Невозможное

      Следуя посланию в письме, Кэйа направлялся в сторону утёса Звездолова. Он не торопился. Его всё равно об этом не просили.       Он как всегда двигался неприметными тропами, избегая основных и популярных дорог. Он слишком хорошо знал Мондштадт. Каждое дерево. Каждый камень. Каждую брошенную телегу. Он бы смог добраться до любого места Мондштадта за самый краткий срок и с закрытыми глазами, но сегодня он будто специально выбирал самую длинную дорогу, то и дело останавливаясь, чтобы взглянуть на луну. На душе отчего-то было тревожно. Впрочем, Кэйе была известна причина. Сегодня его вызвал именно он.       Он стоял на самом краю утёса, глядя вниз на разбивающиеся о крутой берег морские волны.       — Здравствуй, отец.       Фигура в плаще неспешно развернулась к Кэйе. Альберих-старший кивнул. Он не отвечал на приветствия иначе. Его лицо ничего не выражало, но зная его достаточно долго, было видно что он раздражён. Он отвернулся обратно к обрыву.       — Море сегодня неспокойное. А я ненавижу когда ты так медлишь.       — Ты не просил торопиться.       — Я написал "сейчас". Это не достаточно понятно?       — Стоит такая чудесная, лунная ночь, самое время чтобы прогуляться.       — Да. Или опять напиться как свинья в таверне.       Кэйа хотел нахмуриться, но не посмел, даже зная что его лицо сейчас не видят.       — Ты ведь сам знаешь, это часть моей работы шпиона, лишь образ близкий к народу. Мне так больше доверяют.       — Дилюк Рагнвиндр тоже часть твоей работы?       Не было в мире человека что мог бы заставить Кэйу не придумать колкого ответа на вопрос касаемый больной темы. Кроме его отца. Кэйа молчал опустив голову.       — Этот вопрос скорее риторический. Хотел чтобы ты прекратил оправдываться. Я ненавижу твои оправдания.       Они замолчали. Волны всё так же с грохотом разбивались о берег, от чего пауза в диалоге показалась особенно гнетущей.       — Что с орденом бездны? Мы всё же объединимся с ними?       — Разве этот вопрос ты хотел задать? Не хочешь спросить, зачем я позвал тебя сюда? Или ты и сам уже догадался?       — Нет, я...       — Не ври мне.       Отец перебил его.       — Разные слухи ходили о тебе. Я до последнего не хотел верить, говорил что это клевета, заговор, поэтому лично наблюдал за тобой последние несколько месяцев. То что я увидел, меня разочаровало, скрывать не буду. Но, как отец, я должен считаться с твоим решением. Решил меня кинуть? Как хочешь.       — Я не понимаю о чем ты говоришь.       — Думал выйти сухим из воды? Играть со мной в игры? Со мной? Ты порой уж слишком высокого мнения о себе, аж смешно становится. Думаешь я совсем тупой?       Он так и смотрел лишь на бушующие волны, не удостоив сына ещё одним взглядом.       — Ты предал меня с тех пор как рассказал своему обожаемому "брату по оружию" о связи с К'аэнриах. Я простил твою оплошность. Но второго раза не будет, моё терпение не вечно.       — У меня не было даже мысли о предательстве.       — Ну конечно же нет. Но у тебя были мысли иные. Как ты ко всему здесь привык, как дóроги тебе люди, что тебя окружают. Как тебе на самом деле стыдно, в тебе проснулась хоть какая-то совесть. Это бы не мешало как и раньше приносить мне информацию, но, однажды, когда выбор станет между судьбой нашего народа и Мондштадтом, ты выберешь Мондштадт. Нет, не так. Ты выберешь Рагнвиндра. Ты уже давно выбрал его. И мы это уже не раз обсуждали.       С кем бы Кэйа не говорил, у него всегда было что сказать. Но не с отцом.       — Как не храбрись, кого из себя не строй, ты забываешь что ты лишь дикий, трусливый, загнанный в угол мелкий зверёк, которому нигде нет места. Везде чужак. Как у тебя хватит духу признаться им всем, если ты сам не можешь себе ответить кто ты и на какой стороне. Ну, может ты бы и смог, да поздно. Не вечно же мне тебя ждать?       Он достал из кармана часы, отбросил крышку, отследил положение стрелок.       — Время имеет свойство течь без остановок, поэтому, я сделал всю работу за тебя. Можешь сказать спасибо.       —Что ты сделал?       — Ничего такого. Лишь показал всем правду. Несколько человек уже знают, Кэйа. А совсем скоро все будут знать что ты шпион. Такие дела.       Отец развернулся к нему и с улыбкой развёл руками.       — Я не мастер сюрпризов, но в этот раз у меня кажется получилось. К тому же, я исполнил твоё желание.       Всё шло по сценарию, которого Кэйа больше всего боялся.       — И... И как ты подставил меня?       — "Ты" недавно напал на рыцаря, ранил его, и обронил пару улик. У них книга и твоя накидка.       — Они не поверят. Даже с этим. Тебе стоило сделать больше.       — Ну, если хочешь, прикрывай себя и дальше, если совесть позволит. Я даю тебе шанс её очистить. К тому же, не думаю что твой Дилюк останется в стороне, если ты легко избежишь наказания. Он же тебя и похоронит. Всё ровно как я и говорил.       — Когда сказал, что если не похоронить чувства, они похоронят меня?       — Рад, что ты запомнил. Жаль, что это ничему тебя не научило.       Отец вынул из кармана кинжал. Неровное лезвие напоминало пасть дикого зверя.       — Время не ждёт Кэйа, пора и нам заканчивать. Есть что ещё сказать?       На грани отчаяния Кэйа смотрел на лезвие кинжала. Он знал что его ждёт, и знал, что это ждало его, ещё с самого начала. В то время, когда отец вдруг вернулся к нему с предложением, стоило Кэйе вступить в рыцарский Орден. И вот, десять лет спустя, он здесь. Он здесь, чтобы наконец-то стать свободным. Вздохнув полной грудью, он улыбнулся и смог наконец произнести мучившую его правду:       — Ты прав. Ничего не изменилось. Я всё ещё люблю его.       Кэйа не стал уклоняться от резкого выпада. Он принял удар кинжала без сопротивления. Он принял потому что чувствовал что заслужил это.       — Мой тебе подарок на память, если выживешь конечно. Тут уже тебе выбирать.       Кэйа крепко схватил отца за плечо, глядя ему прямо в глаза. Одинокой звездой в две звезды напротив. Резко провернув ручку клинка, Альберих-старший вытащил клинок. Из раны тут же хлынула горячая кровь. Он оттолкнул от себя сына.       — Удачи, Кэйа.       Пытаясь сдержать руками течение собственной крови, Кэйа рвано кивнул.       — Прощай... Отец.       — Ты не сын мне больше.       — Я знаю. Поэтому прощай. И спасибо.       Отец ничего не ответил, и в следующее мгновение исчез в появившемся портале. Следом тут же исчез и портал. Кэйа еле удержался, чтобы не свалиться на колени от боли. От сказанной правды ему легче не стало. Только стократ больнее. Теперь он свободен. Но чего ради?       Он стоял на краю утёса Звездолова.       Голова кружилась. Всё тело трясло.        ***       Всю ночь Дилюк не смыкал глаз, но при этом будто и не был частью окружающей реальности. Он не пришёл в себя когда стихла буря. Не пришёл в себя когда за окном вдруг закричала ночная птица. Даже не когда сквозь стёкла в холл винокурни пробились первые лучи солнца. Он настолько глубоко ушёл в свои мысли, что перестал ощущать мир вокруг себя. Пока вдруг не пришла Аделинда.       Она вошла в винокурню что-то напевая себе под нос, но её песня резко смолкла. Она заметила осколки. Аделинда медленно закрыла за собой дверь и осторожно огляделась. Заметив Дилюка она громко ахнула.       — Господин Дилюк, что здесь случилось? Вы в порядке?       Её голос будто лопнул окружавший Дилюка пузырь. Он посмотрел на неё пустым взглядом, глазами, красными от расширенных сосудов. Даже не на неё, скорее куда-то сквозь. Один этот взгляд говорил о том, что он не в порядке совершенно. Аделинда сделала шаг ближе к нему.       — О Архонты, да вы весь мокрый...       От Дилюка тут же во все стороны повалил пар. Он мог высушить себя сразу, или хотя бы снять сырую одежду, но исчезновение Глаза Порчи выбило из него все мысли о физических ощущениях. Он так и остался в мокрой одежде, так и просидел в ней всю ночь, будто перестав чувствовать всё что его окружает. Забыл, пока Аделинда вдруг ему не напомнила. От неё это не утаилось. Разбитая ваза уже не волновала её. Её волновал разбитый Дилюк.       — Вы ведь просидели на стуле всю ночь без сна, в сырой одежде...       Он будто не слышал её.       — Дилюк, умоляю, не молчите, в чём дело?       — В этой вазе был мой Глаз Порчи. А теперь его нет. Не знаешь, куда он мог исчезнуть?       Дилюк резко поднялся со стула.       — Это ты была за главную на винокурне последние месяцы. Ты постоянно была здесь. Может, предложишь варианты?       Аделинда побледнела.       — Полагаю, вы думаете что его украли. Вернее, я его украла. Это вы пытаетесь мне сказать?       — Кто как не ты?       — Я даже не знала, что в этой вазе что-то было. Дилюк, умоляю, вам надо сменить одежду и поспать.       Она сделала к нему ещё один медленный шаг, чуть протягивая руки.       — Прошу, доверьтесь мне, не делайте выводов на горячую голову.       — Как я могу доверять хоть кому-то, если меня предал человек, которому я доверял больше всех на этом свете?!       Это резко сорвалось с его губ и эхом отразилось по всему дому. Даже осколки вазы на полу будто звякнули.       Аделинда вдруг улыбнулась, а по её щеке скатилась слеза. На мгновение Дилюк опешил.       — Почему ты плачешь и...улыбаешься?       — Слёзы помогают унять душевную боль. Почему ты не плачешь?       Дилюк часто в шутку ругал Аделинду, что не нужно называть его господином и обращаться на вы, но она считала такое обращение своим долгом, выражением любви, преданности и уважения, при этом не вынося когда Дилюк говорил на вы с ней. Но сейчас она вновь обратилась к нему как к мальчишке, у которого она была няней, заменившей внезапно умершую мать. Она сделала большой шаг ближе к нему, протянув свои руки.       — Я понимаю, ты запутался, ты устал, ты напуган, а потому рассержен. Твои эмоции сейчас как взрыв, потому что ты слишком долго таил их внутри. Но не стоит бояться проявить их слезами.       — Слёзы, это прихоть, на которую у сильных людей нет времени.       Он сказал это одновременно с внутренним голосом, и два отражения на секунду будто срослись в единого человека. Он сказал это, смотря на осколки вазы. Вазы, из которой пропал глаз порчи. Больше ничего эта проклятая ваза для него не значила.       Аделинда ему не ответила и долго молчала. Дилюк поднял на неё взгляд. Она опустила руки, черты еë лица будто отвердели, а в глазах погас всякий свет. Лишь слипшиеся от влаги ресницы выдавали недавние слёзы.       — Как скажете. Но сильным людям порой стоит быть честными хотя бы с самими собой. Я бы с радостью это и вашему отцу сказала, да уже не смогу. Поздно.       До него вдруг дошло что он наговорил ей.       Голову пронзило очередной болью. Дилюк схватился рукой за висок. Аделинда резко подалась вперед, вероятно в желании как-то помочь, не смотря на внутреннюю обиду. Но он остановил её, вытянув вперёд вторую руку.       — Нет, не надо. Мне нужно побыть одному.       — Вы уверены?       — Умоляю Аделинда.       — Если так будет лучше, господин Дилюк.       — Уходи. Прошу. Я верю тебе. Но прошу, уйди. И ещё, пусть никого не будет на винокурне, предупреди всех.       Он понял, что она ушла, по тихому звуку закрывшейся двери на винокурню.       Дилюк не знал, сколько он так простоял в холле после её ухода, держась за висок. Боль всё не утихала.       Он сорвался на Аделинду.       Какой стыд.       Архонты, что с ним происходит?       На душе было так паршиво, что хотелось кричать. Эмоции рвали его на части изнутри. Аделинда была права, ему хотелось плакать. Но в глазах всë так же было сухо. Он отнял руку от головы и сделал несколько шагов. Под ногами громко хрустнули осколки вазы. Глаза Порчи нет, только поэтому так больно, да?       — Как я могу доверять хоть кому-то, если меня предал человек, которому я доверял больше всех на этом свете?!       Давно стоило себе признаться. Ему так тяжело потому что во всём замешан Кэйа. Проклятый Кэйа, судьба которого теперь зависит от Дилюка. Время, он дал ему слишком мало времени, и оно нещадно шло, пока вокруг всё продолжало ломаться и запутываться в ещё более сложные узлы. Но и просить отсрочки не было смысла, ведь помимо ложного чистосердечного Кэйи назревало что-то иное. Насколько его ещё хватит? И, ох, если бы этот вопрос был про время. На сколько ещё хватит Дилюка, учитывая как он чувствовал себя сейчас. Глаз Порчи будто должен был дать ему ответ, ответ на все его вопросы, но в итоге вопросов снова стало лишь больше, согнув Дилюка окончательно. Дрожащими руками он попытался поправить спутанные волосы. Это не помогло. Стоило хотя бы оглядеть себя в зеркале, но он не стал. Забил. Забил на то, на что всегда находил силы не забивать. В последний раз взглянув на осколки, Дилюк вышел за двери винокурни. Время гнало его, и под гнётом неизбежности он покорно направился в город.       С каждым шагом идти было лишь труднее. Солнце неприятно слепило, голову будто сдавливало сужающимся кольцом. Во рту пересохло, губы слиплись. Он шёл, будто живой мертвец, но мозг продолжал упрямо работать, направляя вперёд, не глядя под ноги. Дилюк споткнулся о камень и чуть было не столкнулся лицом с землёй, но в последний момент удержал равновесие. И впервые за долгое время он увидел прямо перед собой ответ. Свою тень.       Тень. Тот, кто выкрал ключ и подослал Диону. Это он забрал его глаз порчи. Дилюк не знал откуда, он просто понял что знает. Это точно он. Он припугнул его, не для того чтобы раскрыть себя, а для того чтобы Дилюк побежал за Глазом Порчи. Тень действительно был словно его реальной тенью, смог предугадать как Дилюк поступит, каждый шаг. Припугнул, чтобы уничтожить своим превосходством. У него почти получилось. Сам того не ожидая, Дилюк действительно слишком надеялся на силу Глаза Порчи, как бы не пытался от этой силы отказаться.       Дилюк смог снова разозлиться. Но это была злость в нужное русло. Всю свою жизнь он боролся за то, чтобы доказать, что в нём достаточно силы, своей, личной, и он всего может добиться сам, а какой-то незнакомец вот так просто втопчет все его старания в грязь? Никогда. Дилюк силён, как с Глазом Порчи, так и без него, как с Глазом Бога, так и без него, потому что у него есть сила воли. И этой силы хватит со всем разобраться. И пока он это знает, у него всё под контролем.       Так он думал. Пока наконец не дошёл до Мондштадта. Стоило ему ступить на мост, его будто подкосило, по коже прошла дрожь. Ему стало ещё хуже, чем когда он только покинул винокурню. Новый приступ усталости? С трудом держась на ногах, он пошёл по мосту. Растерянным взглядом его проводил Тимми. Рыцарь, стоящий на посту у ворот города, нынче всего один, оглядел Дилюка с подозрением, но ничего говорить не стал. Дилюк в принципе редко проходил в город через главные ворота, используя боковые, отдельной тому причиной была Донна, но идти в обход сегодня не было сил. Как сквозь толщу воды до него донесся её мечтательный голос, она его не заметила, а даже если бы и заметила, то попросту не узнала. Дилюк не узнавал сам себя. В таверне стало чуть легче, но легче не значит хорошо.       — Господин Дилюк?       Чарльз был удивлён внезапным приходом хозяина таверны, больше пожалуй только его видом. Помятый, с красными белками глаз, что казались еще краснее на контрасте с алой радужкой, Дилюк выглядел хуже чем после тяжёлой битвы.       — Вы... Неважно выглядите.       — Я знаю. Я хочу встать за стойку.       Чарльз посмотрел на него с сомнением, но кивнул и отошёл чуть в сторону. Да и что он мог поделать?       Приход хозяина таверны был замечен посетителями, как собственно и его помятый вид. Многие тут же притихли, глядя друг на друга в немом вопросе, что такого приключилось с господином Дилюком. Самому Дилюку это напомнило о причине его нахождения здесь. Допрос. Он собирался вспомнить кто был в тот вечер в таверне и допросить каждого из них, узнать, когда именно пропала накидка Кэйи и кто вообще мог её унести. Но мысли никак не хотели строиться в ряд, перед глазами всё плыло. Стоило ли вообще теперь цепляться за накидку, когда есть Тень? Тень был единственной отличающейся ото всех остальных ниточкой. Сознание кричало, что стоит потянуть за неё, и всё наконец-то стянется в единую картину.       Время Дилюк, время.       Он снова схватился за голову в резком приступе боли. Косых взглядов в его сторону стало больше. Дилюк почувствовал себя загнанным в угол. У него нихрена не под контролем. От былой до этого уверенности ничего не осталось. Он ничто. Он всегда это знал, где-то на краешке сознания, но вдруг почувствовал всем своим телом. Головная боль и страшная физическая усталость будто хлестали его этими фактами по лицу. Пора сдаваться. Он пойдёт к Джинн, и расскажет ей всë. О Кэйе, о правдивости его предательства, о пари́, о Тени, о глазах Порчи. Она поймёт его. Нельзя и дальше браться за всë в одиночку, иначе он просто сойдёт с ума. Он с самого начала должен был кому-то всë рассказать, а не держать в себе. Они соберут второй совет рыцарей, и все вместе решат этот вопрос, без жителей города, пока не случилось что похуже. А оно должно было случиться. Дилюк вдруг вспомнил. Бушующий глаз Бога Джинн. Слова Моны. Невозможное. Оно происходит. И его не остановить. Время уже закончилось. Невозможное здесь.       Дилюк осознал насколько он близок к бреду. Надо идти к Джинн прямо сейчас, пока он ещё хоть как-то соображает. Отодвинуть вечное желание решить всё самому, наконец-то довериться остальным. Да, это верное решение. Потому что он искренне этого хочет. Внутренний голос молчал, ему было нечего сказать.       Дилюк уже было хотел сказать Чарльзу, что уходит, как с грохотом распахнулась дверь. В таверну вбежала Диона. Еë глаза напоминали два чёрных омута, настолько были расширены зрачки.       — Нам надо поговорить, это очень важно.       Кивком головы указал на дверь, ведущую на задний двор таверны. Его мозг тут же взбодрился. Неужели вернулся тот человек? Возможно, он поторопился с решением рассказать всë Джинн и совету. Выйдя на улицу они встали близ стены города.       — Ты видела того человека?       — Нет, дело в другом.       Хвост Дионы тормошило из стороны в сторону, будто он попал в сердце урагана. Не одному Дилюку было плохо в тот день.       — Ну же, говори.       — Все кошки одновременно сбежали.       — Что?       — Они ещё с утра вели себя неспокойно, а тут резко все выскочили, кто в окно, кто в дверь, и сбежали.       Диона схватила рукой свой хвост, в попытке хоть немного успокоиться.       — Я спросила Маргариту, Марджори, Сару. Они это тоже заметили, оказалось что из города сбежали все звери в принципе, но они сказали что мне не стоит так волноваться. Но внутри меня что-то тоже так и кричит, надо бежать из города, я чувствую такой нарастающий, бесконечный страх. Что-то грядёт, город надо срочно эвакуировать, но мне же никто не поверит.       Он чувствует ровно тоже самое. Но говорить об этом Дионе он не стал, не хотел пугать её сильнее. Теперь он точно не видел иного варианта как идти и разговаривать с Джинн.       — Мы пойдём сразу к Магистру.       Диона радостно ему кивнула, на мгновение ей стало заметно легче. Но мгновение продлилось не долго.       Землю вдруг тряхнуло, их обдало резким жаром, так, будто резко открываешь печь с пылающим огнём, а в следующую секунду в таверне выбило все окна. Дилюк успел закрыть Диону своей спиной, его присыпало стёклами.       Весь город тут же охватило шумом всеобщей паники. Диона от них не отставала.       — Что это было?! Почему в таверне выбило окна?!       Её кричащий голос было едва слышно сквозь поднявшийся гомон. В ушах звенело. Земля под ними будто гудела. Это была взрывная волна. Дилюк точно не путал. Но почему совершенно не было звука взрыва?       — Дело не в таверне. Окна выбило во всём городе.       Почему не было звука. Почему не было звука. Он должен узнать причину, но напротив будто со стеклянными, чёрными глазами, в оцепенении от шока стояла Диона. Тогда же до Дилюка донёсся запах. Запах гари, но что страшнее, внезапный удушающий запах туманной травы. Запах, что невозможно ни с чем спутать. Дилюк резко тряхнул Диону за плечи, приводя её в чувства.       — Беги, беги из города, сейчас же! Кого увидишь по дороге, скажи им то же самое.       Диона ответила ему резкими кивками.       Из глубины города раздались особенно громкие крики. И среди них можно было разобрать главное слово:       — ПОЖАР!!!       Над Мондштадтом поднялся огромный, чёрный столб дыма. Город горел.