7

      Прочный запах спирта каким-то сумасшедшим магическим образом мешался с бесконечными молитвами, которые уже не малость докучали её ушкам, кажись ни капли не приближенными к богу, а скорее абсолютно от него отрешёнными. Их послал Люцифер, за пару с Сатаной и Бельфегором, чтобы устроить фиесту в её башке, сделав её демонов властителями этих праздников. Нельзя сказать, конечно, что комнатушка веяла праздником — пещеру с расписанными рунами словами вряд ли можно назвать хорошим клубом, но другого места жительства на время лечения ей не подавали, ибо на блюдечке здесь приносили лишь не завершающиеся отчитки, что будто бы сжигали её несчастные аккуратные ушки в адской агонии. Лекари менялись один за одним, всё больше вгоняя её в чёткое представление, что то — лишь секта, а окружение — сами по себе глубоко больные люди, нуждающиеся в лекарствах и изображениях не меньше, чем она. И, если в начале она в таком сомневалась, то теперь оказывалась убеждена. Расположившись на своей кровати, каковую и назвать то такой оказывалось сложно, учитывая то, что это лишь сложенное на земле одеяло с подушками, она взяла в руки авлос, чтобы, как и советовал врач, через него вызвать жителей своей башки на диалог. Пальчики с уже давно неаккуратным маникюром забегали по кнопкам, пока губы плавно припали к основе инструмента, навевая необходимый воздух, пуская музыку из себя в окружающий мир. По стене побежал один из рисунков, намекающий на то, что больная абсолютно верно исполняет указания врача. Человечек, рисованный белым мелком, поскакал по камням, будто бы отплясывая под симфонию и упиваясь этими сладкими звуками игры настоящего профессионала. Не зря же богиня иллюзий училась держать инструмент в руках годами. — Отличная работа! — зазвучал гул в её ушах. — Ты отлично справляешься! Малявка-рисунок обладала, что смешно, совсем не писклявым голосом, но от него музыкантша дёрнулась, ощущая неприязнь к комплиментам. Недаром же она захлопнула веки, чтобы не видеть более этих прыгающих по темноте рисованных фигур. — Отпускай свой гнев! Отпускай! Мелодия не прекращалась, а Любава даже сумела сдержаться, чтобы не дрогнуть мышцей лица, выдавая, сколько тошнотворны ей советы этого мелкого грёбанного творения чьих-то совсем неумелых рук. Картинки на стенах, иногда оживающие и болтающие с ней, при этом не слушающие её говор в ответ, оставались единственными её собеседниками на протяжении почти двух месяцев, какие она проживала здесь, «леча» своё биполярное расстройство. Конечно, девушка и сама понимала, что тягомотина со сменой личностей выходила за пределы, прекращала быть здоровой, адекватной. Нет права говорить, что «всё в порядке», когда ты всерьёз желаешь человеку смерти. Страх потерять себя, самую терпимую из жителей её головы, оказался настолько прочным, что девушка самостоятельно решилась на плен этих каменных хором с их безмолвием. Но лучше не становилось. Чем дольше она располагалась в этой мелкой дыре, тем больше чуяла, что её личности совсем теряют грани, что её рассудок уже не просто отказывает временами, а будто вообще от неё открещивается, и во всём этом, понятное дело, она никак не винила себя. Каменные стены не помогают, одиночество так ядовито, что с пленом тишины не сравнится, так ещё и оказалось она здесь, потому что её много. А почему это так? Потому что она поддалась и пала пред тьмой, пытаясь спасти человека, который отобрал у неё все высшие блага мира, оставив, как ничтожного зверька, с пустым ничем, в роли личины, что будет прятать даже своё имя. Бабейл, даже не Ветрова, и никак не важно, как долго существует её семья и как много преподнесли в королевство её родители-воздушные маги. Такие данные — бессмысленный ветерок, что испарится за долю секунды. Она — лишь отрепье, сошедшее на землю, чтобы быть пустым местом на фоне благородной души, что вскоре обязана надеть на себя корону. Чем дольше она располагалась в этих стенах, тем дольше её Сатана бредила, принимая своё нынешнее состояние за муку, а родственницу признавая за виновницу этого торжества. Ей не нужно рождаться, и этого бы не было. Ничего бы этого: ни пещеры, ни флейты, ни её единственного собеседника в виде кривого рисунка. Имелась бы она. Она и её корона. За те три месяца, что она здесь, ни разу племянница не отправила ей письмеца и даже не навестила. Да, сделать такое трудновато, но только чего Любава невозможного не делала, чтобы оставить её счастливой. Хуже же всего во всей этой ситуации являлось то, что в этом бездействии от Вари она мнила её эмоции через их связь. И девушка счастлива, однозначно, вне сомнения, среди близких и родных людей с мечтами и будущими планами, что расписаны до мелочей… И в этой эйфории никак не находилось место её раненой душе. Авлос заиграл куда быстрее и уже совсем незнакомую песнь, отчего знакомый рисунок защебетал, моля её остановиться, но девушка пропустила это мимо ушей. Пока все занимаются экзорцизмом, она возьмёт на себя приглашение потустороннего в гости, и вот уже по помещению бегает песнь падших серафимов, которая исчезала, встречаясь со стенами, пробуждая их на движение. Рисунки, ранее всегда бездвижные, оказались пойманы за тем, как начали колебаться, вначале лишь чуть трясясь, а после и перерастая в тёмную пугающую массу, которая всё больше походила на демона мироздания или уже знакомую волшебнице гущу мрака. Только теперь она играла за неё, желая получить свободу из этого плена, а после, что куда важнее, её заслуженную корону. — Прекрати! Прекрати! — завопил её рисованный лекарь, мечась по стене, пытаясь сбежать от опасного соперника, но тут же попадая ему в лапы, оказавшись съеденным этой темной гущей, больше напоминающей болотную грязь. Вот и нету больше её чёрного собеседника. Мрак, созданный её не завершающейся песнью, перерос в маленькие фигуры, что расположились в хороводе, отплясывая под её сатанинскую капеллу, кружась вокруг волшебницы и признавая её за своего правителя. Те зрели в ней будущую правительницу народа ветра. Мелодия лилась, хороводы крутились, а народа в них становилось всё больше и больше, ибо те разрастались, сумев заполнить уже каждый, даже самый мелкий камушек в этой пещере. Посреди этого ведьмовского ритуала белокурая девушка, пусть и слегка растрёпанная, но, всё же величественная, грезилась ведьмой, что закрутила вокруг себя пламя костра, после вовсе потушив угольки, оставшись на помосте средь обдуваемых её ветров. Рисунки ускорили шаг, начали перебегать ногами так быстро, что мерещились лишь чёрной полосой, а никак не отдельными частями, а после они засияли красным пламенем, будто нагревая камни её плена, растапливая их, приводя к тому, что те, якобы тронутые бомбой, разлетелись в разные стороны. Пещера оказалась разрушена, девушка открыла глаза, очутившись посреди острова таких же больных людей. Убрав флейту, она огляделась, видя идеальное голубое небо без единого облачка, и, сделав крупный вдох, насладилась этим спокойствием, что даровало его лицезрение. Со стороны послышались шаги, и тогда Сатана, не поменяв своих личностей, будто вовсе не собираясь никогда это делать, достала авлос снова, посылая на наблюдающих очередные травящие глюки. То, как быстро сложились служащие лечебницы, казалось даже смешным. Нет, конечно, она знала, что врачи здесь — не маги, а лишь старообрядцы, что лечат по реликвиям славянских народов, но, чтобы так просто пасть под её чарами, она не ожидала. Даже не маг выдерживал нападки дольше времени, нежели эти великие освободители. Усмехнувшись картине рухнувших людей, правитель её головы и заодно ада восторжествовал и того сильнее, поправляя розовую шёлковую пижаму, которая сейчас казалась ей куда более прелестной, нежели последние месяцы. Шелохнув рукой, она пустила белокурый локон за плечо, представляя, как же красиво и элегантно выглядит девушка её вида, похожая на ангела, стоящая посреди падших людей, что приходились ей жертвами. Верно, как шедевр. Она хочет остаться таким навечно. Приподняв авлос чуть выше, она погладила его ласковым движением, и произнесла: — Сыграем песнь для её Величества? — болтала она, вертя инструмент в руках. — Или, таки, «боже храни королеву»? Опаснейшая идея, попросту сумасшедшая, но она так ласкала мозг. По сути, она собирается менять своё королевство или его историю, полностью его переформировать, что всегда рискованно. Но как же демону в ней от этого было смешно. — Ну марш, так марш, только вначале отвоюем свою корону. Подобравшись к одному из врачей, она отняла ключ, открывающий проход прочь с этого заколдованного острова и, вставив его в пустоту, создала дверь, позволяя себе дальше нырнуть в пространство. — Повоюем за корону, ветер перемен? Заходя внутрь, она захлопнула дверь, кажется, оставляя в разрушенном и разломанном пространстве лечебницы последние зачатки своего разума.