Июнь 2011
— Ты уверена? — спросил Гарри, занеся руку над пергаментом. Гермиона внимательно посмотрела на зажатое в его ладони перо, с которого вот-вот готова была сорваться капля чернил. Перевела взгляд на исчерченное убористым почерком заявление. Сдвинула брови, пытаясь понять, что именно чувствует по поводу своего увольнения. Она ожидала, что ее накроет хотя бы доля сомнения или сожаления. Работа всегда была ее жизнью. Неотъемлемой частью ее существования, каждого дня, почти каждой прожитой минуты. Аврорат стал не просто ее призванием, он превратился во второй дом, которому Гермиона часто отдавала предпочтение в ущерб первому. Но единственным, что будоражило нутро, стало предвкушение. Она действительно оказалась готова к тому, чтобы покинуть аврорат и закончить многолетнюю карьеру. Стала способна без сожалений в последний раз преодолеть порог своего кабинета и, забрав самое важное, больше никогда не вернуться. Ее захватило предвкушение новой, непредсказуемой, но многообещающей жизни. Она уже чувствовала на своих щеках палящее солнце и соленый воздух побережий Италии. — Абсолютно, — кивнула Гермиона, поглаживая ставший внушительным живот. — Пришло время. Колдомедики посоветовали сменить обстановку, Люсьен одобрила нашего нового специалиста, так что… — Что ж, — Гарри поставил длинный росчерк под ее заявлением. — С твоим увольнением смириться легко, но с тем, что ты лишаешь меня звания крестного… — С чего ты это взял? — рассмеялась Гермиона, забирая копию пергамента, подтверждающего ее окончательное расставание с авроратом. — Ты же найдешь в своем графике время на небольшое путешествие? — Очень постараюсь, — мягко улыбнулся он, но следом по его чертам пробежалось беспокойство. — Как ты вообще? — Неплохо, — ответила она. — Меня почти сняли с зелий — сейчас нежелательно пичкать себя даже слабенькими концентрациями, — так что уклон ушел на психотерапию. Кошмары снятся редко, потихоньку прихожу в норму. — Как с Драко? — задал новый вопрос Гарри и нахмурился, когда ее лицо помрачнело. — Сегодня… — Да, — Гермиона напряженно кивнула. — Сегодня плохой день. Она недовольно посмотрела на пергамент, который пошел ломаными линиями от сжатия. Выдохнув, Гермиона положила его на стол, позволяя нервной дрожи сковать пальцы на необходимое организму время. Неприятное воспоминание стремительно пронеслось перед глазами, во всех красках показывая сегодняшнее утро, и Гермиона облизала губы, увлажняя моментально высохшую кожу. Плохие дни, как бы редко они ни случались, все еще невыносимо сильно сказывались на ее эмоциональном состоянии. Несмотря на то, что отношения с Драко постепенно налаживались, начинающиеся со страха рассветы все еще оставляли новые трещины на сердце. Мелкие, практически не выделяющиеся на фоне тех, что постепенно затягивались, но все же заметные. В первое время, когда Драко все же решил, что готов переступить через свою вину ради общего будущего, и они приняли решение попытаться снова, плохие дни стали правилом. Колдомедики долго не разрешали им напрямую контактировать, одобрив ту первую, придуманную Гермионой стратегию общения через преграду. Драко приравняли к основному триггеру, который вновь мог вернуть навязчивые воспоминания, и, раз уж они все же решили бороться за себя, им необходимо было обеспечить постепенное привыкание с медленным возрастанием стрессовых факторов. Целый месяц за ними неотрывно наблюдали несколько специалистов, мелкими шажками приближая день, который мог все сломать. Когда им разрешили «нормально» поговорить, все произошло именно так, как предсказывали колдомедики. Навязчивые воспоминания вернулись вновь, но за счет того, что они тщательно готовились, она смогла быстро с этим справиться. Гермионе понадобилось несколько десятков минут и три дозы разрешенного слабого успокоительного. Драко понадобились все имеющиеся силы, чтобы не пожалеть о принятом решении. Потом, когда после сеанса Гермиона плакала, вцепившись руками в его рубашку, а он мягко ее успокаивал и благодарил за еще один шанс, все усилия и причиненная друг другу боль окупились. Следом им предстоял еще более тяжелый месяц. Гермиона больше не срывалась на истерики, но все равно ей было очень тяжело. Страх вновь начал преследовать ее в кошмарах, воскресая практически ежедневно, и, прежде чем наступил первый хороший день, пришлось положить на алтарь их отношений столько терпения, скольким они не жертвовали на протяжении всего периода своего брака. Наградой стали следующие хорошие дни. Они случались все чаще. Когда хорошими стали не меньше шести на неделе, им разрешили обратно съехаться. Гермиона почувствовала себя безгранично счастливой, наконец вернувшись домой. Это стало напоминать подобие их прошлой жизни, которую теперь она оценивала совершенно не так, как раньше. Она благодарила судьбу за каждый прожитый радостный день и молила ее о том, чтобы по-настоящему счастливые дни вновь вернулись в их отношения. Однако плохие все еще наступали. Это происходило с течением времени все реже, однако… Плохой день всегда начинался одинаково. Они до сих пор не коротали ночи в одной спальне, потому что утренняя реакция все еще оставалась лотереей. С каждым рассветом они вытягивали у судьбы палочки и, когда в их ладонях оказывалась длинная, с облегчением выдыхали. В хорошие дни Гермиона мягко улыбалась, ставя перед Драко кружку свежесваренного кофе. Она садилась к нему на колени и ластилась кошкой, впитывая ощущение укрепляющейся вновь близости. Такие утра становились счастливыми. В плохие дни Гермиона вздрагивала в его присутствии. Шугалась каждого движения и громкого звука. Иногда смотрела затравленным взглядом, увлажненным горькими слезами. Просила прощения обычно, но Драко всегда ее успокаивал и оставлял в одиночестве до следующего дня. Одной справляться со страхом и надеяться на то, что новый рассвет станет хорошим, было сложно, но им запрещалось переживать такие сутки как-то иначе, потому что это могло усугубить и уничтожить весь достигнутый за долгие мучительные месяцы прогресс. На их счастье, хорошие дни постепенно переставали быть исключением, превращаясь в правило, но плохие все еще несли с собой слишком много боли и сожалений. Таких, какие выли за ее ребрами сегодня. Гарри поднялся и, встав рядом с Гермионой, легко погладил ее по ладони. — Я в порядке, — она подняла на него взгляд и выдавила улыбку. — Завтра будет хороший день. — Как часто случаются плохие? — осторожно спросил он. — Реже, — пожала она плечами, с облегчением ощущая, как тело успокаивается. — В последний раз двенадцать дней назад. — Это прогресс, — Гарри улыбнулся, но ему не удалось замаскировать обеспокоенность. — Огромный, — подтвердила Гермиона максимально возможным жизнерадостным тоном и, снова взяв пергамент, убрала его в сумку. Поднявшись, она позволила другу придержать ее за локоть и даже не стала отчитывать его за то, что, как и многие другие, всегда ей помогал, считая беспомощной. — Обед? — предложил Гарри, подталкивая ее к выходу. — Конечно, ты обязан накормить беременную женщину, которую промучил несколько часов в ожидании, — пожурила его Гермиона. — Но сначала мой кабинет. — Хочешь попрощаться? — спросил он, открывая перед ней дверь. — Там вся моя жизнь, — она кивнула секретарше и вновь уделила внимание Гарри, обхватив его за локоть. — Я все еще подумываю забрать свое кресло. — Зачем тебе эта рухлядь в Италии? — хохотнул тот, медленным шагом ведя ее по коридорам и следя за тем, чтобы вечно носящиеся туда-сюда, как муравьи в муравейнике, авроры ненароком ее не толкнули. — Не смей оскорблять мое любимое кресло, Гарри Поттер! — воскликнула Гермиона, на что Гарри снова рассмеялся, но тут же заглушил хохот кулаком, стоило ей смерить его фальшиво раздраженным взглядом. — И чем тебя кормить? — Хочу круассаны с ветчиной и мороженое, — вдохновенно пропела она, мечтательно прикрыв глаза и почти почувствовав вкус на кончике языка. — Даже ничего странного? — усмехнулся Гарри. — Драко вчера обеспечил мне удовлетворение странных предпочтений в полной мере, так что пару дней буду думать только о нормальной еде. — Он будет хорошим отцом. — Он будет отцом-наседкой, — язвительно фыркнула Гермиона, спровоцировав друга на новый смешок. — Клянусь, он сумасшедший, — склонившись к его уху, заговорщицки прошептала она. — Стоило ему узнать, что это девочка, и все, мы его потеряли. Я уверена, что, как только она родится, я останусь за бортом. — Лучше двинутый папаша, чем равнодушный, разве нет? — Конечно, — кивнула она. — Это я так. Шучу. Он перебарщивает, но в целом он молодец. Гермиона хихикнула, вспоминая выражение лица Драко в день, когда им сообщили пол ребенка. Черт возьми, она отдала бы все деньги этого мира, чтобы видеть его таким почаще. Изумленным и искренне радостным. В первое время ему сложно было смириться с их положением. Гермиона грешила на последствия Слез и общую неподготовленность, но в глубине души все же опасалась, что Драко так и не сможет принять то, в какой период их жизни появился ребенок. Но все ее сомнения оказались напрасными. Как она и ожидала, однажды к нему пришло прозрение. Пусть оно произошло гораздо позже, чем хотелось бы, но то, каким отцом Драко собирался стать, окупало все с лихвой. Гермиона снова расплылась в улыбке, опять позволяя себе насладиться предвкушением. Наступала новая жизнь, и место для этого они с Драко выбрали самое подходящее. Они наконец делали то, что однажды друг другу пообещали. Они возвращались туда, где все началось.Июнь 2011
— Совсем не похож на психа, правда? — задумчиво произнес Блейз, пялясь сквозь стекло на смеющегося Тео. — Будто в Хогвартсе снова оказались. Все такой же. — Внешность обманчива, — равнодушно ответил Драко, скрывая за непроницаемой маской то, что в какой-то степени согласен с озвученным. Тео выглядел таким, каким они всегда его знали — обычным человеком, имеющим множество недостатков, которые окупались преданностью и умением поддержать почти в любой ситуации. Сложно было поверить, что за добродушной улыбкой и мягким прищуром, обращенными в сторону Пэнси, скрывался жестокий убийца, на счету которого числилось больше сотни жертв. Сто шестнадцать человек. Когда Тео рассказал обо всех пострадавших от его рук, это ввергло в шок даже самых прожженных следователей аврората. Он, конечно, не дотянул до своего «второго отца», склонившего его к преступной деятельности, но все же превзошел большинство убийц, с которыми когда-либо сталкивалась магическая Британия. Он обеспечил себе несмываемое место в истории. Жаль, что в его случае легенды всегда будут окрашены черно-красным оттенком жестокой смерти. Драко отследил, как свет, просачивающийся в палату сквозь обтянутое решетками окно, играет с его волосами, которые трепала Пэнси, о чем-то жизнерадостно щебеча. Она была единственной, кто посещал Тео на регулярной основе. Она ему сочувствовала, видела в нем того человека, которого считала близким другом, и никому не позволяла вмешиваться в ее порывы сестры милосердия. Блейз не лез не в свое дело, скорее всего и сам борясь с желанием повидаться с Тео, Поттер после первого же скандала позволил своей женщине делать все, что только душа пожелает. И только Драко никак не мог с этим смириться. После первого подобного свидания они с Пэнси жестоко поссорились. Это произошло несколько месяцев назад. Он никак не мог понять ее снисхождения, и Пэнси устроила ему такой разнос, что ее слова еще неделю шумели в ушах, задевая за живое. Назвала его лицемером, который судит двойными стандартами. Припомнила ему его прошлое, метку и прочие неправильные поступки, которые ему простили не только друзья, но и Гермиона. Позже им удалось нормально поговорить и вернуть прежнее общение, но Драко так и не сказал ей, что считает сравнение неуместным. Просто несоизмеримым. Ему пришлось принять то, что Пэнси хватило страшных событий жизни Тео, чтобы оправдать. Сейчас, когда его держали на сильных психотропных препаратах и постепенно объединяли личность в целое, он признавался менее опасным, и Драко допускал, что, не коснись эта история его семьи, он тоже смог бы пойти на какие-то уступки. Быть может, даже понял бы стремление Пэнси облегчить жизнь друга хоть какой-то поддержкой. Но каждый раз, когда Драко малейшим образом задумывался о такой перспективе, в сознании возникали воспоминания об их последних разговорах, и любое сочувствие стиралось. Их с Тео история закончилась на мраморном полу поместья Ноттов. Они похоронили свою дружбу именно там, заставив ее захлебнуться пролитой ими обоими кровью. — Я тоже хочу с ним поговорить, — снова подал голос Блейз, все же выдав то, о чем Драко уже давно догадывался. — Это твое дело, — пожал он плечами, делая вид, что не замечает пристального взгляда. — Ты не воспримешь это как предательство? — Мне не пятнадцать лет, — сухо ответил Драко. — Когда ты орался с Пэнси, было пятнадцать? — едко спросил Блейз. — Она просто застала меня врасплох, — Драко посмотрел ему в глаза и со всей серьезностью кивнул. — Я понимаю, почему тебе этого хочется. Я не стану препятствовать. — Ты сам не хочешь?.. — осторожно начал Блейз. — Нет! — резко оборвал Драко его реплику непреклонным тоном. — Вы можете тешить себя иллюзиями, что он принял эти решения, потому что у него не было выбора, но я на это не куплюсь. — Мы все совершали ошибки, — пробормотал Блейз. — И все несем за них ответственность, — грубо произнес Драко. Он отвернулся, вновь посмотрев в палату. Ярость внутри клокотала, и он не мог быть уверен, что когда-нибудь при любых воспоминаниях о произошедшем она перестанет драть сросшиеся раны и снова и снова разрушать последние крохи доверия к окружающим. — Как вы сегодня? — робко спросил Блейз, видимо уловив, почему друга сковывает настолько паршивое настроение. Драко прикрыл глаза и сжал зубы, стараясь не окунаться слишком глубоко в отчаяние. Несмотря на значительный прогресс их с Гермионой отношений, плохие дни все еще били наотмашь. За последние месяцы они встретили десятки чудовищных рассветов, однако к ним просто невозможно привыкнуть. Каждый раз Драко чувствовал себя погребенным заживо. Нервная дрожь и затравленный взгляд так же, как и в первый раз, заставляли задыхаться, забивая дыхательные пути затхлыми комьями земли. Но он не позволял себе погрязнуть в чувстве вины. Он пообещал и намеревался сделать все, чтобы сдержать данное слово. Он вновь и вновь уходил из дома, оставляя самого важного человека справляться со страхом самостоятельно, и дожидался следующего рассвета. — Сегодня плохой день, — с расстановкой ответил Драко, выделяя самое отвратительное в мире слово. На плечо опустилась тяжелая ладонь, и он позволил себе на несколько мгновений продемонстрировать слабость, приняв поддержку. — Завтра будет хороший, — пообещал Блейз таким тоном, словно действительно мог проконтролировать выходки судьбы. Однако никому не было под силу предсказать, что выкинет эта взбалмошная девчонка в следующей главе их с Гермионой истории. — Однажды останутся только хорошие дни. — Обязательно, — Драко дернул плечом, прекращая контакт. Заскрежетала металлическая дверь, царапая выступающими краями местами треснувший ламинат, и он открыл глаза, наблюдая, как Пэнси покидает палату, радостно улыбаясь. Счастливое лицо отозвалось неприятным дребезгом не успевшей окончательно срастись души, но он не подал виду. Женщина подошла к ожидающим ее друзьям и посмотрела на Драко, не предвещая огнем на дне зрачков ничего хорошего. — Не хочешь с ним попрощаться? — аккуратно спросила Пэнси, внимательно наблюдая за сменой эмоций на его лице. — Извини, я не хотела тебя злить, — тут же осеклась она, стоило ему заиграть желваками. — Просто он… хочет попрощаться. — Мы уже попрощались, — процедил он, уставившись через стекло в голубые глаза, четко смотрящие на него, словно Тео точно знал, где именно он находится. — Единственным возможным способом. — Драко, — Пэнси обхватила его ладонь и потянула на себя, привлекая внимание. — Я не собираюсь тебя заставлять. Не обижай меня подобным отношением. Я должна была попытаться, — она тяжело вздохнула. — Он просил передать тебе, что то, как кончится наша война, решаем только мы сами. Мы выбираем, каким станет наш дом, когда мы вернемся. — Раньше он говорил, что война не кончилась. — Ну, — Пэнси обернулась через плечо и посмотрела в палату. — Теперь он вернулся домой. Жаль, что его дом оказался здесь, но Тео рад, что наши другие. Светлые. — Может, когда-то и он сможет выбрать другой дом? — философски пробормотал Блейз себе под нос. — Не думаю, — покачал Драко головой, наблюдая за тем, как Тео отворачивается к окну, потеряв, видимо, надежду на то, что получит отклик на свое предложение. — Этот дом лучше, чем Азкабан. — Его никогда не выпустят, да? — горько спросила Пэнси. — Нет, — ответил Драко, разворачиваясь к выходу из отделения. Направившись к маячившей вдали двери, обтянутой укрепленными охранной магией решетками, он закончил шепотом, убеждая исключительно самого себя: — Никогда.Июнь 2011
Солнце нещадно палило, обжигая кожу даже сквозь ткань рубашки. Драко дернул дверь на себя и, пропустив Гермиону вперед, радостно улыбнулся, почувствовав дуновение прохлады от кондиционеров. Зайдя внутрь крохотной кофейни, Драко вдохнул концентрированный запах, осматривая помещение. За пять лет здесь ничего не изменилось. Он скользил взглядом по тем же столикам, накрытым чистейшими белыми скатертями, по салфетницам с яркими лоскутами в красную и зеленую клетку, по развешенным на стенах небольшим абстрактным картинам. Посетителей для раннего утра оказалось привычно мало, и тот столик, за которым они пили кофе впервые, пустовал. — Слава Мерлину, — едва слышно пробормотала Гермиона и, одарив его радостной улыбкой, направилась к облюбованному ей летом 2006 года столику. Драко тихо усмехнулся, смотря ей вслед, и, когда она приземлилась на мягкий диванчик, подошел к зоне заказа. Уточнив, что его любимый кофе все еще здесь варят, он дождался выбранных напитков и, вернувшись к столику, опустился по привычке напротив. Но Гермиона показательно скривилась и, придвинувшись ближе к огромному окну, указала взглядом на место на другой половине дивана. Стоило ему устроиться рядом, и она прижалась к его боку, позволяя приобнять себя за плечи. Драко легко погладил пальцем неприкрытую рукавом платья кожу, и Гермиона ласково улыбнулась, рассматривая гуляющих по солнечным улицам Италии людей. В хорошие дни она всегда стремилась держаться к нему как можно ближе. Возможно, ею двигало чувство вины за плохие дни, но Драко никогда не спрашивал, позволяя ей все что угодно, когда она могла прямо смотреть ему в глаза и не бояться. Ради хороших дней он готов был пойти на любые жертвы. Гермиона схватила его чашку и, громко вдохнув манящий аромат, разочарованно застонала. — Продала бы душу за кофе, — плаксиво заявила она, отодвигая от себя недоступный напиток. — И за вино. Драко сделал глоток и демонстративно поморщился, скрывая, что кофе остался таким же потрясающим, каким он запомнил. — Он невкусный. — Ты не умеешь врать, — скептически произнесла Гермиона. — Я виртуозно умею врать, — возмущенно парировал Драко и легко щелкнул ее по носу. — Клянусь, сначала я заставлю ее полюбить кофе, а потом запрещу его пить, — псевдораздраженно проговорила она, но ее словам противоречила нежная улыбка, тут же скрасившая лицо, стоило ей провести ладонью по округлившемуся животу. — Ты никогда так не поступишь, — он не удержался от тихого смешка. — Это ты у нас собрался стать сердобольным папашей, а я планирую отдать предпочтение тирании, — пробурчала Гермиона, вновь устремляя взгляд за стекло. — Не тебе приходится носить на себе лишние тринадцать килограммов. Драко скосил взгляд на живот и скрыл широкую улыбку в стакане, не желая провоцировать дальнейшую перепалку, которая в очередной раз могла перерасти в то, что его начнут стыдить безмерным счастьем, греющим душу с каждым днем все сильнее. Он отлично помнил, как впервые что-то ощутил по отношению к этому ребенку. К его ребенку. Это произошло совершенно неожиданно. Еще несколько недель после решающего разговора его вообще не трогал факт того, что ему предстоит стать отцом. Гермиону это обижало, но она дала ему время на то, чтобы привести эмоции в порядок. Чем он заслужил эту женщину? Когда осознание накрыло, наконец продравшись сквозь защитную броню психики, Драко не поверил в то, что до той секунды мог быть абсолютно равнодушен. Контраст оказался просто… поразительным. Он не мог вспомнить, чтобы ощущал себя настолько счастливым. Даже когда отец Гермионы вел ее к алтарю, вся пресса перемывала им кости, а Уизли кривился, доставляя Драко огромное удовлетворение своим недовольством, он не чувствовал себя таким окрыленным. Только тогда он поверил в то, что прошлое может остаться в прошлом, однажды окончательно смывшись событиями и затерявшись за новым счастьем. Не таким, которому он радовался раньше. Будущее было непредсказуемым, но Драко впервые захотел его увидеть. Он наконец понял, что готов к новому рассвету. — О чем думаешь? — тихо спросила Гермиона, когда тишина между ними затянулась. — Раньше я надеялся, что мы сможем все пережить и однажды вернемся к тем нам, которые были счастливы, — тихо произнес Драко, покручивая кружку с кофе против часовой стрелки. — А теперь? — затаив дыхание, спросила она. Он слабо улыбнулся и посмотрел в окно, за которым радостные туристы сновали туда-сюда по центральной улице Италии. Они спешили по своим важным делам, совершенно не замечая, что вокруг множество людей, ежедневно преодолевающих себя в попытке сладить с прошлым, оставляющим на душе зарубцевавшиеся раны, которые никогда окончательно не затягиваются. Время не лечит. Оно помогает забыть. Притупляет горькие воспоминания, прячет их по шкатулкам за тысячей замков и выбрасывает ключи. Наполняет жизнь новыми людьми и мечтами. Подкидывает проблемы, тревоги и сомнения, которые отвлекают от случившихся катастроф. Из раза в раз позволяет строить замки из надежд и вновь разрушает фундаменты, проверяя, насколько хорошо ты усвоил уроки судьбы. Время не лечит. Оно дает возможности. Старается отвлечь. Подсовывает что-то новое, чтобы стереть боль прошлых битв. Время не лечит. Оно ничего не решает. Только тебе по силам сделать выбор: позволить себе излечиться или, оттолкнув помощь, насупиться и возвращаться к затертым до дыр ошибкам прошлого. — Пора признать, что прошлые мы больше никогда не вернемся, — немного хрипло ответил Драко. — Но есть будущие мы. Мне интересно узнать, что это за люди. Он посмотрел на Гермиону, и она едва заметно улыбнулась. — Звучит хорошо, — она наконец пригубила из кружки и прикрыла глаза, наслаждаясь распространяющим по всей кофейне свежий запах мяты чаем. — Да, хорошо, — подтвердил Драко, лаская взглядом мягкие черты. Гермиона приподняла лицо и прижалась к его губам. Он ответил на поцелуй, не позволяя себе опустить веки, чтобы ни в коем случае не пропустить ни единого намека на отторжение. Хорошие дни практически всегда проходили без тех проблем, которые превращали плохие дни в почти невыносимые, однако шаги навстречу друг другу все еще следовало делать очень осторожно. Никто не мог гарантировать, что однажды между ними все не рухнет. В один ужасный момент плохие дни могут перестать сменяться хорошими, и тогда снова придется делать сложный выбор, решая, какие приоритеты важнее. Жизнь нещадно их потрепала, и, даже если катастрофы не случится, все равно еще придется пожертвовать огромным количеством недель и месяцев, чтобы окончательно забыть о том, что иногда преследует по ночам. Но им все еще везло. Судьба все чаще отдавала предпочтение хорошим дням, и они с Гермионой могли продолжать выбирать друг друга. У них все еще была возможность бороться, и с каждыми новыми хорошими сутками оставалось все меньше сомнений в том, что светлое будущее когда-нибудь настанет. Больше Драко не позволял себе совершить ошибку, которую сделал в первый раз, согласившись попробовать. Тогда, в далеком сентябре, он положился на надежду, которая отличалась скверным характером и могла покинуть в любом момент. Она предавала при мельчайших неудачах, постоянно ускользая из рук. Больше Драко не позволял себе идти на поводу у чего-то эфемерного. Он не надеялся на то, что сделанный выбор — верный. Он был в этом уверен.