туманы.

депрессия – вещь не из приятных. комок чёрных воспоминаний захватывает твою душу, нанося ей увечья, мысли крутятся одна за другой, а легкие перестают дышать, умоляя вдохнуть глоток воздуха. это бездонная дыра внутри тебя, что царапается; это уродливые чёрные когти, что оставляют неприятные следы. шрамы, которые нельзя стереть ничем в этом мире. для кашокова депрессия была вторым дыханием, каждый день он просыпался оттого, что над его головой клубилось чёрное облако, холодная рука крепко сжимала его запястье и временами заставляла его истекать кровью. шепот на ухо и тихий голос в голове стали для него естественным явлением. депрессия была ещё одним живым существом внутри эмира. и он научился с этим жить. он не уверен, когда это началось; с детства ему всегда было трудно заводить друзей. дети были злыми и издевались над ним из-за его очков или обзывали его, потому что он был «чересчур умным». так эмир отважился на распростертые объятия книг, подружившись со словами, написанными на белых страницах. с возрастом кашоков становился всё более одиноким, никто по-настоящему с ним не разговаривал. в классе он был известен как "сраный умный", который под сильным давлением дал бы списать домашнюю работу любому. его семья никогда не обращала на него внимания: отец вечно хвалил только брата, а мать была слишком занята планированием роскошных огромных балов, чтобы похвастаться своим богатством перед её подругами. всё, что ему было известно, так это то, что изменение было едва заметным, или, возможно, это было не так, но для его наивного ума всё было именно так. он помнит, как его окружение менялось, а тона цветов становились меланхоличными. ночью тени были мрачнее, и всё, чего он желал, это поспать. если бы ему пришлось описать это, он бы сказал, что его разум как будто в тумане, очень густом и тяжелом тумане. он мог чувствовать движения, но всё же всё казалось обрывистым. да никто и не спрашивал его, никому это не было интересно, поэтому он держал это при себе. утонув в собственных слезах, собирал осколки, что остались позади. единственное, что могло ослабить крепкую хватку депрессии в его жизни, была музыка. эмир пробирался в комнату своего отца после полуночи, подключал наушники к отцовскому компьютеру и слушал инструментальные композиции. его голова покачивается под звуки пианино, и он засыпает под струны скрипки. музыка стала для него окном, которое позволило лучу солнца проникнуть в его мрачные и затуманенные мысли. после последовали четверостишия, страницы его тетрадей были заполнены поэтическими строчками и ритмами текстов. кашоков увлекся этим, иногда не спал всю ночь, писал о жизни, о солнце и луне. это не сняло и не остановило депрессию, но помогло ему ненадолго забыться. момент блаженства. только когда он встретил щербакова, эмир впервые почувствовал себя живым. ему казалось, что он плывёт в космосе и вместо холодной руки депрессии держится за теплую и совершенно живую руку алексея. он чувствовал, что мог бы написать тысячу слов описания леши, ритм текста и нежную игру на пианино. окно, что было создано музыкой, стало полностью ярким, тиски депрессии медленно покидали его разум, тело, душу. леша стал деревом внутри него, вцепившись своими корнями в его сердце и прогоняя слизистую и гнилую паутину, что сплела депрессия внутри эмира. она не исчезла, но больше не душила его.

***

кашоков познакомился с щербаковым на втором году обучения в университете. он спешил на урок литературы, бормоча себе под нос домашнее задание, случайно столкнувшись с человеком. эмир упал с глухим стоном, накаченное тело споткнулось о его собственное. — дико извиняюсь, следовало смотреть по сторонам. — продолжал извиняться парень напротив, но эмир не обращал на это внимания, пытаясь не растаять в лужицу от этого медового голоса. — всё нормально, это и моя вина. эмир встаёт и смотрит на того, в кого врезался. и, вау, этот парень просто творение бога, в которого эмир к слову не верит. тот на немного выше его, яркие голубые глаза, милый кривой нос, что на данный момент сморщен от беспокойства, мягкие розовые губы. кем бы ни был этот парень, он, должно быть, самый красивый из всех, кого эмир когда-либо встречал. — я угощу тебя кофе, прими это за извинения. — лазурные глаза смотрят с беспокойством. кашоков очень хочет согласиться, но вспоминает, что он никчемный асоциальный двадцатилетний парень, страдающий от социальной тревожности, и не хочет выставлять себя дураком перед очень красивым чуваком. — я... я, — мямлит, багровея, когда парень напротив мягко улыбается ему. — д-да, конечно... и это послужило началом. началом их с лешой дружбе. лешой, что покупает ему сладкий горячий шоколад в кафе напротив университета; что всякий раз держит эмира за руку, когда кто-то пытается заговорить с тем, а он в свою очередь забывает как дышать. где бы эмир не был, алексей будет рядом, чтобы взять его за руку, вежливо улыбнуться незваному гостю и послать того на три веселых буквы, чтобы оставил в покое. грубо, но эмир благодарен ему. в скором времени кашоков знакомится с друзьями алеши. немного странная компания – нурлан, что любит придраться к чему-либо с поводом и без; ворчливый рустам, которому нравится, когда его трогает сережа; сергей, что является полной противоположностью руста, "лучик солнца"; тамби, любящий поныть и пообсуждать новые эпизоды любимых сериалов, и илья, единственный, кто слушает тамби. хотя эмир бы не назвал их друзьями. они все просто близкие люди и он разговаривает с ними только потому, что всегда находится рядом с алексеем. дружба между ними всеми строится медленно, в отличие от дружбы его с щербаковым. их дружба быстрое, размытое пятно бегущих рук и мягких улыбок. для кашокова алеша луг зеленой травы с ароматом меда в воздухе. он чувствует, как ломается оболочка, как тьма превращается в пыль в длинных пальцах леши. это позволяет эмиру дышать, чувствовать, как сладкий воздух проникает в его легкие. и это всё благодаря щербакову.