильнее нанизываясь на пальцы и чувствуя головкой мягкую податливую стенку горла. Ему было совершенно непонятно, кто кого трахает. Ощущения рассыпались, как цветные стекла в калейдоскопе при каждом незатейливом движении. Давящая боль звучала слабым эхом, заглушаемая громким стоном наслаждения. Гинтоки не сдерживал голос — это было бы сейчас огромной растратой.
Каждый исторгаемый им звук распалял Хиджикату еще сильнее, уничтожал остатки разума. Он никогда не испытывал такого сумасшедшего азарта — ни в одной горячей битве и ни в одной постели. Секс всегда был для него чем-то прагматичным, будничным. Он никогда не был так сильно одержим страстью, держа кого-то в объятиях. Никогда раньше он не сгорал от влечения к другому человеку — тем более к мужчине.
Йорозуя был для него особенным, близким, понятным, как собственное отражение в зеркале. С ним не нужно было притворяться, быть проще, сдерживаться хоть в чем-то. И будь он проклят, если заметил момент, когда бесконечные споры без повода и разящий удар кулаком стали совершенно недостаточны. Момент, когда он захотел большего. Хиджиката уже был проклят — иначе какого черта он сейчас вытворял с этим телом? Почему позволял Йорозуе зарываться рукой в свои волосы и слегка подталкивать затылок, направляя движение? Почему заставлял его возбужденно дрожать, поджимать от удовольствия пальцы ног и продолжать, продолжать оглушать стонами? Этот голос — откровенный, протяжный, задыхающийся — от одних только звуков можно было кончить. Но Хиджиката лишь тихо застонал в ответ, прямо во время очередного движения своих губ вниз, к основанию.
Гинтоки судорожно вздрогнул от этой слабой вибрации внутри горла, принимающего его член, и тут же ощутил, как его прошибает оргазм. Он резко дернул Хиджикату за волосы, заставляя отпрянуть, но несколько белесых капель все равно успели брызнуть ему на лицо.
— Твою ж мать, — выругался Гинтоки, обессиленно откидывая голову на подушку. Спустя несколько секунд гула крови в ушах, он пришел в себя, медленно приоткрыл глаза и понял, что расслабился не вовремя.
Хиджиката стоял на коленях между его ног и смотрел в лицо Гинтоки пронзительным взглядом дочерна потемневших глаз — будто страсть низвергла его личность и поглотила все остальные желания, оставив тело на растерзание удушливой похоти. Его грудь ритмично вздымалась от напряженного дыхания. В зубах он зажимал надорванную упаковку от презерватива, а его пальцы быстрыми движениями натягивали «резинку» на колом стоящий член.
Гинтоки сглотнул. Тут же выгнал из головы паническую идею о малодушном побеге и в итоге сторговался с собой на том, чтобы что-то сказать. Подойдет любая чушь, способная сбить этот пугающе серьезный настрой. А мозг Гинтоки умел генерировать чушь моментально.
— Ответь как гурман гурману. Что вкуснее — я или майонез?
В ответ Хиджиката едва заметно поднял бровь. Затем сплюнул в сторону надорванный алюминиевый квадрат и, не отводя взгляда от Гинтоки, смазал большим пальцем капли спермы с щеки. Медленно, со вкусом облизал, нарочито вызывающе провел языком по губам, бросил взгляд вверх, будто дегустируя новый «сорт».
— Охренеть, — завороженно выдохнул Гинтоки, чувствуя заново нарастающее возбуждение. — Кажется, я сломал Хиджикату-куна. Возмутись хоть для приличия. И, кстати, ты ведь явно распробовал. Каков твой вердикт? Мне чертовски важно знать.
Хиджиката медленно перевел взгляд обратно на Гинтоки, совершенно не меняясь в лице — будто сменяя одно блюдо другим. Затем, не сказав ни слова, схватил того за лодыжку и грубо притянул ближе к себе.
Гинтоки ахнул от неожиданности, сминая спиной футон и цепляясь пальцами за подушку под головой, как за спасательный круг. Он вдруг ощутил, будто тонет. Будто его накрывает не пойми откуда появившаяся, ошеломляюще мощная волна — настолько плотная и давящая, что он не выдержит и задохнется внутри нее. Гинтоки замер, пытаясь осознать, откуда взялась эта необъяснимая оторопь, захлестнувшая его в такой важный момент. Но исчезать так же быстро, как возникла, она не собиралась. Ему оставалось лишь надеяться, что у него получится утаить от Хиджикаты свое состояние.
Напрасно — тот заметил сразу. Застыл над Гинтоки — и долгие секунды, которые отмеряло биение сердца, наблюдал сквозь напряженный прищур.
Грудь Гинтоки не вздымалась дыханием, он оцепенел, как опасливый зверь, почувствовавший рядом присутствие хищника. Глаза его были зажмурены, белые волосы расплескались по подушке, словно брызги молока из разбитой крынки. Хиджиката настороженно коснулся кучерявой головы — и белые завитки мягко заструились между пальцами, как хлопья морской пены. Он завел одну прилипшую к виску волнистую прядь за ухо, невесомо скользнул мизинцем по мочке. Гинтоки вздрогнул и приоткрыл глаза.
Он выглядел сейчас необычайно хрупким и надломленным, и из трещины в его душе сочились противоречия. Они были заметны в каждой важной мелочи. В раскрасневшихся от грубых поцелуев поджатых губах. В ярком румянце на бледной коже, атаковавшем щеки и кончики ушей. В морщинке на носу. В побелевших пальцах, напряженно стискивавших подушку под головой. В мельком брошенном взгляде из-под дрожащих ресниц — затравленном и кипящем желанием одновременно.
Хиджиката сделал глубокий вдох и почувствовал, как неуместная нежность раздирает ему сердце. Внезапно захотелось обнять Гинтоки — не как любовника, а успокаивающе, просто поделиться с ним теплом. Но этот порыв Хиджиката давно научился сдерживать — тренировки проходили в баре всякий раз, когда они случайно оказывались на соседних стульях. Бывало, уже изрядно смешав в артериях кровь с шочу, Хиджиката украдкой бросал взгляд на своего регулярного собутыльника и замечал, как очередная порция алкоголя приспускает маску безразличия на его лице. И как сквозь нее проступает стылая безутешная тоска по чему-то безвозвратно утерянному. Каждый раз, когда Хиджиката видел это выражение лица, ему до боли в груди хотелось прижать Гинтоки к себе, зарыться пальцами в кудри, пресечь любые попытки отстраниться. И бездумно шептать, что все будет хорошо, что все позади и все не зря — и плевать, если это окажется хоть трижды ложью. Но Хиджиката знал, что Гинтоки не потерпит этого. Ему оставалось лишь крепко сжимать пальцами столешницу и просить для них еще выпивки — радуясь, что хотя бы такой способ поддержки для него легален.
— Йорозуя, — произнес Хиджиката дрогнувшим голосом. Возбуждение бурлило в его теле, требовало выхода. Гинтоки лежал перед ним — обнаженный, заведомо согласный на все, до безумия желанный, но такой напряженный, будто ожидал неизбежной пытки.
Гинтоки не реагировал на зов. Он не хотел поднимать взгляд, не желал, чтобы глаза выдали его ещё больше. Его чувства были обострены до предела, это смущало и бесило. Он же не девственница в первую брачную ночь, в самом деле!
Все должно было быть не так.
Все должно было быть просто и спонтанно. Два шага друг к другу, искра от столкновения взглядов, а дальше — порыв навстречу, изгнанное сознание, переплетение тел, хрипы наслаждения…
Это все Хиджиката! Это его вина. Какого черта он так нежничает? Было бы гораздо проще, если бы он резко вошёл в него, игнорируя болезненные стоны, если бы вбивался нещадно, сильно и быстро, одержимый влечением. Было бы гораздо, гораздо проще, если бы их связывала лишь слепая, неприкаянная, выжигающая насквозь страсть — и ничего больше.
— Гинтоки.
Болезненный удар сердца о ребра. Собственное имя показалось таким незнакомым, будто было произнесено на чужом языке. Но именно это разрушило путы смятения, сковавшие тело.
Гинтоки глотнул воздух полной грудью и взглянул на Хиджикату так, словно видел его впервые в жизни. Синие глаза смотрели на него в ответ — спокойно и тепло.
— Давай-ка сегодня на этом остановимся.
Предложение было настолько несуразным, что Гинтоки сначала подумал, что ослышался. Это было слишком странно и неестественно — как лететь с обрыва и в пяти сантиметрах от земли вдруг передумать падать.
— А? Шутишь, что ли? — раздраженно спросил Гинтоки. — Ты ждешь от самого бара. У тебя яйца лопнут, придурок.
— Не лопнут.
— В чем дело? Слабо, что ли? — привычно подначил Гинтоки.
— Очевидно же, в чем дело — ты не готов.
— Чушь не неси. Мужик не может быть к такому готовым. Надо просто сделать, и все, — он старался говорить короткими фразами и звучать безразлично. — Это как дернуть гнилой зуб. Переживу.
— Это ты несешь чушь, — раздраженно процедил Хиджиката. — Я не стану насильно тебя брать, особенно после такой отвратительной ассоциации!
— Ты достал тут ваниль разводить! Я не женщина, чтобы со мной манерничать, — вспылил Гинтоки. — А если я еще год не буду «готов», что тогда? Снова прятаться будешь от меня?
— Не беспокойся, не буду. Я больше не стану убегать — ни от тебя, ни от себя самого.
— Тогда что? — Гинтоки вдруг вызывающе усмехнулся и медленно погладил лодыжкой его бедро. — Значит, ты согласен каждый раз позволять мне себя трахать, пока я сам не захочу поменяться местами? Готов остаться со мной даже на таких условиях?
— Готов, — мгновенный ответ.
Гинтоки удивленно моргнул и недоверчиво уставился на Хиджикату, но тот привычно сдвинул брови к переносице и прожигал его прямым честным взглядом.
— Теперь я готов к чему угодно. Я же уже сказал — не недооценивай меня, — напомнил Хиджиката и замер, ожидая реакции.
И та не заставила себя ждать.
Гинтоки медленно и глубоко вдохнул, наполняя легкие воздухом до предела. Грудная клетка в миг стала шире и мощнее. Он сжал зубы до напряженных мышц шеи, желваки шевельнулись под белой кожей. А на дне багряных глаз под светлым сводом ресниц зрели налитые ядовитые гроздья ярости.
— Ублюдок… это ты меня недооцениваешь! — угрожающе низким голосом проговорил Гинтоки, чувствуя, как гнев наполняет его силой. — Не смей меня жалеть! Я не хрупкая изнеженная барышня! И я ни за что тебе не проиграю, понял?! — его голос набирал мощь, как рев разогревающегося мотора. — Хватит тянуть уже! Ну-ка быстро вставил! — внезапно потребовал он. — Или я сам тебя оседлаю! Черт, да я теперь из принципа получу больше удовольствия, чем ты! И мне не нужн… ах!
Головка толкнулась в узкий, скользкий от смазки проход, и Гинтоки подавился словами от внезапного ощущения. Он рефлекторно дернулся назад, ухватил локоть Хиджикаты, но тут же опомнился. Они столкнулись кипящими взглядами, полными вызова, замерли на секунду. Гинтоки среагировал первым: сжал сильнее чужой локоть — и резко дернулся навстречу, насаживаясь на член до упора. И тут же прогнулся в спине, стискивая зубы. Это было больно, действительно больно. Внутренности раздирало, нежная кожа вокруг входа горела, как от ожога, поясницу прострелил острый спазм. Гинтоки непроизвольно сжался еще сильнее, причиняя боль им обоим, зажмурился до красных пятен под веками.
— Совсем дурной? — услышал он раздраженный выдох Хиджикаты и почувствовал, как мокрый от слюны палец нежно массирует упруго растянутую кожу вокруг ануса. — Упрямец чертов.
От мягких прикосновений Гинтоки смог немного расслабиться, с трудом разлепил влажные ресницы и взглянул на Хиджикату. Тот выглядел напряженным, обеспокоенным — но не удивленным. В голове Гинтоки пронеслась мысль, что он специально разыграл этот спектакль одного актера, чтобы вернуть ему боевой дух. Ни один из них не терпел жалость к себе — и им обоим это было слишком хорошо известно.
— Сам-то… — хрипло произнес Гинтоки, болезненно ухмыляясь. — Тот еще агент-провокатор.
Хиджиката ничего не ответил, густая челка свесилась на глаза — и лишь по едва дрогнувшим вверх уголкам его губ Гинтоки убедился в своей правоте.
— Сволочь, — азартно прошептал он и хотел сказать что-то еще, но тут Хиджиката качнулся, и слова рассыпались.
Он двигался в Гинтоки тягучими плавными движениями, давая время привыкнуть. Вперед — наполняя собой неспешно и неглубоко, будто наливая густую патоку по краю наклоненной чашки. Назад — почти полностью выходя, оставляя тянущую, болезненную пустоту. Хиджиката крепко сжимал бедра Гинтоки, не позволяя ему больше неразумных вольностей. От его мучительно нежных движений сжималось горло, а каждый нерв туго натягивался, и Гинтоки чувствовал это. Чувствовал слишком много, будто медленно заходил в холодную воду. Он едва не хныкал от нетерпения. Хотелось дернуться навстречу. Хотелось сказать: «Не жалей меня» или «Двигайся, как хочешь» или «Трахни меня жестче» или «Выеби уже как следует»… Слова рождались в голове и умирали на языке от каждого нового осторожного толчка внутри.
Гинтоки с трудом сфокусировал взгляд на лице Хиджикаты — его глаза по-прежнему были скрыты под тенью челки, зато были видны напряженные мышцы шеи, заострившаяся линия челюсти, дрогнувшая верхняя губа… «Едва сдерживается» — понял Гинтоки, и его тело само сделало рывок.
Он резко перекатился, подминая Хиджикату под себя и едва не роняя их обоих мимо футона. Член вышел из задницы с неприличным хлюпающим звуком. Хиджиката в удивлении дернулся, но Гинтоки уже сел на его бедра и крепко положил руку ему на грудь. Придавил взглядом.
— Мы будем драться или трахаться? — на одной интонации выдохнул Хиджиката.
— А мы умеем что-то одно? — в унисон ему спросил Гинтоки, свободной рукой наощупь заводя в себя член.
Хиджиката вздрогнул, уловил взглядом провокационную улыбку на любимом лице — и потянул на себя Гинтоки, ухватив под коленями. Тот тяжело опустился на член, ахнул от неожиданности и красиво прогнулся, напрягая мышцы живота. Запрокинул голову, встряхнув копной белых кудрей. Просто наблюдать за этим было невыносимо, и Хиджиката приподнялся, приник к нему, припал губами к беззащитно дрожащей жилке на шее, почувствовал биение его жизни. Провел ладонями по животу, успокаивая, пробежал пальцами вниз вдоль позвоночника. Затем — сдавил руками бедра Гинтоки, потянул вверх и насадил его снова на свой член. Тот судорожно вздрогнул, сжался изнутри.
— Да! — вырвалось у Гинтоки, и сдерживаться стало совершенно невозможно.
Хиджиката крепко вцепился пальцами в молочно-белые упругие ягодицы и позволил Гинтоки задать темп, подстраивая под него свои движения. Он наслаждался участившимся хриплым дыханием, щекоткой мягких волос на плече, горячей пульсацией внутри Гинтоки. А тот жался к нему, притирался взмокшим телом к пылающей коже Хиджикаты, скользил твердыми сосками по его груди.
Гинтоки лихорадочно хватал воздух ртом, чувствовал, как стоны сухо жгут горло. Он слышал их где-то на задворках восприятия, как будто в другом помещении, в параллельной вселенной. Сейчас ему было плевать — мир сжался до комнаты площадью в двенадцать татами, до одного узкого футона, до двух сплетенных тел, движимых в общем ритме.
Хиджиката скользил губами по лицу Гинтоки без разбора — по подбородку, по линии челюсти, по виску, по мочке уха. От последнего поцелуя тут же услышал рваный всхлип и сбивчивый шепот:
— Скажи это… повтори… назови еще раз…
Гинтоки не мог сформулировать мысль до конца, утопая в ощущениях. Но этого и не требовалось. Хиджиката зарылся ладонью в кудрях на затылке, притянул к себе, приник губами и, опаляя чувствительное ухо горячим дыханием, тихо позвал:
— Гинтоки.
Второй рукой с силой дернул на себя желанное тело, проникая еще глубже. Гинтоки распахнул губы в немом крике, впился сильными пальцами в плечи Хиджикаты, скользнул ими дальше, за спину, оставляя нещадные красные борозды на бархате кожи.
— Ещеее, — звук утонул в горле, и он не был уверен, что сказал что-то вслух, но Хиджиката слышал. Он все слышал и все чувствовал. Гинтоки дышал ему в шею тяжело и рвано, будто дрожь от нестерпимого возбуждения достигла даже легких. Его ногти располосовали спину, и царапины жгли едва ощутимой болью.
— Гинтоки, — прорычал Хиджиката, влажно касаясь губами уха и ощущая, как его поджимает тесное жадное нутро. В следующую секунду острые зубы болезненно уткнулись в плечо, и Хиджиката почувствовал как медленно, волнами подступает оргазм.
Гинтоки опрокинуло, смятый футон снова мягко ударил в лопатки. Он чуть не захныкал, ощутив неприятную пустоту внутри. «Если этот гаденыш кончил раньше меня, я его убью», — подумал он, но тут Хиджиката подхватил его бедра, приподнял и вновь толкнулся внутрь, проникая полностью одним рывком — и все мысли испарились. Стало горячо-горячо. Гинтоки запрокинул лицо к потолку — тот дрожал перед глазами, будто в знойном мареве. Это длилось буквально секунду — а затем Хиджиката снова начал двигаться, и стало не до этого. Стало ни до чего.
Хиджиката больше не сдерживался: вцепился в бедра Гинтоки сильными пальцами и загонял ему до упора, двигаясь в уверенном быстром ритме. Тёмные волосы налипли на лоб, мышцы рук гудели от напряжения, царапины на спине горели, но Хиджикате было все равно. Сейчас он чувствовал только Гинтоки, только его горячую сжимающую тесноту, только его упругую липкую кожу под пальцами.
Гинтоки поначалу силился подстроиться, двигаться в такт навстречу, опираясь на лопатки, но скоро бросил попытки и утонул в ощущениях. Первоначальная боль почти утихла, и её слабый отголосок лишь усиливал одуряющее удовольствие. Каждое движение внутри задевало струну, от вибрации которой мышцы в паху натягивались, и наслаждение волнами растекалось по всему телу. Взмокшая спина прилипла к простыни, и от каждого толчка его провозило по полу вместе с футоном, колыхало в густом терпком воздухе. Гинтоки ненасытно хватал его ртом, беспорядочно цеплялся пальцами за простынь и силился не кончить, продержаться как можно дольше на пике этого удовольствия. Он уже не стонал, только шумно выдыхал и часто смаргивал выступающие слезы. Возбуждение стекало мурашками по позвоночнику вниз, все ощущения склубились в одной точке, и сил терпеть это уже не было совершенно никаких.
— Хиджи-ка… — Гинтоки не знал, произнес ли это вслух, прошептал или лишь беззвучно вывел имя губами — но Хиджиката все понял. Склонился над ним, сжал его твердый, налитый кровью член и продернул в руке. Всего раз — и этого хватило. Гинтоки подкинуло на лопатках. Он падал вверх, к потолку, чувствуя, как сперма горячо плещется на грудь.
Хиджиката впился взглядом в выгнувшегося под ним Гинтоки, увидел густые мутные капли, брызжущие из-под пальцев. Дернулся, ощущая, как Гинтоки сжимает его изнутри, плотно и одуряюще горячо, — и кончил тоже.
Следующую вечность они приходили в себя, пытаясь услышать хоть что-то, кроме гулкого биения крови в ушах и собственного оглушительного дыхания. Гинтоки, поморщившись, по очереди потянул сведенные судорогой ноги — и Хиджиката тут же упал между ними, больно ударив лбом в солнечное сплетение.
— Блять! — прошипел Гинтоки.
— Я запнулся об тебя, — без тени раскаяния пояснил Хиджиката и отбросил в сторону перевязанный узелком презерватив. После этого он даже не попытался подняться — лишь уютно устроился на Гинтоки, пробираясь ладонями под его взмокшие лопатки.
— Эй. Еще немного побудешь у меня между ног, и я возьму с тебя арендную плату. Слезай давай.
— Йорозуя, — серьезным тоном прервал его Хиджиката. И Гинтоки понял, что его собственное имя, произносимое этим сексуальным, хрипловатым голосом будет теперь лишь неотъемлемым атрибутом приближающегося оргазма.
— И что мне с тобой теперь делать, Йорозуя? — устало протянул Хиджиката, зарываясь носом в его пупок и опаляя живот дыханием. Злиться на него такого — сонного, голого и честного — не было совершенно никакой возможности.
— Ой, ты еще что-то хочешь со мной делать? Гребаная секс-машина, — усмехнулся Гинтоки, расчесывая пальцами послушные черные волосы. — Напомню, что со следующего раза мы все решаем на джанкен. С первого кона, никаких жалоб и нытья в стиле «давай до трех побед».
— Да я не об этом, озабоченный, — Хиджиката поднял на него укоризненный взгляд. — Я о том, что не должен… мы не должны…
Фраза вертелась юлой на языке и никак не желала складываться, будто он пытался говорить на чужом языке. Все слова, которые раньше казались ему разумными и единственно верными, сейчас звучали неубедительно и фальшиво — словно были выдернуты из дневной дорамы в реальную жизнь.
— Блять, — констатировал Хиджиката. — Я о том, что ты хуже проклятья.
— Аа, — понимающе протянул Гинтоки. — Ну, тогда можешь попробовать сходить в храм и освятить там свой член. Хотя если с мечом у тебя это не прокатило, а я хуже, то…
— Угораздило же вляпаться в тебя, черт, — перебил его Хиджиката.
— Ой-ой, не говори так, будто я собачье дерьмо на дороге, — возмутился Гинтоки. — Ты, знаешь ли, тоже тот еще «подарок». Коварная сволочь, обернул все так, что я сам попросил себя трахнуть! Поверить не могу!
Хиджиката поднял на него взгляд — хитрый и неприлично веселый. Правда была в том, что он знал: Гинтоки не даст себя жалеть. Правда была и в том, что Хиджиката позволил бы ему делать со своим телом что угодно. Но сейчас, после сворачивающего земную орбиту секса, говорить об этом не хотелось совершенно. Поэтому он лишь несвойственно себе игриво усмехнулся.
— Не смей тут хмыкать на мне, — возмутился Гинтоки, едва сдерживая улыбку. — И ты тяжелый, блин. Я тебе не футон, слезай давай.
Но Хиджиката уже удобно устроился и прикрыл глаза, проваливаясь в зыбкий спокойный сон. Впервые за последние месяцы.
***
— Долго же вы шли из бара, Хиджиката-сан. Топографический кретинизм словили? И вам не стыдно все еще занимать место заместителя командующего?
Рассветное холодное солнце сияло бликами в больших янтарных глазах Сого. Он выглянул на энгаву как раз в тот момент, когда Хиджиката проходил мимо его комнаты, и совпадением это, конечно, не было. Пришлось остановиться.
Судя по подглазинам, спать Сого еще не ложился. «Ему настолько важно было застать мое возвращение и поупиваться победой: ведь я опять попался в его ловушку, — отметил про себя Хиджиката. — Ну и пусть, подыграю ему». Настроение было непозволительно хорошим.
— Я патрулировал, — ответил он, едва сдерживая улыбку. — Посмотрел, весь ли ты город взорвал в мое отсутствие или только часть.
— Ярэ-ярэ, какой вы ответственный. Что это за патруль такой, откуда после суток на ногах и месяца убийственной командировки возвращаются румяным и довольным, как кот, налакавшийся сметаны? Или майонеза, в вашем случае…
— Любой твой патруль, например, — парировал Хиджиката. — Думаешь, я не знаю, что ты только жрешь и спишь где-то в городе, пока парни из первого отряда выполняют за тебя всю повседневную работу?
— Надо же, подловили меня, — наигранно поджал губы Сого и дернул плечами. — Но ваш-то патруль в любом случае был интереснее, правда? Сколько «обходов» вы сделали сегодня? Вы же не в одиночку работали? Ваш напарник наверняка утомился с таким трудоголиком, как вы.
— Ошибаешься, — Хиджиката отвел взгляд в сторону и ущипнул себя за локоть, чтобы не засмеяться в голос. — Я еще за майонезом заходил, — он приподнял на уровень глаз прозрачный пакет с логотипом магазина.
Сого прищурился, вглядываясь в содержимое:
— Восемь бутылочек? — заметил он. — Это с распродажи в О-Эдо маркете с лимитом по четыре в одни руки?
— Твою бы энергию и проницательность да в мирное русло, — Хиджиката хмыкнул и привычным движением достал сигарету. — Знаешь, поначалу меня подбешивала твоя озабоченность моей личной жизнью, — он выдохнул дым в утренний воздух, и стало совсем хорошо и спокойно. — Но сейчас я смирился и даже немного благодарен тебе.
Сого замолчал, и Хиджиката понял, что таких откровений от ненавистного начальника тот явно не ожидал.
— Надо же, — Сого склонил голову. На губах его была едва заметна тень улыбки, и целое мгновение он был поразительно похож на сестру. — Не стоит благодарности, Хиджиката-сан. Я рассчитываю на то, что когда-нибудь данна перейдет нам дорогу, и вам придется выбирать между ним и Шинсенгуми. И пока вы будете страдать и тормозить, я сам с ним разберусь, заполучу всю славу и буду настаивать на вашем отстранении с должности. Или даже на сеппуку, которое вы так любите.
— Ах вот, значит, какой у тебя план? — усмехнулся Хиджиката.
— Я считаю, это план, достойный нового замкомандующего Шинсенгуми. Вы так не думаете?
Из-за крыши казарм уже поднималось солнце, его лучи золотили волосы Сого и живописно заливали пустой, выстывший за ночь двор.
— Я думаю, весна ранняя в этом году, — пространно заметил Хиджиката, подставляя солнцу лицо и чувствуя себя удивительно живым. — Еще пара недель, и сакура зацветет.
— …Это вас ночной патруль настроил на такой романтичный лад? Или майонез по акции?
— Как насчет снова отметить ханами с Йорозуей? — Хиджиката обернулся к Сого и успел заметить, как у того азартно блеснули глаза. — Видимо, ты совсем заскучал, раз начал беспокоиться обо мне. А в прошлый раз тебе явно было весело.
— Странно, что вы хоть что-то помните, учитывая ваше состояние тогда.
— Я дам тебе возможность повеселиться снова, — продолжил Хиджиката, игнорируя язвительный комментарий. — Кажется, вы с китайской девчушкой стали ближе за этот год? Возможно, тебя развлечет не только драка?
— Не путайте меня с собой, — протянул Сого, и вдруг стал выглядеть как обычный подросток при разговоре с надоедливым родителем. — Я не такой извращенец, как вы.
— Ооо, я прекрасно знаю, что не такой. Ты гораздо хуже. И я не переживаю за девчонку только потому, что она играючи может втоптать тебя в землю. Помни об этом, а еще не забывай, кто ее отец… оба «отца».
— Ну, как полицейский я обязан буду увести ее подальше от вас, чтобы спасти хрупкую девичью психику от непристойного зрелища. Вы же все это хотите устроить лишь для того, чтобы заняться с ее земным папашей рестлингом прямо под цветущей сакурой?
— Что ты там себе напридумывал? Какой к черту рестлинг? — выдохнул Хиджиката, туша окурок в карманной пепельнице. — У нас уже с прошлого года заведены традиционные занятия для ханами.
— Это какие? — насторожился Сого.
— Ну как же, — Хиджиката хитро прищурился. — Распитие саке и игра в джанкен.