Держи меня запертой в твоём сломленном разуме

не проверено бетой! правки в ПБ приветствуются Ребенок спал в деревянной маленькой колыбели. Виктория сидела рядом, прислонившись виском к прутьям и сквозь них держа сына за ладонь, боясь того, что ей придется отпустить эти маленькие пальчики, что этого ребенка могут просто взять и забрать из ее рук. Мальчик ровно сопел, видя какие-то свои сны, и лишь изредка хмурился. Александр был прекрасным ребенком. Не капризным, спокойным, он много ел и еще больше спал, а в моменты бодрствования смиренно прогуливался на руках у своих родителей, теть и дядь, не слишком привередничая. Конечно, больше всего ему нравилось проводить время на руках отца, когда тот что-то рисовал, или на руках матери рассматривать картинки в ее колдовских книгах. Он вообще был довольно терпеливым и мог спокойно полежать в переноске, наблюдая за плывущими над ним животными, или посидеть в манеже, рассматривая детские книжки. Он был просто потрясающим, радостью для всей семьи. И теперь Виктория могла ответственно заявить, что в жизни не боялась чего-то так сильно. Клаус появился в комнате бесшумно. В его взгляде, скользнувшему по сыну, все еще было слишком много ошеломления, будто он не мог поверить, что Александр настоящий. Виктория тоже порой с трудом верила в это. Она вставала иногда ночью, чтобы проверить, что Алек еще дышит, что он живой, что он не приснился. Клаус первый бросался на его плач, и каждый раз, поднимая его на руки, обращал к жене недоверчивый взгляд. Неужели Александр и вправду был…? Наконец, Клаус тяжело вздохнул, и Виктория поняла, что он скажет еще до того, как он это сказал. ― Прости. Клаус всегда извинялся за то, что происходило сейчас, хотя никто не винил его. За окном где-то вдали послышался раскат грома, в не зашторенном окне был явно виден ветвистый росчерк молнии. Дождь еще шумел, но ведьма чувствовала, что ливень и гроза вот-вот закончится, а значит и Алек проснется ― он всегда хорошо спал в дождь и просыпался, когда дождь заканчивался. Виктория качнула головой. ― Ты не виноват в том, что твоя мать много веков назад заключила подобный контракт с вашей теткой. Клаус присел рядом с ней, чуть пощекотав сына по пятке, и вздохнул. ― И все-таки, это была моя мать. От твоей нам не приходилось ждать неприятностей. ― Ну, у меня и родни-то такой нет. Клаус бегло улыбнулся. Виктория никогда не ценила магические контракты высоко, особенно чужие. Как и Клаус, она всегда искала способ вывернуть все в свое пользу, найти выгоду для себя. Так что она не собиралась подчиняться контракту, который заставлял ее отдать сына старой ведьме в услужение. Когда сначала появилась еще одна сестра Майклсонов, Виктория приняла это смиренно, кроме того, Фрея не спешила сближаться с кем-то кроме Финна, а к Финну у Виктории было отдельное доверие. Но когда Фрея рассказала о контракте с Далией и старом обещании Эстер, Ардингелли захотелось порвать ведьму на куски. Вестников, которые приносили плохие новости, было принято убивать. Далия, древняя ведьма, одна из величайших ведьм в истории ― старшая сестра Эстер, а также тётя Фреи, Финна, Элайджи, Клауса, Кола и Ребекки, двоюродная бабушка Александра. Эта ведьма заключила с Эстер заклятье на плодородие, и за это каждый первенец нового поколения Майклсонов должен был принадлежать ей. Фрея сказала, что если первенец выживет, то Далия придёт за ним, чтобы забрать его, а если Майклсоны попытаются ей помешать, она убьёт их всех. Никлаус был зол, и его ярость выливалась на всех ― Финна, потому что сбежавшая Фрея пришла к нему, на саму Фрею, потому что это из-за ее побега Далия пришла и узнала об Александре, на мертвую мать, потому что она ни черта не рассказывала о контракте с Далией. Одна мысль о том, что придется потерять Алека доводила его до таких приступов ярости, что он был готов крушить все на свете. Виктория с трудом успокаивала его, хотя сама кипела не меньше. Выплескивать ярость она не видела смысла: надо было собраться и думать. Пару раз остановив бессмысленные попытки Клауса убить Фрею, Виктория все-таки вразумила Клауса. В семье теперь царило напряжение. Фрея была лишней и с трудом вливалась в семью. Элайджа и Ребекка были наиболее благосклонными к ней, а вот Кол и Финн, внезапно, стали держаться ближе к Виктории и Клауса, чем к новоявленной сестре, разделяя позицию недоверия. Кажется, поведение Финна особенно задевало Фрею, но старший Майклсон ничего не мог с собой поделать. ― Мы с Колом и Финном попробовали еще несколько попыток, ― негромко оповестил Клаус. ― Но на Далию ничего не влияет. Она бессмертна, и я впервые не знаю, как убить кого-то такого. ― Убить можно всех, ― резонно заметила Виктория, желая поддержать мужа. ― Кого-то проще, кого-то сложнее. В итоге даже от Майкла мы избавились, разве нет? ― она тяжело вздохнула. ― И на твою тетку найдем управу. Клаус отстраненно кивнул. Виктория оградила сына всеми возможными заклятиями и оберегами, причем такой силой, что даже Фрея, несшая на себе отпечаток магии Далии, путалась в коридорах дома и не могла найти детскую. Виктория вздохнула и снова предприняла попытку убедить Клауса в том, что ее план, возможно, самый эффективный. Дождь за окном стих, и через приоткрытое окно вампиры улавливали запах сырой земли и растений. Внизу закопошились Ребекка и Финн ― поспешили открыть окна. ― Я все еще хочу встретиться с Далией сама, ― лицо Клауса помрачнело, он недовольно посмотрел на супругу. ― Я не стану сразу бросаться в бой, просто оценю ситуацию. Если Фрея соврала, или Далия обманула ее, то я могу избавиться от нее так же, как от Эстер. ― А если Далия атакует, и у тебя не будет возможности уйти и принять решение? ― возразил Клаус. Эта тема была с недавних пор единственной, которая вызывала раздор. Александру было уже шесть месяцев, и все эти полгода его родители удивительным образом не конфликтовали между собой. ― Если Фрея права, и магия Далии отравлена для всех, кроме нее ― тебе даже нельзя быть проводником. Нет, Виа, я запрещаю! Виктория взвилась мгновенно, ее глаза опасно блеснули. ― Я что, маленький ребенок? ― Ты моя жена, ― железно припечатал Клаус. ― Я несу за тебя ответственность, за тебя и за сына. И я точно не позволю тебе рисковать. Это наш сын, и его защита ― наша дело. Поэтому мы будем работать вместе. Виктория собиралась ему ответить, потому что ей было что сказать. Ради всех известных Богов, она же не маленькая глупая девчонка! Да, высасывание магии было самым эффективным ее навыком, но неужели Никлаус думал, что окажись она лицом к лицу с Далией не сможет быстро оценить обстановку? В Виктории было еще много магии Эстер, и у нее явно хватит сил отразить атаку или ослепить Далию и сбежать. Она же не идиотка, не смертница, ей хочется еще увидеть, как растет ее ребенок, так неужели Клаус считал, что она сделает по-своему, даже поняв, что магия отравит и сожжет ее изнутри? Но в итоге она не стала говорить ничего из этого. Клаус, вероятно, все это знал и понимал ― у него не было привычки недооценивать свою жену и ее навыки, просто иногда беспокойство перекрывало все остальное. Клаус любил ее и хотел защитить, и порой предпочитал найти план посложнее, но без большого риска для Виктории. Так и раньше было, а после ее беременности и родов еще и ухудшилось. Клаус, без сомнения, любил жену, безмерно обожал и любил единственного сына, но считал, что если начинает припекать, то лучше рискнуть собой. По мнению Виктории, Клаус совершенно неоправданно считал, что для Алека будет лучше лишиться в случае чего отца, чем матери. ― Ладно, как скажешь, ― выдохнула она, сдаваясь. ― Но надо думать быстрее, и идти на риск. Фрея сказала, что Далия заявится в полную луну. Самый пик полнолуния был уже завтра ночью. У них осталось чуть больше двадцати четырех часов, чтобы что-то придумать. ― Мне все еще нравится идея Кола, ― проговорил Клаус, вытягивая ноги на ковре и опираясь спиной о прутья колыбели. ― Связать Далию с кем-то и убить его, а магию собрать в какой-то сосуд. Вероятно, без носителя она перестанет быть отравой. Практика, когда ведьмы собирали у поверженной, но еще живой соперницы магии была распространена. Просто в отличие от Виктории они ей не пользовались, а использовали как защитные обереги дома и самих себя. Некоторые особенно сильные ведьмы отравляли магию внутри себя, чтобы она убивала тех, кто пытался забрать ее, причем самым жестоким образом. А когда носительница умирала, магия выливалась в природу и собрать ее было проблематично. ― Но для связи нужны хотя бы более-менее равные существа, как минимум кто-то бессмертный и не на много Далию младше, ― напомнила Виктория. Клаус помолчал чуть-чуть. ― Кол намекнул, что ему и двух сестер хватает, и одна из них ― ты, ― сказал он. Виктория чуть нахмурилась. Фрея, которая пришла и привела за собой Далию у нее тоже симпатии не вызывала, но она, по крайней мере, немного регулировала отношения Финна с семьей, даже если старший брат был с этой своей сестрой весьма аккуратен, и вот уже его Виа уже любила. Конечно, Финн сейчас был в таком положение, что ему придется согласиться с таким планом, но Виктория не сомневалась, что счастье ему это не принесет. Делать будущему зятю больно не хотелось. Клаус все понял по лицу жены. ― Или это могу быть я, ― сказал Никлаус, и поспешил пояснить, видя, как лицо жены исказилось резким приступом страха и отчаяния. ― Не убивать меня, конечно! ― возможно, чуть громче нужного воскликнул он и схватил Викторию за руку, переплетая их пальцы. ― Например, воткнуть кинжал в сердце, чтобы мы с Далией спали. Впрочем, и Кол, и Финн, и даже Элайджа согласны быть связанными с Далией. Это даст нам время. Они смотрели друг на друга, абсолютно молча, потом Виктория чуть кивнула. ― Оставим это как запасной план, но это будешь точно не ты. Клаус хмыкнул, потянулся к ней. Большая ладонь легла жене на щеку, кончиками пальцев Майклсон ощутил шелковистые, распущенные волосы и поцеловал Викторию. Рука Клауса собственнически скользнула в ее волосы, и, коснувшись головы, он притянул ее к себе. Обычно поцелуи Клауса были похожи на маленький акт насилия ― особенно, когда он был зол. Он буквально насиловал чужой рот языком, яростно покусывая, пытаясь прийти в чувства. Напомнить Виктории, что она принадлежала только ему одному, и что так будет всегда. Языком лизал небо, влажно и пошло, подчиняя и обезоруживая. Но сейчас он был аккуратен и нежен. Он ласково держал ее лицо в своих ладонях. Клаус был драконом. Он ревностно охранял все, что любил. В этом не было никакой умеренности. Он был собственником, причем смертельно опасным. Раньше это была только Виктория. В чуть меньшей степени ― братья и сестра. Теперь к его главным сокровищам присоединился еще и тот, кто родился от их с женой союза ― темноволосый малыш в колыбели с голубыми глазами. Требовательный крик заставил Клауса и Викторию разорвать объятья. Алек уже проснулся, и сучил ногами и руками, пытаясь перевернуться на живот. Исполнив задуманное, Алек хихикнул, смотря на родителей, улыбался беззубым ртом. ― Кормить пора? ― спросил Клаус, и Виктория кивнула, улыбаясь против воли. Клаус встал и помог подняться жене. Алек воодушевленно зафыркал, и с готовностью обхватил мать за шею, когда Виктория взяла его. Кушать и спать, два любимых занятия, а потому Алек просыпался по расписанию, чтобы его покормили. В условиях, когда не знаешь, сможешь ли ты завтра быть со своим ребенком, Виктория считала наиболее рациональным приучать Алека к смесям, но это был тот единственный вопрос, который Алек отказывался решать миром. Конечно, когда он понимал, что матери дома нет, он худо-бедно соглашался на еду из бутылочки, но если Алек подозревал о ее наличие дома ― а скорее всего, чувствовал ее одним магическим потоком, который их связывал ― он кричал и плакал, пока Виктория не приходила и не кормила его. Пришлось смириться. Ведьмы почти всегда предпочитали грудное вскармливание детей, потому что это укрепляло связь между матерью и ребенком, и Виктории особого неудобства это не причиняло. Зато Алек был спокойным. Клаус принес бутылку прохладной газированной воды ― как правило, при кормлении Виа всегда хотела пить. Жена устроилась в кресле, и Клаус присел на подлокотник. Он погладил Александра по маленькой головке, ощущая то же, что и полгода назад, и ни с чем не спутали бы ощущение рядом с сердцем ― своего малыша. Виктория долго тогда прижимала к себе драгоценный «сверток» из одеял и пеленок одной рукой, зажав во второй ладонь мужа, и плакала, уткнувшись в его плечо, от счастья и облегчения. Они смогли. Они вместе. И вот, теперь, эта вполне себе сбывшаяся мечта с короткими темными отцовскими волосами на макушке и каким-то космическим взглядом совершенно материнских синих глаз требовательно тыкался в ее грудь личиком. Пока, наконец, маленькие губки не охватили потемневший сосок. Виктория поморщилась и чуть закусила губу. Алек еще не умел хвататься за грудь как нужно и причинял боль, а его мать до сих пор не привыкла к тому, что ей приходилось кормить ребенка собственной грудью. Но время шло, и они все привыкали. Александр ― учился есть аккуратно, а Виктория все больше и больше привыкала к этому. Клаус шутил, что так она привыкнет только к тому времени, когда Алека уже можно будет не кормить. Правой рукой Ардингелли чуть помогла младенцу, немного сдавливая грудь, чтобы он охватил не только сосок, но и ореолу. Чтобы ничто не мешало маленькому носику дышать. Клаус едва заметными поглаживаниями коснулся руки Виктории, которой она обнимала ножки сына. Для тысячелетнего гибрида и многолетней еретички Александр казался безумно маленькими, похожим на декоративные французские куклы. И удивительным казалось, что кто-то настолько крошечный так быстро смог занять столь огромное место в их жизни. ― Все-таки не перестаю удивляться тому, какой Алек красивый, ― выдохнул Клаус. Виктория посмотрела на мужа с легкой улыбкой, погладила большим пальцем детскую голову. Вид жены, кормящей их ребенка, еще с самого начала действовал на него необъяснимо. В душе моментально поднималась волна нежности невиданной силы. ― Ну, мы с тобой старались, ― хмыкнула она. ― Да, даже если сами об этом не знали, ― улыбнулся Клаус. Виктория улыбнулась, согласно кивнув. Клаус открыл бутылочку с водой и помог жене сделать несколько больших, жадных глотков. Когда малыш насытился, отец забрал его из рук матери, осторожно приложил к своему плечу и чуть покачался на месте, чтобы ребенок срыгнул захваченный воздух. Виктория поправила одежду. ― Никлаус, ― Финн, не заходя в комнату, негромко постучал по дверному косяку. ― Можно отвлечь тебя на пару минут? Это на счет нашего плана. Клаус посмотрел на Викторию. ― Иди, ― кивнула Виктория. ― Я выйду с ним прогуляться, Алеку нравится запах травы после дождя. Клаус недовольно поджал губы, но кивнул. Дом был огорожен специальными защитными чарами, и даже Далия не могла их пересечь, а потому около дома и в нем было безопасно. Иначе Майклсон вообще не выпускал бы жену из дома. Виктория замотала Александра в теплое одеяло и вышла через задний вход. В небе светила полная луна, низкие светильники освещали сад. Виктория неспеша направилась по прогулочной дороге. Александр на ее руках крутил головой, довольно фыркая. Ардингелли тоже улыбаясь, глядя на довольно сына. В силу возраста у него не проявился ни ген оборотня, ни ген вампира, но сифоном он уже был. Он тянул магию из близких, когда был голоден, и любил проводить время на прогулке. ― Мне тоже нравится, дорогой, ― улыбнулась Виктория, когда Алек выпутал из одеяла ручки и потянулся к вечно цветущему лимоном дереву. Луна ярко сияла в небе, бросая манящее сияние на все, чего касался её свет. Холод был чуть ли не горьким, охлаждая кожу и согревая внутренности. Все вокруг пахло корицей и корой деревьев. Они оба ― и мать, и ребенок ― были довольно. Виктория подошла к лимонному дереву и легким движением руки заставила несколько веточек распуститься ярче и склониться к малышу. Капли дождя скатились с листьев и упали на Александра. Мальчик ошарашенно уставился на дерево, будто пытаясь понять, грозит ему опасность или нет, но наконец рассмеялся и потянул руки вверх. Сразу несколько листочков дрогнули и окатили его новыми дождевыми каплями. Александр рассмеялся, решив, что это ему нравится. Виктория тоже улыбнулась. А потом она почувствовала это… Как рябь на воде. Когда кто-то чужой стремительно появляется рядом. Виктория уловила только мягкое шарканье подошвы чужих сапог по влажной земле, прежде чем враг остановился прямо напротив нее. За невидимой чертой, но все же слишком преступно близко к Виктории… черт с ней, это было слишком близко к ее сыну! ― Какой прекрасный малыш, ― проворковал визитёр. Голос был заискивающим и ласковым, но скрипучим, как плохо смазанная старая дверь. ― Здравствуй, Виктория. Я много о тебе слышала. Виктория посмотрела на ведьму. Далия была чем-то похожа на Эстер, с ее острым, вытянутым лицом, темными глазами. Только волосы у нее были длинные и темные, не напоминали изящные кудри матери Майклсонов. Лицо Далии казалось усохшим, а кожа ― натянутой. Далия вообще выглядела так, будто ее тянули на станке ― пусть у нее и не было роста Клауса или Финна, для женщины Далия была высокой, выше Ребекки и Фреи, длинные руки, длинные ноги, длинные пальцы, длинные черные волосы и вытянутое лицо с длинным носом. В ее глазах плескалось сила и безумства, а ореол магии вокруг нее был отравлен. Алек тоже почувствовал это, притих на руках матери и даже не стал тянуться к новому источнику магии. Мать прижала его ближе, и Александр свернулся комочком, уткнувшись головой Виктории в плечо. ― Вероятно, мне должно это польстить, ― сухо проговорила она, глядя прямо на Далию. Ведьма обвела взглядом невидимую границу, которую хотела пересечь, но магия Виктории, накладываемая целыми днями и подкреплённая магией Фреи, оказалась сильнее. Когда Далия снова посмотрела на Викторию, ее тонкие губы сложились в новое выражение, как стекляшки в калейдоскопе. Видимо, древняя ведьма так улыбалась. ― Не скажу, что я слышала хорошее, ― заявила она. ― Наполовину вампир, наполовину сифон. Одна из немногих еретиков в этом мире. Мне остаётся только гадать, каким будет ребенок, которого ты держишь на руках, ― ее взгляд опустился на Алека, и улыбка стала хищней. Глаза Далии сверкнули чем-то, что мгновенно возбудило в Виктории ярость, и последние слова Далия произнесла так довольно, будто кошка, наевшаяся сливок. Не хватало только облизнуться. ― Ребенок, обещанный мне. Было странно вот так стоять и разговаривать с ней. Виктория ощущала себя как перед расстрелом, а взгляд Далии скользил от ее лица к Александру. Чувствуя настроение матери, мальчик глубже зарылся в ее светлые волосы, и почти не шевелился, его с трудом можно было различить в одеяле и волосах Виктории. Неужели никто больше не почувствовал Далию? ― Ты этого не узнаешь, ― произнесла Виктория, из-за всех сил сдерживаясь. Ее атака на Далию сможет пошатнуть магическую защиту, которая и так оказалась не слишком удачной, если старая ведьма нашла их. Руки Виктории потряхивало от сдерживаемой магии. ― Мой сын останется со мной. Далия понимающе кивнула, и за этот кивок Ардингелли захотела разбить ей голову об камень. ― Ты наверняка считаешь его рождение чудом, но это ― простая закономерность, ― начала она спокойным, поучительным тоном. Ведьма едва заметно переминалась с ноги на ногу, около незримой границы, видимо ища слабые места. Судя по непроницаемому лицу, не находила. Закончив короткий анализ защиты ― такой быстрый, что обычный человек даже не заметил бы заминку, но для Виктории она была более чем очевидна ― Далия улыбнулась и продолжила. ― Не надо гибнуть ради одного младенца, когда ты можешь родить еще. Конечно, запас твоих сил не безграничен, и до бесконечности рожать детей ты не сможешь, но еще трех или четырех ― легко. Виктория, к тебе у меня претензий нет. Так что отдай мне его одного, чтобы я оставила тебя в живых. Далия, видимо, никогда не испытывала гнев матери, защищающей дитя. И не догадывалась, насколько перешла границу. От ярости глаза у Виктории заволокло красной пеленой, а во рту появился привкус раскаленного металла. Мышцы налились силой, которую она привыкла сдерживать ― пусть только Далия сделает еще шаг, и Виктория разотрет ее в горстку пыли! Гнев обострил все чувства. ― Я хотела сказать тебе тоже самое, ― прошипела она. ― Пошла прочь от моего ребенка, если хочешь остаться в живых. Ты его не получишь. Викторию затрясло. Александр вскрикнул и заплакал, и мать запоздала поняла, что невольно обожгла ребенка своей магией. Алек, впрочем, быстро успокоился, впитав родственную магию. Он обнял маму за шею и снова затих, спрятавшись личиком в ее волосы, видимо инстинктивно пытаясь скрыться от взгляда Далии. Викторию это не успокоило. Все вокруг по-прежнему виделось словно через красный фильтр. ― Ну вот, ― чеканя слова, произнесла Далия. ― Ты сделала больно Алеку. ― Иди сюда, ― лицо Виктории дернулось, исказившись на вампирский манер, и еретичка почувствовала, как засаднил клыки, готовые разорвать горло противника. ― Иди сюда и попробуй забрать Александра из моих рук. Она убьет ее. К черту предостережение Клауса, она справится с ведьмой и без способности сифона. Она просто разорвет ее на куски. Никто в целом свете не прикоснется к Алеку с целью забрать его, Виктория костьми ляжет, но не позволит забрать сына. Лучше она умрет, защищая его, но заберет с собой Далию, Майклсоны смогут воспитать Алека и без нее, Ребекка станет хорошей матерью, а Клаус был прекрасным отцом. Зато Виктория будет знать, что сделала для защиты своего ребенка все. Если бы Далия так и продолжила стоять молча, прожигая Александра взглядом, если бы продолжила просто улыбаться, Виктория так бы и сделала. Она уже приготовилась к прыжку. Но Далия вдруг тяжело вздохнула, закатила глаза, будто все это время говорила с неразумным ребенком, и устало проговорила: ― Ты боишься за ребенка, ― в ее голосе послышалось раздражение. ― Могу заверить: все, что Фрейя говорила о жизни со мной ― лишь преувеличение, она любит драматизировать. Виктория не знала почему, но такая реакция успокоила и заставила взять себя под контроль. Она не может умереть тут, на глазах своего полугодовалого сына. Сделать все для защиты Алека — значит выжить. ― Как и вся семья, однако это не позволяет тебе забрать моего сына. ― Дав слово я держу его, и от других я ожидаю того же, ― резкий порыв ветра подхватил волосы Далии, и Виктория уловила ее кисловатый запах, чем-то напоминающий какую-то экзотическую специю. ― Давным-давно мы с Эстер заключили сделку, поэтому этот ребенок ― мой по праву. Вопрос лишь в том, будешь ли ты сопротивляться, зная, что это будет означать твою гибель? Виктории было что ответить. Она собиралась ответить прямо сейчас, но вдруг лицо Далии странно дернулось, она отвела взгляд от Виктории ― непростительная ошибка, Ардингелли, как опытный боец, поняла это ― и посмотрела куда-то за ее плечо. Дело было двух секунд ― положить Алека на траву и броситься вперед, впиться в шею Далии и вырвать гортань. Захлебываясь своей кровью, Далия не смогла бы что-то сделать, и Ардингелли убила бы ее за следующие пять секунду, а потом просто вернулась бы к Алеку. Это было так просто, так… Но момент был упущен, потому что в следующее мгновение Виктория почувствовала быстрый, сильный рывок за спиной. Далия подняла руку, и кто-то за спиной Ардингелли повалился на землю с диким рыком. Впрочем, Виктория сразу узнала того, кто попытался напасть на Далию ― рычание было ей хорошо знакомо. Финн сделал более сильный рывок, чем Клаус, и повалился на колени рядом с Викторией. Ардингелли сделала шаг назад, выхватывая краем глаза скрючившегося от боли на траве Клауса, и недолго думая дотянулась до разума Далии по магическим нитям, что тянулись от Первородных, и из-за всех сил тряханула их. Далия зашипела и, ошарашенная, отступила. Этого было слишком мало, чтобы обезвредить ее, но достаточно, чтобы оборвать ее заклятье и обеспечить ей головную боль на весь следующий день. Впрочем, ее влияние оказалось достаточно сильным, что два могущественных Первородных вампира с трудом шевелились. Теперь в глазах Далии, обращенных к Виктории, стояла ярость. ― Не стоит вам всем растрачивать последние часы с Александром вот так, ― заявила она. ― Следующая ночь наступит слишком скоро. И она растворилась в темноте. Мимо Виктории пронеслись две быстрые тени ― Элайджа и Кол бросились за теткой, но Виктория знала, что они ее не догонят. Ведьмы могли быть быстрыми, как вампиры ― противостояние этим ужасным «ошибкам природы» заставляло создавать заклинания, которые могли пусть и ненадолго, а физически уравновешивать их. Ведьмы хорошо прятали следы, если бы Виктория пошла с ними, то у них были бы шансы… но она вцепилась в Алека почти до побеления пальцев, заставляя его хныкать, и ей было страшно отпустить его прямо сейчас. Все еще ощущая тряску в руках, она аккуратно опустилась на колени рядом с Клаусом, который рычал и пытался подняться с колен, на которые его швырнула боль от заклятья Далии. Фрея рухнула рядом с Финном, Ребекка обеспокоенно замерла за спиной Клауса. ― Мы почувствовали запах, ― объяснила она. Виктория кивнула. Алек, оказавшись в окружение уже знакомых энергетически вампиров, завозился на руках матери, выпутываясь из одеяла. ― Возьми Алека, пожалуйста, ― она передела сына Ребекке, и надавила на спину Клауса, пуская разряд по телу. Клаус с рыком облегченно выдохнул и спустя пару секунд смог выпрямиться на коленях. Он тут же схватил Викторию за руки, его глаза судорожно забегали по жене, выискивая малейшие признаки ранений. ― Ты в порядке? ― спросил он. ― Она ничего… ― Все в порядке, Клаус, ― мягко и успокаивающе проговорила Виктория, накрыв руку Клауса своей. ― Далия ничего не сделала. Ни мне, ни Алеку. Клаус поцеловал жену в лоб, потом его безумный взгляд скользнул к сыну и гибрид протянул к нему руки. Ребекка покорно передала Александра отцу, позволяя убедиться, что с ребенком все в порядке. Руки Никлауса слегка потряхивало, но Алека он взял крепко и уверенно. Мальчик весело зафыркал и принялся пускать пузыри, ― Как она нас, ― прохрипел Финн. ― Как котят слепых, ― он с трудом сел, потираю шею. ― Как старая сука вообще нас нашла? ― спросила Ребекка. Недоверчивый взгляд Клауса метнулся к Фреи. ― Да, как? ― едко спросил он, но в его голосе явно слышалось обвинение. Фрея приподняла голову, но было видно, что она взволнована. Не так, чтобы Виктория начала подозревать ее в предательстве. ― Далия старая ведьма, ― сказала ведьма. ― Иногда они могут обманывать защитные и отталкивающие заклятья, когда понимают, что двигаются не в ту сторону, и противостоят сопротивлению. Так они находят дорогу, ведь чем сложнее идти, тем явнее, что они идут правильно. Не было ясно, поверил ли ей Клауса, он лишь сильнее прижал к себе сына, и его пальцы чуть подрагивали ― не ясно, от желания защитить сына, или от желания свернуть шею Фреи. Возможно, от всего сразу. Виктория смотрела Алека, который пригрелся в отцовских объятьях и довольно улыбался, и понимала только одну вещь: она не отдаст его. Ни за что и никогда. *** После довольно беспокойной ночи, отдохнуть в которой удалось только Александру, Виктория осталась с сыном одна. Точнее ― почти одна. Мрачной летучей мышью где-то в комнате кружили Финн и Кол. Финн остался как наиболее доверенное лицо Клауса ― весьма неожиданно, но в вопросах жены и ребёнка Никлаус почти безоговорочно доверял именно этому брату; вероятно, потому что именно он будет соулмейтом их следующего ребенка ― а за Кола переживали из-за его магического ранения. Кол и Элайджа пару часов пытались безуспешно выследить Далию, когда она была так недалеко, но старая ведьма будто растворилась в воздухе. Они лишь наткнулись на какое-то особо мерзко заклятье, из-за которого у Кола вытекли кровавыми слезами глаза, и Ардингелли пришлось это исправлять. Элайджа предложил отправиться на поиски вместе с невесткой, и Виктория согласилась. Раздраженный сверхмеры Никлаус хотел пойти с ней, но Финн справедливо заметил, что с Алеком надо кому-то остаться и лишать его сразу двух родителей было бы несправедливо. Никлаус, сцепив зубы, согласился, признал полезность жены в этом вопросе, и остался с сыном. Они тоже ничего не нашли. Виктория кружила очень близко, но приблизиться не смогла. Они с Элайджей мелким поохотились на незадачливых туристов в лесной глуши, и вернулись домой. Бегло восстановив силы, вампиры снова поспешили на охоту. Фрею Клаус потащил с собой ― как ориентир, наиболее близкую к магии Далии ведьму, да и просто не желая оставлять ее в доме с женой и ребенком. Поэтому Виктория осталась в тишине с Алеком на руках. Мальчик громким не было. Он сидел на пушистом ковре в спальне родителей и вертел в руках яркую книжку, которую ему подарил дядя Элайджа. Вряд ли Александр что-то понимал, но яркие картинки его безумно интересовали, и он пытался привлечь внимание матери к ним. Виктория наблюдала за сыном и думала. Идеи о том, что можно сделать с Далией перемешивалась с простыми мыслями об Алеке. Физически он рос немного быстрее обычных детей. Он рано начал держать головку, переворачиваться, сидеть, уже делал попытки пойти ― а ведь ему было всего полгода. Он хорошо понимал, какую энергию можно впитывать, а об какую можно обжечься. Был спокойным и совершенно некапризным. Ее замечательный сын. Как вообще можно было думать о том, чтобы лишиться его? Виктория громко выдохнула и потерла лоб. А думать, между тем, приходилось. Старые контракты были вещью противной и мерзкой, никогда не знаешь, как и когда сработает. Взять хотя бы старый контракт, который связал в свое время Викторию и Клауса. Чем старее контракт, чем сложнее его уничтожить, магия слов впитывается едва ли не в кости сторонам этого договора, а учитывая, сколько лет было Далии, она будет хвататься за этот контракт до последнего. С другой стороны ― Алек прямой участник второй стороны контракта. Магия еще даже не начала на него влиять, а учитывая его сущность сифона, то она не закрепится на нем. У них было достаточно времени, чтобы придумать, как совладать с Далией. Она, впрочем, тоже это знала. А потому и спешила так, как не спешила с Фрейей. И дело было не в том, что Фрея помнила семью, которой Далия ее лишила, и что старая сука не хотела повторять эту ошибку с Александром. Дело было именно в том, что магия слов контракта могла не закрепиться на нем долгое время, и Далия не имела бы на него влияние, какое у нее было на Фрею. Решение было одно. Далию надо было убить. Сжечь и ее, и ее суть. Но как это сделать? Любое известное заклятье могло убить и произносившего его, а Виктория, в отличие от сегодняшней ночи, уже не хотела пасть смертью храбрых. Они избавятся от Далии, и она останется с Александром. ― У тебя на лице все написано, ― раздался негромкий голос Финна сбоку. Виктория посмотрела на застывшего в дверном проеме старшего Майклсона. ― Не спиши, пожалуйста, умирать смертью храбрых, тебе еще надо родить мне соулмейта. ― А потом, делай, мол, что хочешь? ― фыркнула Виктория, и Финн улыбнулся, покачав головой. Алек, заметив дядю, что-то залепетал на своем детском языке, и попытался перевернуться. Виктория взмахом руки убрала книгу с его колен, убирая мешавшую сыну вещь. Алек встал на четвереньки и бодро пополз к дяде. По какой-то причине, Финн с его спокойным голосом, мягкой улыбкой, нравился мальчику едва ли не сильнее, чем другие дяди и тети. ― Обязательно рожу. Надеюсь, Далия ваша единственная тетка. Финн присел, протягивая руки к Александру. Мальчик подполз, схватился за крепкую ладонь и попытался встать, забавно кряхтя. Никакие увещания, что он еще, может быть, недостаточно окрепшим для таких подвигов, Алек не воспринимал. Он захотел ― и он попытался встать. ― Сам на это надеюсь, ― не теряя доброжелательной улыбки, сказал Финн. ― Ты можешь пойти отдохнуть. Поспи немного, Клаус разбудит тебя, как вернется. Я побуду с Алеком. Виктория выдохнула, прикрыла глаза. Она знала, что в волнение все равно не уснет, а если получится ― у нее будет раскалываться голова и она будет злой. Кроме того, этой ночью Далия собирается действовать, так что времени спать у нее не было. В чем-то старая ведьма была права: не стоило вот так просто растрачивать дорогие часы. ― Не пытайся накормить его брокколи, как Кол, иначе сам станешь тарелкой для каши, ― устало дала распоряжение Виктория, и медленно побрела на улицу. Финн проводил ее обеспокоенным взглядом. В прохладной тишине сада, вытянувшись на качелях, Виктория прикрыла глаза и принялась думать. Попыталась выстроить все логично и неспешно. Что она хотела сделать, что имела, и какие были варианты. Далию надо было убить, как и Эстер. Проблема была в том, что, если выпить ее магию, Виктория сгорит вместе с ней. Вырвать сердце или что-то подобное не получится ― сработает ядовитая защитная магия, и убьет того, кто попытается это сделать, даже если сама Далия умрет. Самый эффективный силовой метод был вырвать ей горло, но едва ли к Далии получится приблизиться. Она была хорошим дуэлянтом, намного лучше, чем ее сестра, и она сможет сохранять спокойствие, даже если Первородные распнут ее, и она заберет как можно больше племянников с собой. Рисковать кем-то из семьи не хотелось ― только-только все становилось хорошо. Виктория перевернулась на бок, и хотя на деревянные доски неприятно кололись, еретичка проигнорировала дискомфорт и стала думать дальше. Оставалось только убить Далию каким-то магическим раритетом. Как правило, такая вещь примет удар магии на себя, защитив нападающего, и не позволит Далии сконцентрироваться. Будучи одной из самых могущественных ведьм в истории, Далия была достаточно сильна, чтобы ее боялась Эстер, ее младшая сестра, носившая тот же титул. Помимо Эстер, Финн и Фрея боялись ее из-за того, что ведьмы-первенцы, рожденные в каждом поколении их рода, включая Далию, Фрею ― и Александра ― обладали, по словам Фреи, «разрушительной» магической силой. И все же, даже Фрея не могла составить Далии достойную конкуренцию. Белый дуб мог пригодиться ― из-за его особых впитывающих свойств он был смертельно опасен для мощных источников энергии, и мог легко обратить силу Далии против нее самой. Однако было рискованно ― Далия могла обратить белый дуб против них. Что же делать… Виктория отвлеклась на легкие шаги. Открыла глаза, и увидела стройную женскую фигуру, приближающуюся к ней. ― Камилла? ― удивленно проговорила Виктория, поднимаясь с качель. Она села, удивленно глядя на смертную, которая ненавязчиво пару раз оказывалась рядом. Никакими особенными способностями Камилла не обладала, была простым человеком, но несколько раз Виктория пересеклась с ней в барах, и О'Коннелл с ее степенью по психологии часто поддерживала еретичку. Кроме того, погрузившись в сверхъестественную часть Нового Орлеана, Камилла оказалась редким носителем соулмейта, которая являлась человеком. Метки у нее еще не проступили, но Виктория это чувствовала. Приняв кровавую сторону своего города со всей честью и достоинством, Ками стала хорошим другом для Виктории. Клаус к очередному «смертному увлечению» жены отнесся с подозрением, но оставил их в покое ― не мужчина, и хорошо. ― Финн впустил меня, ― улыбнулась Камилла. Виктория села, поджав под себя ноги, и Камилла села рядом с ней. ― Клаус и Элайджа заходили в бар. Виктория хмыкнула. ― Понятно. Попросили устроить тебя мне сеанс психотерапии? ― Вроде того, ― Ками очаровательно улыбнулась. ― Сказали, что, какая-то «нашатеткастараясукаведьма» хочет забрать у вас Алека. Знаешь, они произнесли это в одно слово, будто змеи зашипели. В институте по этой проблеме я изучала только то, как проводить сессии с родителями, у которых отняли детей работники соцзащиты, но это явно не наш случай, поэтому я могу предложить тебе краткий пересказ «Гензель и Гретель», думаю, это подходит больше. Несмотря на то, что настроение у Виктории было ужасное, она рассмеялась. Слова Камиллы, такой милый бред, ее успокоили и немного отвлекли. ― О, если где-то в Новом Орлеане есть огромная печь, я с радостью затолкаю туда Далию. Хотя думаю Майклсонам больше понравится вариант облить ее бензином и поджечь, ― Виктория чуть помолчала. ― Эта ведьма ― тетка Майклсонов. Их мать заключила с ней заклятье на плодородие, но взамен каждое поколение отдает своего первенца, которые благословлены особой силой. Алек, чей магический потенциал и так особенный, будет нести на себе след крови вампира и агрессивного духа оборотня, ― Виктория злобно хмыкнула. ― Он самый лакомый кусок, который она может откусить от своей семейки. ― И у тебя нет вариантов как с ней справиться? ― проговорила Камилла, чуть оттолкнувшись ногами от земли, медленно раскачивая качели. ― Знаешь, я не верю этому. Ты же за местного гения по магическим… штучкам, нет? Клаус ― и вся его семья ― слюнями заходилась, когда рассказывала, как ты вырвала сердце их матери. Виктория хмыкнула и покачала головой. Это было еще обиднее. Майклсоны так верили в нее, в ее силы, а она была не многим удачнее их. ― Мне нужно время, чтобы справиться с Далией, ― объяснила Ардингелли. ― А его у меня как раз и нет. ― А ты не можешь спросить у своей матери, что делать? ― вдруг просто, и так естественно поинтересовалась Камилла, будто они обсуждали какие-то совершенно простые, человеческие мелочи, в мире, где были двумя подружками, а мать Виктории была жива. Ардингелли прокрутила предложение в своей голове еще раз, потом второй, но все еще выходила, что Камилла предложила ей обратиться к духу Имоджен Ардингелли, чтобы узнать, как справиться с полоумной теткой Майклсонов. ― Что? ― переспросила Виктория, всерьез думая, что у нее проблемы со слухом. Ее мать? ― Твоя мать жила много лет на земле, и еще больше ― по ту сторону вашего магического потустороннего мира, ― спокойно объяснила Камилла. ― Она наверняка много знает, и может подсказать, что делать с Далией. Если не убить ― то хотя бы сдержать. Виктория открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла его. Мысль, подкинутая Камиллой, была такой… простой, что ли. Виктория давно не обращалась к своей матери, в последний раз ― когда искала, кого превратить в вампира на ритуал Клауса. Как правило, ведьмы не любили, когда их души по мелочи беспокоят с того света, но своей дочери Имоджен могла простить что угодно. Виктория уже взывала к ней, когда разрабатывала антизаклятье для Клауса, но никак не могла найти изъян. Недостающим элементом была кровь двойника, но тогда Виктория не знала про историю смертных копий двух бессмертных и то, что Татья была такой копией. Когда мать поделилась этой информацией, многое для Виктории встало на свои места. Мать легко помогала дочери в любых делах, даже если это означало пойти против культа предков, которые презирали вампиров. Но связанная с собственным родом, Имоджен не могла оставаться равнодушной к вопросам, которые задавало единственное ее продолжение на земле ― ее дочь. Может, Камилла была права, и… ― Ты же ее дочь, а Алек ― ее внук, ― озвучила мысль Ардингелли Камилла. ― Уверенна, она захочет помочь тем двум людям, которые остались от нее. ― Скорее всего, ― повторила Виктория, и вдруг вся подобралась. Идея барменши зажгла в ней новую надежду. ― Я тебя обожаю, Ками. Камилла рассмеялась, подмигнув еретичке. ― Отлично, тогда я требую больше времени для того, чтобы потискать Алека. Пока Финн, Ками и очухавшийся Кол возились с ее сынам, Виктория подготовила все для ритуала по призыву души ее матери. Достала упрятанное подальше в шкатулку кольцо из цитрина, кварц с примесью железа, несуразно большое, хрупкое и с нарочито грубой обработкой, но мать не снимала его в течение всей жизни, и лишь после смерти Виктория по ее наставлению сняла его с пальца матери. Алека как магнитом тянула к материнским артефактам и вещам покойной бабушки, но не сумев предугадать реакцию украшений Имоджен Ардингелли даже на родственника, Виктория благоразумно держала их подальше. Как правило, ведьмы зачастую помещали частичку своих сил в какие-нибудь украшения или другие предметы, не подлежащие естественному разрушению, чтобы при необходимости с ними можно было связаться. Частичка силы Имоджен заключалась в этом кольце, поэтому Виктория разложила на туалетном столике черные свечи, положила в чашу засушенные лепестки черной розы, означающие смерть, прощание, разлуку смертью, капнула несколько капель крови, перерезав ладонь, и подожгла всю субстанцию. Она крепко зажала в порезанной руке кольцо матери. Пламя свечей вспыхнуло ярче. ― Имоджен Ардингелли, ― сказала Виктория. ― Имоджен Ардингелли. Имоджен Ардингелли. Зеркало задрожало, отражение в нем пошло рябью. До этого четко отражающиеся в нем черты лица Виктории стали искажаться, вытягиваться, и вот Ардингелли уже смотрела на свою мать ― взрослая женщина, но ее блондинистые волосы стали ярче, сияли как пшеница в солнечном свете, а серые глаза напомнили сверкающее серебро. Ничего от той увядшей в раннем возрасте ведьмы, которой Имоджен была. ― Дай угадаю, ― мать наигранно тяжело вздохнула. ― Тебе опять надо кого-то убить, и ты хочешь заставить меня выбрать? ― Имоджен усмехнулась. Все те разы, что Виктория к ней взывала, мать выглядела невероятно счастливой, и Ардингелли ее понимала. Теперь даже лучше, чем почти два года назад в Мистик Фоллс. Быть рядом с любимым мужчиной, особенно соулмейтом, было поистине невероятно. Даже на том свете. Не будешь тут счастливой. ― Мне и вправду надо кого-то убить, но теперь я хочу знать, как это сделать, ― Виктория тяжело вздохнула. Из-за усталости у нее быстро начала болеть порезанная рука. Чтобы поддерживать связь с матерью Виктория не должна была разрывать поток крови с вещью покойницы, а потому вонзившееся в рану кольцо не позволяло ей затянуться, и та продолжала кровоточить. ― Скажи мне, пожалуйста, ты знаешь что-нибудь о ведьме Далии из норвежской семье ведьм, сестры Эстер, которая создала Древних? Разговор с матерью был короткий. Намного короче, чем Ардингелли ожидала ― и куда более информативном. Прервав связь, Виктория действовала еще быстрее. Вытащила несколько особенно сильных амулетов с магией, превратив себя в ходящий сосуд, и столь же стремительно спустилась вниз. Ей хватило пару секунд, чтобы оценить ситуацию. Камилла, очевидно, не могла отправиться с ней, а из двоих братьев жизнь своего сына она доверяла больше Финну. Да и стремительный, яростный Кол был более подходящим спутником. ― Кол, ― позвала она. Деверь обратил к ней только-только восстановившиеся глаза. ― Нам срочно надо в Ауланко. Надо выкопать то, что осталось от моей матери. *** Клаус Майклсон привык доверять своей жене. Несмотря на все те разы, когда их отношения с Викторией висели на тонкой ниточке, их доверие никогда не исчезало полностью. Даже когда Клаус нашел ее спустя много лет разлуки, а она была еретичкой без человечности, они худо-бедно, но доверяли друг другу и могли работать вместе. Клаус понимает, что Виктория может сомневаться в нем ― он признавал, что был тем еще ублюдком большую часть времени, и ее недоверие здоровая реакция ― но он всегда доверял своей жене, абсолютно всегда и во всех ее затеях. Поэтому когда Финн и Камилла объяснили ему, что после разговора со своей матерью, Виктория схватила под руку Кола и они вдвоем унеслись в Ауланко, Клаус удивился ― Кол сказал бы грубее, на молодежном ругательном матерном сленге, который активно подхватывал, но у него на руках Алек, и если его сообразительный сын первым словом выдаст это, Виа его самого похоронит в Ауланко ― но все еще доверяет ей. Более того, у него появляется какая-то надежда, потому что меньше, чем через десять часов его сумасшедшая тетка объявится на пороге их дома, и будет готова вырвать Александра из отцовских рук любыми способами ― Виктория явно не ушла бы просто так, оставив одну единственную инструкцию. «Не показывайте ей Алека, и чтобы я не сделала, делайте вид, что вы глубоко ошарашены» ― передала Камилла напутственные слова Виктории. Клаус все еще хочет выругаться. Возможно, он сделает это, как только передаст кому-нибудь Алека. ― Итак, нам нужен план действий, ― серьезно объявил Элайджа. ― Виктория может вернуться позже прихода Далии. Если кто-то из нас останется защищать Александра, она поймет, что что-то не так. Мы все должны быть перед ней. ― А Алек пусть защищает себя сам? ― сварливо поинтересовался Клаус, держа сына в руках. ― Мы не можем оставить его совсем одного. ― С ним могу остаться я, ― предложила Камилла. ― Знаю, от меня пользы никакой, я не ведьма или вампир, но так Алек хотя бы не будет один. А комнату с нами накройте защитными чарами. — Это можно, ― кивнула Фрея. ― Я могу… Клаус обжег ее яростным взглядом, и ведьма неожиданно замолкла. ― Никлаус, успокойся, ― раньше, чем между ними разгорелась бы ссора, сказал Финн. ― Мы все на взводе, но надо действовать сообща. ― Я готов действовать сообща с тобой, Ребеккой, Элайджей и Колом, но не с внезапно объявившейся сестрой, которая и привела с собой эту ведьму. ― Далия все равно нашла бы Александра, ― возразила Фрея. ― Не надо делать меня виноватой в своем страхе. Глаза Никлауса почернели. Он был на взводе, и это видели все, и все понимающе помалкивали. Все, кроме Фреи, которая еще не понимала, как вообще взаимодействовать с этим братом, который готов разорвать ее ко всем чертям, ведьмам и праматерям. Они все оказались загнаны в ловушку с Далией и ее колоссальной силой, и Клаус, который от страха за сына терял разум, просто нашел виноватую и его ярость изливалась на нее. Виктории Фрея нравилась не больше, чем мужу, но еретичка хотя бы была более спокойной, и понимала, что ссорами между собой они вопрос не решат. Она не была готова сотрудничать с сестрой мужа в вопросах безопасности Алека, но могла идти с ней против Далии, как мать понимая, чего лишилась Фрея и как жестоко это было. Такой позиции придерживался и Элайджа. ― У нас все равно нет выбора или времени, Никлаус, ― произнес он, решив, что если будет успокаивать их, лишь больше разовьет конфликт. ― Мы будем сдерживать Далию достаточно долго, кроме того, защитный барьер укреплен. Она вряд ли быстро разберется с магией Викторией и Фреи, а там гляди уже и твоя жена вернется. ― Их с Колом нет уже три часа, за это время можно пересечь Атлантический океан, ― ободряюще произнес Финн. ― Самое большое ― десять часов и они вернутся. Луна тогда только-только взойдет. Финн был прав. Клаус раньше не обращал внимание, каким вдумчивым, внимательным и рассудительным был его старший брат. Возможно, потому за своей злостью и призрением, Финн не позволял себе проявить эти качества на благо семьи, которую не любил, и которая не особо любила его. Виктория сгладила эти углы, она показала им лучшую сторону «навсегда и навечно». Неудивительно, что они все сплотились так вокруг нее и их с Клаусом ребенком. ― Ладно, сестрица, ― с трудом совладав с собой, проговорил Клаус. ― Колдуй, но, чтобы наверняка. Фрея собиралась ответить что-то колкое, но Ребекка предупреждающе накрыла ее локоть рукой и покачала головой. Клаус был на взводе, не стоило нервировать его еще больше. Фрея выдохнула, отпуская свою собственную злость, и кивнула. ― Сделаю все возможное, ― клятвенно произнесла она. Ребекка взяла Александра себе, и они ушли в его комнату вместе с Камиллой ― Клауса и Элайдже надо было отдохнуть после многочасовых поисков. ― Ну, охуеть теперь, ― тихо выдохнул Клаус, и уныло поплелся в их с Викторией спальню. Ведьма колдовала. Более бодрый Финн был у нее на посылках, Никлаус и Элайджа ненадолго расслабились, ощущая, что толку от них сейчас не будет. От Виктории и Кола не было никаких новостей, и Клаус даже примерно не мог представить, где они сейчас ― вампиры быстрые, а вампиры с усиливающими заклятиями еще быстрее. Это значит, что брат и жена могли двигаться почти в четыре раза быстрее, чем обычно, но Клаус понятия не имел, где конкретно была похоронена мать его жены, нужно ли им что-то еще и какой вообще был план. Это раздражало. С другой стороны ― тем меньше он знает, тем более удивленным он сможет выглядеть, когда придет момент. Далия не заставила себя ждать. Едва полная луна показалась на небосводе, старая ведьма уже стояла около барьера. Она поочерёдно оглядела каждого Майклсона, который стоял перед ней. Взгляд задержался на Фрее и стал острее. Потом ее тонкие губы растянулись в улыбке, из-за чего натянутая на череп сухая кожа сморщилась. — Значит, вы решили драться. Пренебрегли моим великодушным предложение о мире. ― Я не отдаю то, что принадлежит мне, ― сказал Клаус. ― То, что принадлежит нашей семье. ― Александр принадлежит мне, ― сурово возразила Далия. ― Так обещано, и так будет. Даю последний шанс уйти с моей дороги. ― Иди сюда и убей нас, ― отважно проговорила Ребекка, и ее лицо исказилось, выдавая вампирскую натуру. Эта ночь напоминала другую. Ту, в которой они уже сражались вот так, бок о бок, ради одной цели. «Мы убили мать, ― подумал Никлаус. ― Убьем и Далию». Он вдруг обнаружил, что несмотря на освящение в доме и свет луны, в саду так поздно все равно было темно и мрачно. Повсюду рядом стояли старые деревья. Они росли сами по себе, мешая друг другу. Синеватая луна одна светила в небе, ни одной звезды, лишь плотные черные тучи, за которыми прятались тысячи маленьких лунных подружек-звездочек. «Ты такая же, как и я, верно? ― мысленно обратился к ней Клаус. ― Ты знаешь, что у тебя так много близких рядом, но сейчас все они спрятана за тучами. Ты покровительница всех оборотней. Не оставь меня сегодня». Никто не спешил нападать первым. Любая атака могла разрушить барьер, вдоль которого скользила Далия, выискивая слабые места. Ее хищные, темные глаза следили за Майклсонами, пока своим магическим нутром прощупывала барьер. ― Твоя жена хорошо постаралась, Никлаус, ― призналась Далия. ― Это прекрасная, тонкая работа. Но это защита имеет свои слабые места. Она не защитит вас от этого, ― рука ведьмы скользнула в карман темного пальто, из-за которого она почти сливалась с темнотой леса за спиной, и извлекла короткий, острый кусок белого дома, заточенный как наконечник белого дуба. Элайджа позволили себе самодовольную улыбку. ― Даже если ты метнешь его в нас, мы успеем увернуться. ― И он всего один, ― Клаус повторил ухмылку брата. ― А нас пятеро. И в доме ― моя жена с братом. У тебя нет шансов с этой ерундой. Пока ты будешь занята одним, другие разорвут тебя на куски. Далия цокнула. Казалось, она ждала именно этого ― протеста, какого-то резкого слова, действия. Ее глаза зажглись идей. Сердце у Клауса в груди сжалось так, что стало трудно дышать. ― Логично, ― согласилась ведьма. ― Но не дальновидно. Она подняла кол, и тот вдруг взорвался на несколько миллионов белых снежинок. Клаус прикрыл глаза, чтобы белый дуб не попал в его тело, но Далия простерла руку, и барьер, спасающий их, вдруг дрогнул. Клаус почувствовал, как появилась брешь. «Нет!» ― вскрикнула Фрея, но следующим ударом ее отнесло в сторону. Второй рукой Далия сделала резкий взмах, и воздух исчез из легких Клауса. Его тело ― и тела его братьев и сестры ― вытянулись, будто распятые на длинном столбе, и в следующее мгновение они все сделали один сильный синхронный вдох. Белый дуб с завидной скоростью потек в тело вампира с воздухом. Слезы боли застили глаза, молочно-кровавая пелена закрыла обзор. Клаус сделал несколько неловких шагов, желая даже в таком состояние разорвать свою тетку, но попавший внутрь белый дуб уже начал действовать. Гибрид неловко завалился на колени. Рядом с ним упал Элайджа, Ребекка в приступе мучительной боли скрючилась на земле, пачкая свои золотистые волосы в земле и траве. Финн стоял дольше них, но потом упал и он. Старший брат не позволял Далии видеть свои мучения, и лишь содрогался от боли, лежа на холодной земле, вцепившись в нее пальцами. «Я не могу умереть так… так глупо, ― сквозь дикую боль подумал Клаус. ― Александр… Виктория… Я должен жить и быть с ними, ― Клаус посмотрел на Финна. ― Настоящий старший брат, такой сильный… Если наша дочь и правда родиться… я буду рад, если это будет он». Пепел начал обжигать его легкие, как прожигают искры костра и сигарет одежду. Клаус буквально чувствовал, как дуб начинает оставлять ожоги на легких, сердце, желудке и спускался вниз. Он сожжет его медленно, создаст так много мелких ожогов, что жить будет просто невозможно. «Что я последнее сказал Виктории? ― подумал Клаус. ― А что последнее говорил Александру? Сказал ли, как всегда, что папа его любит?» Со следующим судорожным, но бесполезным вдохом он зарычал от боли. Ребекка всхлипывала, Элайджа и Финн старались не издавать звуков, но рыки и стоны боли вырывались против воли, когда тело пыталось дышать. ― Ваша агония для меня как музыка, ― заявила Далия улыбалась. Еще одним пасом руки она разорвала защищающий барьер и вступила на землю особняка. Клаус и Финн попыталась подняться, невзирая на сжигающую изнутри боль, но она одним жестом прижала их обратно. Позвоночник Клауса хрустнул. Ее глаза нашли поднявшуюся на ноги Фрею, которая не знала, к кому из семьи броситься, кому она может помочь лучше и выгоднее. Далия не дала ей права выбора. ― А теперь ты… ― надменное веселье Далии сменилось льдом. Ее глаза снова стали пустыми и безразличными – только на самом их дне читался огонек злобного торжества, не утихавшего уже много лет. ― Ты выбрала не ту сторону. Она подняла руку и резко дернула Фрею на себя. Ведьма Майклсонов пропахала коленями неглубокие бороздки в земле, и в следующее мгновение рук Далии сомкнулась на ее шее. «Неужели, это все? ― успела подумать Фрея. ― Ни ужасных мук, ни издевательств? Просто смерть?..» Клаус не верил своим ушам. Однако Далия выглядела серьезно и уверенно. Вероятно, она тоже устала от бесконечной войны и решила положить ей конец любой ценой, вопреки всей жажде мучительной мести. Какие уж тут угрозы, какие разговоры. Решимость настоящего убийцы не сломить никому. Хотя в глубине души Клаус даже понимал тетку ― между ними и правда осталось только убийство, никак иначе эту вражду не закончить. Далия сжала руку крепче. Фрея захрипела. Спокойный, властный голос прорезал воздух как удар клинка разорвал плоть. ― Стой. Виктория остановилась в пару метрах от Далии. В ее руках было синее одеяльце Александра, едва заметно шевелившееся и издающее какие-то звуки. ― Дитя, ― удивленно проговорила Далия, глядя на Александра, а после ― на его мать. Фрея, на горле которой ослабла хватка, смогла сделать небольшой вдох. Виктория постаралась не дышать, проходя через кружащиеся в воздухе белые снежинки. Малыш по-прежнему не плакал и не капризничал, словно ничего не понимал... или наоборот понимал все слишком хорошо. ― Жизнь нас семерых, против одной. Кроме того, ты сказал, что я рожу еще, ― прохладно заявила она, и чуть отняла тело Алека от своего плеча. Малыш засопел, прижавшись головкой к материнской груди и взволнованно засучив ножками. Далия откинула ее взглядом с головы до ног, выискивая подвоха, пока ее глаза не сверкнули ничем не прикрытым восторгом. ― Неужели я вижу еретика без человечности? Виктория не дрогнула. ― Что ты… делаешь… ― с трудом прохрипел Клаус. Он схватил жену за лодыжку, но Виктория откинула его слабую руку небрежным движением ног. Посмотрела сверху-вниз. Ее голубые глаза дали ответ на его вопрос. Он лучше Далии знал, как смотрит Виктория без человечности. И он хорошо увидел, кто был в пеленках. ― Жестокие решения необходимы, если хочешь жить, а мы живем, ― Виктория остановилась на расстояние вытянутой руки от Далии. Прикоснулась ко лбу сына губами, и отняла его груди. Одеяльце упало Александру на лоб, мешая Далии сразу увидеть своего долгожданного первенца. Потом резко выдохнула, и вытянула сына вперед, будто боясь передумать. ― Мой сын. В обмен на нас. И на того ребенка, которого я ношу сейчас. Клаус попытался зацепиться за эту мысль, но боль была сильнее. ― Умница, ― почти по буквам произнесла Далия, встретившись взглядом с ровно держащей спину и гордо смотрящей исподлобья, но все равно отчетливо побежденной соперницей. Далия победно усмехнулась и сделала шаг вперед. Виктория отдала ей сына без борьбы, и когда ее руки были свободны, Виктория резко развела их в стороны. Пепел белого дуба, обжигая все на своем пути в теле Первородных, влетел назад. За те секунды, что Далия перехватывала удобнее ребенка и откидывала одеяла с лица Александра, Ардингелли вытащила клинок и в два четких слов заклинания втянула пепел в клинок, после чего бодро спрятала его за пояс и сделала шаг назад, принимая наиболее выгодную стойку, если Далия собралась бы атаковать. Клаус попытался встать, но из-за того, как он двигался с пеплом внутри, тот поразил его быстрее, точно змеиный яд при активных движениях укушенного. Далия открыла шевелящиеся пеленки. В следующее мгновение ее лицо исказилось приступом ярости, она завизжала как дикая кошка, и отбросила сверток в сторону. Тот рассыпался костями, завернутыми в одеяльце. Клаус ошарашенно смотрел на то, как из голубого одеяла его сына высыпаются крупные, старые кости и одинокий череп. Тот уставился пустыми глазницами на Далию. ― Что это за мерзость?! ― крикнула Далия, в момент потеряв контроль. Виктория улыбнулась ей в лицо. Далия подняла руку, чтобы схватить Викторию так, как делала это с Фреей. Финн, который двигался меньше остальных, и пепел причинил ему меньше вреда, смог подняться, и бросился вперед, готовый защитить невестку, и Клаус с трудом привстал на слабых ногах, как вдруг Далия сделала резкий вдох… … и не смогла выдохнуть. Ее рука судорожно вцепилась в горло. ― Что… что это? ― прохрипела она, смотря на то, как ее руки изнутри наливаются чем-то оранжевом-красным. ― Твои слова, ― несмотря на то, что Далия еще ничего не поняла, Виктория дерзко усмехнулась ей в лицо, и схватила Финна за локоть, помогая стоять рядом с собой. ― Сначала я не поняла, почему моя фамилия тебе ничего не сказала, потом сообразила. Вы, ведьмы, в то время еще не привыкли называть ее перед сестрами, обходясь именами. Мою мать звали Имоджен, ― торжествующе объявила она. В глазах Далии мелькнуло непонимание. А потом ― зверский страх. ― Нет… нет! ― Ты сказала, что, дав слово его держишь, и ты права, ― спокойно продолжила Виктория. Фрея на четвереньках отползла от нее, и оказалась рядом с Элайджей и Ребеккой, помогая им встать. ― Только вот незнание не освобождает от ответственности. Ты обещала моей матери уже позже того, как сама заключила сделку с Эстер, а она взяла это обещание еще до того, как встретилась с Клаусом. Ты выходила из сна, чтоб найти Майклсонов и узнать, будут ли у тебя еще первенцы. И моя мать помогла тебе найти желаемое. Взамен ты пообещала никогда не касаться ее рода. Ты нарушила договор, Далия, ― слова Виктории без жалости били Далию ледяными хлыстами, пока ее вены продолжали наливаться ярким огнем. ― Ее кости, в которые вкраплены эти слова, кости, окроплённые миндалем и самшитом призывают тебя к ответственности за слова... Клаус понял, что это значит. Миндаль ― обещание, самшит ― верность. Верность своему обещанию, то, чем так кичилась Далия. Вот к чему призвала ее Виктория костями своей матери. Не просто выполнить ― а поплатиться за то, что нарушила его. ―Я много чего пережила, но ничего на столько мучительное, как смотреть на кости в гробу моей матери. Но она бы захотела защитить своего внука, и ты, Далия, не оставила мне выбора. Ты ответишь за это прямо сейчас. ― Нет! ― Далия завизжала, как дикая кошка. Далия ринулась вперед. Финн встал перед Викторией, готовый защитить ее от цепких рук горевшей тетки, но тут огонь заполнил каждый сантиметр вен ведьмы, и сделав шаг, Далия взорвалась. Ее разорвало на куски, крови залила траву, ошметки плоти и органов упали на землю, долетели до ближайших деревьев. Некоторые из них тлели, летели, догорая в воздухе. Финн был залит кровью Далии полностью. На месте, где стояла ведьма, сиротливо догорали остатки ее пальто и волосы. Ребекка и Фрея вскрикнули. Даже Элайджа и Клаус смотрели на то, что осталось от Далии расширенными от ужаса глазами. Виктория повернулась к Майклсонам с самой самодовольной и торжествующий улыбкой, которая только могла быть. ― Эффектно, не так ли? ― О… ого, ― с трудом прохрипел Элайджа. ― Да, спасибо Камилле, подсказала, что надо поговорить с мамочкой, ― Виктория бросила резкой, тоскующий взгляд на кости и череп. ― Старые кости… Клаус наконец-то набрался сил, и подошел к жене. Прикоснулся к ее плечу, брезгливо стряхнув куски кожи, повисшее на ней, и прижался к ее лбу своим. Поцеловал ее в щеку. Его руки, лежащие на ее плечах, все еще дрожали. Виктория ободряюще ему улыбнулась. ― Все боги благословите Имоджен Ардингелли и ее любовь к взятию обещаний и клятв, ― пробормотал Никлаус, и Виктория улыбнулась, а потом и вовсе рассмеялась, понимая, о чем говорит муж.Ведь благодаря такому обещанию они с Клаусом и встретились, и теперь у них был сын. Вот уж и вправду ― благослови Имоджен и ее любовь к обещанию. Без сомнения, ей было тяжело сделать это ― выкопать кости своей матери, которую она так любила. Клаус помог Виктории убить собственную мать и не понимал этой любви, но Виктория Имоджен любила. Клаус пообещал себе, что обязательно поговорит с ней об этом. ― Ох…охренеть, ― пробормотала Ребекка. ― Охренеть, ― согласился Элайджа, озабоченно проводя по лбу, до которого долетели кровавые ошметки тетки. ― Да уж, план охрененный, ― рассмеялась Виктория. ― А где Александр? И Кол? ― спросила Фрея. ― Внутри, с Камиллой, ― Виктория пожала плечами. ― Мы надеялись, что все получится, но в случае чего было бы справедливо оставить для них план рода «хватай и беги». ― Стой! ― вдруг крикнул Финн. Его глаза ярко загорелись, а губы дрогнули в недоверчивой улыбке, что смотрелось мило даже на полностью залитом кровью лицом, где белели два глаза, как звезды в кровавом небосводе. ― Ты сказала… ты беременна? Виктория ему улыбнулась.