Следы между домов

Когда заканчивается осенний листопад и деревья становятся голыми и безжизненными, когда птицы улетают на юг, а дожди сменяются снегами, когда приходит поздняя осень, начинается хандра. И если уж ей подвержены даже обычные люди, то нечего говорить и про Жана – тогда, чаще всего, у него случаются обострения, и каждый вечер в пятницу он приходит к своему психотерапевту. Тот проводит стандартный опрос и корректирует принимаемые им лекарства – от продолжительных бесед Жан предпочитает отказываться либо из-за отсутствия времени, либо из-за нежелания открываться даже перед врачом. Эти дни чует остальной коллектив 41-го участка и поддерживает Жана по мере сил. Даже Маклейн и Торсон стараются не подшучивать над ним, Жюдит иногда приносит к его рабочему столу чашку горячего шоколада с пончиком, а Гарри… старается не быть придурком. Большего от него трудно ждать. Когда всё изменилось, Жану даже некоторое время не хватало его под боком, а потом он привык к Жюдит – девушка гораздо стабильнее Гарри, не считая моментов, когда ей приходится уходить пораньше или вовсе не появляться «по семейным обстоятельствам». Впрочем, к концу лета это закончилось – Жюдит развелась с мужем. Теперь дети с ней только по выходным и праздникам. Так она и стала идеальной напарницей. – Жан, – чужая рука сначала опускается на его волосы, а потом довольно быстро соскальзывает на плечо. Жюдит ставит один из стульев рядом и аккуратно присаживается. – Рабочий день закончился, ты засиделся. Жан реагирует с какой-то заторможенностью, поднимает голову, смотрит будто бы сквозь девушку, а затем кивает. Для Жюдит остаётся непонятным, расслышал ли он. Всё выясняется позже, когда Жан сначала накидывает на плечи пиджак, а затем и плащ, облачаясь в форму доблестного – или не очень – защитника Ревашоля. – Не против, если я к тебе присоединюсь? – Жюдит действует вовсе не из-за навязчивости, которая, кстати, никогда не была ей свойственна, чем она и располагала к себе, а скорее из желания поддержать Жана в такой непростой период, когда тот лишился напарника всего за неделю, получив при этом здоровенную взбучку и проблемы на участке. – Разве я могу быть против, Жюди? – в словах Жана скользит улыбка, но сам он остаётся всё таким же непоколебимым. Жюдит улыбается за них двоих. Этого достаточно. На улице прохладно, а потому изо рта Жана вырывается облачко пара, а затем он достаёт сигареты, закуривая прямо возле участка. Он не привык интересоваться у своего партнёра, можно ли ему курить, потому что его партнёром был неотёсанный алкаш-наркоман, который явно не пострадает от небольшого количества дыма. Но теперь рядом была Жюди. И Жюди закашлялась. – Извини, – Жан бросает только начатую сигарету в ближайший мусорный бак и обращает всё своё внимание на девушку. Та начинает мёрзнуть прямо на глазах – немного трясётся и растирает свои плечи. – Я могла просто отойти в сторону, – Жюдит говорит это особенно мягко, словно ступает по первому снегу. В конце он становится твёрдым, отчего и не сильно проваливаешься, лишь углубляешься в белое море. Жан сдвигает её волосы за ухо, но в глаза ей не заглядывает, даже не понимая, чего на самом деле боится. – Пойдём, – тихо произносит он, всматриваясь между зданий в сторону своего дома, а затем делая несколько шагов навстречу. Жюдит следует за ним шаг в шаг, а затем оказывается по правую руку и больше не отстаёт. В это время в Ревашоле особенно тихо. Прохожих практически нет, а коварные преступники забились по углам, планируя свои дела. Город не живёт ночью. Может, парочка непопулярных баров – которые, к счастью, Гарри так и не вспомнил – всё ещё работает, но людей там так мало, что Жан едва ли берёт их в расчёт. Квартира Жана недалеко от участка. Он изначально подбирал себе именно такую, поскольку с приходом депрессии больше ничего, кроме работы, толком и не осталось. Район не самый живописный. Архитектура тут была построена до революции, разрушена во время неё, а потом отреставрирована, но какими-то кусками – чтобы иметь возможность продать здесь больше квартир. Неуютных, убитых, но хоть каких-то – людям же надо где-то жить. Правда о развлечениях или хоть каких-то небольших магазинах, вроде "Фриттте" в Мартинезе, здесь мечтать не приходилось. Место было забыто богами, не то что мелкими предпринимателями. – Мрачный район, – делится своими мыслями Жюдит, и Жан отвлекается от каких-то своих внутренних рассуждениях о безнравственности застройщиков и риелторов. – Зато от участка недалеко. Это было основным критерием выбора для меня, – пожимает плечами Жан, бросая взгляд на девушку. Сейчас в свете фонарей она выглядела по-особенному. Её скулы сверкали на свету, а глаза горели почти как у кошки. Темнота ей к лицу, совсем не то, что утреннее кофе и тусклый свет из окна. Жана же вряд ли могло украсить что-то подобное, лишь скрыть начинающую проступать седину да вечно измученный взгляд. – Мой тоже близко, но хотя бы похож на безопасный, а здесь… Не будь я полицейской, я бы сбежала подальше, – честно делится с ним Жюдит, а сама немного ёжится не то от холода, не то от всей атмосферы. – Я бы тоже сбежал, но сейчас я уже как-то привык. Да и раньше я уже сбегал. Как раз-таки в этот район, – Жан решает не играть в героя, а потому отвечает честностью на честность, – может, мне стоит переехать в твой район? – Может, тебе стоит переехать ко мне? – Жюдит смеётся над своим неумелым флиртом. – Извини, я не знаю, зачем это сказала. – У тебя неудачный брак, а у меня семилетняя депрессия. Никто не подходит друг другу лучше, да? – Жан совсем игнорирует её оправдания, а его серые глаза немного светлеют – впервые за весь день. Жюдит тихо смеётся. Они стоят посреди улицы, и, кажется, даже фонари перестают мигать и начинают светить немного ярче. Здесь в застывшем моменте кажется, что пространство несётся со скоростью света, а время останавливается. Момент перед взрывом самый долгий. И он случается, когда рука Жюдит оказывается на его плече, а затем её пятки немного отрываются от земли, всего на сантиметр, но этого уже достаточно. Жан не помнит, когда целовался в последний раз. Жан не помнит вообще ничего. Он осторожно придерживает Жюдит в районе рёбер, а другую руку кладёт поверх её на собственном плече. Ситуация становится длиннее с каждой секундой, а потом в голову с силой ударяет холодный воздух. Приходит пора остановиться. И пространство движется уже не так быстро, а фонарь вновь начинает мигать. Жюдит отходит не сразу, выдерживает небольшую паузу, а потом делает шаг назад и заправляет немного отросшие волосы за ухо, так как от порыва ветра те снова выбились и попали на её лицо. Жан касается пальцами небольшой оставшейся прядки, убирая её обратно, а Жюдит лишь лукаво улыбается. – У меня двое детей. – А у меня груз личных проблем и несколько томов коммунистической теории, хоть я и не коммунист вовсе. Но это ведь совсем не проблема, так?