Под флагом анархии

Ненависть наша, как искры самого безумного огня, как стена из жара и холода. И конца ей не будет.

      Седые склоны холмов терялись в осеннем утреннем тумане и затихали вместе с порывом ветра и слабым шорохом птичьих крыльев. С юга двигалась эскадра облаков, проступающих черными пятнами на ярком, залитом солнцем небосводе. Мир был до безумия тих, но страх двигался параллельно ним. Не приближался, только стачивал территорию своими когтями и безобразными фигурами, проступающими черными силуэтами возле далеких дубов и сосен. Она замерла, провела языком по сухим губам, мелко дрожа, и смотрела, не в силах отвернуться или избавиться от картин перед глазами. Ей казалось, что она видела именно картины — только там рисовали ужасающих до дрожи существ. Человеческий мозг созидал настоящих тварей Преисподней, Тартара и просто какого-то потустороннего мира, где прятался сам страх. Шумно вдохнув, она отвернулась — резко развернулась на пятках и сжала руки в кулаки. Она давно пыталась избавиться от самого страха, ей следовало перестать чувствовать страх перед Михаилом. Архангел был подобно псу — чувствовал страх на расстоянии и смешливо глядел своими холодными глазами, как вечная мерзлота земли. Ненависть пронеслась ослепляющей вспышкой перед глазами. Азраэль задышала часто, поднимая голову, закрыв глаза. Встречая лицом рассвет.       — Там кто-то есть, — выдавила, поглядывая через плечо, никто ли не приблизился к солдатам.       Но существа были умными.       Выжидали и изучали. Кто опаснее.       Азраэль собиралась доказать им — она. Она опаснее и беспощаднее с врагами, которые угрожают безопасности ее армии и мешают борьбе против политики архангела.       — А если их послал Михаил? Он давно понял, чем можно отравить нам жизнь — страхом. Он медленно выедает любое доверие, жизнь вечность в страхе… Этого боятся многие, едва ли мы справились со страхом вечно ужасного архангела и его карающего меча. А теперь это! — она взмахнула рукой, указав на застывший в черноте горизонт.       — Вряд ли. Михаил предпочитает лично уничтожить сопротивление. Выжечь анархию собственными руками и свернуть тебе шею, только тогда, когда ты признаешь, что анархия никогда не будет выше порядка. Когда любые ростки анархии умрут. Когда — покоришься его воли.       — Я знаю. Просто предположила, — пожала плечами Азраэль, смахнув рыжую прядь волос с лица, и, расправив плечи, потерла холодные ладони одну об одну.       Один раз она ему подчинилась, к счастью, Михаил никому не рассказал, утаил страшную тайну их обоюдного позора. Они враги.       — Тогда откуда им взяться? Наш мир за поворотом. Совсем рядом. Все остальные дальше. В параллельный мир и то легче добраться, нежели сюда, — ответа у брата она не искала, однако размышления помогали прийти к какому-то логическому концу или началу.       Дрожь побежала по спине — гром покатился огромной черной божественной колесницей, и Азраэль нахмурилась, сведя брови на самой переносице, и опустила руку на меч. Холодная рукоять успокоила мятежное естество.       — Может, они созданы нашими врагами. У нас их сейчас совсем не мало. Я бы сказал колоссально много. С учетом, что мы воруем их силу, то наши враги яростные ненавистники анархии и всего, что связано с Небесами и ангелами.       — Они считают Михаила виноватым в существовании нас. Тоже верно, — скривилась Азраэль, скосив взгляд на Абдиэля. Паника им не нужна. — Тогда предлагаю такой план действия, — она склонила голову, подозвав рукой ангела, и обняв его за шею, склонилась к уху, зашептав свой безумный план. Все её планы были безрассудные и непонятные для большинства, но тот, кто ведал весь азарт битвы, сладкий вкус бодрящей крови, и когда наносится удар в самое сердце врага, когда на пятки наступает смерть, а единственный выход — это бежать, насколько позволяет испуганный дух, то поступки Азраэль ничем другим не отличались. Ангел Войны не могла сидеть без действия, без боя, и без конца начатых испытаний над собой и Михаилом.       Главный соперник давно обрел лицо: его горящие правосудием и гневом глаза, огромные крылья, закрывающие солнце, и вечная тень преследования, не забывались ею никогда. Вот она искра. Вот жажда жизни, и чтобы сразиться в очередной раз с ним, она собиралась жить вечность. Дрожь прошлась по телу второй раз, сердце замерло на секунду, и Азраэль обернулась. Тихо. До безумия тихо. Только вдалеке кто-то смотрит. И этот кто-то не должен помешать сражаться против Небес.       Кроваво-красный кристалл светился в темноте под легкими доспехами. Он немного жег кожу, но Азраэль знала: в любой момент может использовать его силу, испить головокружительную мощь, питавшую ее благодать, в полной силе.       Граница леса начиналась сухими пнями, и разбитые молнией, словно фарфоровый сервиз, дубовые ветви. Желтые листья плясали перед глазами — вздымаясь вместе с порывом ветра, они, шаловливо подмигивая красными краями, снова тянулись к земле, замирая в сухой полевой траве до следующего акта.       И снова тишина.       Птицы не пели, хотя возле лагеря, на  деревьях и дуплах, Азраэль видела множество гнезд, и порхающие при дневном свете и в ночной мгле хищники дело обыденное, а здесь лишь тишина. Маскарадная. Как завеса между ними… И чем-то, кто посмел подобраться настолько близко.       Она задумчиво поскребла щеку, почесала шею и с трудом заставила себя зайти в лес, где столетние дубы угрюмо смотрели на нее. Именно в них существовала какая-то загадка, смотря только на дуб, Азраэль верила, что они смотрят, думают и ведают намного больше, нежели другие деревья… И сама рассмеялась, беззвучно, закрывая себе рот холодной рукой, согрев пальцы теплым дыханием, и осмотрелась. Никого.       — Хей! — сложив ладони возле рта, она подала голос, покатившийся по склонам и между деревьев эхом. Сухая трава и листья шелестели под шагом, но Азраэль, азартно улыбаясь, собиралась отразить любую атаку. Ветер поднял пыль и песок. Между ними образовалась стена, скрывая мятежное войско от чужих и любопытных глаз. По спине пошел мороз.       Свист воздуха и звон меча давно стали привычными звуками для ее ушей. Она успела отразить атаку, резко выдвинувшись вперед и напряженно замерла, глядя привычному врагу в глаза.       — Михаил. Надо же, как скора наша встреча, — она надеялась, что неловкость архангел не заметил, как и дрожание голоса на последнем слове. Ей следовало сделать лишь одно: выставить меч вперед, сжать его руками со всей силы, и сражаться.       — Да, долгожданная, Азраэль, —  Михаил слегка склонил голову, оглянув ее с ног до головы. На его губах заискрилась мимолетная улыбка, но даже доли секунды хватило, чтобы заметить такие перемены, совсем не обращая на сталь в глазах.       — Я, кажется, знаю, зачем ты пришел… Или скорее за кем. — Азраэль невольно провела языком по губе, задумчиво взирая на острие мечей, которые соприкасались. Пока что никто не собирался разрывать тяжелый момент.       — Передай этого ангела в руки небесного правосудия, — тяжелые слова, наполненные приказом, заставили ее поморщиться от призрачной боли, будто кто-то приложил ее железным мечом, сдавив все тело тросами и цепями. — И…       Азраэль его перебила:       — И? Михаил, и? Отпустишь меня? Не будешь нас преследовать? Уволь от «и», в это не верю. Я не передам Тадеуса в руки правосудия в твоем лице. Теперь он часть моего мятежного войска, а, значит, я буду защищать их до моего последнего вздоха или твоей кончины, Михаил. Этому не бывать.       — Как пожелаешь, — сухо произнес он, и нанес неожиданный удар, который заставил Азраэль пошатнуться, почти выронить меч и зажмуриться от боли. Да только закрывать глаза было роковой ошибкой для воина, и она понимала: еще секунда и такой же силы удар выбьет из рук меч. Чтобы выровнять дыхание и отбить атаку было всего секунда, мгновение, наполненное осенним холодом, и на удивление получилось совершить даже манёвр, дабы выиграть дистанцию, и отбить следующий выпад Михаила.       Но неожиданно Михаил замер, зло сверкнув на нее глазами.       Азраэль обернулась.       Далекий рассветный дождь прибил пыль и песок назад к земле, и теперь взору предстало голое поле с редкими деревьями и пару кустарников.       Совершенно пустое и тихое, как и до заселения несколько недель назад.       — Мир и благодать, — не удержалась, усмехнулась с превосходством Азраэль.       Только ярость Михаила набирала обороты, каждой клеткой тела она чувствовала оглушительные чувства и взывала к своим, подобным, мерзким и громким. Те, которые заставляли бросаться в бой и жить войной.       — Догадалась? — он всегда умел себя контролировать: черты лица не исказились злостью и ненавистью, ненависть цвела только в глубине черного зрачка.       Азраэль же считала его красивым, наверное, как и тысячи других женщин, кто имел возможность столкнуться с архангелом хотя бы на мгновение. Красота его была и внутри, храбрейший воин, который представал перед ней в своем великолепии за долгие века насыщенные войной. Честен и справедлив.       — Азраэль, что ты делаешь? — видя некоторое замешательство на лице анархиста, уточнил он, а Азраэль отступила, нервно прикусив губу, выставив меч перед собой.       — Явно не то что должна, — пробормотала она.       «Как сбежать?» — единственная верная мысль мелькнула вопросом, и Азраэль сжала пальцы левой руки, чувствуя, как онемели конечности, а метания, наполненные страхом и роковым стечением обстоятельств, мешали продумать отступление. Мятежная армия уже далеко отсюда, ей тоже предстояло присоединиться к ним, когда на хвосте не будет никого, кто бы мог причинить вред.       Тяжелое дыхание сопутствовало тяжелому бою.       Михаил выступил вперед, прекрасно зная уязвленные места своей давней соперницы, и ударил по правой кисти, рассекая острием кожу руки.       Азраэль зашипела, понимая, что совершила непростительную ошибку, и ему нужно заставить выронить меч, и свалить мятежницу на холодную землю, удерживая хотя бы несколько минут. Но Азраэль, отпрыгнув, переместила меч в левую руку, с прежней яростью нападая. Звон меча, звонкий удар, и она первой отвела оружие, перемещаясь на юг, и выдвинулась вперед, проскакивая под рукой Михаила, дабы нанести еще один удар и сбежать. Только она не учла, что Михаил не намерен отпускать мятежницу, но на пару секунд дерево, которое она сломала силой, перегородило путь архангелу, его пальцы скользнули в миллиметре от ее руки, и Азраэль усмехнулась.       Демонстративное превосходство ангела не злило Михаила, лишь обнадеживало: внутри съедал страх оказаться пленницей или вывести архангела на своих солдат, но ему нужен только Тадеус. Он давно поклялся найти палача и свести все небесные законы на нем, закончив жизнь еще одного мятежного духа. Если с Азраэль убийство стало бы роковой ошибкой, за которой бы точно потянулись все страждущие и непокорные, в новой безумной войне, то опасение и осторожность Азраэль внушала ему удовлетворение происшествиями на сегодняшний день.         Холодный осенний воздух пробрался под доспехи противными мурашками, доверчиво блуждал между листьями и натянулся кровавой нитью между ними. Горящие красным янтарем глаза постегивали интерес Михаила, и среди желтой листвы и осеннего раннего ветра в сгустках тумана, Азраэль, в своей черной легкой броне, казалась настоящим призраком анархии, беспощадного беспорядка.       — Я не расскажу, где Тадеус, и тем более не приведу тебя к воинам. Не собираюсь сдаваться, ради твоего приказа и желания покарать виновного. Увы, по твоему мнению, мы все виновны.       — А разве это не так? Азраэль, вы не просто разрушили строй небес — не будь существ способных  утолить голод бунта и войны — вы бы уничтожили все живое. Небеса живут за счет силы ангелов, за счет благодати всех там живущих. Поднять на бой тысячи совсем не сложно, а построить что-нибудь снова? Приличное, благочестивое, полезное и правильное с теми, кто навсегда вкусил прелесть свободной жизни, анархии без правил и морали.       — Мы не такие. Я не прошу о разрушении небес, не прошу трон, только одно — умерь свой пыл. Умерь Наоми, умерь палачей, и поймешь, что не только я рушу небеса — в этом твоя участь определена. Они бегут от тебя, не от меня, лишь ко мне. И в этом моя вина, потому что я знаю, что им предложить? — она вздернула бровь, опустив взгляд на кривые ветви столетнего дуба, на коричневую кору исцарапанную ножом, и  заметила кривой вырезанный символ — анархии.       Михаил промолчал.       — Как нашёл? — у нее зачесалась ладонь, она подняла очи, вперившись требовательным взглядом в Михаила, и скривила губы, прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Кто-то тебе подсказывает. Оставляет невидимые символы анархии… Невинная попытка показать свое величие или… — внутри звенела злость, какая неосторожность, какое безрассудство и глупость.       — Не самые умные солдаты. Они считают, что никто не видит, потому с радостью придают клейму камень, дерево, землю, одежду, — Михаил усмехнулся, тоже посмотрев на дерево. — Их здесь много, особенно будет на поле, на голых участках земли — все то, что не затоптано сапогами.       Азраэль покачала головой. А ведь, действительно, безобидные движения остриев мечей, клинков, стрел никогда не задерживались в ее памяти дольше мгновения. Пусть рисуют, пусть ощущают свободу духа анархии… Тяжелое понимание, как проста же ошибка, и насколько она может стать фатальной.       Играть на износ в прятки, куда приятнее, когда никто не смотрит в спину.       — Как же я тебя ненавижу.       — Не будь наша гениальность на пределе возможностей хитроумных планов, мы бы быстро заскучали и погибли бы под бременем собственной глупости, придавленные и раздавленные попытками спастись, а так… Играй, Азраэль, и скрывай, что чужие жизни для тебя не больше, чем забава, не больше интересного развлечения, если они узнают весь гнев, взращенный тобой, обратиться против тебя, — он усмехнулся.       — Тогда я тебе не соперник, просто развлечение? — Азраэль чувствовала, как ярость приливает к щекам. Столько лет стараний, тренировок, — и простое развлечение? «В любом случае, нужно бежать. Опасность никуда не исчезла!»       — Любому врагу я бы свернул шею, не церемонясь, — сталь голоса подгоняла к действиям.       Михаил видел остатки усталости, раздражения и не удержался от усмешки. Настоящего врага нужно ценить и беречь, особо ценной из всех мятежников была Азраэль, ее ненависть и ярость никогда не заканчивались. Зачатки решительно сопротивление и немедленного побега он успел заметить за момент до того, как Азраэль сорвалась с места, и успел схватить ее за локоть, повалив на сырую землю. Как пойманная птица, она металась несколько минут, вырывалась и дергалась, но сжав кисти рук и почти сидя на ней, Михаил контролировал каждое движение. — Побег не удался.       В ее волосах запуталась сухая трава и листы. Янтарные глаза смотрели зло и обреченно.       Азраэль так надеялась выиграть мгновения и скрыться в соседнем мирке, но теперь…       — Так, где они могли деться? Ближайший мир — наш, — Михаил хмыкнул, переместив руку на кисть, зажав тонкую рану от его меча, и тяжело выдохнув, склонившись. — Они ведь там, на земле, в окружении скал или моря, а может, разместились на пастбищах.       — Или разошлись по городам, залегли в расщелинах или… или еще много как можно спрятаться от твоего гнева. — Азраэль выгнулась, попытавшись сбросить с себя Михаила, но захвата как такового не получилось — он даже не заметил вялые старания. Сапогами она скользила по листве и траве, и откинула голову, ровно глядя в серые небеса. — Я ничего тебе не расскажу, можешь пытать, если хочется.       — Если бы пытки помогали, я бы уже давно уничтожил мятежников и вернулся к обычной жизни, — жестко припечатал он. — Но твои, конечно же, надежды на Тадеуса велики и наивны, если ты думаешь, что он будет подчиняться твоим правилам.       — О чем ты? — Азраэль вскинула бровь, проведя языком по губам.       Намеренно ли вводил в заблуждение или на самом деле за ангелом тянулись некоторые грешки? Михаил медленно выпустил кисти рук, позволяя ей отодвинуться, тупиться задумчивым взглядом, замерев в ожидании.       — Он работал с демонами и рыцарем Ада, — Михаил встал и выпрямился. Осенний ветер носился зигзагами, но холода не чувствовал никто. Кровь кипела от разжигающей ненависти и их упорных стараний победить. — Когда мы боролись с ними, очищали город за городом, тем временем, главный палач любезно помогал им выбрать идеальную цель — город с душами, которые можно утащить в Ад без стараний и сражений. Отдай мне его, Азраэль, или я буду уничтожать твое войско так же хладнокровно, как ты собираешь всех предателей и изменников. Они предают не меня, свою суть.       Азраэль с ужасом отступила. Иногда она забывала, что Михаил не изменился — всего лишь архистратиг, правитель Рая и верный сын своего Отца. А еще он беспощадный воин… Сердце забилось сильнее, чем прежде. Как хрупок миг перемирия.       — Он в моей власти, с тех самых пор, как стал частью войска. Но, как уже говорилось, передавать никого я не буду, ни палача, ни подлеца, ни хитреца, — издевательски растягивая гласные, произнесла Азраэль, всем свои видом говоря, что надежды напрасны — никакого Тадеуса он не получит. Где палач, там и другие. Сначала отдай мне одного, потом ему будут мешать другие и так до бесконечности, пока никого не останется. По возращению она планировала обсудить инцидент с Домиником. Храбрость подтаяла быстро, неровно и безнадежно.       С каждым глотком першило в горле, вязкий страх осел на языке, горький и неуместный, хотя бы в силу того, что Михаил не собирался убивать ее прямо сейчас, только использовать, дабы подобраться ближе к армии, а после… Азраэль скосила взгляд на меч в метре от нее, лежащий в траве и листве, Михаил строго посмотрел на нее и проследил за ее взглядом.       — Не надейся сбежать быстро, Азраэль. Я не для этого так долго искал тебя, да, как вижу, спасателей и думающих за тебя советников рядом нет. Посмотрим, насколько ты стала самостоятельной и насколько сильна анархия в твоих жилах.       Сказанное Михаилом перевернуло что-то внутри, разбив самообладание вдребезги. Мышцы напряглись, она скользнула к мечу и почти коснулась пальцами привычной рукояти, как твердая рука сжалась на предплечье. Азраэль резко обернулась, столкнувшись лицом к лицу с проблемой, и услышала:       — Он тебе не понадобится.       Со злостью взглянув на Михаила, она попыталась выдернуть руку, но архангел не отпустил.       — Мне нужен был только Тадеус.       — А теперь наверняка все пойдут на убой. Убогий архистратиг, когда-нибудь в твоем царстве порядка не останется никого. — Азраэль представить не могла, что последует за этим, насколько гнев Михаила, словно неподконтрольная людям стихия, выйдет из берегов или прольется жгучей лавой на деревни. Её дыхание стало тяжелым, дурманящий вкус страха и победы значили слишком много для архангела. Но он не собирался действовать настолько опрометчиво, чтобы после пожинать многочисленные плоды разрушительной стихии анархии, которая прольется с каждым ростком гнева, с каждой вспышкой на красивом ангельском лице Азраэль.       — Тогда и в твоем укромном уголке, так званой, свободы не останется мест, а псы перегрызут глотки один одному, ради горячей крови и во славу вседозволенности, которую ты проповедуешь, — слишком спокойно проговорил Михаил, всего на пару тонов снизив громкость и сталь голоса, но, к своему несчастью, продолжал мысленно восхвалять тот вызов, который виделся в красном янтаре глаз.       — Это одна из тех крайностей, которые невозможны, — кусая губы, Азраэль покачала головой. — Ни один из нас не допустит проигрыша, так что такой расклад, лишь выдумка, предполагаемая неизбежность.       Михаил только усмехнулся: придет час, когда анархия уничтожит сама себя или уничтожит ее он. Он заметил явное недоумение Азраэль, почти сладкое чувство, когда мятежница была в его руках и власти, однако иногда ему смиренно приходилось отпускать ее, дабы продолжить свою погоню дальше.       — Что дальше? Ты меня уже поймал.       — Начнем искать твое войско предателей и изменников, а когда найдем, они отправятся на смерть, а ты в тюрьму.       Азраэль передернула плечами, отчаянно пытаясь отогнать плохие мысли. Лишь бы никто не решился на поиски пропавшего командира. А к ним подбирался дождь, деревья шумели сильнее, а грозовые облака, сделав круг, неслись к ним.       «Только не ищите», — молилась Азраэль, зажмурившись, когда ладонь архангела легла на запястье.       Одним приказом поднимались гарнизоны, всегда готовы сразиться с мятежниками, и задавить нечестивых, тысячи и тысячи ангелов тренировались к полномасштабной войне под предводителем Михаила.       Азраэль сглотнула.       Ее солдаты были не готовы к такому, мелким вылазкам, почти грабежам с показательным выступлением в свете ненастоящего величия, с явным лозунгом: «Мы есть, мы существуем», и все. Только не война. Не сейчас.       — Что же, Азраэль, поспешим. Они ведь недалеко ушли, совсем близко, ждут возращения, — он заглянул ей в глаза, чуть прищурившись.       Его светлые глаза вызвали мороз на коже, Азраэль сжала зубы, а после, решительно подавшись, просипела: «И не надейся, Михаил». Теплое дыхание архангела пощекотало кожу, как когда-то, во время их неожиданной встречи, о которой никто никогда не узнает. Поклялись на костях, крови и ненависти и прикрыли тонким слоем пепла в собственном разуме.       Ветер растрепал ее волосы. Михаил держал крепко, сомкнув горячие пальцы на руке, и напряженно ждал. Чего ждал? Архангел не совсем понимал, как должен вести себя с мятежницей, и, выдохнув, посмотрел на черный горизонт.