Куда пропадает Луна

Вы когда-нибудь слышали историю о том, как Луна упала с небес? Как Звёздное небо спустилось вслед за ней, чтобы отыскать и забрать обратно? Некоторые говорят, что это лишь сказка, выдуманная для того, чтобы укладывать детей спать. Другие утверждают, что самолично видели, как это происходило. Они были свидетелями непроглядных ночей, когда чёрная вуаль покрывала мир. Это сказка, которая вскоре превратилась в легенду, а та, в свою очередь, переросла в миф. Когда ты ребёнок, тебя мало волнуют философии сказок. Ты не особо умеешь отличать правду от выдумки, и безоговорочно веришь в чудеса, магию и в то, что твои игрушки оживают по ночам, охраняя твой по-детски чистый сон. Когда ты всё ещё ребёнок, ты живёшь довольно беззаботной жизнью: единственная проблема — как добежать до качелей первым. Ты ложишься спать со всеми игрушками вместе, чтобы никто из них не обиделся; ты бегаешь по лужам, не боясь запачкаться, и следишь за дорожками капель на окнах, гадая, какая же скатится первой; наливаешь сок в крышку, притворяясь, что делаешь шот; прячешь руки в майке, размахивая рукавами, говоря всем, что у тебя нет рук; ты заливисто и громко смеёшься, а в глазах переливаются кристаллики солнца. Когда ты ребёнок, ты мечтаешь повзрослеть. Мечтаешь наконец стать как взрослые, чтобы понять, о чём они говорят, чтобы влиться в разговор и быть наравне с ними. Ты запоздало понимаешь, что детство — лучшее время твоей жизни. Потому что в итоге ты вырастаешь. Игрушки с постели перекочёвывают в старую каморку, уступая своё место в простынях чужому разморённому телу, которое стонало под тобой несколько минут назад, наверняка срывая связки. Теперь ты обходишь лужи стороной, чтобы, не дай Бог, не намочить ботинки, от которых, по-хорошему, надо бы избавиться, ибо подошва уже отваливается к чертям, но ты упрямо носишь их. Дождь раздражает, потому что мешает выйти на балкон и покурить уже который час, а и так дочерна просмоленные лёгкие умоляюще просят порцию табачного яда. Манговый сок в крышке заменяется дешёвой, наверняка палёной водкой в пластиковых стаканчиках, с отвратительным горьким привкусом, от которого уже порядком блевать тянет; но ты всё равно вливаешь в себя эту гадость, просто потому, что у кого-то там вечеринка, а от бесплатного бухла грех отказаться. Ты больше не прячешь руки в рукавах майки, а просто скрываешь чёрные линии татуировок поверх старых шрамов от лезвий синтетической тканью. Заливистый и настоящий смех заменяется ядовитыми ухмылками и колким взглядом. Одно остаётся неизменным — ты по-прежнему не понимаешь родителей, однако, уже не смотришь на них с восхищением, замечая и осознавая гораздо больше, чем они думают. Краски мира почему-то начинают блекнуть, и то ли это развивающийся астигматизм виноват, то ли в мире действительно не всё так радужно и ярко, как ты себе это представлял в детстве. Посиделки в импровизированном шатре из подушек и одеял со страшилками, превращаются в посиделки на крышах гаражей с бутылками дешёвого пива и разговорами о том, кто с кем трахался. В какой-то момент достигаешь того возраста, когда начинаешь понимать, что детство действительно прошло. Осознаёшь, что собственноручно убил внутреннего ребёнка, топя в море отвратного алкоголя и прижигая его чистую кожу окурками дешёвых сигарет. Понимаешь, что назад уже не вернуться, и всё, чего ты достиг — кончил школу с более менее хорошими оценками. А впереди не такое уж и светлое будущее в купе с дорогой прямиком во взрослую жизнь. Минхо запоздало понимает, что стоит прямо на пороге той самой взрослой жизни, и ему совершенно не нравится эта перспектива. Ему бы вернуться назад в деревню, в которой он проводил каждое лето ребёнком, бегая по полям с местными мальчишками и разбивая себе коленки. Сейчас его окружение состоит не из лучших приятелей, да и друг у него, по большому счёту, лишь один. С Бан Чаном они познакомились ещё в младшей школе, когда застенчивый мальчик из Австралии на ломанном корейском спросил у него что-то про классы. Пятнадцать лет спустя Бан Чан возмужал, а застенчивость, как рукой сняло. Он вытянулся, а тёмные волосы начали виться на концах. Сам Минхо остался почти таким же — довольно тихий парень, сторонившийся всех, за исключением того, что вместо холодного взгляда в сторону сверстников в ответ на оскорбления, он теперь избивает этих самых обидчиков за гаражами, сдирая костяшки в кровь, а на пары и вовсе плюёт, предпочитая ошиваться с какими-то гопниками, по вечерам подрабатывая в маленьком табачном магазине чуть ли не на окраине города. Почти ничего не изменилось, вот только волосы и одежда Минхо пропитались едким запахом табака, а в крови практически 24/7 бурлит алкоголь. Радостный блеск в глазах сменился вселенным похуизмом и какой-то холодной пустотой. В груди под множествами замков, запертый в клетке и окружённый стаей голодных волков, прячется маленький ребёнок, отчаянно крича о помощи. Минхо уже привык к этому крику, запивая брешь в груди алкоголем в надежде, что скоро затопит её сполна. А может и вовсе сам откинет коньки от отравления. Всё лучше, чем жить в этом прогнившем насквозь мире, разрушению которого он способствует чуть ли не каждый день. Очередная сходка в одной из обшарпанных квартир не сулит ничего хорошего. В комнате стоит гул, биты неприятно бьют по ушам, а запах травки и табака, кажется, навсегда въелся в стены. Минхо смело вливает в себя ещё один стакан какого-то алкоголя, купленного на последние деньги. Он сидит на твёрдом диване, таком же обшарпанном и старом, как и всё это жилище. Взгляд со скукой скользит по толпе пьяных танцующих подростков. Он усмехается, затягиваясь. Дым попадает в лёгкие, пропитывая клетки никотином. Кто-то плюхается рядом. Минхо даже не смотрит, ведь в нос бьёт чёткий запах ментолового парламента, а такие сигареты в его окружении курит лишь один человек — Хан Джисон. Паренёк, смахивающий на белку, пристально смотрит на Ли, а затем слегка толкает его в плечо, привлекая внимание. — Ищешь с кем провести ночку, а, хён? Озорной прокуренный голос слышится где-то возле уха, приятно бьёт по перепонкам. Минхо цокает и закатывает глаза. Взгляд по-прежнему скользит по толпе. Ему бы действительно развеяться: найти красивенького паренька или девчонку и провести с ними ночь, бесшумно уходя на утро. Однако от этой мысли почему-то выворачивает. Он не хочет ни с кем спать, не с этими людьми уж точно. Минхо морщится, возвращая внимание своему другу. — Меня посадят за совращение малолетних, Хан. Тут общий возраст от силы лет шестнадцать. Джисон прыскает с высказывания своего хёна, откидываясь на спинку дивана. — Да брось, Минхо, хватит строить из себя деда, тебе всего-то двадцать три. Говорит Хан, всё ещё посмеиваясь, толкая Ли в плечо. Минхо улыбается ему в ответ. Джисон и вправду славный малый, Ли безмерно благодарен Бан Чану, что тот познакомил его с белкой. — Сам-то зачем с дедом ошиваешься, засранец мелкий? Беззлобно подкалывает старший, ероша волосы Джисона, недавно выкрашенные в синий. Это сейчас Хан любит выделяться из толпы, но не всегда был таким. С новым цветом волос он больше смахивает на мальчика-эмо, нежели на душу компании и местного гопаря. Джисону скоро восемнадцать. Он весьма хорош собой: миловидное личико, острые, вечно выпирающие ключицы, да талия, которой позавидовали бы даже девчонки. Минхо помнит его застенчивым нелюдимым четырнадцатилетним подростком, с милейшими беличьими щёчками, которых сейчас и след простыл. Ли смутно помнит, как они познакомились, если честно. Просто в один день Чан заявился на его порог вместе с этим оболтусом, ну а оттуда уже, как говорится, и начала писаться история. Хан стал для Минхо кем-то вроде младшего брата, которого у Ли никогда и не было. Можно сказать, что хёны со своим не особо праведным образом жизни испортили милого бельчонка, однако Джисон ни на что не жаловался. Даже наоборот, не раз говорил хёнам спасибо за то, что те вытащили его из-под чрезмерной и какой-то уж совсем больной опеки матери, которая душила его морально. Джисон тоже был единственным ребёнком, только вот в отличии от семьи Минхо, семья Хан имела довольно большой доход — отсюда и дорогущий парламент, купленный на мамашины деньги. Не смотря на это, жизнь Джисона была далеко от радужной. Его запирали в золотой клетке, не давая и шага ступить во внешний мир. Минхо и Чан показали ему настоящую жизнь за пределами большого особняка с дорогущей отделкой. — Ладно хён, позволю тебе и дальше заниматься самокопанием. С этими словами Джисон хлопает Ли несколько раз по коленке, а затем встаёт, быстро теряясь в гуще толпы. Минхо фыркает, вливая в себя ещё один стакан спиртного. Голова немного кружится, да ноги становятся ватными. Тянет курить, поэтому он тоже поднимается со старого дивана и бредёт куда-то в сторону в поисках выхода на балкон. Заветная дверь находится довольно быстро. Минхо выходит на улицу, свежий осенний воздух приятно цапает лёгкие, пробираясь глубоко внутрь. Ли в блаженстве прикрывает глаза, вдыхая поглубже. — Огонька не найдётся? Раздаётся бархатный голос откуда-то со стороны. Минхо сперва пугается от неожиданности, а потом замечает присутствие другого человека на балконе. Высокий, худощавый блондин, с внешностью ангела, да поцелованный луной — другого объяснения столь бледной кожи у Ли не нашлось. Он безмолвно протягивает именную зажигалку Zippo, наблюдая, как чужие длинные пальцы мягко выхватывают её из рук, а затем подносят к сигарете, зажатой меж пухлых губ. Минхо невольно засматривается. Лисий разрез глаз, аристократичные черты лица, острая линяя челюсти. Обладателей таких лиц обычно встречаешь на глянцевых обложках журналов, но никак не на такой вечеринке. Ли следит за тем, как незнакомец выдыхает дым, слегка приоткрывая губы. Есть в этом что-то завораживающее. Сам Минхо никогда не думал, что курение может оказаться чем-то столь красивым и каким-то эфемерным. Быть может, в нём говорит лишь приличная доза алкоголя. Незнакомец протягивает Ли его зажигалку, а на пухлых губах вырисовывается лёгкая улыбка. Минхо отзеркаливает её, подходя ближе к перилам, копируя позу парня — тоже облокачивается на них. Перед глазами предстаёт ночной город, зажжённый неоновыми огнями. — Красиво, неправда ли? Спрашивает незнакомец. Его взор устремлён куда-то вдаль, а в глазах отражается яркая палитра красок. Басы музыки предельно чётко слышны даже из за закрытой двери, однако, Минхо сосредоточен лишь на бархатном голосе паренька. Он мычит в ответ, прикуривая и затягиваясь. Упускает момент, когда пара светло-карих глаз следят, как он выпускает дым изо рта. — Слишком искусственно. Отвечает Минхо, сталкиваясь взглядом с чужими глазами. Незнакомец кивает в ответ, возвращая своё внимание виду города. Ли задерживает взгляд на чужом лице лишь на секунду дольше. — Я Хван Хёнджин. Говорит Хван невзначай. — Ли Минхо. Представляется Ли. Они не пожимают ладони, просто как-то не сговариваясь кивают друг другу — эдакое признание. Хёнджин если и выглядит моложе, то не намного. Минхо бы дал ему лет семнадцать-восемнадцать, не меньше. Парень сам по себе не особо разговорчивый, да и Минхо не привык болтать не по делу. Однако он замечает какую-то вселенскую тоску и некое отчаяние в карих глазах Хёнджина. Обычно такой взгляд носят те, кто видели смерть. Минхо точно знает, ведь у самого за пеленой пофигизма читается то же самое. Они молчат, просто составляя компанию друг другу. По какой-то причине обоим комфортно просто стоять и курить в тишине, наблюдая за жизнью ночного города, пока за их спинами бухие подростки пляшут под низкосортную музыку. Их плечи слегка соприкасаются, но и это комфортно. Хёнджин отмечает схожесть Минхо с представителями кошачьего рода, поэтому про себя величает Ли довольно просто: «кот». Даже разрез глаз подходит. А Минхо думается, что Хван как-то слишком хреново исполняет свой долг лиса, ведь в глазах совершенно точно не читается хитринки и азарта. Хёнджин ему почему-то напоминает что-то очень далёкое, но весьма родное. Он и знать-то его не знает, но чувства дежавю и ностальгии не отпускают. Он вновь засматривается на безупречный профиль. Его ловят с поличным, но он не чувствует смущённости от пронзительного взгляда. На такую красоту грех не засмотреться. — Ты напоминаешь мне кого-то. Вырывается у Ли. Он щурится, наблюдая как парень напротив несколько раз удивлённо хлопает глазами. — Честно признаться, ты мне тоже. Мы точно нигде раньше не пересекались? Спрашивает Хван. Минхо задумывается на минуту, его взгляд без устали бегает по чужому лицу. Бледная кожа в холодном свете ночного города выглядит фарфоровой. Он качает головой. — Разве что на небесах.— Отшучивается, вызывая улыбку у новоиспечённого знакомого. — Сколько тебе лет, Хёнджин? Минхо вновь облокачивается на перила. Хван, однако, не следует за ним, лишь прячет руки в карманы куртки и поднимает взгляд к небу, выдыхая дым от очередной затяжки. — Семнадцать. А тебе? Минхо даже не удивлён, именно это он и предполагал. — Теперь меня точно посадят за совращения малолетних. Мне двадцать-три, я тебе «хён». — А ты пытаешься меня совратить? Парирует Хёнджин. Минхо смеётся заливисто, оглядываясь на ухмыляющегося мальчишку. — Ещё чего. Я с несовершеннолетними не сплю. С этого смеётся и Хёнджин. Смех у него высокий и звонкий. На мгновение он возвращает Минхо в детство. Перед глазами проносятся самые счастливые моменты беззаботной жизни, и он с удивлением понимает, что, несмотря на грусть, навеки поселившуюся в чужих глазах, Хван, в отличии от него самого, не убил в себе того ребёнка. Наоборот, хранил и оберегал, поэтому теперь тот так яро проявляется в его смехе. Они докуривают ещё по одной сигарете, выбрасывая окурки вниз, не особо заботясь о сохранности природы. — Чем-нибудь увлекаешься? Спрашивает Минхо, наблюдая, как на пухлых губах напротив вырисовывается мягкая улыбка. — Я танцую. Отвечает Хёнджин, а у Ли округляются глаза от удивления. — Правда? Я тоже. Немного сложновато поверить, что такой парень как Минхо увлекается танцами. Засохшая кровь украшает костяшки его пальцев, на плечи накинута потрепанная кожанка, а из-под слегка закатанных рукавов виднеются чёрные эскизы татуировок. Хёнджин, однако, тоже не мальчик-паинька, хотя, наверное, до Минхо ему далеко. Ему-то как раз легко поверить, с его ангельской внешностью, что он занимается танцами. Парни узнают, что у них довольно много общего для людей, у которых разница в возрасте четыре года. Для многих это покажется совершенно ничем, но именно на этом этапе жизни разница даже в год, порой, может показаться колоссальной. Кроме танцев они оба увлекаются литературой и астрономией, что весьма странно для парней. Однако ни одного, ни другого, как оказалось, никогда не волновало мнение и стандарты общества, под которые они категорически отказывались подходить. — Общество сейчас деградировало окончательно. Только посмотри во что сейчас превратились подростки. Залипают в тиктоке целыми днями, а потом топят за феминизм и равноправие, хотя совершенно не понимают, куда суют свой нос. Слушают какое-то попсовое говно про алкоголь и насилие, не зная толк в поистине достойной музыке. Хёнджин вскипает довольно быстро. Минхо посмеивается с его пламенной речи, но соглашается с каждым словом, понимая, что не только он озлоблен на весь мир, но есть и такой же Хёнджин, который, по видимому, терпеть не может современное общество с его моральными устоями и нормами. — Создал бы своё государство? Спрашивает Минхо, а в кошачьих глазах загорается неподдельный интерес. Хёнджин дышит рвано, распаленный своей речью. — Людям нужен кто-то сильный. Кто-то, кто сможет действительно сделать лучшие условия для всех и создать какое-никакое, но равноправие. Отвечает Хван, задумываясь немного. Минхо хмыкает. — Равноправия не существует. Всегда найдётся тот, кто будет сильнее тебя. Голос Ли ровный, но слегка холодный. В нём Хёнджин читает ненависть, кажется, ко всему миру. Улыбается слегка, ведь внутри ощущает тоже самое. — Но мы можем всегда стремиться к нему. Хотя бы попытаться. Произносит Хван. Минхо мычит в ответ, соглашаясь. — Возможно.. — он вздыхает, проверяя время на телефоне. — Мне нужно идти, тебя подбросить куда-нибудь? Я на байке. Хёнджин улыбается на предложение, тут же соглашаясь. Компания Минхо ему явно по душе больше, чем вся эта тупая вечеринка. И зачем он только попёрся сюда? Хорошо, что хоть повстречал такого интересного собеседника. Было понятно, что Минхо весьма начитан. Он знал, возможно, даже больше самого Хвана о некоторых темах и никогда не скупился на цитаты из книг. Хёнджина это интриговало безумно. Что-то тянуло его к этому коту, распаляя интерес. А ещё, ему казалось, что в тёмных глазах Минхо, он видит отражение звёздного неба. Настоящего такого, живого: протяни руку и сможешь дотронуться, сорвать звезду прямо из глаз напротив. Они уходят из квартиры и спускаются вниз, тут же выходя из подъезда. Мотоцикл Минхо припаркован неподалёку, а у Хёнджина глаза округляются, когда он видит железного коня. Руки чешутся самому погонять, почувствовав, как сквозь пальцы, вверх по запястьям, поднимается рёв двигателя. Ли ухмыляется, замечая реакцию младшего. — Нравится моя малышка? В голосе читаются нотки гордости. Хёнджин бы тоже гордился, если бы у него был такой байк. — Спрашиваешь! Он расплывается в улыбке, а Минхо седлает своего железного друга. Ли протягивает ему шлем, а младший запоздало замечает, что он только один. — Ты поедешь без шлема? Обеспокоено спрашивает Хван. Кот лишь пожимает плечами, мол не в первый и, уж тем более, не в последний раз. Хёнджин закатывает глаза. — Я не поеду с тобой, если ты будешь без шлема, хён. Это ведь пиздецки опасно. У Хвана в голосе читается недовольство, смешанное с небольшим волнением. Он отдаёт шлем обратно в руки его владельцу. — Да брось, ничего со мной не случится, садись давай. Отмахивается старший, чем раздражает ещё больше. — А вот меня перспектива того, что ты свалишься и разобьёшься к чертям собачьим, не очень радует, так что я, пожалуй, откажусь от поездки сегодня. Хёнджин упёртый, и Минхо, по-хорошему, должен был это понять ещё на балконе, когда они разговаривали, но он упустил, поэтому сейчас лишь закатывает глаза, понимая, что смысла уговаривать блондина нет. Порыв ветра цепляет пару светлых прядей, ероша слегка. Минхо невольно засматривается. — Я куплю тебе второй шлем. Внезапно произносит Ли, сам от себя такого не ожидая. Хёнджин удивлённо хлопает глазами, а затем прыскает со смеху. — Это что, твой коварный план по совращению малолетних, а, хён? Смеётся Хёнджин, а Минхо лишь ухмыляется. — Да сдался ты мне, лунный мальчик? Прозвище само слетает с языка, но Хёнджин, кажется, не против, поэтому Ли предпочитает промолчать на этот счёт и не извиняться раньше времени. Он газует и уезжает, предварительно напялив шлем под пристальным взглядом младшего. В груди поселяется назойливое чувство, что это явно не конец, скорее, лишь начало. Отчего-то Минхо уверен, что встретится с этим лунным мальчиком вновь, правда не знает когда, где и при каких обстоятельствах, ведь никто из них не удосужился спросить контакты другого. Оба ещё не понимают, что вступили на исходную прямую, а часы запустили обратный отсчёт. Когда чёрные коты появляются в поле зрения, принято обходить их стороной, чтобы, не дай бог, не пересекли дорогу. Хёнджин, видимо, напрочь забыл об этом древнем поверии.