Июль 2006
Драко открыл глаза, ощущая себя настолько отдохнувшим, словно после тех напряженных нескольких недель, в которые он носился по всей магической Италии, не находя времени даже на то, чтобы перевести дыхание, проспал целый год. Он очень давно не чувствовал себя настолько хорошо, что ему не хотелось утопить себя в кофе или приложиться головой о стену, чтобы вытрясти сонливость, которую приходилось задвигать подальше в стремлении поймать очередного преступника, всегда оказывающегося на шаг впереди. К счастью, дело закончилось практически успешно, если не считать того кровавого месива, из которого вчерашним вечером они с напарником забирали арестованного волшебника. И его положительному исходу не помешало даже то, что Малфой постоянно отвлекался от работы на женщину, занявшую почти все его мысли. Та самая женщина сквозь сон пробормотала что-то неразборчивое, и Драко тихо усмехнулся и, опустив взгляд на разметавшиеся по его груди волосы, положил руку себе под голову. Повторение бормотания позволило прочно усвоить еще один новый факт о лежащей рядом Грейнджер. Она любит разговаривать во сне. И еще один, который затрагивал не столь невинные темы. Она в очередной раз выделилась среди череды женщин, которые когда-либо появлялись в жизни Драко. Его постоянная настороженность, зародившаяся еще на войне и достигшая тонкой границы с паранойей в аврорате, очень давно не позволяла ему игнорировать незнакомые звуки даже во сне. Это всегда становилось проблемой, стоило в его судьбе мелькнуть новому человеку, с которым он пытался выстроить что-то личное. Пусть и временное. Это всегда было странно — впускать в свое личное пространство кого-то незнакомого. Каждый раз Драко очень долго привыкал к тому, что рядом постоянно кто-то находится и вносит свои собственные порядки в его четко выверенную жизнь. Еще дольше привыкал его организм, из-за чего далеко не все «отношения» доживали до того момента, когда Малфой окончательно расслаблялся, позволяя себе поверить, что находится в полной безопасности. Кроме Инес, с которой он прожил под одной крышей больше года, он мог припомнить всего несколько женщин, рядом с которыми полноценно высыпался и ощущал себя комфортно. С Грейнджер это в первую же ночь чувствовалось естественно. Словно она была рождена для того, чтобы жаться к его боку обнаженным телом и сквозь сон слушать стук сердца, положив голову ему на грудь. Драко коснулся другой рукой ее спутанных локонов и пропустил прядь между пальцами. Он думал, что единственное, что изменилось в Гермионе со времен школы, — это взрыв на голове, который раньше она ему не демонстрировала. Но нет, нужно было проснуться с ней в одной постели, чтобы понять, что и это осталось неизменным. Как и то, что Грейнджер по-прежнему являлась самой целеустремленной, самой умной, самой успешной в любом преодолении препятствий из всех, кого он когда-либо знал. Если в первые недели их «второго знакомства» Драко думал, что Гермиона стала другим человеком, то в последние недели он убедился, что это не так. Узнавая ее лучше, слушая ее воспоминания о прошлом и сопоставляя их с собственными, он постепенно понимал, что она всегда была такой. Просто раньше Малфой не замечал этого, а если что-то и замечал, то не мог оценить по достоинству. Интересно, сложилось бы между ними что-то еще в Хогвартсе, не являйся он расистским ублюдком без собственного мнения и с непроницаемой пеленой идеологии перед глазами? Возможно. Сейчас Драко не был уверен ни в одном из вероятных поворотов своей судьбы. Жизнь постоянно напоминала ему о том, что она слишком непредсказуема для того, чтобы хоть когда-то убедиться в своей к ней подготовленности, и в этот раз она ударила его этим фактом наотмашь. Прошлое, о котором он пытался не вспоминать лишний раз, само нашло его, решив выпить кофе в ближайшем к отелю заведении. И, вопреки ожиданиям, стало лучшим, что происходило в его судьбе за все годы, проведенные за пределами страны, которая до сих пор прочно ассоциировалась у Драко с войной и слабостью. Возможно, даже лучшим за все прожитые им дни. Грейнджер выделялась во многом. Во всем. Малфой очень давно не жалел о том, что «отношения» однажды заканчивались. Он принимал это как неизбежное течение жизни и не позволял себе проникаться человеком до конца. До последнего выдерживал дистанцию в чем-то личном, не переступая некоторые границы. Отношения всегда были чем-то ограниченным. И это стало для него естественным со временем. Но сейчас, накручивая спутанный локон на палец и прислушиваясь к едва различимому бормотанию, Малфой поймал себя на мысли, что переступил эту органичную для себя грань очень давно. Практически с самого начала он был честен с Грейнджер, не скрывая какие-то аспекты своей жизни, которые раньше не позволялось узнать никому. Естественным оказалось это. Говорить и отвечать на вопросы без оглядки на то, что некоторые вещи стоило всегда держать в себе, тщательно охраняя от пытающихся пробраться глубже в душу людей. Драко очень живо представил, что почувствует через два месяца, когда Гермиона вернется домой. И вот в этом не оказалось ничего естественного. Тоска оказалась живой и очень упрямой, крепко вцепившись в душу и проткнув ее когтями. Вынырнув из неги сна, Грейнджер поерзала и, приподнявшись, уткнулась носом ему в щеку, теплым дыханием касаясь шеи. Она промурлыкала что-то напоминающее «доброе утро», устроившись поудобнее, и провела ладонью по животу вниз, остановившись за мгновение до того, как достигла бы цели, начавшей реагировать на ее весьма многообещающее пробуждение. Которое точно не должно оказаться хуже высокой планки, которую они с Гермионой уже успели задать. Драко никогда не был так благодарен своему упрямому желанию вопреки зубодробильному возбуждению до последнего держать дистанцию так, как сегодняшней ночью. Долго взращиваемый голод, в некоторые дни не позволяющий ему уснуть по несколько наполненных фантазиями часов, полностью окупил себя. Воспоминание о том, как в свете луны выглядела покачивающаяся грудь, пока Гермиона медленно насаживалась на его член, перехватив инициативу и оказавшись сверху, подстегнуло начавшееся зарождаться от легких поцелуев на челюсти возбуждение. Перебравшаяся полностью на него женщина, прикусившая его подбородок, и продолжение воспоминания, в котором он вновь забрал у нее ведущую позицию и вбивался в отвечающее на каждый толчок тело до искр перед глазами, окончательно решили то, как пройдет несколько десятков минут нового дня. Опустив руки, он сжал ее ягодицы, отчаянно нуждаясь в том, чтобы Грейнджер оказалась в нужном для проникновения положении, но она поцокала языком и, приподнявшись, раздвинула ноги, усаживаясь немного ниже, чем ему бы хотелось. — Нет, мистер Малфой, — покачала она головой, коварно улыбнувшись. — По утрам я определяю правила, — Гермиона провела рукой по члену, вырвав из Драко шумный выдох сквозь зубы. — Тебе понравится, — пообещала она, размазывая по головке выступившую смазку. Не отрывая от него взгляд, она отвела руку и, проведя кончиками пальцев по своей промежности, прикрыла глаза, выдыхая сквозь приоткрытые губы. С его положения не было никакой возможности увидеть, что она делает, но его воображение прекрасно работало, дорисовывая картинку, разворачивающуюся чуть выше его коленей. Несколько раз двинув рукой, Гермиона вернулась к его члену, вновь посмотрев на него с лукавым блеском в глазах. Почувствовав ее влагу на коже, Драко едва сдержался от того, чтобы не проскандировать громкоголосую благодарность судьбе за то, что привела в его жизнь эту женщину. Грейнджер в постели вела себя точь-в-точь так, как ему нравилось. Филигранно чередовала дразнящие движения с резкими и откровенными. Легко подстраивалась под его временами слишком грубые, отвечая еще более разжигающими похоть встречными, что превращало секс в по-настоящему дикий. И если бы дело было только в их сексуальной совместимости, наверное, эти мысли стали бы исключительно положительными. Но вид обнаженной женщины, поразительно подходящей к его постели, напомнил и о том, насколько хорошо она сливалась в единую нить с его судьбой. Грейнджер идеально вписывалась во все аспекты его жизни по всем параметрам. И вспышкой по вискам пронеслось то, что однажды это могло стать проблемой. Гермиона была вполне способна не просто пролезть ему под кожу, но и заполнить собой всю душу без остатка. И тогда ее исчезновение вырвет из него огромный кусок, который еще долгое время будет напоминать о себе резью пытающейся зарубцеваться раны. Смешав их возбуждения, Гермиона поднесла руку к лицу и погрузила пальцы в рот. Втянув щеки, она слизала их общий вкус, издав едва слышный стон и спровоцировав его на ответный. Более низкий, царапнувший по пересохшему от вида посасывающей пальцы Грейнджер горлу. Но поразительно дополнивший ее — певучий, вибрирующий по языку, за ощущение которого на себе Драко мог в данный момент убить. Салазар, однажды он затрахает ее до полного беспамятства, если она и дальше продолжит быть настолько идеальной во всем. Малфой грязно выругался сквозь зубы, стоило ей заменить пальцы его членом, опустив голову. Прогнувшись в спине, Гермиона практически полностью легла на его напряженные ноги, скользя горячими губами по стволу. Отстранившись, она обвела языком головку, проводя ладонью по всей длине, и вновь опустилась. От движений, сразу переставших быть скромными и невинными, ее волосы рассыпались, перекрыв обзор на вид, который Драко точно не собирался пропустить, полностью впитав каждое мгновение. Глубоко дыша от умопомрачительных посасывающих ощущений, очень быстро скручивающих узел внизу живота, он легко коснулся ее прядей, убирая те, что мешали ему видеть ее лицо. Почувствовав пальцы, Грейнджер на секунду замерла, следом опустившись еще ниже с тихим полузадушенным стоном, и Драко не смог удержаться от довольной ухмылки. Кажется, ему удалось нащупать еще одно ее слабое место. Он закусил щеку изнутри, отвлекая себя от предвкушения, стрельнувшего искрами в пояснице, стоило ей втянуть щеки идеальным давлением и, убрав руку с его члена, накрыть его ладонь своей, призывая к продолжению. Драко собрал больше ее волос в кулак, сжимая сильнее, и она одобрительно застонала, опускаясь резким движением и впиваясь ногтями в его бедро. Гермиона подняла взгляд, и Малфой слегка надавил ей на голову, прощупывая вверенные ей в его ладони границы. Гермиона смотрелась идеально. Выступающие в уголках глаз слезы только дополняли похотливый блеск, отражающийся в ее зрачках. Тихие стоны, издаваемые ей, пока он насаживал ее рот на себя, становясь смелее, подстегивали, лаская умопомрачительное ощущение доверия, дающего осознание практически безграничной власти. Опустившаяся ладонь Грейнджер, скрывшаяся у нее между ног и заставившая ее еще громче застонать, пропуская вибрацию по тесно обхватывающему член горлу, хрустнула трещинами по остаткам мыслей о том, что он загоняет себя в капкан, позволяя ей не только стать лучшей женщиной в его постели, но и пробраться во все уголки его личности, заняв первую позицию во всей жизни. Дракл подери, она была настолько желанной, что Драко просто сдался ей на милость и силой подавил предчувствие того, что оставшееся время способно превратить их последующее расставание не просто в проблему, а катастрофу мирового масштаба. Он прикрыл глаза, издав очередной несдержанный стон, когда Гермиона опустилась ниже заданного им движения, сжимая тисками горла член и позволяя ему прочувствовать весь потенциал дозволенного. И, переключившись на движения руки, набирающей нужный ему для полной потери рассудка темп, окончательно примирился с тем, что, даже если возвращение Грейнджер в Британию станет для него огромным испытанием, он никогда не пожалеет о проведенных вместе днях.Октябрь 2010
Драко проснулся, ощущая себя настолько разбитым, словно не провел в постели, судя по освещению в спальне, десяток часов, а не закрывал глаза, мучаясь от сухой рези по зрачкам, на протяжении десятилетий. Он очень давно не чувствовал себя настолько измотанным, даже учитывая, что все последние недели работал на износ, пытаясь поймать очередных преступников, всегда оказывающихся на шаг впереди. Слабость так сильно сковала его напряженные мышцы, что он засомневался в том, что проспал хотя бы минуту. Вся ночь была как в тумане, через который просвечивали бесконечные моменты, в которые он просыпался из-за мелкой дрожи лежащей рядом женщины. Он не мог с точной уверенностью сказать, сколько раз его вырывало из полудремы тихое бормотание, которое обычно сопровождало несколько минут, предшествующих окончательному пробуждению Гермионы. Он не мог даже сказать, успевал ли засыпать между бесконечными всхлипами и его именем, срывающимся с пересушенных губ. Каждый раз, прислушиваясь к едва слышным мольбам сквозь сон, он готовился к тому, что она проснется в любую минуту. Пытался понять, что именно ей снится, чтобы предсказать возможную реакцию, стоит ей увидеть, что она лежит в его объятиях. Но словно чувствуя, что он рядом и следит за ее сном, Гермиона практически сразу замолкала, расслабляясь. И все начиналось по новой. Полудрема. Призраки мыслей, воскресающих под веками неясными образами неуловимых снов. Тихое бормотание. Его имя. Всхлипы и несколько слезинок, осевших на ресницах, хорошо видных глазу из-за света луны, просачивающегося сквозь так и не закрытые занавески. Страх и готовность среагировать в ту же минуту, если ее сны были воспоминаниями. Смирение с возможной болью от затравленного взгляда, если это так. Отсутствие сил поступить правильно и уйти заранее, чтобы этого избежать. И облегченный выдох от ощущений прижавшегося к груди носа и спокойного дыхания тела, зажатого в его объятиях. Сегодняшняя ночь оказалась самой долгой за всю его жизнь, не оставшись при этом в памяти ничем, кроме полубредового состояния. Гермиона в очередной раз пошевелилась, и с ее губ сорвалось тихое «Драко». Малфой опустил взгляд, рассматривая выражение ее лица на предмет новых слез. Но их не было. Ее черты выглядели практически расслабленно, если не считать морщинки между сдвинутых бровей. Она заворочалась, почесывая нос о его грудь и щекоча кожу вырвавшимся из приоткрывшихся губ дыханием. В этот раз она точно просыпалась. Драко аккуратно приподнялся и медленно вытащил руку из-под головы Гермионы, стараясь сделать как можно меньше движений и не разбудить ее до того момента, как он уйдет. Или хотя бы просто отойдет на достаточное расстояние для того, чтобы, если ей все же снился именно тот кошмар, она быстрее смогла отделить реальность от больных игр воображения. Здравость рассудка, пришедшая на смену вчерашней панике, позволила в полной мере осознать, насколько безответственно было пойти у нее на поводу и рискнуть ее стабильностью. Как бы им обоим ни хотелось вернуть эту часть их жизни, которой, наверное, не хватало больше всего, если они и дальше будут потакать своим слабостям, только еще больше расшатают и без этого нестабильные нервы. И тогда достигнуть прогресса, который на самом деле мог вернуть этот аспект их семейной жизни, не получится никогда. «Никогда» было гораздо хуже «временно». Коснувшись ступнями ледяного пола, Драко обернулся и накрыл одеялом обнаженное плечо Гермионы. Он почти никогда не замечал, насколько дома холодно, и ее стремление идти на компромиссы, не вмешиваясь в эту его привычку, еще больше стимулировало постоянное забывание того, как сильно она любит тепло. Наверное, он являлся отвратительным партнером. Гермиона была настолько потрясающей, подстраиваясь под него и жертвуя своими предпочтениями, что он позволял себе этим пользоваться, чтобы еще больше убеждаться в том, что, какие бы свои самые худшие качества он ни демонстрировал, она готова смириться со всем. Ей всегда оказывалось достаточным того, что они вместе, и его присутствие рядом перекрывало для нее любые мелочи, не удовлетворяющие ее запросам. Ей всегда удавалось убедить его в том, что то, что их связывает, — настоящее. Она слишком сильно его любила. Незаслуженно сильно. Ему повезло однажды найти ее и сделать несколько правильных поступков, чтобы разжечь в ней желание быть с ним вопреки всем его недостаткам. Настолько сильное желание, что она до сих пор хваталась за него, сжимая ладони стальной хваткой. Даже после всего, что с ними сделали другие и что он сам сделал с остатками того, что от них осталось. Самые страшные события его жизни позволили ему гораздо лучше понять то, какими всегда являлись чувства Гермионы и каким эгоистичным мудаком он временами себя проявлял, пользуясь ее жертвенностью и способностью забить на все остальное, лишь бы никогда не отпускать его ладони. Раньше он не осознавал до конца, что постоянно проверял истинность ее любви. Пусть неосознанно, но он практически ежедневно требовал от нее подтверждения своей нужности, пытаясь за ее счет компенсировать свое прошлое. Скорее всего, это было вызвано вовсе не тем, что он как-то сомневался в ней. Дело всегда заключалось только в его сомнениях в себе. Последний месяц дал ему полное подтверждение. Но то количество страданий, выплаканных и невыплаканных слез, которые ей пришлось положить на алтарь его неуверенности в себе, пусть и не полностью по его вине, наконец прочно вбили в его голову клин осознания того, насколько незаслуженно было его сомнение. Насколько конченным ублюдком он порой себя показывал, требуя от Гермионы того, что она и так ежедневно давала ему по своей воле. Насколько меньше она получала в ответ, отдавая ему все, что имела. Отвернувшись от расслабившегося от тепла лица, Драко наклонился вперед и уперся локтями в колени, обдумывая пришедшие внезапно мысли. Не случись всего этого, понял бы он однажды, как сильно ему повезло, что она до сих пор не ушла от него, осознав, что вложила в их отношения гораздо больше? Она никогда бы не ушла. Просто не смогла бы. Если даже сейчас не могла, что говорить о тех временах, когда в качестве ее главной проблемы выступал только его невыносимый характер? И поток мыслей становился еще более горьким оттого, что Драко прекрасно понимал, что не прочувствуй он контрасты, которые на него скинули Сектумсемпрой, вспоровшей душу тем же рисунком, что долгие годы «украшали» его грудь, возможно, он так бы и не смог в полной мере оценить, что ему уже давно вложили в ладони то, что подтверждало его необходимость. А Гермиона так и довольствовалась бы обрывками того, что на самом деле заслуживала. Мерзко, что люди почти никогда не ценят то, что держат в ладонях, пока у них не вырвут это из рук силой. За мыслями, от которых хотелось пересчитать кулаком собственные зубы, Драко не заметил резкого движения за спиной. Он смог осознать реальность в полной мере только тогда, когда его шею обвили трясущиеся руки, а по плечу резанул холодок стекающих по опустившемуся к нему лицу слез. Малфой задержал дыхание, напрягшись всем телом. Он не понимал причину ее истерики и боялся сделать лишнее движение, опасаясь навредить. Но следом сквозь рыдания Гермиона начала рассказывать, что видела его мертвым, и сердце замерло оттого, насколько несчастно звучал ее срывающийся голос. Что было хуже? То, что раньше она боялась его? Или то, что теперь она боялась за него? Гермиону колотило гораздо сильнее, чем в те дни, когда она разрезала воздух страхом перед ним. Ее буквально безудержно трясло, пока она описывала во всех подробностях то, насколько больно ей было. И каждое новое слово впивалось вместе с потоком слез под кожу, поджигая желание мести, о котором на время он успел практически полностью позабыть. Не расцепляя пальцы, Гермиона перебралась к нему на колени, продолжая истерически вываливать на него подробности своего сна, и, прижавшись тяжело вздымающейся грудью к его, уткнулась носом ему в шею, так и не оборвав дробь добирающихся до самого нутра страшных слов. Драко прикрыл глаза, прижимая Гермиону ближе и запуская руку ей в волосы, мягкими поглаживаниями пытаясь успокоить истерику, разъедающую кожу солеными слезами. И, всеми силами сдерживая стремительно возрастающий гнев, примирился с испарившимися остатками сомнений в том, что пойдет на что угодно, переступит через все свои принципы, если понадобится сотрет ступни до костей, но обязательно однажды посмотрит в глаза преступникам и силой вытрясет из них душу, чтобы компенсировать страдания, через которые пришлось пройти его женщине. И никогда об этом не пожалеет, если это позволит оградить Гермиону от любой опасности.Октябрь 2010
— Нет, я уверена, что ничего, — покачала головой Гермиона, маленькими шагами вбок следуя вдоль стены и пристально рассматривая колдографии с последнего места преступления. — Мы все проверили. Мы провели там четыре часа, Драко, перевернув всю квартиру вверх дном. Если бы они оставили этот след, мы бы его увидели. — В газете не было того, что мы уже знаем об их количестве, — донесся из-за ее спины цедящий слова голос, сопровождаемый шелестом перебираемых Драко пергаментов. — С чего им отходить от привычного сценария? Если мы правы, то оставлять отпечаток для каждого из них — обязательный ритуал. — И Империус, — озвучила еще один факт Гермиона. — Заклинание, которое применялось на тебе, вписалось бы лучше. Наличие контроля вопреки осознанию со стороны жертвы полностью соответствует их портрету и к тому же более достоверно воссоздает картинку. Просто наложить Империус и заставить выполнить приказ слишком просто и в чем-то даже гуманно. Это выглядит как осознанное желание не использовать весь потенциал. — Прямо-таки пример сочувствия, — хмыкнул Драко, впрыснув в каждую букву столько яда, что то, что они оба не упали бездыханными от его концентрации, стало просто чудом. — Ты понимаешь, что я имею в виду, — немного раздраженно процедила она, посмотрев в его сторону, но он нарочно игнорировал ее взгляд, изучая лежащие перед ним заключения. Она закусила губу и покачала головой, отвернувшись и не став акцентировать внимание на том, что после истерической ночи, в которую практически себя не осознавала, и утренних слез, которые, напротив, помнила досконально, как и вызвавший их сон, они оказались в настолько нестабильном состоянии, что чуть ли не каждую минуту срывали друг на друге нервы. Наверное, это было не самым лучшим выходом, но позволяло хотя бы немного отвлечься от того, что в данный момент они копались в убийстве «самих себя». Гермиона вновь проскользнула взглядом по своему собственному телу, практически полностью истекшему кровью. Видеть их обоих — бездыханных, безжизненных — даже по колдографиям все еще казалось невыносимым. Трупы слишком сильно походили на них. Слишком. До каждой гребаной мелочи, до самого мельчайшего шрама, завитка волос, пигментных вкраплений в зрачках. Гермиона не была уверена, что сама смогла бы воспроизвести так натурально образ Драко по памяти. И это делало попытки нарыть детали, обрывая каждый позыв попробовать обнаружить хоть какое-то различие, чтобы точно убедиться, что это не они, очень трудозатратными для ее выдержки. Но Гермиона все равно всеми силами старалась сконцентрироваться, чтобы ничего не упустить. По крайней мере, она не чувствует изрядно разбавленный железом крови запах спермы, высохшей в месте соединения тел. Хотя Гермиона допускала, что и вчерашним днем она ощущала лишь собственное самовнушение. С момента смерти прошло не так много времени, но запах уже начал пропитываться гнилостными нотками. Она точно не могла чувствовать ароматы секса, закончившиеся для несчастных людей смертью. Из-за них. Гермиона резко помотала головой, отбрасывая сочувствие. Не проникаться. Отключить эмоции. Пропустить по крови холодную сосредоточенность. Найти хоть что-то. Они с Драко были уверены в том, кто стоял за преступлением, однако почерк изменился, выделяясь из всех совершенных ранее убийств. Все оказалось слишком просто. Проникновение взламывающей магией, Империус для обеих жертв, Авада для мужчины в конце. В убийстве отсутствовал привкус наслаждения. Отсутствовал любой намек на то, что в квартире, помимо жертв, находилось еще три человека. Отсутствовал эмоциональный характер нанесения повреждений. Гермиона зацепилась за эту мысль почти сразу, как увидела два слившихся в экстазе тела. Почему-то она сразу почувствовала, что это убийство для преступников не было способом реализовать потребности извращенного сознания. За этим убийством не стояло личных предпочтений, и именно это делало его максимально личным. Потому что воспринималось как вынужденное. Поэтому Гермиона думала, что мертвые лица — предупреждение. Совершенное преступление, кровь на диване, удовольствие, смешанное с болью и смертью, — все это легко заменяло себе огромные буквы, которые неизвестные просто могли написать на стене. «Остановитесь, иначе это произойдет и с вами». — Мы произнесем это вслух? — снова заговорил Драко, и его голос прозвучал слегка надломленно. Так, как ночью, когда он обещал, что никогда ее больше не оставит. — Если мы произнесем это вслух, это станет реальным, — отразив его излом, Гермиона обняла себя руками и, повернувшись к нему, сжала пальцами плечи до боли. — Это все равно станет реальным, даже если мы будем отказываться рассматривать эту версию до последнего, — Драко отвел взгляд и, откинувшись на спинку кресла, тяжело вздохнул. — Все еще есть вероятность, что это просто личное знакомство, страх связываться с нами или просто какой-то извращенный принцип. Но мы оба должны смириться с тем, что… — Знаю, — рявкнула Гермиона, перебивая его осторожную речь. — Существует вероятность того, что они не просто с нами знакомы. Что они — наше окружение. За многолетними убийствами могут стоять ближайшие к нам люди. Вот и все. Прозвучавшие слова сделали предположение реальной гипотезой, фантомно пронесшейся острой бритвой по уродующим ее предплечья шрамам. Драко посмотрел на нее исподлобья, и Гермиона сцепила зубы, прекрасно понимая, о чем он думает. — Не факт, — покачала она головой. — То, что Джонсон не собирался тебя убивать, вовсе не значит, что неизвестные обязательно из твоего окружения. Вспомни слова Шервуда. Эрик вполне мог прийти к нашим кандидатурам самостоятельно. Мы могли и не быть первоцелью. Возможно, дело только в отвлечении внимания. Учитывая, что я уже с ними сталкивалась и меня отвлекали точно так же, мое окружение как раз-таки более вероятно. — Ты просто в очередной раз пытаешься перенести с меня ответственность, — раздраженно процедил Драко, и она заметила, с какой силой сжались его кулаки. — Или ты просто в очередной раз пытаешься взвалить всю вину на себя? — в том же тоне спросила Гермиона и поморщилась, когда ее плечи обожгло тупой болью от еще более стиснутых пальцев. Опустив руки, она сжала и разжала кулаки несколько раз, сопровождая каждое движение глубоким глотком воздуха. — Во всем этом есть один положительный момент, — тихо произнесла Гермиона, не желая спорить о том, в чем они никогда не смогут прийти к компромиссу. — Что в этом может быть положительного? — так и не сбавив тона, спросил Драко, возвращаясь к избеганию ее проницательного взгляда. — Отсутствие привычного почерка, — она снова повернулась к колдографиям. — Во-первых, это может говорить о том, что они тоже выбиты из равновесия. Возможно, паникуют. Это играет нам на руку. И… — И? — напомнил о себе Драко через минуту напряженного молчания, в которые Гермиона, сдвинув брови, нащупывала обрывки предположений. — В групповых убийствах преступники всегда давят друг на друга ответственностью перед остальными участниками, — задумчиво проговорила Гермиона. — Но здесь нет давления, принуждающего повторять ритуал даже в личном убийстве. Слишком маловероятно, что все трое согласились с необязательностью воспроизведения сценария, — она вновь посмотрела в глаза внимательно внемлющим ее словам Драко. — Так что вполне может быть, что… Она вскинула бровь, подталкивая его озвучить этот вывод. — Вполне возможно, что в этом преступлении… — Драко указал палочкой на колдографии за ее спиной, — принимал участие только один из них. — Как думаешь, что будет, если мы пустим эту информацию в прессу? — на губах Гермионы отразилась тень вымученной улыбки. Она предвидела еще большие психи с его стороны, но озвучить пришедшую к ней идею была просто обязана. — Если он не рассказал остальным и в особенности их лидеру, какова вероятность внести дисбаланс в их ряды? — Примерно такая же, как спровоцировать на новый ход в том случае, если ты ошибаешься в неосведомленности остальных. Нам придется озвучить заодно и то, что предупреждение не подействовало. Не прямо, конечно, но они все равно смогут сложить дважды два, — Драко едва уловимо покачал головой из стороны в сторону. — И тогда следующим ходом станем уже мы. — Тот, кто не может пойти на жертвы при необходимости, никогда и ничего не изменит. — Ты говоришь об очередной попытке пожертвовать собой! Ей казалось, что он достиг пика своего раздражения, но нет, отразившаяся от стен громкоголосая фраза засвидетельствовала, что его потенциал только начал разгоняться. Гермиона сделала глубокий вдох, собирая все свое упрямство в кулак, чтобы позже отразить непоколебимую уверенность в голосовых связках. Потому что только так можно было достучаться до Драко и заставить его включить рациональность, спрятав за ней осторожность. Осторожность больше не могла им помочь. Не теперь. Их загнали в угол. — Да, — подтвердила Гермиона, сопроводив реплику кивком. — Именно об этом я и говорю. Если мы правы по поводу самого ближнего окружения, это еще больше выведет их из равновесия. — Проще допросить всех, кого мы знаем, под Сывороткой правды. Расскажи мы наши предположения Поттеру — разрешение у нас в кармане, — попытался Драко предложить ей осторожную альтернативу, которая вряд ли могла дать нужный результат. Даже если они обнаружат одного участника группы, остальные… Какова вероятность, что все трое где-то рядом и им удастся быстро найти всех, не дав возможности кому-то скрыться и однажды перейти грань, исполнив предупреждение? Меньше, чем нулевая. Осторожность только отсрочит то, что однажды неизбежно наступит. Им отрезали все пути к отступлению. И раз уж они не могли отказаться от «игры», ставки придется повысить в несколько раз. — Не проще, — покачала Гермиона головой. — Если мы правы, мы выдадим то, что нащупали ведущую к преступникам нить. Если не правы — покажем свое отчаяние. Даже если мы ошибаемся по поводу личного знакомства, они точно где-то рядом. Любая наша уязвимость — козырь в их руках. — Ты собираешься подставиться! — перейдя на откровенно повышенный тон, попытался осадить ее Драко, припечатав несколько пергаментов к столу кулаком с такой силой, что Гермиона даже удивилась отсутствию продавленных дыр в месте соприкосновения. Она подошла ближе к столу и, встав четко напротив него, опустилась на локти, оказываясь с Драко лицом к лицу. Вытянув руку, она легко коснулась напряженного кулака и удержала, когда Малфой попытался отстранить запястье. — Ты должен признать вслух еще кое-что, — практически шепотом произнесла Гермиона. — Мы уже подставились. Сейчас все зависит только от того, насколько далеко мы готовы зайти. С самого начала на кону стояли наши жизни. И единственный способ убрать ставку — это на самом деле отказаться от расследования. Ты пойдешь на это? Она видела борьбу в его глазах. Он прекрасно осознавал все, что она озвучила, еще до того, как слова были произнесены. Минута растянулась на часы разговоров пристальными взглядами: его, все еще пытающегося отрицать очевидное и ухватиться хоть за какое-то смягчающее обстоятельство, и ее, убеждающего, что выхода у них только два: рискнуть или самоустраниться. И Гермиона могла поклясться, что слышала в реальности, как рушатся последние сомнения в его сознании, пока он в очередной раз пробегается по всем известным им фактам и постепенно смиряется, что все остальное, кроме как идти на провокации, — малоэффективно и способно привести к новым убийствам. — Пошел бы, если бы это дало стопроцентную гарантию, — растеряв всю настойчивость, почти неслышно произнес Драко. — Но есть как минимум два обстоятельства. Если мы правы насчет ближайшего окружения, среди наших близких в этом случае так и останется хорошо притворяющийся больной ублюдок, убивающий людей на завтрак. И если ты права, что остальные не в курсе, выполнение требований одного не дает никаких гарантий того, что другие остановятся. — Вот тебе и ответ, — Гермиона обхватила сильнее его расслабившуюся, обессиленную ладонь. — Поздно поворачивать назад. Мы уже в капкане. И наш следующий ход определит то, сможем ли мы выбраться.