Октябрь 2010
Драко нетерпеливо постукивал подошвой ботинка о пол, не выдерживая какого-то определенного ритма, и с недовольством наблюдал за небольшим спором Итана, доказывающего необходимость использования целой кучи заклинаний для выполнения их целей, и надзирателя, который на каждое второе озвученное название отстраненно покачивал головой, скользя взглядом по каменной кладке темных стен. Время неумолимо текло, отсчитывая все больше мгновений, прошедших с момента, как Поттер сообщил ему о преступлении, и с каждой минутой у Малфоя оставалось все меньше терпения, стремительно утекающего сквозь пальцы. Он должен быть в другом месте. Прямо сейчас. И Гермиона должна быть в другом месте, а не в одиночку разбираться в убийстве, произошедшем в ее бывшей квартире. Драко скрежетнул зубами, вспомнив извиняющийся голос Поттера. У него всегда были проблемы с тем, чтобы осадить Гермиону тогда, когда это требовалось, и в этот раз снова не вышло. Эта женщина становилась неуправляемой, стоило ей зарядиться своей неуемной смелостью и желанием как можно скорее решить проблему. По мнению Драко, это всегда происходило в самые неподходящие моменты. За отсутствие у нее инстинкта самосохранения и извращенное понимание того, когда стоило рисковать, а когда можно было бы и потерпеть, иногда ему хотелось ее придушить. И пусть в обычные дни его восхищала ее целеустремленность, которая во многом позволила им после события чуть более месячной давности добиться большего в их отношениях, чем то, к чему они пришли бы, будь она чуть трусливее, единственное, чего хотелось Драко, — прижать ее к стене и доступно объяснить, насколько сильно она не права. И больше всего бесило то, что прямо сейчас он не мог этого сделать, потому что, покинь он Азкабан в эту минуту, в следующий раз добиться посещения удастся очень нескоро. Драко облегченно выдохнул, когда Итан все же смог достичь с надзирателем компромисса по перечню используемой магии, легко перенес наложенное на него разрешающее колдовать заклинание и, наконец, начал свою работу. Малфой сдвинул брови, наблюдая за тем, как охранник открывает дверь в решетке и заключенный дергается, услышав звонкий лязг замка, разнесшегося эхом по наполненным мраком коридорам. Драко пропустил Итана вперед и, войдя внутрь вслед за ним, замер у выхода, прислушиваясь к бормотанию мужчины, который после резкого движения вновь начал раскачиваться, отчего вернулось тихое поскрипывание его кровати, въедающееся в покрытые многовековой грязью стены. Сказанные едва слышно слова были отсчетом движения секундной стрелки. Тик. Так. Тик. Так. Словно заключенный видел на стене часы и внимательно отслеживал то, как течет время, отмеренное ему десятилетним сроком в Азкабане. Ему осталось отсидеть всего два года, но Драко сомневался, что после того, как тот покинет тюрьму, он когда-то сможет зажить новой, полноценной жизнью. И тем ужаснее были эти мысли на тот случай, если заключенный на самом деле окажется невиновным. Малфой прищурился, стоило из палочки Итана начать вырываться заклинаниям, которые осветили пространство камеры и резанули по привыкшим к темноте зрачкам. Заключенный застонал, резко прикрыв глаза ладонями, но надзиратель, остановившийся в проеме двери, никак не отреагировал, позволяя Итану продолжить диагностику. Привыкнув к появившемуся свету, Драко склонил голову и внимательно пригляделся к главной диагностической сфере, призванной отразить состояние разума заключенного. Он мало что понимал в ментальной магии, не призванной нанести жертвам ущерб, но ему случалось наблюдать за подобными заклинаниями. И то, что яркие разноцветные сгустки, переплетающиеся друг с другом, которые обнаруживались обычно, в этот раз оказались потемневшими, в некоторых местах совсем черными, навело его на мысли, что его предчувствие о сложности оправдалось. Итан недовольно вздохнул и, максимально приблизившись к заключенному, который начал считать движение стрелки еще громче, прикоснулся к нему палочкой. Надзиратель дернулся, но тот тихо озвучил название заклинания, которое, видимо, успел заранее согласовать, и охранник вновь подался назад, не мешая. Новая появившаяся сфера заставила Итана нахмуриться, и, покачав головой, он обернулся к Драко. — Если что-то и было применено, мне это не обнаружить, пока он в таком состоянии, — Итан вновь покачал головой. — Его мозг распотрошен на клочки, и даже магия не свяжет все воедино, чтобы стало возможным отследить, воздействовали ли на него когда-то извне. Срок и без того слишком давний, так что… — он тяжело вздохнул. — Гарантий никаких, но, если подлечить его, может, что-то и выйдет. — Думаешь, его состояние может быть обусловлено воздействием извне? — спросил Драко, не спуская взгляда с мужчины, который от их присутствия начинал все сильнее раскачиваться на кровати, с каждой секундой все громче бормоча себе под нос. — Все может быть, — пожал плечами Итан. — Дементоры, одиночество, влияние — для такого состояния достаточно любой из причин. За что он здесь? — Убил друга. Предположительно, не по своей воле, — кратко ответил Драко. — Вина, опять же, — Итан щелкнул пальцами, и диагностические сферы пропали, отчего камера вновь погрузилась в темноту. — Я могу подать прошение о его переводе в специальное отделение Мунго и проконсультировать колдомедиков о том, как эти последствия можно хоть немного сгладить, но для разрешения нужны очень веские причины. — Знаю, — буркнул Драко, прекрасно представляя, сколько всего ему сейчас придется подготовить, чтобы руководство Азкабана не воспротивилось попытке добраться до информации в голове преступника, который мог оказаться всего лишь ценным свидетелем. — Я с этим разберусь. Малфой развернулся к надзирателю и, сделав шаг, оказался к нему вплотную, намекая, что им пора уходить. Тот лениво отошел в сторону, подняв раздражение Драко оттого, что он потерял кучу времени абсолютно бесполезно, на новый уровень. Но он проигнорировал все это, не позволяя себе потратить ни единой лишней секунды на недовольство. Его ждало другое место. Так быстро Драко не покидал Азкабан никогда в своей жизни, несмотря на то что и при обычных обстоятельствах он стремился как можно скорее убраться из коридоров, давящих на виски и оседающих на коже отвратительным запахом, который после он десятками минут сдирал с себя под каплями ледяной воды. Под конец нижних этажей Малфой уже не сдерживался, грубо подгоняя Итана, привыкшего к обстановке и с любопытством осматривающего камеры и заключенных. Выйдя на улицу, Драко резко бросил распоряжение о том, чтобы тот подготовил прошение, и, выйдя за пределы барьера и крутанувшись на месте, трансгрессировал. Выросший перед глазами дом Гермионы на мгновение отозвался теплотой внутри, сопроводившей огромное количество приятных воспоминаний, связанных с его стенами. Но следом Малфой нахмурился, осознавая, что все фрагменты зарождения их отношений, которые тщательно хранились в шкатулке лучших в его жизни, теперь окрасятся бордово-черными оттенками, ассоциирующимся у Драко со смертью. Быстро влетев по лестнице на шестой этаж, Малфой поприветствовал авроров, которые контролировали проход в квартиру, и приблизился к двери. Та тут же открылась, выпуская наружу Линча, и мужчина, заметив Драко, замер. Фонящая от него обеспокоенность заставила Малфоя сжать челюсть от «предвкушения» того, что явно его не порадует. Далеко не порадует. — Мне запретили прикасаться, пока ты сам это не увидишь, — шумно сглотнув, произнес Алекс и, сделав шаг, прикрыл за собой дверь. — Но тебе лучше подготовиться, прежде чем войти. — Что там? — рявкнул Драко, не справляясь с голосом. Там явно что-то большее, чем очередное жестокое преступление, сопровождающееся литрами крови, размазанными по стенам и разлитыми по полу. Такое никогда не влияло на Малфоя хоть в какой-то степени сильно, чтобы его просили к этому подготовиться. — Я не смогу это объяснить, — покачал головой Алекс, отведя взгляд. — Это не просто провокация. Это конкретный вызов. — Отойди с прохода, Линч, — с откровенной угрозой проговорил Малфой. — Я тебя предупредил, — вздохнул тот и сделал шаг в сторону, освобождая путь. Драко резко потянул на себя дверь и, переступив порог квартиры, быстро преодолел выступ стены, закрывающий обзор на небольшое пространство крохотной студии Гермионы. — Малфой, — заметив его, тихо вымолвил стоящий рядом с диваном Поттер, но он проигнорировал обеспокоенный тон, въедаясь взглядом в открывшийся вид. Это были они. Она и он. Гермиона и Драко. Горло сжало спазмом тошноты, стоило Малфою оглядеть трупы. Обнаженная женщина, принявшая под Маскирующим заклинанием облик Гермионы, сидела верхом на мужчине, и отсутствие хоть какого-то клочка одежды не оставляло сомнений, что стоит Драко чуть сдвинуться, чтобы увидеть то, что скрывало бедро обращенного в него самого мужчины, он засвидетельствует смерть двух людей во время секса. Голова женщины лежала на плече мужчины, а ее взор был обращен на выход из квартиры. И Малфой видел ее глаза. Распахнутые. Пустые. Мертвые. Руки женщины обессиленно упали в момент смерти, и ее предплечья, вывернутые вверх, уродовали два широких разреза, обнажающих переплетения вспоротых лезвием мышц и сосудов. Тело было, скорее всего, практически полностью обескровлено, потому что женщина выглядела излишне бледной даже для мертвой, а обивка светлого дивана насквозь пропиталась багровыми реками, сделавшими первоначальный цвет под убитыми почти неразличимым. Голова мужчины была запрокинута, отчего взгляд устремился в потолок, а на его лице все еще отражалось удовольствие, противоречащее зажатому в кулаке ножу. Точно такому, который держал Драко в ладони в тот день. — Где она? — Малфой не был уверен, что произнес это хоть сколько-нибудь слышно, настолько его горло сжало сухостью, препятствующей вырывающимся словам. — На балконе, — ответил Гарри, подтверждая, что заданный вопрос все же прозвучал в пространстве комнаты. Драко усилием воли, соизмеримым с отрыванием куска плоти от кости, отвел взгляд от мертвой пустоты на знакомом лице, пытаясь убедить себя, что это не та женщина. Что это всего лишь иллюзия, которая призвана выбить его из равновесия и причинить максимальное количество боли. Что это всего лишь свидетельство того, что преступники все это время за ними наблюдали, прекрасно представляя, во что их действия смогли превратить их семью. Или просто нащупали самое кровоточащее место. Все же сбрасывать со счетов то, что почти каждый отреагировал бы на увиденное страхом, не следовало. Сделав несколько глубоких вдохов, Драко обошел диван, стараясь не смотреть на картинку, которая своей натуральностью даже немного сбивала с толку, если попробовать подключить рациональность. Убийцы досконально воспроизвели на их с Гермионой телах все зарубки жизни, оставшиеся шрамами. На первый взгляд достоверно оказались отражены даже мельчайшие веснушки и родинки Гермионы, которые вряд ли можно увидеть хоть на какой-то колдографии. Работу можно было назвать ювелирной, если забыть о том, что именно представлялось в виде инсталляции. Хорошо подготовились. Стоящая на балконе Гермиона вздрогнула от звука открывшейся двери, но, заметив, кто именно почтил ее своим присутствием, вернулась взглядом к горизонту, продолжив нервно теребить ткань своих перчаток дрожащими пальцами. Драко встал рядом и обеспокоенно посмотрел на ее скованные тремором ладони, не находя нужных слов. Что он мог сказать? Что вообще в такой ситуации следовало говорить? Так и не подобрав нужных формулировок, он просто коснулся ее запястья, стараясь невинным жестом сгладить трясущие его импульсы. Но от его движения ее руки еще больше задрожали, и Гермиона с силой вцепилась в бордюр, скрывая свою слабость. Драко отнял ладонь и, немного отодвинувшись, стиснул ограждение балкона пальцами. Металл обжег холодом, но это ощущение не принесло дискомфорта, хоть немного позволив отвлечься от ледяной корки, затягивающей душу и замедляющей стук сердца. От пустоты, расползающейся по телу. — Я разберусь сам, — твердо произнес Драко. — Тебе не обязательно видеть это. По крайней мере, не вживую. — Нет, — покачала Гермиона головой, задумчиво смотря вдаль. — Я не могу пропустить хоть что-то. Люди погибли из-за нас. Мы обязаны предотвратить следующее убийство любым способом. Это наша война. Никто больше не должен пострадать. — Мне плевать на остальных, — он неосознанно повысил голос, и слова разрезали порывы ветра, прозвучав слишком громко. — Мне не плевать, — прошептала она, ярко показывая контрастами, насколько сильно они отличались. — Я не смогу жить дальше, если… — Гермиона замолчала, переводя дыхание, а следом выпалила непреклонным тоном, так и не удостоив его ни единым взглядом: — Ты должен позволить мне помочь. Драко сцепил зубы и прикрыл глаза, пытаясь совладать с эмоциями. Больше всего на свете ему хотелось отстроить самый надежный бункер за пределами материка, желательно где-то в глубине океана, наложить на него огромное количество заклинаний и запереть Гермиону там до окончания расследования. Вот только она и оттуда бы выбралась. Чертыхнувшись, он покачал головой и развернулся к квартире. За стеклом Поттер не шевелился, смотря на практически неразличимые для Драко через блики на окне тела, и медленно покачивал головой. Для многих совершенное преступление сегодня стало шоком. И вовсе не потому, что оно было хоть в какой-то степени страшным. Вполне себе рядовое, не выделившееся бы из сотен других, с которыми они сталкивались ранее. Если бы не его подтекст. — Драко? — спросила Гермиона, когда молчание затянулось. Словно у него действительно был выбор в принятии этого решения. Позволить ей утопить себя в чувстве вины, схожим с тем, что заполняло его тело, сдавливая легкие и не позволяя дышать полной грудью все последнее время? Пытаясь сохранить ее жизнь, своими руками вручить Гермионе то, что превратит остаток ее существования в преисподнюю, которая однажды сожрет все внутри нее, и тем самым доломать ее судьбу? — Ты пообещаешь, что при первой же угрозе отстранишься, и дашь мне полный карт-бланш на любую магию и действия, — бескомпромиссно высказал свои условия Драко. — Хорошо, — согласилась она. — Мне нужно еще несколько минут, прежде чем вернуться. Наедине с собой. Он кивнул, двинувшись к выходу с балкона. Драко замер за секунду до того, как успел бы схватиться за рукоять двери, и посмотрел на Гермиону, стоило прозвучать его имени. — Я не думаю, что это провокация, — на грани шепота проговорила она и обернулась через плечо, сталкиваясь с его взглядом. — Мне кажется, это предупреждение. И если это так, найти их будет проще. Ты знаешь почему. Ее слова прошлись морозным холодом по загривку, потому что он на самом деле знал. Думал об этом отстраненно, не позволяя мысли укорениться в сознании, пока длился их небольшой диалог. — Потому что предупреждают тогда, когда не собираются вредить без веской причины, — сухо произнес Драко, смиренно принимая, что искать надо тех, кто искусно вмешивал в жажду причинить боль положения какого-то личного кодекса, не позволяющего убивать тех, кто это не «заслужил» по известным только преступникам причинам. Или тех, кто не хочет вредить одному из них. О причинах этого возможного мотива думать ему отчаянно не хотелось. Но они всплывали сами по себе, выстраиваясь в воображаемый длинный маркированный список, вспыхивающий формулировками перед глазами. И каждая новая была страшнее предыдущей.Октябрь 2010
Ледяные капли стучали по кафелю душевой, и Драко точно дублировал бы бешеный ритм зубами, если бы чувствовал хоть что-то. Хоть какую-то часть холодной воды, которая при понижении температуры еще на градус вполне могла бы превратиться в колющие замерзшие льдинки, рассыпающиеся крошкой у него под ногами. Но влага лилась по насквозь мокрым волосам, затекая в уши и пересекая опущенное вниз лицо, и Драко было абсолютно плевать на то, что он вовсе забыл вывернуть подающий горячую воду вентиль. Прикрыв глаза и уперевшись ладонью в стекло, он пытался хоть как-то отвлечься от картинки, возникающей под веками практически ежеминутно. Однако никакой самоконтроль, никакие жалкие потуги в выстраивании щитов окклюменции не уничтожали самое страшное, что он видел в свое жизни. Раньше Драко думал, что для него худшим фрагментом навсегда останется то, как его рука вскрывает вены Гермионы. Но увидеть то, к чему это могло привести, не подоспей Поттер вовремя, оказалось гораздо хуже. И сколько бы он себя ни убеждал, что сегодня лицезрел мертвой вовсе не Гермиону, никакие усилия не помогали. Он снова и снова сталкивался с картинками того, что мог сделать ничтожные десятки дней назад. И понимал, что, если бы это случилось в тот день, он не смог бы этого пережить. Просто не выдержал бы, потому что уже то, что иллюзия его практически выпотрошила, вонзившись в душу сотнями шипов, являлось достаточным показателем. Закончись все так тогда, его существование не продлилось бы дольше нескольких обжигающих агонией утраты дней. Он гнал от себя все мысли, которые выворачивали позвоночник острой режущей болью, но не мог перестать представлять свою жизнь, исчезни из нее Гермиона. И не просто исчезни из-за разногласий, которые при худшем раскладе могли однажды разрушить их брак. С этим Драко когда-нибудь смирился бы. Однажды. Возможно. А пропади она из мира вовсе, оставив после себя молчаливую могилу и замершее, постепенно разлагающееся под толщей нескольких метров холодной земли тело. Она не любила холод. Драко никогда не посещал кладбища, на которых покоилось множество людей, чью жизнь отобрала война. Они напоминали о многом, что он хотел навсегда оставить далеко позади реальности, происходящей здесь и сейчас. Но при таком раскладе он бы точно поселился на одном из них. На том, где поселилась бы она. Звук хлопка двери ванной показался Драко галлюцинацией, просочившейся сквозь ставшие для него почти материальными мысли, но следом за ней открылась и стеклянная перегородка душевой. Он не пошевелился, никак не препятствуя и не поощряя действия Гермионы, которой, наверное, сейчас было также погано. Она едва слышно подошла, притворив за собой дверь, и прижалась грудью к его спине, обвив руками торс. Малфой на ощупь крутанул вентиль, делая воду теплее. Она не любила холод. Он поднял голову, чуть отстраняясь от падающей с потолка на лицо воды, и Гермиона, встав на носочки, положила подбородок ему на плечо. Ее ладони скользнули выше, кончики пальцев пробежались по давним застарелым шрамам, уродующим грудь, и она повернулась, обдавая замерзшую кожу шеи теплым дыханием. Нос коснулся линии челюсти, и Драко вдохнул глубже, пытаясь удержаться за мысли о том, что она все еще здесь. Все еще дышит. Видит мир живыми открытыми глазами. Прижимается к нему теплым обнаженным телом, которое он не чувствовал рядом очень долго. Легко гладит кончиками пальцев грудь и почти неощутимо касается губами шеи. Что она все еще жива. Руки Гермионы опустились ниже, и Драко вновь не стал препятствовать ее действиям. Хотя ему стоило бы. Ему стоило бы снова выдержать дистанцию, потому что переживать увиденное так… Но он оторвал бы себе руки, сделай сейчас что-то «правильное». Кончики пальцев, очерчивающие мышцы внизу живота, двигались именно так, как он помнил. Губы на его шее, становящиеся смелее, открывающиеся шире и позволяющие языку слизывать нагревающиеся от распаляющегося тела капли воды, делали именно то, что он больше всего любил. Вся она олицетворяла то, в чем он больше всего нуждался. Отстранившись, Гермиона обошла его и, встав к нему лицом, прижалась спиной к стене. Драко поднял веки и проследил за тем, как капли окутывают ее, утяжеляя распущенные волосы и придавая телу еще более привлекательный вид мокрым блеском. Он подошел ближе и, уперевшись второй ладонью рядом с ее головой, посмотрел ей в глаза, впитывая плещущуюся там жизнь. Сколько еще раз ему придется увидеть ее мертвой? Словно ему не было достаточно почти ежедневных кошмаров, которые заканчивались ее смертью. Ему обязательно следовало столкнуться с этим и в реальности? Гермиона подняла подбородок, прижимаясь к его лбу своим и приближая их губы на расстояние дыхания, и провела ладонью по его щеке. — Пожалуйста. Если бы его взгляд не опустился в этот момент и Драко не прочитал бы слово по едва заметному шевелению губ, он бы пропустил тихий молящий голос, затерявшийся в шуме стучащих о пол капель. Гермиона легко коснулась своим ртом его, чуть склонив голову влево. Драко вновь посмотрел ей в глаза, и она пробормотала что-то, что даже сквозь звук воды напомнило ему очередную просьбу забрать страшные воспоминания. И подался вперед, глотая ртом ее дыхание вместе с пропадающими в паре ставшей горячей воды словами. Это вновь чувствовалось неправильным. Прикасаться к ней так и ощущать не привычный огонь, поджигающий похоть, а каждым столкновением губ доказывать и себе, и ей, что они все еще живы. Что существуют. Что, как бы ни пыталась, судьба все еще не смогла отобрать их друг у друга. Драко сжал обе руки в кулаки и упер их в стену рядом с ее головой, медленно двигая губами и не позволяя ладоням забрать свое, ощутив под кончиками пальцев шелк ее кожи. Но Гермиона не облегчила ему задачу, обвив его шею и прижавшись обнаженной грудью к его. Она выгнулась дугой, прислонившись животом к его паху, и он не смог удержаться и толкнул ее вперед, вдавливая своим телом в стекло. Он не был железным и слишком долго не позволял себе окунаться в фантазии, демонстрирующие их прошлое и мучающие своей неуместностью тогда, когда не только близкий контакт, но и любые лишние движения и взгляды могли привести к катастрофе. Он слишком долго оставался наедине с собой. Драко обессиленно простонал, углубляя поцелуй в желании прочувствовать языком все тепло живого тела. Мечтая добраться до самых глубин души, чтобы забрать ее себе и защитить, не позволив никому до нее добраться. Не позволив никому отобрать у него то, что светило ярким маяком во тьме становящейся с каждым днем все мрачнее реальности. Ответный едва слышный стон и ставшие крепче объятия окончательно испепелили все «правильные» мысли. Собственнический голод выжег все предостережения, мигающие на краю сознания и напоминающие о том, что именно это они сегодня видели. Что после представшей перед глазами картинки воспроизводить ее в реальности — не самая лучшая идея. Возможно, самая худшая. Скорее всего, самая худшая. В желании доказать, что в их случае все не закончится смертью, не было ничего здравого. Стремление почувствовать жизнь, выплеснув боль и силой сменив ее удовольствием, не являлось чем-то приемлемым. Но, дракл раздери, именно это сейчас казалось самым необходимым. Резким движением Драко выключил воду и, подхватив Гермиону под ягодицы, впечатал ее лопатками в нагревшееся стекло душевой, широко разведя ее ноги. Она восторженно захныкала, скрестив лодыжки на его пояснице, и, запрокинув голову, подставила шею под его губы. Чем сильнее он прижимал Гермиону к себе, стискивая пальцы на бархатной коже и двигая бедрами пока только в легких скользящих движениях, дразнящих, но не проникающих, тем ощутимее становилась боль от впивающихся в кожу головы ногтей и возрастающая жажда, вынуждающая поцелуи на шее становиться грубее, а ладони сжиматься на извивающемся в желании теле крепче. Остановиться сейчас ему казалось соизмеримым с самоубийством, но Драко все равно сделал над собой усилие, ослабляя хватку и силой, которой хватило бы, чтобы выдрать его сухожилия, отрывая губы от вибрирующего в стонах горла. Хоть что-то они должны были сделать правильно. — Нет, нет, нет, — панически зашептала Гермиона, пытаясь притянуть его обратно. — Пожалуйста, Драко, пожалуйста. Не отбирай это у меня. Она звучала так, словно, если он на самом деле ее отпустит, она не выдержит и ее разум раскрошится на осколки, которые потом невозможно будет никогда собрать воедино. И Малфой в очередной раз мысленно проклял себя за то, что очень долгое время лишал их обоих того, что могло помочь удержаться на поверхности стремившегося поглотить их с головой океана опустошенности. — Не здесь, — глухо ответил Драко и, отпустив ноги, аккуратно поставил ее на пол. — Не так. Ее глаза, практически почерневшие от возбуждения, были почти безумными, и он не мог оторвать от них взгляд, вслепую выводя ее из душевой. Гермиона продолжала цепляться за его плечи, будто не верила, что он не исчезнет, если она отпустит, пока он ласково касался полотенцем ее волос, убирая лишнюю влагу с ее тела. Она вновь припала к его губам, еще крепче впиваясь пальцами в кожу и замедляя шаги в сторону спальни. И, оказавшись на кровати, опять расстроенно захныкала, стоило ему немного отстраниться, приподнявшись на вытянутой руке. В спальне стоял беспроглядный мрак, и Драко призвал палочку, оставленную на кресле вместе с одеждой перед тем, как он ушел в ванную. Распахнув занавески и наполнив спальню лунным светом, представившим жаждущее ласки тело во всей красе, Драко отложил палочку и припал к приоткрытым губам, сжав талию. Опустившись другой рукой на локоть, он прижал Гермиону к кровати, ощущая кожей прохладу от нестертой до конца влаги. Это должно было чувствоваться естественно. Под ним лежала его женщина, которая не в первый раз утопала в простынях под его весом. Ее дыхание, как и всегда, очень быстро становилось рваным, и она практически безуспешно пыталась сквозь беспорядочные поцелуи его восстановить. На его спине вновь оставались красные полосы следами хаотично царапающих кожу ногтей. Ему вновь хотелось послать весь мир к черту и затеряться в ощущениях на остаток жизни. Но в этом не было ничего естественного. Его женщина практически ничего не соображала, потерявшись в страхе утраты и пытаясь доказать им обоим, что они живы, самым примитивным в мире способом. Ее дыхание сбивалось не только от возбуждения, но и от подступающей к горлу истерики, которую он чувствовал в вибрации ее груди, отличающейся от той, что поглощала ее в удовольствии. Ногти впивались в его кожу гораздо сильнее обычного, потому что она вцеплялась в него, как в якорь, способный удержать ее здравомыслие от ухода в бескрайнее бушующее ужасом море. А он посылал к черту не просто мир, а все свое существование, позволяя сжигающему нейроны страданию поглотить их обоих, затуманив рассудок. Гермиона пошевелила бедрами, пытаясь ускорить процесс, но Драко сильнее сжал пальцы на ее талии, не позволяя ей сделать все так, как требовалось сейчас ей и как всегда нравилось ему. От мыслей о том, что это могло принести ей боль, сводило зубы. И пусть Гермиона никогда не боялась дискомфорта в постели, в большинстве случаев поощряя его склонность к грубым движениям, впечатывающим их друг в друга, сейчас любой намек на боль казался кощунством. Потому что в этом и так было слишком много отчаяния. Немного отклонившись, Драко опустился ладонью ниже и, подняв голову, чтобы не пропустить выражение ее лица, провел кончиками пальцев, собирая влагу. Прикрыв глаза и издав короткий стон, Гермиона подалась тазом навстречу. От касания к клитору она дернулась и выгнулась, сгибая ноги сильнее. Драко прижался пульсирующим от возбуждения членом к ее бедру, пытаясь хоть немного унять желание войти в нее прямо сейчас, и совершил еще одно круговое движение, с маниакальной внимательностью наблюдая, как ее рот приоткрывается, выпуская еще один несдержанный всхлип. Что в Гермионе нравилось ему больше всего? Если бы Драко был чуть моложе, чуть мягче и чуть романтичнее, он бы, наверное, сказал, что любит смотреть на то, как она читает что-то сложное даже для ее огромного мозга и забавно хмурит брови, прикусывая кончик большого пальца левой руки. Может, он упомянул бы, что обожает наблюдать за тем, как Гермиона пританцовывает под вибрирующую по барабанным перепонкам оглушительную музыку, когда ей откуда-то из вселенной падает в голову странная мысль убраться в огромной квартире без использования магии. Скорее всего, он даже вспомнил бы о том, как тяжело изображать суровый вид, когда она заразительно смеется, вымазывая его нос в обожаемом ей мороженом и наслаждаясь его несерьезным ворчанием и обещаниями обязательно отомстить позже. Но он уже давно не был едва оперившимся романтичным мальчиком, сдувающим со своей женщины пылинки и подобострастно наблюдающим за каждым ее милым движением. Никогда им не был, на самом деле. И пусть по этим мелочам ее поведения он тоже скучал, больше всего ему не хватало того, что происходило сейчас. Нетерпения, с которым Гермиона пыталась добраться до его тела, не выдерживая выжигающей внутренности потребности ощутить его внутри в максимально короткое время. Беспорядочных просьб не останавливаться и крепких объятий, доказывающих не просто нужность, а отчаянную необходимость. Ее взгляда в моменты, когда, переступая грань возбуждения, за которой переставала что-либо соображать, она начинала тихо выстанывать едва разборчивую чушь вперемешку с несвойственными ей в обычной жизни грязными ругательствами. Дрожи тела на пике наслаждения и закушенной почти до крови губы, которая все равно не сдерживала рвущиеся наружу стоны, когда Гермиона приближалась к обжигающему удовольствию. Подающиеся навстречу бедра и хаотичные просьбы двигаться жестче, заканчивающиеся сносящим любые посторонние мысли смерчем оргазма. Чтобы прочувствовать все это вновь, Драко сейчас отдал бы все, что у него было. Чтобы прочувствовать это так, как раньше, под действием искреннего желания любимого тела, а не стремления заглушить страшные мысли. И оттого хотелось максимально замедлить процесс. Попытаться хоть как-то сгладить причины, оставив в центре следствия. Вновь вспомнить, прочувствовав каждый дюйм ее тела. Войдя в нее пальцем, он опустился поцелуями на грудь, совершая медленные поступательные движения. Гермиона была достаточно возбуждена, но они слишком давно не прикасались друг к другу, чтобы изученный досконально темп принес ей удовольствие, не омраченное легкой болью. Втянув сосок ртом и обведя его языком, он добавил еще один палец, стараясь не пропустить ни малейшего намека на дискомфорт в ее тяжелом дыхании. Немного разведя пальцы, он чуть согнул их, продолжая двигаться. Да, вот так. Гермиона вновь сжала руками его волосы, притягивая ближе, и в ее беспорядочной речи проскользнули мольбы о большем, всегда превращающие похоть в концентрированный коктейль, сводящий низ живота желанием втрахать ее в ближайшую устойчивую поверхность в ту же минуту. Драко позволил себе ускориться, покрывая становящимися грубее поцелуями грудь и поднимаясь к шее. Выгнув руку так, чтобы задевать клитор каждым движением, он сильнее вжался в нее пахом, собирая по крохам остатки самоконтроля. Гермиона потянула его на себя и, найдя его губы своими, протолкнула язык ему в рот, вмешивая стоны удовольствия в сбитое горячее дыхание. Ее тело все больше напрягалось, и с каждым новым толчком проникающих глубже пальцев ему казалось, что ее истерика испаряется, подогреваясь кипящей кровью. Гермиона начала напоминать ту себя, которая еще не боялась завтрашнего дня и наслаждалась интимными моментами без оглядки на реальность. И даже если это было иллюзией, Драко позволил себе ее создать. Трусливо позволил и себе задвинуть остатки правильных мыслей, полностью отдавшись моменту и первобытным инстинктам. Влага на головке члена заставила его отпустить ее губы и сжать зубы, чтобы удержать себя от резких движений. Гермиона широко распахнула глаза, и, не отрывая взгляда от ее лица, Драко размеренно толкнулся, наблюдая за ее эмоциями. Она глубоко вдохнула, но в этом не слышалось ни единой ноты дискомфорта, несмотря на то, что он чувствовал, насколько тесно она обхватила его член. Медленно подавшись назад, он снова погрузился внутрь, ни на секунду не позволяя себе отвлечься от ее расширенных похотью зрачков. С третьим толчком Гермиона прикрыла глаза и, издав стон, который точно был удовольствием, притянула его обратно к себе, вновь сталкивая их языки в борьбе, единственной в мире призванной для достижения общих стремлений. С каждым новым движением, позволяющим проникать глубже, ощущать еще больше, ее ладони начинали все хаотичнее двигаться, изучать заново, притягивать к себе, ощупывать, оставляя отметины ногтей на горячей коже. Чем сильнее Гермиона подавалась навстречу, судорожно облизывая и покусывая его губы, тем резче двигался Драко, стремясь вкусить весь доступный спектр удовольствия. Она была настолько возбуждена, что влажные шлепки соприкосновения тел разносились по всей спальне, подталкивая к краю терпения с каждым новым быстрее и вынуждая двигаться жестче. Медленно подаваться назад и резким движением вбиваться внутрь, чувствуя привкус становящихся громче стонов на ее языке. Отпустив ее губы, он обхватил ладонью ее бедро, прижимая к себе. Гермиона стискивала его тело согнутыми ногами сильнее с каждым толчком, и Драко ускорил ритм, следя за тем, как на ее лице отражается подступающий оргазм, сжимающий его член мышцами внутри. От бьющего в низ живота удовольствия, подступающего слишком быстро и не позволяющего ему прочувствовать все дольше, чтобы выжечь в памяти, спрятать за ним все остальное, навсегда забыть о том, что ждет за закрытой дверью спальни, захотелось взвыть, но удавалось только сильнее врезаться в податливое тело, ускоряя бешеный стук сердца до полутора сотен ударов в минуту. Становящиеся громче стоны Гермионы прервались неразборчивыми словами, вылетающими сквозь распахнутые припухшие от жестких поцелуев губ, и он сжал рукой ее бедро сильнее, скорее всего оставляя синяки отпечатков. Замершее на мгновение тело, следом вздрогнувшее прошившим Гермиону от кончиков пальцев до прядей волос оргазмом, нещадно вспыхнуло остатками удовольствия на его нервных окончаниях, перемалывая внутренности и выбрасывая за пределы реальности все, кроме этого момента. Все, кроме них двоих, практически задохнувшихся в объятиях друг друга. Последние силы, которых сегодняшним вечером и так не было в избытке, испарились, и Драко опустился, утонув лицом в подушке и растрепанных, все еще влажных прядях Гермионы. Его хриплое дыхание дублировало судорожно вздымающуюся грудь ослабнувшего под ним тела. Под закрытыми веками полыхали искры остаточного удовольствия, однако нега оргазма отступила слишком быстро, и осознание произошедшего обрушилось очень резко, вернув панику, от которой захотелось удавиться. Потому что на контрасте с тем единением, которое ускользало сквозь пальцы вместе с постепенно выравнивающимся дыханием, страх реальности стал еще сильнее. Драко почувствовал, как Гермиона напряглась, скорее всего отразив его собственное напряжение, которое он даже не заметил, и он приподнялся, всматриваясь в ее лицо, исказившееся свалившимся на них днем, который ему так и не удалось стереть с ее памяти поцелуями. Она резко распахнула глаза, в которых еще отчетливее была заметна его собственная паника, но ее слова, сопроводившие усилившуюся хватку на плечах, рассказали, что ее страх совсем не походил на его. — Не уходи, — шепотом попросила Гермиона, не позволяя себе разжать обнимающие его ладони. — Не оставляй меня одну. Он не нашел в себе сил ей сопротивляться. Не тогда, когда она выглядела одновременно такой его, впитывающей его присутствие рядом, и такой несчастной от мыслей, что он вновь уйдет. И неважно, уйдет насовсем или всего лишь в другую комнату. — Я никуда не уйду. Я никогда больше тебя не оставлю. Доверившись его словам, Гермиона ослабила хватку, позволяя ему выскользнуть из нее и приподняться. Она внимательно следила за ним взглядом, будто все еще боялась, что он не выполнит обещание, но, стоило ему убрать последствия секса заклинанием с них обоих и лечь рядом, морщинка между ее бровей разгладилась. Повернувшись к нему, она прижалась максимально близко и, поерзав и высвободив из-под них одеяло, уткнулась носом ему в грудь. Драко перехватил ткань, накрыв их обоих, и обвил Гермиону рукой. Она шептала практически неразборчивые, беспорядочные слова о любви, и, немного отклонившись, он приподнял ее подбородок. Ресницы закрытых глаз трепетали, пока губы едва заметно шевелились, озвучивая бесконечное количество важных вещей, и Драко прижался к ним поцелуем, впитывая сказанное и силой отбрасывая от себя мысли о том, чем навязанное слабостью безвольное решение обернется утром. Ей ведь все еще снились кошмары. А сегодняшний день «отлично» подходил для того, чтобы закончиться самым страшным из них.