Будни пионерлагеря

Его тёмные, слегка взъерошенные волосы приятно поблёскивают на палящем солнце, заставляя бедного брюнета всё чаще и чаще дышать, чувствовать прилипшую к слегка смугловатой коже рубашку. По лицу стекает пот, он старается выпрямиться, чтобы выглядеть более статно. На него грозно смотрят портреты вождей, прорезающих резвящихся подростков своим строжайшим взглядом. Они будто следят за каждым их движением, осуждая любой нелепый поступок, случайно совершенный по юношеской глупости. Что же, иногда даже самым преданным и прилежным бывшим пионерам хочется порезвиться, пропить беззаботную юность, наполненную радостью и страданиями. Парень изредка опускает взгляд вниз, стуча по деревянной, уже давно обшарпанной младшеклассниками партой. Ученик десятого класса всегда предпочитал сидеть один, больше всего на свете он ненавидел, когда его трогали. Да, одноклассники пытались его подбодрить или завязать с ним разговор, но под лежачий камень вода не течёт. Может быть, это даже и к лучшему… Не сказать, что Харитон Хватов был отличником — ему была более симпатична и позиция твёрдого ударника. Недавно он принял участие в олимпиаде по алгебре, чёрт, как же тяжело ему это далось! Эти уравнения и задачи выводили его из себя, они затуманивали его разум и заставляли сердце сжиматься ещё сильнее. Он прекрасно помнил происходящую картину — Анна Владимировна стоит перед ним, пристально наблюдая за каждым движением участника олимпиады. Харитон вглядывается в вдоль и поперёк искромсанную ручку, с скрежетом вспоминая восьмое задание. Если бы не Ленка с параллельного класса, возможно, он бы не набрал ещё каких-то жалких пару баллов, но дальше девушка отказалась ему помогать. «Сам решай» — буркнула она своим визгливым, надменным голосом, носом уткнувшись в лист. Он надолго запомнит злостный взгляд учительницы, её стиснутые зубы, которые образовывали некое подобие оскала. Харитон неплохо сдал экзамены, и теперь больше не переживал за них. Его ждал экономический институт, квартира, неплохая зарплата, семья… по крайней мере, так он представлял свою будущую жизнь. Самую обычную жизнь обычного советского человека. Жаловаться на проживание у нас не принято. Довольствуемся тем, что есть. В отличии от западных соседей, мы не ищем счастья в деньгах. Парень усмехнулся за столь долгое время, проведённого за разрисованной партой. Конечности отекали, мысли превращались в невнятную кашу. Поскорей бы дождаться каникул, вот, как же ловко пионеры собирают хворост во дворе школы! Такие яркие и весёлые, своей душевностью и детской наивностью они могут поспорить даже с самим солнцем, которое так обильно заливало ярким светом всё вокруг, освещая окна серых хрущёвок, зелёную листву деревьев, пыльную землю… До сих пор чувствуется запах компота и пирожков из столовой, так любимой Харитоном. Кажется, там готовится последний для него обед… — Здравствуйте, товарищи будущие студенты! — воскликнула женщина лет тридцати пяти, своим низким голосом отвлекя двух парней, увлечённо играющих в морской бой. — Внимание! Вы вообще тут? Парочка всегда следующих друг за другом друзей быстро убрали листы, вырванные из тетрадей в потасканные портфели, чуть ли не опрокинув чернила. Анна Владимировна становилась ещё более озлобленной, она безумно устала от своей нищенской зарплаты, от шума и криков детей, женщине просто хотелось поскорее выйти из этого злосчастного кабинета, оставив учеников наедине с собой. Она сжала руки у груди, начав речь. Нудную, но предвещающую хороший исход… — Итак… — начала учительница, встряхнув своей пышной шевелюрой. — Сегодня ваш последний день в школе. Поздравляю вас с этим днём. Вы свободны, только не вздумайте тунеядничать летом! Читайте, учитесь, занимайтесь физкультурой, в конце концов. Помогайте младшим, уважайте старших. Это все мои пожелания. Вы свободны. С её уст издался недовольный цокот, она взглянула на Харитона, складывающего разношёрстные, еле держащие форму и цвет учебники в портфель. Женщина усмехнулась. У неё осталась хорошая новость для парня. Да, он уже как два года не пионер, но сейчас ему придётся пройти через этот опыт снова. — Хватов, останься на минуточку, пожалуйста. — произнесла она, прорезав уже мёртвую тишину класса своим низким голосом. Она сжимала в руках буклетик. Красненький такой, с фотографиями необычайно красивого места… — Ого, все так быстро ушли! — Харитон очнулся, поспешно схватившись за портфель. Он слегка разлёгся на стуле, покачивая в такт маршу, издававшегося с заднего двора. Звучал пионерский гудок, малышей провожали домой — с криками и наилучшими пожеланиями. Вот почему старшим не могут уделять такое же внимание? — А ну-ка, сесть смирно, товарищ Хватов! — воскликнула она, чисто из-за принципа, в её голосе звучали нотки некой безысходности и усталости, не предвещающей ничего хорошего… Брюнет выпрямился, ожидая речи учительницы. По телу прошёлся холодок — неужели он провинился? Ему не удастся попасть в лучший университет их и без того небольшого городка? — Ты выиграл олимпиаду по математике. И получил приз — путёвку в лагерь «Тигрёнок». Неплохое место. Тебе стоит туда съездить, пока есть возможность. Харитон взял в руки лист, исписанный белыми громоздкими буквами — такими огромными, лишенными изящности, словно советские здания. Его глаза пробегались по информации, помещённой на буклете. Четырёхразовое питание, спортивные игры, купание в речке… Что может быть лучше? Мечта любого советского ребёнка. Парень расплылся в улыбке, но вместе с этим появилось некое странное чувство одиночества. Сможет ли он найти друзей? Приспособиться к новому окружению? Харитон, возьми себя в руки! Ты едешь всего на неделю! Вряд ли ты встретишь этих оболтусов снова, балда! Брюнет скомкал листочек, бросив его на стол. Анна Владимировна тихо исчезла по своим делам. Ей уже не до Харитона…

***

Он проходит мимо оживленного гастронома номер тридцать два, наблюдая за старушками, выносящими пустые коробки. Все кричат, толпятся, визжат. Глупые людишки. Неужели нельзя провести хоть один день без этой жуткой колбасы? От одной лишь мысли у Харитона текут слюнки, кого он обманывает! Здесь так тепло, рядом изредка проезжают «Волги» да «Чайки», наверняка в них катаются важные дяденьки, работающие во благо такой огромной и необъятной страны, как Советский Союз. Вот бы стать такими влиятельными и богатыми, как они! Боже, его опять тянет во всякие мерзкие капиталистические мысли! Деньги ничего не решают! Он сжимает лямку портфеля, аккуратно выглаженная Харитоном рубашка извивается по фигуре парня, так и норовя вылезти из-под штанов. Хватов поспешно поправляется, пачкая лакированные, купленные мамой туфли в небольших лужицах. Вот ему влетит дома! Однако новость о выигрыше заглушит этот небольшой инцидент с обувью… Щебет птиц смешивается с музыкой, играющей в местных кафешках. Харитон изредка покупал там пирожные, если ему где-то удавалось достать денег. Они были невероятно вкусными, жаль, что их быстро скупают малыши из соседних школ. Пройдя мимо кафе «Дружба» он попадает в свой родной, жилой комплекс номер три, засаженным зелёной листвой. На детской площадке дети играют в казаков-разбойников, распугивая всех случайно заблудших на эти территории злых тетёнок. Он насвистывает добрую мелодию, такую же прекрасную, как и советское будущее. Открывается тяжёлая металлическая дверь, обнажая расклеенный плакатами подъезд. Уличные стиляги вновь обклеили это место жвачками и побросали на пол окурки, чёртовы предатели родины… Он поднимается по лестнице, считая каждый шаг. Харитон вдыхает аромат хлора, слыша, как упорно тётя Зина работает шваброй. На лестничной площадке чистота — всё, как по ГОСТу. Он входит внутрь, встречая уставшую после работы мать. Женщина потирала мокрую макушку, наблюдая за седым ведущим новостей, рассказывающим о том, как страна добивает новые рекорды по всем сферам общества. Мать даже не переоделась, лишь сняла туфли, которые валялись в тесном и темном коридоре, рядом с банками, закатанными их дорогой бабушкой. — Привет, мам. — спокойно поздоровался Харитон, сразу же сложив портфель на гладильную доску, наблюдая идеально выглаженные рубашки отца, приготовленные неизвестно для чего. — Привет, сына. Как дела в школе? — ответила она, убавив звук телевизора пультом, с которого уже успела слезть краска. «Как дела в школе?». Это единственное, что она могла выпалить? Почему взрослых волнуют только оценки! Встряхнув головой, Харитон сглотнул ком, образовавшийся в горле и вытащив из кармана скомканный лист, его выигранную путевку в лагерь, ради которой он и решился участвовать в сложнейшей олимпиаде. Хватов никогда не верил в свои силы, он всегда плыл по течению этой скучной жизни, смиряясь с трудностями. Если бы он провалил олимпиаду с большими надеждами, возможно, он бы разочаровался в себе раз и навсегда, спрыгнув с десятого этажа соседней хрущёвки. — Всё отлично. Я кое-что выиграл. Посмотри, пожалуйста… Брюнет протянул листовку матери, глаза женщины жадно пробежались по фотографиям этого места, разглядывая каждую мелочь, изображенную на них. — Не «Артек», конечно, но тебе стоит туда поехать! Немедленно! Не упускай такую возможность, тем более мы не плотим ни копейки за это. Ну же, Харитон, отец ещё не скоро приедет, он с роднёй в совхозе трактора чинит для де… ой, то есть для блага нашей великой державы! Думать о деньгах ужасно. — произнесла она, взглянув на заштопанное сапожником пальто. Кого она обманывает… — Там нужно быть завтра. Мне идти собирать вещи, мам? — Иди. — женщина взмахнула рукой, приложив холодный пакет с мороженой морковкой к лицу. «А теперь о погоде». Харитон ушёл в свою комнату, немного послушав о ливне, ожидающий Москву… Чёрт, вот бы здесь было хоть чуть прохладнее! В лицо лезет яркий солнечный свет, освещая все потрескавшиеся поверхности комнаты парня, такой скучной и обычной комнатки… Кровать, на которой лежат несколько подушек, пыльные, толстые и огромные книги с нудными историями о строе Советского Союза, аккуратно сложенные вещи… Хватов открывает аляпистый шкаф, поскрипывающий от каждого движения парня, копающегося в своих и без того немногочисленных вещах. На пол падают майки, нижнее белье, пару рубашек, брюки, ремень и спортивный костюм, привезённый отцом с Польши. Хватов дорожил им больше всего на свете. Он улыбнулся при виде стильной застёжки, аккуратно сложив это сокровище в самое большое отделение чемодана. Следом пошли зубной порошок, расческа, полотенце и пару блокнотиков. У Харитона не было нечего ценного и интересного, как у других юношей и девушек, но настоящий пионер должен довольствоваться малым и не хвастаться какими-то безделушками. Он взял только самое нужное. Осталось лишь наделать бутербродов с колбасой, да заварить термос с горяченьким чаем, тогда всё будет просто отлично… Долгая дорога будет более интересной и вкусной. Это самое важное…

***

Он ложится спать в одной рубахе, прижимаясь головой к мягкой подушке. Она была настолько мягкой, что Харитон будто бы проваливался в неё всей своей массой. Металлическая кровать скрипнула под его небольшим весом, издав странноватый звук. В комнате было очень темно — тусклый свет настольной лампы сменился на чёрную мглу, от которой Хватов сходил с ума. За соседней стеной слышались громкие телефонные разговоры, а на улице — песенки пьяниц, по блату доставших свежей водки. И всю эту клоунаду завершала небольшая минорная нота, спетая сверчками. Хоть что-то приятную на эту ночь. Он уже давно поставил рублёвый красный будильник на семь утра, а всё для того, чтобы не проспать чёртовый троллейбус! От него и до вокзала недалеко. Лагерь был достаточно далеко от города… Харитон вздыхает, чувствуя прохладный воздух, бьющий в его уже сухое после вечерних процедур лицо. Ему безумно хотелось принять горячую ванну, но чего-уж там, обойдётся! Это безумно трудозатратно и дорого, пришлось довольствоваться ледяной водицей из тазика, и то, на пять минут, пока она не закончилась, слившись куда подальше… Шмыг носом. За ним следуют томные посапывания. Он пытается заснуть. Думай о хорошем, думай только о хорошем, Харитон… Советский человек должен думать только о хорошем…

***

— Мама? — он просыпается под оглушительный звон будильника, быстро потирая глаза. «Всем гражданам нашей необъятной страны встать на утреннюю зарядку!» Харитон быстро увеличивает звук радио, внимательно слушая каждое слово, произнесенное важным дяденькой. Раз-два-три, он опускается вниз, поднимает руки, крутится вокруг своей оси… Что же он творит? Это не молитва, а самая обычная утренняя зарядка советского человека. Все, от мало до велика не имели права пропускать это замечательное, но такое рутинное событие. — В здоровом теле — здоровый дух. — бубнит себе под нос Харитон, бежа в ванную. Натирает зубы порошком, который чувствуется, как пищевая сода. Интересное сравнение. Дяденька переходит на новости о открытии выставки искусств в Ленинграде, пока хватов обливает угловатое лицо холодной водой. Ему ещё привыкать. Мама ему всегда говорила, что закаляться полезно! Кстати, а где она? Неужели снова ушла на ночную смену, даже не попрощавшись с сыном?.. Какая досада… Он с грустным лицо подходит к гладильной доске, держа в руках помятую рубашку. Да, он наденет именно её, не забыв про чёрный галстук. Ему хотелось выглядеть более серьезно, ведь он уже давно большой мальчик. Выпускник расправляет ткань на чехле, включая утюг. Такой громадный и аляпистый — цвета уборочного ведра уборщицы тети Зины. Ого… Харитон заметил кулёк, лежащий в груде вещей отца. Кажется, там записка и пару рублей! Просто отлично! Прости, что оставила тебя одного, дорогой сынок, но ты уже взрослый, не так ли? Доедешь до лагеря сам. Я уже договорилась, тебя там ждут. Обязательно найди друзей! И будущую невесту домой приведи. Шучу. Я передаю тебе эти три рубля, чтобы ты мог что-нибудь себе купить. Но только не смей брать заграничную гадость! Сохрани деньги на что-то полезное… На университет, например. Люблю и целую. Твоя любимая мама. Харитон шутливо закатил глаза. Невеста? Серьезно? Его это даже вообще не интересует… Парень сложил деньги в карман уже изношенных брюк. Вот бы достать джинсы… Саня из соседнего подъезда знал толк в ужасной капиталистической моде. А вдруг он из этих… Даже думать противно. Хватов захватил чемодан, закрыв дверь. Ничего, в СССР нет никаких воров. Только честные, добрые и порядочные люди! — Ты куда прешь, буржуй ты недорезанный! — Простите, дядя Андрей, я не хотел опрокинуть ваши бумаги… Харитон поспешно помог соседу собрать все его номенклатурное богатство, постоянно прокручивая его мерзкий, звонкий голос. Он даже не успел выйти из дома, как случился такой форс-мажор… — Простите, а сколько время? — спросил он, взглянув на его дорогущие часы, по блату спёртые из закрытого заграничного магазина. — Пол восьмого, глупый ты щенок! Не мешай старшим! — рявкнул он, поправив толстенные прямоугольные очки. Харитон вежливо попрощался и пожав плечами, запрыгал по ступенькам, словно маленький ребёнок. Вот он проходит мимо засранных местными стилягами почтовых ящиков, наступая на выпавшие оттуда объявления. Брюнет открывает дверь подъезда, весь двор небольшого блока благоухает, показывая все краски первого дня лета. На улице семьдесят девятый год, а здесь точно также, как и раньше — уютно и душевно. Дети прыгают по кочкам, махая палками и бросаясь камушками. Когда-то и Харитон был таким. Маленьким и наивным мальчиком, целыми днями пропадающим на улице. А что сейчас? Уткнулся в эти нудные формулы и живет себе припеваючи. Эх, прощай веселое и беззаботное детство, лишённое каких-либо сложностей… Открывался зелёный, смешанный с серыми нотками пейзаж хрущёвского двора, изливаясь всей своей убогостью. Но люди счастливы. Они не хотят терять того, что имеют. Они не видели другой, лучшей и сытной жизни, они никогда не просыпались с осознанием того, что государство честно со своими гражданами… Блок номер шесть пройден. Виднеется трасса, куча людей в серых и бардовых одеяниях, обсуждающих выросшие на одну копейку дефицитные мандарины. Он не знает куда идти, но слушает сердце, храброе и чуткое сердце юноши, знающее, что делать в тупиковой ситуации. Ему стоит повзрослеть… Снова…