На первый день после встречи с Юнги Тэхён закрывает театр и сам закрывается дома, не найдя сил подняться с постели под тяжестью мыслей. Уснуть получилось только под утро, и благо, что Хэрин ночевала у себя дома и не видела чужих метаний, задумчивости и пепельницу, полную окурков. Утром, проснувшись от нарастающего чувства тревоги где-то в груди, Тэхён пишет Намджуну о том, что чувствует себя плохо, врёт, что простудился, видимо, из-за ветра, а потом опускает занавес и прячется в самом тёмном уголке театра — там, где никто его не потревожит. И только тогда он чувствует себя хотя бы немного в безопасности.
На второй день Тэхён выходит ненадолго, чтобы дойти до ближайшего минимаркета за пачкой сигарет, а затем запирается вновь. Телефон остаётся включённым только из необходимости то и дело проверять инстаграм на наличие новых фото, историй, хоть какой-нибудь активности. Звонки игнорируются, сообщения остаются непрочитанными. Тэхён много курит, ещё больше — думает.
Прежде он боялся допустить даже крошечную мысль о возможной встрече. Теперь, когда ему в лоб заявили, что Чонгук хочет того сам, всё кажется нереальным. Глупым сном, сюрреалистичной комедией, где над ним, Тэхёном, потом обязательно посмеются, а на его персональную сцену полетят тухлые помидоры, потому что он не справится с игрой. Тэхён — искусный актёр, и только перед Чонгуком остаётся слабым. Знает, что не сможет быть собранным, потому что с ним по-прежнему хочется быть честным.
А если быть честным, то Тэхён вовсе не собранный, улыбается он искусственно, и под глазами мимические морщинки не от смеха вовсе, а от усталости. Маски покрыты трещинами, театр выглядит заброшенным, пусть на сцену каждый день выходит актёр и играет до последнего. От Чонгука всё это скрыть не получится, потому что у него особый дар: видеть Тэхёна насквозь. Вероятно, даже спустя столько лет. Вероятно, всегда.
На третий день актёр продолжает играть роль заболевшего, притворно кашляет в телефон Намджуну, а на предложение Хэрин приехать и позаботиться о нём отвечает отказом, прикрываясь заботливым «я не хочу тебя заразить». Тэхён — искусный актёр, но никудышный лжец, и, если Хэрин ему верит, то Намджун — напротив. Он задает вопросы, Тэхён отбивается, и так по кругу, до бесконечности.
Ближе к вечеру он находит в себе силы на уборку — не столько в квартире, сколько в личном театре. Протирает пыль, снимает кое-где паутину с углов, моет полы и проветривает прохладным воздухом с улицы, чтобы потом привести в порядок мысли. Он бережно раскладывает маски по полочкам, и мысли старается тоже, но они ускользают, их слишком много, чтобы зацепиться хотя бы за одну, однако, все они объединены одним именем — Чонгук.
Всё ещё сложно поверить в его приезд, ещё сложнее — в его желание встретиться. Последние годы Тэхён искренне считал, что о нём давно уже забыли, не вспоминают. Что всё произошедшее семь лет назад, все эти чувства покрылись пылью и никому уже не нужны. Чонгуку не нужны. Тэхён на это
надеялся.
Продолжает и сейчас.
Так ведь проще. Он со своей болью справляться привык, он надеется, что однажды забудет тоже, и болеть перестанет. Он в свою новую роль прекрасно вжился, и ему осталось лишь дождаться, чтобы эта роль вжилась в него. А теперь… Теперь Тэхён не уверен, что получится.
В конце концов, чего Чонгук хочет от этой встречи? Поговорить, как старые друзья детства? Вспомнить былые чувства? Тэхён почему-то уверен, что для Чонгука они именно такие — былые, и ничего от них уже не осталось. Семьсот тридцать шесть сообщений без ответа — говорящий факт, ничего другого тут не придумаешь. Когда им пришлось расстаться, они ничего друг другу не обещали, и сейчас самым правильным кажется просто не видеться. Вспоминать прошлое вместе Тэхёну не хочется, ему достаточно того, что он хоронит себя в этих воспоминаниях в одиночку. Чонгуку там делать нечего.
На четвёртый день Тэхён проводит несколько часов за изучением профиля Чонгука. Да, знает его вдоль и поперек, помнит едва ли не каждую подпись к фотографиям, актуальные смотрел тысячу раз, но теперь изучает снова, подперев кулаком подбородок.
У Чонгука красивое лицо, с этим сложно спорить. Тэхён рассматривает его внимательно, снова отмечая, как сильно он повзрослел, и уже совсем не похож на того Чонгука, которого он знал. Ему было семнадцать, когда они виделись последний раз, и тогда у него были огромные глаза, ещё немного припухлые щёчки и дурацкая стрижка с чёлкой, спадающей на лоб. Сейчас у Чонгука скулы, острая линия подбородка и короткая стрижка, открывающая лоб. Ему двадцать четыре, он
взрослый и чужой, совсем незнакомый.
Когда ему было семнадцать, от него исходило тепло и солнечный свет. Какой он сейчас? Тэхён может судить только по фото, но даже по ним чувствует холод и озноб, бегущий по коже. Чонгук изменился.
Они оба изменились, больше не подростки. Другие взгляды на жизнь, другое отношение ко многим вещам. Раньше у них было много общего, а что сейчас? Тэхён соврет, если скажет, что ему не интересно познакомиться с
новым Чонгуком, с тем, который ему уже не принадлежит. Ему хочется с ним поговорить и хочется задать вопросы, коих скопилось множество за последние семь лет, но встреча с ним всё ещё кажется глупой идеей.
Кажется, им, по прошествии стольких лет, слишком много друг другу нужно сказать и в то же время не хочется ничего.
Тэхён слишком много думает об этом, изучая профиль. Ещё больше он думает о том, почему не получил ни одного сообщения в ответ, а теперь выясняется, что Чонгук хочет его увидеть. Не так ведь и сложно написать пару слов, верно? Не так сложно сделать это, наблюдая семь лет за тем, как человек просматривает каждую
твою публикацию и на протяжении шести лет пишет сообщения, которые сквозят той же любовью, которая не проходит.
А люди почему-то до сих пор считают, что срок любви — три года. Тэхёну смешно.
Всё в тот же четвертый день в гости заявляется Намджун, даже не предупредив. Тэхён торопливо думает о том, что ему вовремя захотелось убрать квартиру. Хён вряд ли остался бы доволен, увидев запущенное жилище и депрессивное настроение, повисшее в воздухе.
Намджун приходит ближе к вечеру, оставив магазин на продавцов. У него в руках — пакеты из продуктового, которые Тэхён сразу же забирает, пока друг разувается в прихожей. Они проходят на кухню в тишине, но в воздухе отчётливо ощущается чужое недовольство, а потом Намджун цокает языком и облокачивается о столешницу, наблюдая за тем, как Тэхён вытаскивает из пакетов продукты.
— Не стоило, — говорит первым, открывая холодильник. — Но спасибо.
— Сначала мы приготовим ужин, и ты поешь, — строго говорит мужчина, забирая у Тэхёна из рук часть продуктов. — А потом расскажешь мне, почему не появляешься в магазине уже четвертый день, врёшь о болезни и питаешься сигаретами.
Тэхён не может сдержать улыбки от строгого тона и соглашается, ощущая на себе чужой оценивающий взгляд.
Намджун всегда так: знает, будто бы чувствует, когда с Тэхёном что-то происходит; появляется всегда в нужный момент и топит в заботе, пусть слишком много ворчит и делает недовольное выражение лица. Рядом с Намджуном спокойно, и он отчего-то напоминает старшего брата, которого у Тэхёна никогда не было.
Следующий час они готовят ужин, болтая на отвлеченные темы; обсуждают работу и дела, погоду и книги, которые им предстоит отыскать для магазина. Намджун не задает вопросов, но Тэхён знает, что это до тех пор, пока они не поужинают. В этом плане у хёна всё предельно чётко — сначала еда, потом всё остальное. Тэхён в этом отличается, потому что порой элементарно забывает о еде, благо, что всегда есть кому напомнить.
Уже после ужина они устраиваются в гостиной, и Намджун включает весь свет в комнате, разгоняя привычный для Тэхёна полумрак. Последнему даже скрывать ничего не хочется: ни синяки под глазами, ни уставший от бессонных ночей взгляд, ни тот факт, что болезнь была просто выдумкой. От Намджуна ничего не скрыть, он всё понимает и видит. Намджун старше, умнее и мудрее, и он вот уже который год спешит на помощь другу, ничего не требуя взамен.
Порой Тэхёну кажется, что он этого не заслужил. Иногда он думает, что Намджуну стоит перестать так стараться, потому что это время, силы и эмоциональный ресурс, который недолговечен. На подобные заявления хён всегда с улыбкой качает головой и просит без глупостей, ему взамен ничего не нужно, потому что в этом и есть дружба — помогать бескорыстно.
Тэхён думает, что дружить совсем не умеет. В его жизни было всего двое настоящих друзей, один из которых сидит сейчас рядом с ним, а второй готовится к своему возвращению из промозглого Лондона. Тэхёну сравнить не с чем, потому что одному из них он благодарен будет до конца жизни, а второго уже седьмой год безнадёжно любит, понимая, что он — прошлое, но всё ещё за него цепляясь. Кажется, если отпустит — разобьётся, а так хотя бы видимость безопасности.
Сейчас, сидя рядом с Намджуном, Тэхён понимает, что отчаянно нуждается в совете, а потому, недолго думая, рассказывает про встречу с Юнги, и все свои переживания выкладывает, как на духу, без страха быть осужденным. Намджун — хороший слушатель, он не перебивает, не вставляет пустые замечания, молчит в основном и лишь задает уточняющие вопросы время от времени. Занавес театра осторожно опускается, являя Намджуну
настоящего Тэхёна.
Этот Тэхён несдержанный и немного нервный. У него подрагивают руки, когда он рассказывает, и пепел с сигареты едва не летит мимо — прямо на чёрный ворсистый ковер под ногами, который чертовски сложно вычистить. У этого Тэхёна сбивается дыхание, и он запинается, прерываясь несколько раз, чтобы перевести дух и сделать глубокий вдох. На нём, если взглянуть без маски, лица нет, и кожа бледная, будто неестественно натянутая — так сильно он напряжен. И сколько бы
ни пытался, расслабиться не может, потому что мысли слишком громкие, а эмоции — яркие и всё ещё живые.
Этому Тэхёну до чёртиков страшно. Ему хочется спрятаться, но вместе с тем до безумного хочется Чонгука увидеть, и от этих метаний не по себе становится. Что ему делать?
— Сходи, — говорит Намджун, даже не думая, когда Тэхён замолкает. Лицо его от услышанного вытягивается в удивлении, и, пусть это было глупо, он надеялся, что друг скажет обратное.
— Но…
— Ты любишь его, — вовсе не вопрос. — А он тебя?
В ответ — только пожать плечами. А что ещё?
Тэхён сейчас даже не сосчитает, сколько раз задавал этот вопрос сам себе, сколько думал об этом и размышлял, разглядывая фото, на которых Чонгук проживал свою новую жизнь, в которой ему, Тэхёну, и дураку понятно, места нет. Трижды, всего трижды он спросил об этом у самого Чонгука — помнит отчётливо: сто первое, триста восьмое и шестьсот третье сообщения. Так глупо, но он каждое помнит, каждое слово, каждую букву, и то, что ответа не получил ни на одно.
Молчание, говорят, знак согласия? Что же, в семьсот тридцатом Тэхён написал:
«Ты не любишь меня больше. Мне так кажется. Я прав?»
Если молчание — знак согласия, то Тэхён по определению прав.
— Узнать не хочешь? — интересуется тем временем друг, прикладываясь губами к банке с безалкогольным пивом.
Снова пожать плечами?
— Не знаю, хён, — вздох прокатывается мурашками по коже.
— Вам нужно поговорить, Тэхён, ты же понимаешь. Даже если он хочет увидеть тебя не за этим, хотя я, честно, не знаю, какая ещё может быть причина. Вам есть, что обсудить, и тебе станет легче, поверь. Вы же не разговаривали с тех пор, как…
Намджун не продолжает, потому что до сих пор не знает, как правильно выразиться. Они не расставались, Чонгук не уходил сам, а глупое «его забрали» теперь кажется детской отговоркой. В конце концов, Чонгуку было семнадцать. В конце концов, у него должно было быть собственное мнение.
Так считает Намджун.
Тэхён же никого не винит, и Чонгука понимает, потому что любит. И любить его будет, несмотря ни на что и вопреки всему, вот так глупо и отчаянно, пока эта любовь сама не исчезнет. Что ему остается?
— Если он, — Тэхён запинается и смотрит на собственные ногти, впивающиеся в ладони, — скажет, что не любит, я…
— Просто будешь жить дальше, — звучит в ответ. — Мир на этом не схлопнется, ты это знаешь. Ты жил без него семь лет, Тэхён.
И сколько ещё я выдержу? Год? Два? А что потом?
Тэхёну не нравится думать об этом. Тэхёну
страшно услышать, что Чонгук его не любит.
Нет, он понимает, всё прекрасно понимает, потому что мало кто будет настолько же отчаявшимся, чтобы хранить в себе любовь долгие семь лет, не зная, к чему это приведет и осознавая, что хэппи энд вряд ли произойдет. Слишком эфемерно, нереально. В конце концов, сказок не существует, Тэхён по-прежнему не Маленький Принц, ему возвращаться некуда. Вот она — его планета. Несовершенная, огромная и пустая, потому что в ней не хватает одного человека. Планета, на которой семь миллиардов людей, а тот самый, который
его, уже и не его вовсе и, если мыслить адекватно, никогда его уже не будет.
Тэхён позволяет себе мечтать. Он думает о том, что они всё ещё могли бы быть счастливы. В чём-то Намджун прав, и им действительно стоило бы поговорить, но каким будет исход? Тэхёну нравится мечтать о том, что они снова могли бы быть вместе и что Чонгук навсегда останется рядом, пусть никогда этого и не обещал. Тэхёну нравится думать о том, что Чонгук целовал бы его по утрам и целовал бы родинку на кончике носа; они бы засыпали и просыпались вместе, устраивали по выходным уютные вечера на двоих и, может быть, завели бы собаку или двух. Возможно, у них была бы своя квартира и крохотный комфортный мир, где всё только для них и по их правилам. То есть, они просто правда могли бы быть
счастливы. По-простому, по-человечески.
Но правда в том, что этот шанс один на те самые семь миллиардов, а Тэхён мечется, будучи мечтателем и реалистом в одном лице. Думает, что всё это глупости, а потом снова предается фантазиям. Считает, что их дорожки давно уже разошлись, а потом пальцем чертит по стеклянной поверхности стола одну линию, которая общая на двоих.
Глупо?
Безбожно.
И это его крест, от которого так просто не избавишься. Это камень, который утянет его на дно однажды, и кто тогда его спасет? И будет ли, что спасать?
Тэхён вздыхает и обессиленно стонет, откидываясь на спинку дивана. А потом, словно по щелчку пальцев, принимает решение и соглашается с Намджуном.
А что ему терять? Чонгука он уже потерял семь лет назад, и теперь у него два выхода: обрести снова или отпустить окончательно. Ему это кажется правильным, это по-взрослому — просто поговорить, выяснить всё до конца, чтобы не осталось вопросов, чтобы не к чему было возвращаться снова и снова. Чтобы
не к кому, если Чонгук к нему больше ничего не чувствует.
Ещё Тэхёну, говоря честно, очень хочется задать один простой вопрос:
за что? Этих «за что» слишком много, потому что многое остается непонятным: Чонгук не ответил ни на одно сообщение, не давал никаких знаков, он даже не читал эти чёртовы излияния, вероятнее всего, и проживал свою жизнь в далёком чужом Лондоне, и сам стал чужим и далеким, как этот чёртов город, который Тэхён всей душой ненавидит. И разве он заслужил это? Безразличие, неизвестность, тоску? Разве сложно написать одно чёртово сообщение за семь лет, пусть с той страшной фразой, в которой красноречивое «
не» рядом с дурацким «
люблю».
Чонгук предпочел молчать, а Тэхён — любить его дальше и глубоко внутри на что-то надеяться. Надежда, говорят, умирает последней, и, видимо, так и есть, потому что её обладатель точно скоро коньки отдаст из-за миллиона вопросов в бесноватой голове. Хочется, наконец, успокоиться и знать точно, есть на что надеяться или нет. Потому что, если нет, то Тэхён просто пришьёт чёртову маску себе на лицо и на всю жизнь заточит себя в театре, из которого до конца дней не выберется.
А если да?
— Не думай так много, — советует Намджун, разглядывая хмурое лицо друга. — Поговори с ним и будь честным. Выслушай его, если ему есть, что сказать, а потом делай выводы. В произошедшем нет ни твоей вины, ни его, это просто случилось, так бывает. Будет проще, если вы всё решите и, либо разойдетесь, либо, не знаю, будете жить долго и счастливо.
Намджун улыбается, а Тэхёну улыбаться совсем не хочется. Его «долго и счастливо» прервалось семь лет назад и ничего уже не вернется. В одном друг прав: в произошедшем нет ни вины Чонгука, ни вины Тэхёна. Обстоятельства и только.
На пятый день пишет Хосок. Тэхён тогда сидит в своём кабинете в магазине, корпит над документами и едва сдерживается, чтобы не выпить четвёртую кружку кофе, потому что нещадно клонит в сон.
Ему приходится отвлечься от бумаг и взять в руки телефон. Смахнуть вверх, чтобы снять блокировку, тапнуть по уведомлению и перейти в диалог. На аватарке — лицо с широкой улыбкой, радостное, весёлое. Хосок всегда таким был, хотя Тэхён не сказать, что очень долго с ним дружил — всего два года, и те из-за Чонгука,
который обладал каким-то особым умением притягивать к себе людей. Вряд ли Тэхён по собственной воле подружился бы с серьёзным Юнги и смешливым Хосоком, но случилось то, что случилось, и какое-то время они общались действительно неплохо.
В первом сообщении — аккаунт какого-то бара. Тэхён переходит в профиль, листает недолго, сканирует взглядом адрес, делает скриншот, чтобы не забыть. По фото местечко кажется атмосферным, с большим выбором блюд и разного алкоголя. В таких местах редко бывают шумные вечеринки, это скорее бар для уютных дружеских посиделок, и это, чёрт возьми, очень в стиле Чонгука — тот никогда не любил шумные сборища, предпочитая дискотекам тишину комнаты и компанию Тэхёна.
Дальше — несколько сообщений, коротких, буквально по слову в каждом, и Тэхён морщится, не понимая причины, по которой люди просто не могут сформировать мысль в одно нормальное сообщение.
hobiho
хэй!
мы собираемся здесь
послезавтра
помнишь?
ты же придёшь?
приходи!!
Тэхён тянется к сигаретам и закуривает, свободной рукой набирая ответ.
kimtae
Привет. Пока не уверен. Я сообщу, если что-то изменится.
hobiho
я знаю
это кажется сложным
чонгуку нелегко тоже
но он действительно этого хочет и будет тебя ждать
kimtae
У него какие-то проблемы с тем, чтобы написать мне? Поэтому он подсылает тебя или Юнги?
hobiho
он боится
ну
быть посланным, понимаешь?
Тэхён криво ухмыляется и выходит из диалога, не желая продолжать глупую переписку. Чонгук боится быть посланным? Глупее отговорки не придумать, потому что ему, Тэхёну, который отправил семьсот тридцать шесть чёртовых сообщений, страшно почему-то не было. Что это за идиотская причина?
Тэхёна кидает из стороны в сторону, он буквально разрывается между возникающим порой раздражением и всё той же тоской, щемящей сердце. Его бесит думать о причинах, по которым Чонгук отмалчивался столько лет, бесит понимать, что ему и вовсе может быть плевать, пока Тэхён хоронит себя за кулисами своего сознания. Не нравится думать, что Чонгук, действительно, как ни в чём не бывало просто хочет узнать, как дела и поговорить ни о чём, когда сказать нужно так много. И если всё это так, то Тэхён почувствует себя последним идиотом со своей глупой надеждой, которая так по-дурацки ещё теплится где-то внутри.
И, если взглянуть с другой стороны, то можно увидеть, как сердце из груди готово выпрыгнуть от одной только мысли о реальной встрече. Спустя семь лет. Семь, чёрт возьми, очень долгих лет неизвестности, сомнений и терзаний. Эта возможность одна на миллион, теперь Тэхён это понимает. А если копнуть ещё глубже, то где-то там, внутри можно увидеть желание ещё раз обнять, ещё раз вдохнуть бывший когда-то родным запах и узнать, пахнет ли до сих пор Чонгук овсяным печеньем или от семнадцатилетнего и, того самого, родного человека ничего уже не осталось. Они изменились, и это нормально, оба повзрослели, но ведь что-то же должно оставаться прежним? У Тэхёна — это любовь к Чонгуку, а что у Чонгука?
Очевидно, что Тэхён надеется хотя бы на крохи — остатки прежних чувств. Честно, этого было бы вполне достаточно.
Шестой день Тэхён проводит вместе с Хэрин, чувствуя вину за все предыдущие дни, в которые он её игнорировал, желая быть наедине с собой и своими размышлениями. Девушка не обижалась, не капризничала, только пожурила Тэхёна немного, а потом приготовила чертовски вкусный ужин, и парень мысленно отметил ещё один плюс Рин.
Уже после они устраиваются в гостиной тэхёновой квартиры, разговаривают о ерунде под какой-то глупый фильм и бутылку вина. Голова Хэрин на плече Тэхёна, её рука закинута на его бедро, а вторая вложена в широкую мужскую ладонь, и всё это выглядит, как самая идиллическая в мире картина, если бы не Тэхён, который уже седьмой год не может выкинуть из головы одного человека, чьи запястья вовсе не тонкие и пальцы не такие длинные и, конечно, без трендового нюдового маникюра.
Тэхён грешит моментами, представляя на своем плече голову Чонгука, его ладонь в своей и рисует себе картинки, крайне не совпадающие с реальностью, в которую потом возвращается без большого желания и с нотками разочарования, оседающими кислинкой на языке. Рин, без сомнений, замечательная, с ней хорошо и комфортно, но она — всё ещё
не он, так что Тэхён позволяет себе слабость.
На шестой день Чонгук выкладывает в сториз фото из аэропорта, на котором видно только часть его самого в отражении окна, за которым к взлёту готовятся самолеты. Тэхён делает скриншот, а потом приближает и рассматривает, чтобы ни детали не упустить, и тревожно думает о том, что
завтра всё же наступит, и всё ощущается слишком реальным.
Семь лет никакого контакта. И почему-то вдруг кажется, что они пролетели слишком быстро, хотя на деле тянулись невыносимо долго.
На седьмой день Тэхён стоит перед входом в бар, замерев в нерешительности. У него во рту сигарета, а в груди — бешено колотящееся сердце. Сколько раз он представлял себе встречу с Чонгуком? Сколько раз думал о том, как это будет, сколько раз рисовал в голове образы и картинки? Не сосчитать.
А теперь стоит перед входом, топчется, как дурак, и не может пересилить себя, чтобы войти, потому что элементарно страшно. Он знает, что Чонгук уже в баре вместе с Хосоком, Юнги и ещё какими-то незнакомыми людьми. У них столик, видимо, где-то в углу, и они, скорее всего, уже уговорили бутылку чего-то горячительного. Это Тэхён увидел у Чонгука в сториз несколько минут назад, когда выходил из машины.
Их разделяет всего несколько метров. Сейчас это ничтожное расстояние всё ещё кажется таким же большим, как и все семь лет до этого. Чонгук всё ещё чужой, всё ещё далеко, и Тэхёну видеть его страшно, потому что он попросту не знает, чего ожидать. Чонгук кажется холодным и слишком… другим. Не тот, кого он знал, но тот, кого всё ещё любит.
Может быть, вовсе не стоило приезжать? Может быть, не зря говорят, что не нужно ворошить прошлое? Тэхён уверен, они — это прошлое. Хорошее, с прекрасными воспоминаниями, но всё же прошлое. Стоит ли к нему возвращаться?
Разбитую вазу, говорят, не склеить, а их не то, чтобы разбилась — разлетелась в щепки, их уже не собрать даже. Купить новую — ничего не стоит, но это будет уже другое. Не важно, лучше или хуже, просто… не то. Что было, то прошло, так говорят. И если бы любовь Тэхёна прошла тоже, было бы куда проще.
Когда сигарета дотлевает и окурок летит в урну, Тэхён готов развернуться и уйти, даже не попытавшись. Он привык жить так, как живет: притворяться счастливым, существовать запертым в театре. Он привык, что ему от этого никуда не деться, привык к своим маскам и реквизиту, а сейчас его всего несколько шагов отделяет от того, что всё это полетит к чертям. Если переступит порог, дороги назад не будет, Тэхён это понимает. Понимал ли это Чонгук, когда просил о встрече? Понимает ли он это сейчас, сидя в баре и, вероятно, ожидая появления Тэхёна?
Тэхён медлит несколько секунд, прежде чем развернуться и сделать шаг в сторону машины. Не может. Думал, что справится, считал, что готов, но теперь понимает, что нет. Он просто не сможет спокойно смотреть на Чонгука, не сможет с ним разговаривать, он не готов к этой встрече и чувствует себя до ужасного глупо, потому что, мечтая семь лет увидеть Чонгука, понимает теперь, что это слишком сложно.
Он столько лет представлял их встречу, раздумывал, что скажет тому, кто теперь окажется незнакомцем, продумывал тысячи вариантов, предполагал миллион ответных реакций, а теперь просто трусит. Малодушно и по-детски боится взглянуть в глаза человеку, которого любит вот уже почти столько времени, что счёт ему потерял. Ну, что он скажет Чонгуку?
Привет, я так скучал.
Я всё ещё люблю тебя.
Я так хочу всё вернуть.
У меня под ребрами адски болит из-за тебя, знаешь?
Я только притворяюсь сильным, а на деле распадаюсь внутри.
Что Тэхён должен сказать? Что он
может сказать?
Сейчас слов не находится и единственно правильным кажется сбежать. Просто уйти. Сделать вид, что он не знает о приезде Чонгука, жить дальше в неизвестности и всё ещё мечтать перед сном о встрече и проживать их в собственной фантазии. В реальности куда страшнее.
И это безбожно глупо — предпочитать фантазии реальности, но Тэхён так привык, потому что вот она — его жизнь: актёрская игра и сцена с бьющими в глаза софитами. Он не готов к реальности. И никогда, наверное, уже не будет. Увидит сейчас Чонгука — сломается, знает точно. Знает, что будет больно. А боли боится.
Поэтому трусливо сбегает, запахнув пальто посильнее и нашаривая в кармане ключ от машины. А когда слышит за спиной громкое:
— Тэхён?
Не оборачивается, только ускоряет шаг, чувствуя, как звук этого голоса распадается на частицы и опускается вниз по позвоночнику, оставляя за собой слабую дрожь и желание стиснуть зубы.
Не оборачиваться.
Не поддаваться.
Сбежать.
А потом ещё одно, словно отчаянное, будто бы умоляющее:
— Тэ?
Совсем близко.
Совсем рядом.
Тогда останавливается и тяжело дышит в страхе повернуться и посмотреть в глаза тому, кого давно уже не знает, но всё ещё отвратительно сильно любит.
— Поговори со мной. Не сбегай, пожалуйста.
Умоляющее и на выдохе.
Голос — всё тот же, пронизывает до мурашек, и сердце глупо отзывается стуком в висках, просится к хозяину, владельцу, обладателю — как угодно назови, вывод один.
Сделать глубокий вдох и сморгнуть, почувствовав, какими влажными становятся ресницы. Снова вдохнуть, справляясь с собой.
На лицо — маску, спрятать эмоции.
Поднять занавес.
Начать представление, заранее обреченное на провал.
Но ведь в этом и искусство актёра — играть при любых обстоятельствах и никогда — понимаете? —
никогда не терять лицо.
Тэхён в этот раз выходит на сцену, чтобы сыграть свою лучшую роль для зрителя, который никогда не поверит в его игру.
