Под флагом анархии

      Ночь опустилась на их громкий лагерь. Сияли костры, и кроме генералов и советников, никто не догадывался о скором несчастье.       Азраэль выбралась из вороха одеял, сжимала руки и пыталась их согреть, и совсем не хотела идти к костру, где тенью угнетенного и обиженного сидел Доминик. С того времени прошло почти три дня, брат с ней не разговаривал, в плане участия не принимал, и только отдаленно Азраэль понимала причину, искала ее темными ночами, глядя в пустоту своей сущности и беспросветную тьму. Ее уничтожало медленно, как жучки медленно грызли кору деревьев, так и таял ее свет, уходя сквозь сильно сжатые пальцы, а на коже оставался только пепел.       Я еще поборюсь, говорила она себе и наполняла шатер светом свечей или откидывала тяжелую непроницаемую ткань, дабы запустить больше солнца. Всего три дня, а казалось, что борьба с тьмой продолжалась вечность. Когда стало невыносимо холодно, Азраэль тихо выскользнула из шатра и нырнула в ночную мглу, широкими размахами крыльев помогая себе добраться до горячих источников. Горный район окутал туман, на высоких вершинах лежали белые вечные снега, косой ветер дул прямо в лицо, и ничего из этого она не замечала. Ей хотелось поскорее добраться до горячей воды и просидеть там несколько часов, пока руки не станут теплыми. Самое тихое и безлюдное место, которое ей удавалось находить, однако Азраэль знала, что где-то здесь, в несколько сот миль жили люди. Странные люди, которые отринули их мир и поселились на кромке мироздания. Богатый мир почему-то их не принимал, но и Азраэль не решалась лезть.       Азраэль приземлилась возле источников и вдохнула теплый сладковатый запах. Тепло. Его неожиданно стало так мало. Остался крохотный клочок света, который еще грел и заставлял жить. Ей хотелось горько взвыть, сорвать петли и сделать какое-то безумие, ради спасения солдат. И чтобы Доминик больше не сидел с постным лицом и не нагонял атмосферу горя и поминок, ведь именно сейчас надежда была ей нужна сильнее, чем прежде. Только он почему-то не понимал, и, видимо, уже видел себя главнокомандующим мятежной армии. Азраэль с силой рванула рубашку, пуговицы остались в руке, и бросила их возле остальной одежды, спокойно погружаясь с горячую пучину надежды и покоя. Теплые объятия воды казались всем. По жилам Азраэль всегда бежал огонь, но горячий источник возвращал к жизни.       Что кто-то приближался, Азраэль заметила издалека и напряглась, смахнув мокрую прядь с лица. Кромешную тьму оберегал туман, облака не позволяли звездам ярко блестеть над горами, а пар мягко щекотал кожу. Следовало приготовиться, и, разглядев фигуру в темноте, она слегка напряглась, плеснув руками по спокойной глади.       Доминик заговорил не сразу. Сначала он посмотрел по сторонам, потом почесал голову и нашел гладкий камень, присев и скрестив руки.       — Я знал, что найду тебя здесь. Нужно поговорить.       — Уже заметила, — фыркнула Азраэль. Горячая вода унимала дрожь по всему телу — до чего же ей не хотелось начинать утомительный разговор. Виновата она и только она, и уже ничего изменить не получалось, только смириться, бороться или забыть и выстроить новый порядок их анархии. — Начинай, — махнула рукой она, и погрузилась по нос в воду.       — Тебе могло показаться, что я ничего не делал.       — Да, именно так. Главнокомандующие не отрицают проблемы, — вынырнув, назидательно произнесла она.       Губы сами кривились в ухмылке, и она была очень благодарна безумно темной ночи, туману, что он не видит ее глаз, не видел мороз поползший по спине и всепоглощающую боль, которая взрывала голову и надрывала крылья. Само понимание, что Михаил победил, что она будет вынуждена оставить солдат на произвол судьбы, уничтожало, подтачивало, чтобы в скорее ее переломить и выбросить холодный труп.       — Сейчас не об этом, — холодно произнес Доминик, и легко оттолкнулся от склизкой земли и присел на корточки.       Азраэль замерла.       — А о чем? — интуиция шептала плохие вещи.       Азраэль чувствовала, что близился какой-то крах. Пощады можно было рассчитывать от кого-либо, даже от врагов, но Доминик бил больно, словами и делом, ей иногда казалось, что он был создан Богом, как невозмутимое и жестокое подобие архангела, которого перетянула на свой бок анархия. Азраэль шумно сглотнула и предусмотрительно отплыла от края, нащупав носочками дно. Черная гладь источников напоминала бездонную тьму, бушевавшую в ее груди, захлестывающую волнами мрака крохотный сверкающий в последних закатных лучах кораблик. И первостепенной задачей было сохранить кораблик.       Доминик — скала, айсберг, о который она грозилась разбиться в дребезги.       Азраэль прикусила губу, почувствовав привкус крови, и решительно подплыла ближе, вцепившись в камень ногтями.       — О тебе и твоих отношениях.       — Доминик, я… я не хотела вас подводить. Я думала, что справлюсь, что смогу выиграть несколько минут и исчезнуть, — усталость распяла ее на кресте. Еще мгновение и ничего кроме вины не останется, а та была слишком горькой.       — И не об этом. Войском поползли занимательные слухи, — Доминик стиснул зубы, смотря так, словно Азраэль тут же должна была покаяться в содеянном.       — Какие слухи? Что ты начинаешь издалека? Или мы играем в игру, укадай-ка, Азраэль, — ее глаза вспыхнули тьмой и погасли, она вскинула голову, все еще находясь в горячей воде. Та казалась нестерпимо холодной.       — Тебе лишь бы поиграть! — вспыхнул Доминик. — Постоянная игра, с нами, с архангелом, с остальными. Тебе не надоело еще притворяться?       — Напомню, что именно такой вы желали меня видеть, — отрезала Азраэль, не поддавшись на провокации. Для нее жизнь не была игрой, но представив хотя бы на мгновение, что не все реальность, можно было сотворить то, о чем другие не могли даже подумать. Их останавливались правила, ограничения, в ее же играх никогда не было такого, только стертые границы. — Ближе к делу, Доминик.       — С кем ты спала?       Азраэль широко распахнула глаза и скривилась, недоуменно прошептав, что ни с кем.       — А у меня другие сведения.       — Я не сплю с солдатами, не нуждаюсь в человеческих потребностях к размножению.       — А они думают иначе.       — И кто же этот герой? — Азраэль рассмеялась, приторно ухмыльнувшись после. Как главнокомандующая она не могла позволить себе отношения. — Кто решился приписаться мне в любовнички? Я завтра выпотрошу его и скормлю внутренности его похабным дружкам.       — Занятно. А я думаю, что ты к нему не пойдешь, ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Потому что вы и так доигрались.       — Я все еще не понимаю тебя, — покачала головой Азраэль, и поймала рыжую прядь волос, пропуская ее сквозь пальцы.       — Они считают твоим любовником Михаила!       Ноги подкосились, Азраэль ошеломленно нырнула и вынырнула закашлявшись. Внутренности скрутились в тугой комок. Их же никто не видел? Рафаил бы не стал действовать против Михаила.       — Ты спятил!       — Азраэль! Михаила! — Доминик вскочил, нервно расхаживая вдоль бассейна с горячей водой. Он не видел, как побледнела Азраэль и ее длинные ногти встряли в ладони. — И я помню этот день, однажды ты вернулась совсем не своя. Твои глаза лихорадочно сверкали, движения стали плавными и с приятной истомой. И заметил это не я, один из командиров произнес, что у Азраэль видимо был приятный вечер. В тот вечер ты проникла в лагерь архангела, и скажи, что ничего не было. Скажи, глядя мне в глаза. Скажи, что ты не спишь с архангелом! — Азраэль была в ужасе, но с огромным трудом, она покачала головой и тяжело вздохнула.       — Вы спятили, совсем поехали. Видимо скучно не только мне. Но додуматься, что я спала с Михаилом… выше всяких похвал. Доминик. Ладно, они, но ты, ты же знаешь, о пытках, знаешь, как он меня ненавидит. И все равно поверил в это. Может, я еще каждую ночь являюсь ему в прозрачной сорочке на небесах и кувыркаюсь, пока рассвет не зальет рай? А может, Михаил проникает сюда под покровом ночи, и мы предаемся греху. А потом спокойненько улетает, не испепелив никого из предателей. Где голос разума ваш? Или ты думаешь, я вскоре буду подыхать от его огромной любви?!       Доминик не верил. Азраэль видела ответ в его прищуренных глазах, зрачки которых скрывала ночная темнота. У нее дрожали колени, но камень перед ней был непреклонен, как и обманчиво тихая вода, скрывавшая ужас от чужих глаз. Вся природа встала на пути страшной тайны и помогала отрицать с должным рвением и многословием суть их недавнего конфликта. Если бы Доминик знал, какое проклятие боги наслали на Азраэль, он был бы взбешен вдвое больше, нежели сейчас, а если бы она открыто призналась в «отношениях» с архангелом, ее бы казнили за измену.       — И ты просто слушал, как командир при всех обсуждает, что у меня с кем-то был секс? — Азраэль недовольно выгнула бровь.       Доминик молчал.       — Оказывается, мы потеряли намного больше. Мы потеряли уважение и потеряли солдат. Тебе придется уподобиться Михаилу, дабы вернуть прежнюю власть.       — Что мы потеряли? — прошептал Доминик, запрокинув голову. На его коротких волосах скапливалась влага, а пар едва доставал до кожи. Азраэль подавила вспышку гнева.       — Я была слишком доброй, поэтому появились сомнения.       — Неуверен, что именно так. Пришло время что-то менять, но вопрос остается открытым, как и обвинение. Я не собираюсь тебя уличать перед всеми в чем-то. Ведь мы нуждаемся в твоих силах, и, конечно, в тебе. Когда анархия под угрозой, мы всегда нуждаемся в тебе, потому что верим, что тебя ничего не сломает, что танцы на острие клинка никогда не прервутся, и ты… именно ты, будешь вечно парить под небесами, вызывая их на бой, в очередной раз. А мы пойдем. Ведь давно уже забыли иной путь, без войны, без огня в наших жилах. И мы справимся со всем, моя королева, — Доминик поклонился, в ухмылке дернулись уголки губ, а глаза сверкали яростью будущего командующего.       «Моя королева».       Азраэль шумно выдохнула и прикрыла глаза.       Брат улетел, но лучше не стало.       Горячая вода стала ледяной, внутри Азраэль что-то трещало. Она прижала горячие ладони к груди и слышала слабую песнь света в ушах, напротив же раздавался смех ее новой госпожи и неизменного конца. Горячие источники не могли поделиться теплом, и были совершенно не способны излечить от тьмы, однако могли помочь заглушить крик. Азраэль нырнула, с болью выплеснув несказанные слова. Вода попала в рот, в нос, обожгла легкие, но Азраэль не собиралась выныривать — еще рано. Задыхалась только ее человеческая сущность, те чувства и эмоции, именно та хранила крах и горечь поражения, душные эмоции, — ведь ангел Азраэль не умеет чувствовать, не умеет любить и сопереживать. Не умеет и горевать, сетовать на слабость. Она никогда не должна была принимать в сердце те живые человеческие эмоции, чувства, которые сгубили тысячи из них, но никто не внял фактам.       Перед глазами померкло.       Только тогда она вынырнула, сильно закашлявшись.       Возвращаясь в лагерь, она надеялась, что буря в виде брата улеглась, и что ничто не снесло их шатры. Глубокая боль засела с ней навсегда, так решила Азраэль, когда человеческая часть гибла в воде, а ангельскую сущность раздирали чувства, — прощание со своим человеческим «я» не помогло. Заметив Абдиэля, Азраэль наблюдала за ним издалека, размышляя над сказанным братом. Сколько еще ангелов думает, что она спит с Михаилом? Азраэль передернуло от отвращения к себе. Лагерь встречал шумом, легким ветром, захватывающим в короткий плен знамена, и затишьем перед бурей. В какой-то миг Азраэль показалось, что она отделилась от всех них, стала другой и совершенно незначимой в жизни мятежников, лишняя и брошенная, как иссохшая корка фрукта. В задумчивости и тревогах она провела по губам, чувствуя горький привкус крови, и прижала ладонь ко рту, не в силах справиться с подкатившей истерикой.       Услышав сзади шаги, она испуганно сжалась и обернулась. Один из командиров шел прямо к ней.       — Азраэль, — он уважительно склонил голову и указал рукой на густой лес позади их лагеря, — мне нужно многое рассказать, это касается моих подопечных.       Она с опаской кивнула и незаметно для командира прощупала свои карманы, но по мановению силы, клинки не появились в ее руках. Азраэль шагнула в лес безоружной, и там среди густой листвы не сдержалась, когда мятежник упал перед ней на колени и молча опустил голову.       — Не стоит. Поднимись и расскажи, что случилось, — поборовшись с голосом, все еще хрипло произнесла она.       — Они задумали бунт, — немедленно признался командир, с осторожностью, с которой Азраэль последовала за ним, посмотрел ей в лицо. — И уже выбрали лидера.       — Доминик, — она прочитала имя в глазах, поняла по сказанному сегодня, и не удержалась на ногах, сев в прохладную траву и запрокидывая голову к темным верхушкам деревьев. Мир не остановился. Время продолжало течь, и Азраэль не знала, почему так окаменела грудь.       — Мне жаль. Но к нему пошли многие, особенно после недавних слухов.       — Что я любовница Михаила? — Азраэль рассмеялась и прижала руки к щекам, которые пылали.       — Да. Многие поверили. Михаил снисходителен только к тебе.       Азраэль рассмеялась еще громче.       — Можешь начать собирать цветы мне на могилу. Потому что снисхождение Михаила закончилось, а может, разлюбил, — она приторно улыбнулась и схватила холодными пальцами ладонь командира десятого отряда, щедро приоткрыв завесу, откуда хлынула тьма.       — Не может быть, — ангел отпрянул, с ужасом глядя на свою ладонь. И резко помотал головой.       — Вот поэтому я позволю Доминику захватить власть, позволю стать ему командующим. Спасения от тьмы нет. Осталось только спасти вас от себя и архангела, который придет за вами.