***
Леденящий кожу и сердце холод стоял за стенами тёплого каменного монастыря. Белоснежные снежинки, что пушистым одеялом покрывали всё вокруг, отзывались яркими отблесками во мгле зимней ночи. Вокруг стояла мёртвая тишина, не было слышно ни единого шороха или звука. Однако возле запертого здания, с трубы которого исходил клубящийся серый дым, временами промелькивал тёмный силуэт, что создавал, нарушающее тишину, поскрипывание. Эта сумрачная фигура принадлежала ребёнку, а судя по выпирающей из-под клобука сиреневой чёлке можно было сделать вывод, что это была девочка.Но что маленькое дитя делает на улице ночью в такой-то мороз?
Ответ был прямо как на ладони. Ведь сегодня оно провинилось и должно было понести соответствующее наказание. За что и главное почему, Пастри не удосужились объяснить, а просто взяли и выгнали из уютной каморки. Трясясь от колючего холода, по розовым щечкам стекали горячие слезы, что тут же замерзали. Дабы согреться, девочка наворачивала круги по скрипучему снегу, вскоре протоптав видную дорожку. Слабый всхлип разносился по глухой долине в надежде, что кто-то его услышит и придет на помощь. Было больно не столь от жгучего мороза, сколько от непонимания того за что же её так жесткого наказали. С этими мыслями Пастри проходила несколько часов, затем силы иссякли, и она упала на рассыпчатый снег возле здания и закрыла глаза. Проснулась она уже в другой комнате, но все ещё по-прежнему в монастыре. Как оказалось её нашла Преподобная, что совершала утренний обход и была поражена тому, что дитя всё это время было на улице. По итогу её отогрели, напоили горячим чаем с мёдом и малиновым вареньем и дали время выспаться. Всё шло своим чередом, монастырь работал, совершались службы, ничего не казалось подозрительным. Кроме одного. В основном детей не соблюдающих положенный устав, вечером, а бывало и ранним утром, куда-то уводили. Они конечно же возвращались, но не такие, как прежде, изменяясь до неузнаваемости, как характером, так и мировоззрением. Будучи легкомысленным подростком, Пастри в свои двенадцать была разговорчивым и добродушным дитя. Только представьте, на дворе царит летняя пора, птички поют, тёплые лучики солнца ласкают ваше молодое личико, а сами вы делаете полезные для общества дела. Да, вы немного устали, но за проделанную работу вам когда-нибудь зачтется на небесах. Так думала и Пастри. Выполнив поставленную задачу, девушка хотела было уже уходить на дневную службу для прихожан, как услышала неподалёку от себя странные звуки. Идя по направлению к жалобным возгласам, она набрела на нехитроумную ловушку, а пленником внутри был маленький волчонок. Распутав сети и выпустив животное на волю, ничего не подозревающая Пастри с довольной улыбкой на лице вернулась к монастырю. К вечеру тусклые тучи закрыли чистое небо и за окном слышалось громыхание капель дождя. Как обычно, молясь выставленной иконе, девушка уже было заканчивала чтение главы в Библии, как в её комнату беспардонно ворвались. Слегка удивленная Пастри непонимающе всматривалась в холодные осуждающие лица старших по званию. Вдруг одна из сестёр схватила ту за волосы, отчитывая за содеянное. Ведь тот пушистый волчонок, которого она так недавно спасла, был монстром и порождением хаоса, от которого Орден обязан избавляться. Так как девушка нарушила один из главных уставов монастыря, ей было выдвинуто тяжкое наказание, чтобы выбить всю дурь и поселившихся внутри бесов. Обескураженную монахиню поволокли за двери здания, где всё уже было готово для проведения расправы. Как только те оказались за дверьми, ткань убранства с лёгкостью намокла и испачкалась в грязи. Завернув за монастырь, Пастри, лёгким движением руки, кинули лицом в прохладную лужу. Она даже оклематься не успела, как почувствовала, что с её тела снимают форму. А если правильнее выразиться, безжалостно сдирают, будто дикие разъярённые животные в лесу, которые за долгое время голодовки поймали свою добычу. Девушка неистово кричала, брыкалась, умоляла о пощаде и просила о помощи, но её палачам было плевать. Пытаясь сопротивляться, монахиня дёргалась и как-либо извивалась, но одна из сестёр, мёртвой хваткой, схватила ту за запястье. Другая за ноги, обездвижив волнуемое тело, а третья пропала из виду. Пастри до последнего надеялась, что не почувствует боль, что над ней всё же смилуются. Однако все грезы разбила пропавшая монахиня, что вышла из тени, с прутом свежих наломанных розг в руках. В тот момент на девушке не было лица, на нём был виден только немой страх и ужас. Чем ближе подходила мучительница, тем сильнее тело самовольно бросало в дрожь. Пастри внутри себя молила и умоляла всевышних помочь ей, перечитывая все заученные и знаемые ей молитвы. Одновременно с этим произошёл первый удар, затем второй, третий… Никто не помог. Дикий девичий крик наполнил глухую местность, с глаз беспрерывно сочились горячие слёзы. В местах нанесённых увечий начинало неистово жечь, из-за соляного раствора, в котором было пропитано орудие пытки. Девушка уже начинала задыхаться от непрекращаемых криков, что вырывались из её рта. В то время как из свежих ран сочилась, красными багровыми струйками, кровь разбавляемая слезами дождя, которому и то было жалко молодую монахиню. В горле пересохло и сил кричать больше не осталось, слышалось только слабое похрипывание. Ноги, живот и грудь были полностью покрыты многочисленными ярко-красными ранениями, что при каждом вздохе или выдохе напоминали о себе. В тот момент, каратели переключились на спину. Боль, как и сила ударов, была оглушительна и тело Пастри начинало размякать и вскоре обессиленно расплылось в руках мучителей, даже не пытаясь сопротивляться. Казалось, после такого она не жилец, но её глаза вновь открылись. На этот раз в своей комнате. Всё тело было в бинтах, а форма чистой и опрятной, как и пару часов назад.Неужели всё то, что произошло до этого, было дурным сном?
Если бы, ведь боль, при простом сгибании руки, давала возможность убедится в реальности случившегося. Как оказалось именно Преподобная стала той, кто остановил жестокое наказание и оказал девушке помощь. На протяжении многих лет эта добрая женщина помогала каждому, от бродячего путника до бедного ребёнка. Настоятельница была примером рассудительности и милосердия, которому пыталась подражать каждая монахиня. Всё и оставалось бы так же прекрасно, если бы однажды Пастри не услышала что-то, что изменило её былые взгляды. Как выяснилось Преподобная сама подтверждала решения по поводу кар, считая их правильным и обязательными мерами профилактики. Вся та забота и милость вмиг испарились, оказавшись жалкой фальшивкой. С того момента девушка стала более бдительной и замкнутой, делая вид преданной ученицы, всё ещё держа в себе былую обиду и ненависть***
— Они… Даже слов не найдётся, чтобы описать нечто столь лукавое и ужасное как этот Орден. Но разве никто не пробовал сбежать или хотя бы обвинить его в негуманности методов воспитания? — Конечно же были, но их ловили и садили в келью. После чего оставляли там на несколько суток. Не спорю, им давали хлеб с водой, но ни больше ни меньше. — Пожалуй, самое страшное в этом монастыре не столь наказания сколько то, что под их влиянием находится большая часть народу. — Самое страшное здесь лишь тот факт, что я и другие дети до сих пор помним всё это. Достоверно, в мельчайших подробностях, а напоминания зверствам долго искать не приходиться, — яростно закатав ткань обратно, еле сдерживая видные слёзы на глазах, серьёзно сказала Пастри ,— я-я боюсь, что однажды я проснусь где-нибудь в темноте, а в носу будет отдавать сыростью. Я боюсь оказаться на месте тех монстров, которых безжалостно мучают… — сменив тон, с хрипотой и заиканием от нахлынувших воспоминаний и удушающих слёз, сказала девушка. — Тише, тише, если кто-то и попытается сотворить с тобой подобное ещё раз я без раздумий его убью. Слышишь? — пригрев к себе монахиню и тихонько поглаживая ту по белоснежному клобуку, сказал Вельвет. — Ты недостоин того, чтобы на твоих руках была столь прогнившая кровь. — Если понадобиться я готов на это. — И я тоже… Вокруг карамельной чащи, на травянистой полянке, настала мнимая тишина. Прохладный вечерний ветерок обдувал два одиноких силуэта, а со стороны заката на них падали приятные лучики рыжего солнца. Пастри робко примкнула поближе к парню, почти вплотную, и взглянула на живые лазурные глаза, что было напоминали ей о чистом ночном озере, с лунной дорожкой на нём. Вельвет же, в свою очередь наблюдал безгрешные сиреневые глаза, с белыми бликами на них. Подобный цвет могла иметь, пахнущая свежим и лёгким ароматом, сирень в начале лета, что не раз встречалась им по пути в город или же в нём самом. Парень не переставал поглаживать девушку по её миндальному убору, но и прекратить тоже не мог. Впрочем, Пастри и не была против, внутри она наоборот желала чтобы это продолжалось. — Знаешь, впервые кто-то заставил меня пробудить нечто приятное внутри себя. Что-то, чего я не чувствовал раньше ни с кем и никогда от слова совсем. — Всю жизнь я жила взаперти одного помещения, словно птица в клетке, и кому-то подчинялась, а за неповиновение меня карали, но теперь… Теперь я чувствую какого это — жить. — Жить собственной жизнью и ценить каждый проведенный миг. Чувствовать бурю эмоций, а не заполнять свою жизнь хламом. — Жить не по правилам и предписаниям, а создавать их самим. — Пастри… Прошу, пообещай мне, что не бросишь меня, по крайней мере до моей смерти. — Мне и не придётся. Ведь мы умрём вместе. Подумаешь где и когда, но мы будем счастливы. И нам будет совершенно плевать на вселенские устои и чужие мнения. После подобной череды слов взаимная симпатия была так велика как никогда. Однако, что-то всё ещё не давало им признать, что это чувство было чем-то большим, чем-то иным. У обоих будто бы исчез дар речи и они могли разве что стоять рядом и ощущать тепло друг друга, пока закатный ветерок покачивал лёгкие прядки волос и нежный белый клобук. Монструозная красно-белая рука, что при одном только виде внушала неподдельный животный страх, была так близко, что при желании могла бы задушить девушку, но именно она украдкой поглаживала развивающийся убор Пастри. Монахиня же положила свою голову на грудь парня, а руки тихонько и аккуратно вскоре оказались на ней же, будто бы маленькие пернатые синички, что приземлились на твёрдую холодную землю. Заплаканные глаза, возле которых была растёрта потёкшая белая тушь, словно бездефектный горный хрусталь, смотрели прямо в чистые очи Вельвета. Такие различные друг от друга, прямо как две стороны медали. Одна блестящая, чистая, натёртая до блеска, а другая тёмная, загадочная и до тоски пыльная и ржавая. Теперь же они, казалось, были неразлучны друг от друга, прямо как половинки одного целого. Подталкиваемый атмосферой и общим настроем, парень потихоньку приближался к румяному лицу девушки. — Гав! Романтическую идиллию прервал резкий громкий лай, что донёсся откуда-то снизу. Вельвет и Пастри от неожиданности, вздрогнув, тут же расцепились и перевели взгляд на прибежавшего Чиффона, что ласково тёрся о ноги хозяина. — Ладно, скоро вечер. Полагаю самое время поужинать и как следует отдохнуть, — с неловкой улыбкой на лице, смущенно сказал парень. — Согласна, — с глупым и усмешливым выражением лица, словно воодушевлённая школьница, произнесла девушка. После чего пара двинулась в путь, по уже знакомой протоптанной дорожке, оглядываясь на местные виды, в попытках не встретиться взглядами. Алый закат придавал небывалой красоты карамельному куполу и вещам вокруг, ещё более подчёркивая ту ярко-красную палитру, чьими оттенками была окрашена округа. Вскоре, оба оказались у порога уютного дома, дверь которого вновь отворилась и, как вчера, они стояли на входном коврике, разуваясь. — Я отлучусь ненадолго. Можешь приготовить чего на ужин? — видно остановившись по пути в зал, спросил Вельвет. — С радостью, конечно! Может быть будут какие-нибудь предпочтения? — Нет, солнце моё, я верю в то, что твой вкус будет получше моего. — Х-хорошо. Парень со скрипом прошёл в уютное помещение, вскоре исчезнув из поля зрения. Пастри всё ещё не могла отвести взгляда с пустующего прохода, поражённая сказанным ранее лестным комплиментом в её сторону. Однако если раньше они её бесили, то теперь эти слова не вызывали былой агрессии, а наоборот то самое… То самое чувство, что она ощутила не так давно, при котором её бросало то ли в жар, то ли в холод.Что же оно могло означать?
Простояв в легком оцепенении какое-то время, девушка пришла в себя и перебралась на кухню, захватив с собой корзинку с продуктами. Разложив которые, поставила её на прежнее место. Затем взяла овощи, тщательно промыла их под проточной водой, отыскала разделочную доску и нарезала кубиком томаты, морковь и перец. Переложив нашинкованные ингредиенты в кастрюлю, Пастри мигом почистила картофель, который измельчила, до размеров не более чем пол спичечного коробка, и преложила в ёмкость к остальным овощам. Ту же участь разделило, обмытое прохладной водой, мясо. Когда же все ингредиенты были готовы, девушка включила газовую плиту и залила несколькими стаканами воды будущее рагу. Помыв разделочную доску, нож и руки, она стала изредка помешивать блюдо до его полной готовности, между тем накрывая стол скатертью, располагая на нём тарелки и прочие принадлежности. Приготовив кушанье, Пастри разместила две порции, как и два стакана молока, на стол и стала ожидать Вельвета. Достаточно быстро он вернулся в чистой опрятной одежде и, удивлённый ровной осанкой и деловым видом девушки, сел рядом. — Приятного аппетита. — Спасибо и тебе. Блюдо взаправду было снисходительным. Всё-таки бывалая монахиня готовила куда лучше, чем доблестный воин. Еда так и таяла во рту, маня как своим вкусным ароматом, так и кисло-сладким вкусом. Несмотря на обилие приятных чувств, парень вспомнил про недавний рассказ и во рту резко отдало горечью. — Пастри, когда ещё раз соберешься в город уведоми меня об этом. — Прости, я думала- — Не бери в голову, просто ты сама понимаешь они могут выследить дорогу и направить всех своих сюда. Я волнуюсь о нашей же безопасности. — Я понимаю, ещё раз прости. — По крайней мере, сегодня ничего такого не произошло, ну и на том хорошо… Девушка тихо, без каких-либо вопросов или разговоров, доела и выпила сладкое прохладное молоко. Затем встала, попутно взяв свою посуду и направилась к раковине. Внезапно она почувствовала частое дыхание сзади и обернувшись заметила стоявшего рядом Вельвета. — Не утруждай себя этим, ты сегодня и так многое сделала, в отличие от меня. — Разве ты не устал? Да и к тому же ничего такого глобального я и не делала. — Прекрати благодарствовать, даже добродеятельницам иногда нужен отдых. — Ладно, спорить с тобой будет бесполезной тратой времени. Поэтому, раз ты так хочешь помочь, что ж, помогай. На лице Пастри удалось разглядеть игривую и слегка хитрую улыбку, прямо как у вертихвостки лисы, что что-то задумала. Мигом девушка, словно в ритме медленного танца, обошла парня и так же легко и невинно устремилась в соседнюю комнату. Вдруг перед глазами промелькнуло что-то яркое, что-то, что переливалось золотым цветом. Пастри стала оглядывать помещение и заметила оставленную ранее книгу. Решив вернуть её на место, она взяла в руки местное чтиво в твёрдом переплёте и поставила его на полку неподалёку. — Уже прочитала? — посмотрев на застывшую от неожиданности девушку, спросил Вельвет, что вошёл в комнату. — Не то чтобы, всего лишь начала, — слегка запинаясь в начале от внезапного появления парня, ответила Пастри. — Полагаю, там должно быть достаточно занимательный сюжет. К слову, есть идеи по поводу того как провести этот вечер? — Ты обещал мне показать как работает та штука, помнишь? — кинув взгляд на телевизор, сказала девушка. — Ах да, ну тогда присаживайся, я всё тебе расскажу и покажу. Пастри села на мягкий диван и положила руки на колени, стараясь сконцентрироваться на словах, что будут сказаны далее. Парень же прошёл к телевизору, взял длинный шнур и вставил вилку в розетку. Затем нажал на кнопку, что располагалась на пластиковом корпусе и тут же раздался, слегка пищащий и давящий на уши, звук заставки на экране. Взяв пульт в руку, Вельвет сел рядом с девушкой и положил тот посередине. — Смотри, вот эта кнопка включения, эта регулирует громкость, ну а эта мотает каналы, — нажимая пальцам на перечисленные ранее кнопочки, говорил парень. — Понятно. — Можешь выбрать то, что будем смотреть. Как раз попрактикуешься в использовании пульта. — Давай… Эту, эту передачу, — прекратив нажимать на тёмную кнопку с белым принтом стрелочки, сказала Пастри. Поначалу на мониторе транслировали нудные новости, но вскоре их перервала заставка кого-то фильма.***
Кино, несмотря на свой получасовой хронометраж, достаточно быстро закончилось. За окном уже потемнело, а часы показывали двенадцать часов ночи. — Ты погляди, на улице уже стемнело. Самое время ложиться спать. — Ну да, точно… О! А ты бы не мог зайти ко мне? Просто я хотела положить кое-какие вещи в тумбочку, а вдруг внутри что-то личное. — Эм, да, конечно. Вельвет, с лёгким хрустом костей, потянулся и вошёл вместе с девушкой в её комнату. Внутри он подошёл к деревянной коробочке и стал отодвигать, одновременно просматривая, её шуфлядки. — Твои опасения были напрасными. Ничего личного тут нет, поэтому клади всё что хочешь. — Хорошо, спасибо. — Хм… Что-то ты покраснела. Ты случаем не простыла? — Нет, просто жарковато как-то здесь. — Да, не сказал бы. Всё же, если вдруг станет хуже приходи или позови меня. — Конечно, конечно… — Ладно, спокойной ночи. — Спокойной. Всё ещё слегка удивленный глупым оправданием, парень прошёл к багряной двери, что вела в зал. — Вельвет, постой, я…! Я долго думала. Ну, знаешь всё так быстро развивалось… — Я понимаю тебя. Я тоже удивлен скоротечности событий. — Знаю, что скорее всего тебе это будет безразлично, но- — Почему ты думаешь, что твои чувства мне безразличны? — повернувшись по направлению к монахине, поинтересовался парень. — Ах, ну, потому что у тебя своих дел полно, а тут ещё я навалилась. — Не думай, что ты лишняя. Мне казалось ты знаешь об этом. — Что правда? — Да, конечно. — Ты мне тоже очень дорог! За последние дни мне удалось это лучше понять. — Пастри… Я бы хотел с тобой поговорить. — Д-да, а о чём? — Пастри, я, мне нужно тебя кое о чём спросить, — заметно покрывшись легким румянцем, учащенно дыша и подойдя поближе, сказал Вельвет. — О, о, чём спросить? — видно заволновавшись и слегка попятившись назад, спросила девушка. — Пастри… Ты любишь меня? Казалось бы, прозвучало то, чего она так долго ждала и на что надеялась. Однако ответа или какой-либо реакции не последовало. Монахиня отдалилась несколькими легкими шагами от парня в сторону окна, на её лице при этом оставалась гримаса растерянности и встревоженности. При виде подобного ничего непонимающего выражения, Вельвет понял, что поспешил со столь резкими словами. Он решил уже было уйти, оставив девушку одну, дав ей время на подумать и на то, чтобы забыть этот глупый поступок. К сожалению сбылось столь ужасное предположение, возникшее в голове ещё до этого. Парень, подавленный отказом, опустил взгляд в пол и хотел было двинуться к двери, как сзади раздался лёгкий всхлип. Сиюминутно, с распахнутыми во всю удивлёнными глазами, взволнованный Вельвет повернулся по направлению к Пастри. Она обернулась и взглянула на того, кто являлся причиной её внезапных слёз, что проступали с сиреневых глаз, ярко поблёскивая во тьме от лунного света. Девушка вновь повернулась к парню и быстрыми шагами, почти бегом, чуть ли не вплотную, к нему подошла. Пастри ещё раз посмотрела в сапфировые глаза, теперь более растроганно и нежно. — Так, ты любишь меня? — тихим, дрожащим голосом спросила девушка. — Да, — с волнением, но весьма уверенно ответил Вельвет чувствуя то, как же пересохло в горле, а в груди не прекращаемо прыгало сердце. Неожиданно Пастри приподнялась и прикоснулась своими сухими, от волнения, губами к таким же губам парня. — Я тоже, люблю тебя. Девушка тут же примкнула к прохладным устам, а Вельвет опустил голову, чтобы ей не приходилось стоять на носочках и приобнял её за мягковатую талию. Пастри протянула свои холодные, от былых волнений и страха, ладони к горячим щекам парня и закрыла приоткрытые ранее глаза. Неумело разгорячённый язык проник в рот девушки, внутри которого он принялся извиваться и закручиваться вокруг. Пастри чувствовала то, каким же ватным становилось её тело от тех непознанных чувств, что кружились внутри и сводили её с ума. Придерживая лицо Вельвета, она пыталась продлить насущное удовольствие, которому всё же было суждено прекратиться, так же быстро, как оно и началось. С лёгкой отдышкой, оба отстранились от уст друг друга. Девушка сразу же вытерла губы от возможных остатков слюны, так же как и парень. — Как насчёт чего-то большего? Ну, то есть, м, как бы объяснить… — Я понимаю, о чём ты говоришь и к чему клонишь, но ты хорошо всё обдумала? Может не стоит так спешить? — Д-да, просто, а ты уверен? — Я не могу. Нет, нет и ещё раз нет. Ты же не такая, как я. То есть, ты и сама понимаешь… — Что-то не так? — Я боюсь, понимаешь? Я и вообразить себе не могу что-то подобное с тобой. Ты же такая хрупкая… Такой, как я, запросто может тебя сломать или повредить, даже не заметив этого. — Тебе не стоило бы так волноваться, я уверенна в том, что строение нашего организма не предусматривает какие-либо повреждения во время этого процесса. — Всё же, ты и так натерпелась… Вдруг я опять доставлю тебе ту боль о, которой ты говорила и от которой бежала? — Я уверенна, что ты не доставишь мне никакой боли. К тому же, как у тебя со знаниями всего того, что касается этого? — Честно, я так-то в принципе имею некое представление. — Если не секрет, откуда? — М, да много чего, литература, кассеты, журналы. — Понятно. — Прости, если этот факт как-то непристоен или же неправильнен для тебя. — Да нет, наоборот это даже хорошо ибо если бы мне пришлось всё это объяснять, я от стыда б сгорела. — Хах, а ты то откуда знаешь? — Я знаю лишь теорию, так скажем какое-то время кое-кто увлекался биологией. — Вот как. Так, если все согласны, мы можем продолжить? — игриво спросил парень, окружив талию Пастри руками собранными в крепкий замок. — Ну конечно. Вельвет прикоснулся своими жаркими, от бурлящей страсти внутри, губами к губам девушки. Ненароком он стал настойчиво подводить куда-то Пастри, она и сама того не заметила, как упала на мягкую кровать.***
«Где-то внутри, мне всё ещё не верится в то, что сейчас происходит. Казалось бы, вчера я только и мечтать могла о простом поцелуе, а уже сегодня лежу вместе с тобой в одной постели. Как же святая, подобная мне, поддалась греху? Поддалась тому распутному демону, что смог искусить её на разврат? Может, это потому, что я никогда и не была монахиней? Всё же, вера, которую я так недавно проповедовала, включает в себя убийство тех, с кем мы должны жить в мире и гармонии по древним предписаниям этого мира. Поэтому, тут не столь моя вина, сколько тех, кто вбил это в головы простого народа. Теперь при виде монстра они сразу же достают оружие и готовятся убить его, даже не разобравшись в мотивах существа, что пришёл к ним. Как монахиня, я вынуждена помочь и выслушать каждого, за исключением монстров, которых должна убивать. Данная политика не правильна, как со стороны морали, так и веры в то, что нас создали такими какие мы есть и каждый по-своему прекрасен. Что я могу сказать и про Вельвета. Казалось бы, что могла монахиня, преданная святому Ордену, найти в грязном падшем существе? Ответ прост до нельзя — всё. Возможно я просто до беспамятства влюбилась и за этой розовой дымкой не замечаю реальной угрозы или опасности? Будь это так, сейчас бы мы не находились в этой комнате, а скорее всего пытались бы прикончить друг друга, прямо как во время нашей первой встречи. За все те дни, что мы провели вместе, ты стал тем, кто открыл мне глаза, освободил от жгучих цепей заточения и показал счастливую свободную жизнь. И это лишь малая доля того, что я могу перечислить… Но я полюбила тебя не за это. Я почувствовала это прекрасное чувство ровно тогда, когда разглядела за этой воинственной оболочкой генерала, кого-то столь великодушного и мягкосердечного. Того с кем можно откровенно, не боясь, поговорить по душам или что-то обсудить. Ну и забота, что ты мне давал и продолжаешь давать, была для меня новизной, ведь раньше я никогда её не получала. На удивление, даже сейчас, ты так аккуратен и излишне бережен со мной, что не может не трогать меня за душу. Я понимаю всё твои волнения и опасения как либо навредить мне. Вновь подняв глаза, я ещё раз убеждаюсь в том, что ты и вправду прекрасен. Меня вовсе не удручает, что этой ночью, бархатными лепестками роз, прольётся чистая и невинная кровь, которая станет предвестницей чего-то прекрасного. Того, что объединит наши сердца. Нечто святое и невинное, полученное в ходе чего-то блудного и порочного. Это и станет тем символом нашей бескорыстной друг к другу любви. И отныне… Мы будем связаны крепкими узами, что никогда нас не разлучат. Чтобы не случилось, я всегда буду тебя любить, Вельвет».***
Оклемавшись от нависшей кратковременной дымки, девушка и не заметила как над ней возвысился, всё ещё отговариваемый внутренним нет, парень. Как ни странно сейчас, со стороны, она выглядела прелестно, в действительности напоминая ангела, чьё сияние имитировал поблескивающий в темноте белоснежный клобук. Вельвет и вообразить себе не мог чего-то похабного или грязного с подобным святым существом. Боже, как же она была прекрасна, прекраснее драгоценного камня и любого благородного металла, что по сравнению с ней был бездушной блестяшкой. Парень разглядывал не столь облегающие части ткани, сколько её саму. Мысль о том, чтобы дотронуться до чего-то столь чистого, казалась дикостью. Вдруг Пастри легонько дотронулась до руки Вельвета и положила её на место крепления чулков, вернув свою конечность в исходное положение. Тут же растерянный взгляд встретился с не менее нерешительным взором девушки. Однако данный жест мог означать лишь одно, что следовало бы как-нибудь продолжить начатое. Парень отстегнул крепление и, взяв тугую резинку, потихоньку снял один из чёрных чулков, так же как другой. Затем его взгляд пал на длинную ежевичную рясу, что теперь ещё сильнее хотелось снять. Поняв, что к чему, Пастри расстегнула молнию сзади, скрытую за белым свисающим апостольником. Осторожно и медленно Вельвет стянул сковывающую ткань и лёгким движение она упала на пол, всё ещё не полностью оголив священное тело. Было видно как же девушка сейчас переживала и смущалась. Её взгляд был направлен на него, такой доверчивый, но одновременно с примесью страха. Страха от того, что же будет дальше, как поступит тот кто сейчас возвышается над ней. Парень же видел всю эту невинность и робость. Он не мог даже дотронуться до такой прекрасной нежно-оливковой кожи, да и вообще до монахини. В лёгком ступоре Вельвет снял свою кожаную куртку, вместе с майкой, которые тут же оказались за пределами ложа. Парень, что сейчас представал перед Пастри ещё больше разжигал её плоть и чувства, что отдавали слабой пульсацией внизу и заставляли ненароком перекрещать ноги. Чем дольше они тянули, тем дольше она мучилась внутри. Её мучила жажда и нудность ожидания действий. От одних только мыслей об этом внизу становилось влажно и мокро, ещё больше заставляя краснеть и опускать взгляд. Между тем Вельвет заметил две поблёскивающие застёжки, что располагались помиж неловко расставленных ног. Аккуратно расшпилив несложный механизм и сняв боди, взгляду представилось священное тело, что долгие годы было скрыто под фиолетовой ширмой от взора чужих глаз. На девушке было красивейшее белое кружевное белье, что скрывало ещё более божественные части. Следом, парень снял и свои белые брюки, что отозвались лишь легким звоном при ударе об паркет. Пастри же протянула руки к своему лицу, стянула белый апостольник и, развязав легкий узелок сзади, распустила свои прекрасные фиалковые волосы. Часть лица теперь была скрыта лёгкими прядками, так же как и румянец. Вельвет видел ту тревогу и волнение, поэтому решил расслабить девушку, нежно поцеловав ту в губы.***
«И всё стало по другому вместе с тобой. Как только длинная ткань покинула тело, как только твои шелковистые волосы распустились я познал самое прекрасное чувство в моей бессмысленной жизни. То, что не было ощутимо мной до этого никогда. Сколько монахинь я повидал, но такую, как ты, вижу впервые. Сейчас я чувствую нечто тёплое внутри, прямо как тогда, когда напряжение между мной и тобой перед выстрелом сменилось нежданной пощадой. Когда именно ты пришла на помощь и спасла от неминуемой погибели. Когда мы с тобой стояли посреди карамельного леса и твой белый клобук легонько развивался на ветру, а в носу стоял приятный аромат ещё не выветрившегося ладана. Не спорю, может есть девушки получше, но к чему все это. Если в них не будет того, за что я тебя полюбил? Я уверен, каждый сантиметр твоего тела был создан с душой и любовью, с превеликим старанием и скрупулёзностью. Будто изначально создавался ангел, что по непонятной мне причине сошёл с небес. По пушистым облакам, словно по мягкой вате, расхаживали твои лёгкие ноги, а в небе тебя держали белоснежные крылья, которых ты несправедливо лишилась. И теперь этим чистым и невинным ангелом, что свалился прямо ко мне в руки, я овладаю. Таким прекрасным, сиреневоглазым божеством, что даже всех слов на Земле не хватит, чтобы описать твою невиданную красоту. Я готов сделать всё что угодно, чтобы быть рядом с тобой и не покидать тебя. Даже сейчас, созерцая на пылающую прекрасную тебя сверху я вижу твою истинную личность. Такую робкую, мягкую, чувственную, ту личность, что ты скрывала все эти годы. Не могу не признаться в том, что ты стала ещё краше в моих глазах. Ты доверила мне такую важную роль. В ходе которой я стал тем, кто тебя совратил и уложил на белоснежную кровать, словно на облака рая с которого ты и прибыла на нашу грешную землю. И этой ночью мне будет позволено прикоснуться и почувствовать рядом с собой что-то столь святое и чистое, как ты. И ты наконец-то поймёшь и убедишься в том, как же сильно я тебя люблю и на что готов ради тебя».***
Девушка расстегнула косточку кружевного бюстгальтера, словно белый одуванчик распустил свои семена, и положила тот рядом. За белой периной скрывались пышные налитые груди, словно два румяных яблока за густой листвой в летнем саду. Парень, с некой робостью и тревожностью, протянул руку к одной из гроздей и, не заметив какого-либо возражения, взял её в ладонь, легонько мня и сжимая. Другой рукой он дотянулся до белоснежного белья снизу. Всё стало понятно и без слов. Вельвет прекратил поцелуй и снял трусы со своих бёдер, после чего оно так же оказалось за гранью священного ложа. Слегка поражённая и растерянная монахиня могла созерцать вставший член, что при ближнем осмотре оказался весьма массивных размеров. — Ты выглядишь напуганной, может быть самое время остановиться? — Просто, я полагала, что он будет немного меньше. — Пойми, сейчас на мне действительно ответственность. Если что-то пойдёт не так я же ведь и навредить тебе могу. — Вспомни о том, что я говорила ранее. К тому же я полностью тебе доверяю, иначе ничего этого не было бы. — Чуть что не молчи, ладно? — Хорошо. Да и впредь не волнуйся ты так, обещаю, что всё пройдёт отлично. Протянув руки к склонившейся шее парня, Пастри заключила их в замок, поигрывая с густыми чёрно-красными прядками. Нежно, с поддерживающей лучезарной улыбкой она глядела на блестящие, синие как бескрайнее небо, глаза. Тут же Вельвет вновь поцеловал её в мягкие губы и медленно, сохраняя прежний накал страстей, стягивал бельё, которое медленно сползло с двух ног и святыня была открыта для взора. Наконец-то, представилась всё тело девушки. Без одежды оно было ещё восхитительнее, налитая грудь, еле заметный животик с видными шрамами и широкие бедра, перетекающие в элегантные ноги. Она прекрасна. Тело облегаемое слабыми лучами луны и попытки прикрыться. Пастри так же, чуть приоткрытыми глазами, рассматривала парня, широкие плечи, множественные рубцы на красноватой грубой коже. Нельзя было не отметить того, что он действительно был куда массивнее и выше её самой. Вдруг она почувствовала, как к ней где-то внизу прикоснулось что-то холодное. Бросив взгляд, она заметила как парень расставил её половые губы в стороны. Головка достоинства прикоснулась к чувствительному клитору, даже при лёгком движении создавая бурю столь неизведанных и запретных чувств. От нарастающей неловкости и румянца, девушка попыталась отвернуться в сторону. В то время как возбуждённый орган аккуратно и понемногу проникал в её чрево.И в тот момент… Всё стихло. Та роза которую он боялся тронуть, больше не обладала былыми острыми шипами. Вдруг она налилась кроваво-алым цветом, а её лепестки стали медленно опадать вниз. Что знаменовало начало того, что нельзя будет остановить или прекратить. Отныне святая дева не была чиста…
Пастри сразу же затряслась от болезненных судорог. Её до чёртиков пробирала эта скрежущая боль где-то внутри, что растекалась по всему телу. Глаза девушки закрылись пытаясь скрыть болезненные чувства, прямо как во время порок. Она прикусила губу, но проступающие слёзы кричали о всём том, что кипело внутри. Вдруг по её горячей щеке прошлось что-то прохладное, что вытерло солёные слёзы. Приоткрыв глаза, Пастри предстал взволнованный и растерянный Вельвет, что попросту не знал что ему делать. — Может прекратим? Я же вижу что тебе больно, — подавлено, с чувством собственной вины в случившемся, спросил парень. — Вельвет, всё хорошо- — Как хорошо?! У тебя же кровь идёт, разве это может быть нормальным? — Успокойся, да, так и должно быть. Это бывает при первом разе, но меня больше волнует одеяло. — Да, плевать на одеяло, сейчас оно не так важно. Меня больше интересует твоё состояние. Если тебе всё ещё больно мы можем прекратить. — Думаю мы не нуждаемся в этом, продолжай. На чистое одеяло мелкими струйками капала красивая девственная кровь, которую было трудно не заметить. Она распласталась по ткани небольшим бурым пятном, словно кто-то разлил вишневый или гранатовый сок. Парень до сих пор не верил в то, что нечто святое, как тело монахини было осквернено. В момент лёгкой паузы, на него подбадривающе поглядывала девушка, будто бы ничего и не произошло. Получив некого рода одобрение, Вельвет начал тихонько двигаться, понемногу ускоряясь. Сплочённые в замок руки расслабились и Пастри стала медленно поглаживать гладкие, слегка жёсткие волосы. Парень спустился поближе к нежной шее и принялся её томно целовать и прикусывать. Девушка даже не заметила как вся эта чехарда переместилась на её ключицу, которая стала новым полем для бурых засосов. Становилось действительно приятно и не в силах больше сдерживаться, она легонько приоткрыла рот и робко застонала, почти рядом с ухом партнёра. Все те сладостные звуки, что разносились по комнате, казались песнями богов, словно кто-то заиграл на флейте или лире в весеннем расцветающем саду, а рядом так же красиво чирикали птицы и сама природа пыталась что-то наигрывать. Чувства скорее напоминали летнюю пробежку под редким дождём, чьи капли взбадривали и разносились лёгкой дрожью по телу. Так же как и характерный для этого явления запах сырости, мокрой земли и листвы. Вобрав в жаркий рот вставший сосок на мягкой груди, Вельвет тут же почувствовал как мёртвая хватка прижала его шею, стискивая множественные пряди красно-чёрных длинных волос. В тот момент Пастри застонала громче и намного слаще, что, казалось, и этого было достаточно, чтобы кончить, но удовольствие нужно было растянуть. Потому парень набрал достаточный темп для того, чтобы в жилах окончательно запылал огонь страсти, прямо как во времена погонь, когда по телу кровь разносится настолько стремительно, что её вкус ощущается во рту, а в боку отдаёт слабой болью. Девушке действительно нравилось то, что происходило с ней и её телом. Было так хорошо, что, казалось, по завершению столь грешного процесса она больше нигде и никогда не испытает подобного. Чувства были настолько различающимися друг от друга, что тебя будто возносили до небес, а уже через секунду ты гулял по хрустящим осенним листьям. В один момент ощущения были настолько велики, что раздался весьма громкий стон и тут же они отдались лёгкими судорогами внизу. Приблизительно в тот же момент, пыхтя от насущного удовольствия, парень наполнил разгорячённое нутро вязкой тёплой субстанцией. К груди Пастри обессиленно упал Вельвет, по лицу которого можно было понять в каком же экстазе он сейчас находился. Да и сама девушка слегка выдохлась и как прежде проводила своей нежной ладонью по густым волосам на голове парня. Спустя пару минут достоинство было аккуратно извлечено и тут же, мелкими струйками, что текли на одеяло, начало медленно стекать тёплое семя. Стоило признать, что сегодня между ними произошло слишком многое, произошло то, что их сблизило. Спустя время, немного оклемавшись, Пастри заметила один шрам, затем другой. Удивленный бегающий взгляд сразу же был замечен Вельветом. — У тебя тоже не мало шрамов, — разглядывая кожу покрытую рубцами, сказала девушка. — Ну да, ты же ведь не первая кто хочет меня убить. — И это всё ранения от стрел? — Да. Не спорю есть и те, что были нанесены случайно, но да, ты права. — И сколько же лет тебя терроризируют?***
Долина навязчивого ярко-красного цвета окружённая сладковато-жженым ароматом. Посередине печь, в карамельном словно хрустальном куполе, что непрерывно работает днями и ночами. Прямо, как и не званые гости, что заявлялись в это «грешное» место с единственной целью — очистить его от низших форм жизни. Многие из которых были крайне неопытны в плане обращения с оружием и сразу же решались на бегство, при виде невиданного существа с огромным заострённым клинком в руке. Многих также изумлял вопрос о том, как же такой, как он, вообще появился на свет. Багровый генерал же всегда сурово прогонял чужеземцев прочь, дабы защитить своих собратьев, которых в этом мире почти ни за что не считали. Однако, один раз в долину заявилась та, что без страха и изумлений вошла в священный купол и перестреляла всех монстров, что только попадались ей на глаза. Вельвет был молод и мало рассудителен, поэтому решил, что гостья, подобно предшествующим ей, покинет долину хаоса и больше никогда сюда не вернётся. Однако она даже не двинулась с места при виде главаря всех тех падших существ, которых она только что лишила жизни. Внезапно, орудие было направлено в сторону противника, но на зло послушнице, парень увернулся от летящей стрелы. Он попытался продвинуться поближе к незнакомке, но тут же на него обрушилось множество стрел от которых тот еле уклонился. На удивление, навыки боя монахини были безупречно отточены. Попытавшись предугадать дальнейшие действия соперницы, Вельвет просчитался и в него попала стрела. Схватившись за кровоточащее плечо, из которого торчал белый конец, парень принял решение отступить. Однако незнакомка не собиралась заканчивать всё на подобной ноте. Её интересовал труп терроризирующего святыню отродья. Пока Вельвет бежал до ближайшего укрытия в его спину прилетела одна, а затем и вторая стрела. Невыносимая боль разнеслась по телу, парень понимал, что если его сейчас найдут, то он не сможет дать должного сопротивления. Нервно и часто дыша, Вельвет слышал как к нему подходили. Благо в тот же миг незнакомке помешала более сильная армия, что подоспела весьма вовремя. Когда всё утихомирилось, он добрёл до дома, проливая на траву и тропинку красные капли. Внутри помещения парень нашёл аптечку и на исходе сил принялся доставать стрелы. Как только он взялся за хвостовик, резкая и жгучая боль прошлась по зоне поражения. Рука тут же отскочила, а кровотечение лишь усилилось. Перед глазами стала появляться дымка, а внутри сонливость. Дотронувшись окровавленной рукой до уже холодного побледневшего лица, Вельвет упал на бок и последние, что стояло перед глазами было размытое изображение его чёрной перчатки в красной липкой жидкости. Через некоторое время возле печи появилась Гранат, что поразилась тому, что парня не было на посту. Направившись на его поиски, она слегка ужаснулась увидев кровавые пятна, что вели точно по направлению к дому генерала. Дверь была открыта нараспашку и женщина с лёгкостью вошла внутрь помещения, где и обнаружила упавшего замертво Вельвета. Слегка испугавшись, жрица тут же пустила в ход свою гранатовую магию, вытащила стрелы и обработала ранения. На следующий день, полный сил, а главное живой, парень проснулся. Потихоньку до него стало доходить понимание о том, кто же его спас.***
— Хм, кого-то мне это напоминает. Скорее всего кто-то из Ордена. — Не наверное, а это он и был. Точнее она. И да, мы уже её видели. — Имеешь в виду, Преподобную? — Нет, ту, чёрненькую. — А, ты о ней. — Да. К слову, может быть, чаю? Что думаешь? — Давай пока не будем торопиться с какими-либо действиями, а насладимся моментом и этой прекрасной ночью. — Раз уж об этом речь, то я не против. За окном уже совсем стемнело. Только, поблёскивающая холодным, серебристым цветом луна освещала кроны деревьев, а её лучи проникали в комнату, где в позднее время два таких непохожих друг на друга людей лежали рядом и вкушали насущное. Теперь ничего не было столь важно для каждого как они сами, их чувства, настроение и мысли, ибо именно эта ночь смогла соединить две хрупкие души и даровать им любовь.