Под флагом анархии

      Мятежники… Их сердца давно горели неистовым пламенем ярости — даже для Азраэль оно было удивительно мощным, обжигающим до костей, и поддаваться архангелу и Небесам в целом никто не собирался.       Пляска ненависти продолжалась уже несколько столетий. Уходили по одному, незаметно. Незримыми тенями собственных сущностей просачивались сквозь райские врата и не желали больше возвращаться — разве что  редко вместе с ветрами назревала тоска по самому духу Рая, которому они отдавали часть себя и своей благодати.       Азраэль прекрасно помнила роковые предостережения — едва ли дух ангелов покинет Рай, то с последним ангелом тот упадет, рухнет на землю, и начнется новый Апокалипсис, где и чаша весов с утробным рыком из Преисподней укажет на победу Ада. Подсознательно они боялись подобного расклада сил — Ад не должен победить. Никогда.       С закрытыми глазами она чувствовала жар и порывы легкого земного ветра. И архангела. Его присутствие выбивало дух под маски беспристрастности, а ненависть противно ныла внутри.       — Можешь открывать глаза, — Михаил выдохнул, глаза его потухли, крылья скрылись за спиной, а они остались стоять уже на Земле, среди человеческих городов и крохотных домов. На переход он потратил собственные силы, поэтому она чувствовала себя превосходно, если не учитывать согнувшегося от удара себялюбия и уверенности, шатающейся как последний камень дома во время землетрясения.       Азраэль осмотрелась: непримечательные здания из камня и дерева, обширные базары с разнообразным товаром на простых деревянных лотках, яркие вывески мелких торговцев пестрили обилием картинок и карикатур. Нет, здесь они никогда не прятались — любой человек потенциальная угроза раскрытия. Архангел посмотрел на ее ладонь, спрятанную в карман. Золотая цепь не давала возможности сбежать, Азраэль подобный расклад предвидеть не могла и не хотела, теперь же сгорала от ненависти. Не получится сбежать легко, как она рассчитывала. Чертов архангел!       — Предполагаешь, город относительно хорошее укрытие для армии? Или как ты собираешься их искать? — Азраэль подобралась ближе, почти вплотную, твердо прошептав ему на ухо. Михаил усмехнулся и покачал головой. Легкий аромат чьих-то духов на шляпке проникновенно оплел их шелковым цветочным шлейфом.       — Я нет. Хочу тебе кое-что показать.       Их давно разделяла стена непонимания: Михаил не понимал, как они осмелились на подобное, а она — почему архангел продолжает ту же политику, прекрасно зная последствия.       Мятежники учились жить без Рая, без поддержки архангелов, раз Бога уже давно не было с ними. Азраэль им помогала, научившись самой первой и отдав всю любовь к небесам на растерзания всемогущей свободы.       По ее рукам прошелся ток, она посмотрела на тонкую цепь, которую не в силах была сломать, и мысленно застонала от очевидного. Кажется, их тандем будет чрезвычайно продуктивно двигаться в сторону мятежного войска. От постоянного присутствия можно задохнуться или от страха, или от ненависти, решила она, и,  выдохнув через нос почти с яростью, поравнялась с Михаилом, глядя вперед.       — Что именно, показать? А если не совсем хочется и противоречит моему кредо? Предлагаю обдумать все и решить, что никаких мятежников мы не найдем, кроме, конечно, человеческих, с этими все может быть.       — Начало твоего краха будет запоминающимся, — вкрадчиво произнес Михаил, но не слишком злобно. Азраэль не впечатлилась. — Не притворяйся, что не страшно. Достаточно было поймать тебя, чтобы цепочка непокорных потянулась ко мне в руки. Или не дрожи.       Азраэль хмыкнула.       — Конечно, всезнающий архангел, как я могла забыть, — звеневшая злоба мучительно застыла перед глазами красными вспышками гнева, живой ярости, которая всегда жила в ее груди, и только для Михаила чувства достигали своего апогея.       Ненавидеть всей своей сущностью, всем естеством было больно и неправильно, это противоречило ее теории о правлении холодным рассудком, без эмоций, чувств, особенно, таких впечатляющих, как ярость и желание мести. Она рванула цепь на себя, сжимая зубы, ощущая соленый вкус собственной крови, и нанесла удар. Который стал для архангела полной неожиданностью.       На камень упали капли крови.       Михаил вытер ладонью потекшую кровь, подождал пару секунд, когда рана исчезнет, и покачал головой, дернув уголком  губ:       — Страх делает нас безрассудными, не так ли? Почти глупыми и возбужденными, но выдохни и выпрямись, отвечать я тебе не буду, Азраэль, ты уже в ловушке, поймана и обезоружена.       Она уставилась на него с новой порцией яда, презрительно скривив губы, и сжала кулаки, заметив, что цепь несколько укоротилась. Их руки находились в нескольких сантиметрах. Говорило ли это о сомнениях Михаила? Не раз приходилось выкарабкиваться из самого низа, защищенных мест небес и ловушек, созданных для нее и ее солдат.       Война никогда не начиналась официально, но и никогда не заканчивалась с тех самых пор, как первые ангелы прониклись духом анархии. Азраэль помнила те сладкие мгновения свободы и выбора, которыми они наделили себя сами, преподнесли непокорность, как нечто запретное и в то же время превосходное. Глоток свободы, от которого никто не отказывался, и продолжали неистово пить из бездонной ямы возможностей. Потом свобода начала омрачаться попытками архангела разрушить фундамент нового дома и уничтожить истинных лидеров. Тогда спутником стал страх, и о нем рассказывать анархист не спешила, для всех она должна навечно оставаться каменной стеной и вечным вдохновителем.       — Так что хотел показать?       — Как только я начал разбор дела Тадеуса, появились некие увлекательные аспекты демонической жизни. Его махинации вывели меня к одному демону, который зарекся подниматься на землю и работать с ангелами. Но что не сделаешь, ради жизни, — от тона Михаила у Азраэль побежали мурашки по спине, впрочем, в иной раз и она бы согласилась работать с демонами, лишь бы не с архангелом, который внушал ужас и страх. Она медленно выдохнула, скрывая взгляд загнанного зверя, мысленно приговаривая: «Он же не увидел? Ничего не заметил… Или не захотел заметить, чтобы после насладиться победой сполна».       — Никому из ангелов с демонами сотрудничать нельзя, но только не тебе, Михаил, верно? Когда вся земля во власти одного существа, кроме Бога, не будет ли это огромной проблемой, перейди ты черту не возврата? — язык не слушался, но она продолжала говорить. Явно сглотнув после последнего слова, Азраэль перевела взгляд их связанные руки, единственное, что могло ее спасти: отсечение руки. Но сосуд слишком ценен и вполне впитал в себя мощь кристалла, создав комфортное тело для существования.       — Не для этого ли ты вознесла свое существование во славу великих миссий? — он невозмутимо пожал плечами, с удовольствием заметив заминку в ее речах. Сомнения — живописные, ядовитые, как аконит, и смехотворные. Анархию нелегко уничтожить, повторил он про себя, решив использовать предыдущую осечку, как основу плана: предательство командира отменяет все идеи, планы, разбивает доверие и губит сущность. Вся идеология — ложь, все идеи — мрак и тьма, спасения нет и никогда не будет, осталось только убедить в этом мятежное войско, и снова не поддаться своему враги. Ради всего святого. — Но заметь, черту я перейду только из-за тебя, можешь гордиться, такая честь и слава, — тон ровный, беспристрастный, ведь в это он не верил. Крайности, по отношению к мятежникам, совсем не крайность. Вынужденная мера.       Азраэль подняла глаза, прошептав:       — Неправильная интонация, Михаил, нужно говорить едко, ты же властвуешь над всем и над всеми.       — Как заведовал Отец, я веду Землю к порядку и миру, моя цель — не власть, порядок.       — Возможно, но… Почему твой порядок привел нас к анархии?       Азраэль тоже не нужна власть, свобода — да, в этом был и смысл ее анархических подвигов, но архангел думал иначе, совсем по-иному. Сущность самой Азраэль чем-то напоминала ему бога войны Ареса, и не существовало ничего, кроме ярости, злобы, войны с кровью и огнем, однако допустить ошибку, не имея о ней достаточно информации, несомненно не помогало в истреблении анархистов. Но всего до сих пор почему-то не понимал…       — Потому что это часть тебя, война, бунт. Кроме нас тебе не с кем воевать, демоны совсем ни те противники, которых когда-нибудь удостоит вниманием Ангел Войны, твою суть можно подавить, задавить, рассеяв весь флер бунта. Вот тогда, может тогда, мир не будет чувствовать анархии, однако. Однако, Азраэль, после появиться еще кто-то, может, сильнее, хитрее или глупее.       Он уже давно обдумал существование мятежников — его стремление основывалось на уничтожении, полной ликвидации, но каждый раз он медлил с приговором. В Азраэль было что-то особенное, из-за этого совершенно не хотелось убивать, даже когда такая возможность существовала — все равно будет пытаться ее исправить. Возможно, это шутка Отца перед уходом. Такая же нелепая, как рыжеволосая мятежница. Стоило ли над этим посмеяться, он не знал. Может, когда-нибудь, мир настолько перевернется, что о своем решении не лишать жизни Азраэль, не пожалеет.       Идею не уничтожить. Они, как и люди, почему-то подвержены идеям. Азраэль покачала головой, не придавая его словам значению, не соглашаясь, и Михаил равнодушно посмотрел на ангела, ощутив внутри пустоту.       — Мы не понимаем друг друга, — пришли к итогу одновременно. Досада кольнула в сердце.       Они остановились, Азраэль с любопытством и страхом осмотрелась: что придумал на этот раз архангел в своем бессилии со всей возможной силой в его венах, предположить сложно.       Пыл закружилась вокруг них. Ветхий деревянный домик совсем покосился, желтой сеткой листьев по нему вился дикий виноград. Азраэль нахмурилась, неопределенно дернув плечом, и повернулась к Михаилу. Который остановился рядом и внимательно смотрел на дом. Дом окружил запах старости, гнили и осень. Холодной, промерзлой, но необычайно красивой в редких лучах солнца и цветных листьях. Всего на мгновение им почудилась гармония момента, однако реальность вырвала и заточила в своих колючих объятиях ненависти. Внутри дома скрипнули доски. Крысы? — мелькнуло в мыслях Азраэль.       — Занимательно. Но, что это? — она указала рукой на дом и тяжело вздохнула. — Михаил, извини, но этот домик меня не удержит, меньше, чем на отдельную камеру в небесной тюрьме я не согласна.       — Я учту твои пожелания, — важно кивнул он, и подошел ближе, бросив через плечо. — Оставайся здесь.       Азраэль видела, как натянулась цепь, Михаил осторожно подходил к зданию, после остановился возле дверей и зажмурился. На что он не рассчитывал, этого явно уже не существовало. Остались только глубокие царапины на оконной раме без окон, в листьях винограда, и легкий запах серы, который уносил на юг сильный ветер. Если демоны здесь и были, то давно, скорее, с тех самых пор, как архангел узнал о них.       — Ничего нет, — он открыл двери и выставил руку, и уклонился от ошеломляющей атаки откуда-то сверху. Их окружил столп огня радиусом в двадцать метров. Азраэль, отступая от обжигающей стены, почти вплотную подошла к архангелу и обернулась.       — Как нет? Ловушки есть, огонь есть, а что еще нужно?       Михаил тяжело вздохнул, его зеленоватые глаза вспыхнули золотом, и на небе начали сгущаться облака. Черные, будто живые тучи, медленно собирались в одно темно-серое пятно и вскоре они уже могли видеть горячие капли дождя на коже. Жестом руки он усилил дождь, и пока от огня не осталось и следа, ливень не прекратился.       Азраэль промокла до нитки, волосы неприятно липли к коже, и постоянно приходилось их поправлять, потому приподняв бровь, продолжала смотреть на Михаила, который не сдвинулся с места, не отрывая взгляда, смотрел на дом. Точно ожидая еще чего-то?       — Идем, теперь безопасно, — он потянул воспротивившуюся Азраэль к дому.       — Скажи, честно, ты решил меня кому-то скормить? Или отдать демоном? Так хочу заметить, что тебе же хуже будет… И так характер скверный, а потом еще хуже будет, — ее била крупная дрожь, она не желала иметь ничего общего с демонами, а тем более спускаться в Ад. Больше всего тревожил, тот факт, что кристалл мог впитать в себя темную энергию, и как перекрыть весь поток, который обязательно повалит со всех стен, она еще не знала.       Страх щекотал ноздри, у Азраэль страх был дымом, резким и не выносимым запахом, которым пахла ее кожа и одежда, она схватила его за рукав, всей мимикой лица, стараясь передать будущий крах его спокойных ночей, и опустошенно опустила глаза. Михаил взял ее за предплечье и надавил на подбородок, заставляя снова поднять голову, внимательно изучая анархиста. Сейчас она напоминала ему себя же, отвратительно беспомощную и открытую, живые глаза тускнели от страха и ужаса, а губы продолжали кривиться в неестественной усмешке. А когда-то он целовал их.       — Ты ведь догадываешься, что Тадеус работал не только с демонами? Он давно примерял на себя маску мятежника, и вместо своего долга, стал хуже самих осужденных и приговоренных, упивался властью и силой, чтобы после плюнуть мне в лицо своей службой.       Она покачала головой, медленно убирая его руки, касаясь своими тонкими холодными пальцами кожи, и поджала губы, задумавшись. Внезапное озарение вспыхнуло в глубине ее глаз слабым сиянием солнца. Мимолетное и теплое, словно последний луч среди снега и льда. Михаил напряженно моргнул, понимания, что с противоречивым противостоянием, они продолжают открывать друг другу карты своей сути, свои переживания, свои падения и тайные желания.       — Кто это был, Михаил? Кого он несправедливо засудил?         — Неважно, главное, чтобы предательство больше не повторилось.       — Я все равно не могу отдать тебе Тадеуса. Ни сейчас, ни потом, ко мне они приходят чистые как дети. Ни я, ни мои советники не судят по прошлым деяниям, только настоящее. Таковы правила, и менять их не буду, разве что попрошу следить за ним, и все.       — Когда головокружительное предательство обступит со всех сторон, вспомни, о чем мы с тобой говорили, — Михаил улыбнулся уголком губ. — Смой иллюзорную маску и оглянись, тебя мечтают убить не единицы, сотни, твои солдаты — ради власти, чтобы стать единственно правильными анархистами, мои — мести и ранга.       — Анархия не всегда беспорядок и хаос, еще свобода, уважение, самодисциплина, только так можно удержаться на грани и не уничтожить друг друга. Я веду их дорогой войны, только потому, что еще не понимаю, как еще можно бороться против твоей жалкой власти.       — В то, что ты превратила наш мир, не пройдет бесследно. Теперь всегда будет бунт и война. Интересная дорога нам уготована, да, Ангел Войны? — его ровный тон, без угроз, лживой насмешки, со спокойствием и хладнокровием, убеждал ее сущность в уродстве. Иногда она слишком легко поддавалась речам Михаила, приходя в себя только через некоторое время в поисках внутренней гармонии.       Азраэль отступила, касаясь лопатками двери, напряженно дыша, и чувствуя в груди пожар ненависти, с трудом выдохнула, замечая, что еще несколько минут в компании Михаила, и безумный поступок снова опустит ее в глазах архангела. Предстояло держаться, чтобы потом не услышать шепот: «Безумна». От союзников.       Сколько раз Доминик просил ее не отвечать архангелу, не доказывать свою правоту и цель, но Азраэль просто не хотела верить, что архангел не может понять. «Может, ведь может же, да? Тогда бы нам не пришлось воевать!» — именно так она раньше отвечала советникам, не вынося свои слова из надежного укрытия, чтобы солдаты никогда не узнали истинных причин и мотивов анархии. Они то уже не хотели возвращаться, узнав другую жизнь, полную и насыщенную. Сегодня пир, завтра битва, послезавтра пьяный хмель и приключения с интригами.       — Это не только моя вина, Михаил! — она хотела дернуть за цепь, применить силу, но едва коснулась пальцами, как они вспыхнули от невыносимой боли, а на пальцах застыла яркая кровь. Ахнув, она отступила, прошептав: — Чертов манипулятор.       — Потом договорим, у тебя будет еще вечность в небесной тюрьме, дабы высказать мне все, что пожелает твоя бурная фантазия, — хмыкнул он, подтолкнув ее в спину. Дверь в ветхий домик давно распахнулась, дыша на них зловонием Ада. Азраэль сглотнула, не решаясь переступить порог, сзади ее держал Михаил, с опаской разглядывая очередной вход в обитель тьмы, и подвинув, вошел первым. Вопреки всему, она старалась держаться рядом с ним, прижавшись к плечу и держа за рукав — вокруг него тьма не была столь агрессивна, а кристалл не тянул силу. Словно понимая, что к чему, Михаил бросил взгляд грудь, скрытую плотным доспехом, но кристалл ожил и пульсировал, отливая цветом крови.       — Ад не то место, где я бы хотела побывать, — со смешком проговорила Азраэль, рассматривая открывшийся перед ними черный туннель, и едва они пересекли невидимый порог, зажглись факелы, озарив тусклым светом тьму. — Что тебе здесь понадобилось, Михаил?       Предчувствие током прошлось по израненным пальцам, натянутой цепью. Азраэль задержалась, оступилась и почти мертвым грузом прикипела к полу Ада. Михаил удивленно вскинул брови.       Давнее видение не давало жизни, красным огненным облаком ее затягивало в неизбежность с невыносимым запахом серы.       Во тьме таяли ее возможности и желание, вперемешку с болью и ненавистью, в голове одни вопросы: «Почему?», «Зачем мне это?», «Почему я», и сухой собственный голос давал один единственный ответ «Ради спасения». Боль ломала лопатки, выкручивала кости, а повсюду были перья и кровь. Перья из ее крыльев. Алые, сожженные, утопающие в крови.       Она сглотнула, часто моргая, пытаясь прогнать картинку, которая намертво встала перед глазами и закрыла ладонью рот.       А в руках ее же клинок…       Ей опять сделалось плохо, и она согнулась от резкой боли, прокусывая губу. Рот наполнился кровью. Больше всего она боялась Михаила. Который прожигал ее холодным непонимающим взглядом и поддерживал за локоть. Долгая минута показалась ей несколькими часами в чане с кипятком, кое-как поборов видение, она со свистом выдохнула и облизала губы, неловко выпрямившись.       Очередная слабость, которую она так опрометчиво показала врагу.       — Мы ненадолго, — тихо произнес он, глядя вперед. Азраэль промолчала, предположив, что хуже уже не будет. А с демонами они как-то справлятся.