Изменчивые Дороги (цикл Миры Странников)

      Ему снился странный сон…       У ног Великого Древа — прямо на алтаре Четверых — сидело существо. Оно было на голову выше любого встречного эльфа, худощаво, смертельно бледно, но при этом оно источало ауру самой Жизни… Его ниспадающий плащ был расшит багровой руновязью, а подклад отливал серебром. Существо ждало, и только редко подёргивающийся хвост выдавал, что существо живо.       Сёма подошёл почти в плотную к нему, и существо открыло глаза.       — Да… Наука — странная штука… — промурлыкало существо. — Она может объяснить, почему ты временами так похож на отца, хотя единственный раз, когда вы встречались — это при зачатии… Но никогда не объяснит, что происходит здесь и сейчас, если это не идеальные условия. Почему ты бежишь от новой жизни?       — Я… Не знаю её.       — Тебе страшно? — Каинитка спрыгнула с алтаря и обошла вокруг.       — Я не могу объяснить своих…       — Нет, ты боишься назвать алое алым… Ты знаешь, что это… Осталось лишь признаться.       Фигура рассыпается, оставляя за собой лишь пустой алтарь и Великое древо.              Светлые волосы разметались по подушке, а на хрупкой фигурке, свернувшейся калачиком, была только тонкая рубашка из полупрозрачного шёлка; заострённое ухо чуть подрагивало, видимо, его хозяйке что-то снилось. А, судя по солнечной улыбке, снилось что-то очень и очень хорошее.       По сравнению со вчерашним днём второе пробуждение было проще, легче и теплее. Она лежала рядом свернувшись, словно пыталась спрятаться под его крыло. Накрыв её одеялом, он удовлетворённо хмыкнул. Простые действия, казалось, уже не требовали сил на пределе возможностей. Без особого труда он смог сесть и, потянувшись, — снять оцепенение с застоявшихся мышц.       «Моя маленькая Леди…». — пронеслось в голове от одного только взгляда на это хрупкое создание.       Она, словно почувствовав его движение, потянулась следом, не просыпаясь, протянула руку к теплу и, уткнувшись в бок, снова тихо засопела. Видимо, всё же немного перерасходовала силы на его лечение.       Спустив ноги с другой стороны кровати, он некоторое время дал им привыкнуть, а потом осторожно и медленно встал. Мир не поплыл, ноги выдержали, что было признано великолепным результатом. Убедившись, что девчонка за спиной ещё спит, он аккуратно дошёл до оставленной стопки с одеждой. Провозившись некоторое время с обновками, он понял, что самый верхний камзол ему категорически не нравится, а вот брюки и нижняя безрукавка пришлись очень даже впору. Небольшое обследование комнатки позволило найти две замаскированные ниши. Одна — представляла собой не то умывальню, не то уборную (функционал пришёлся как нельзя кстати, позволив ему наконец-то умыться и привести себя в порядок). Во второй нише виднелась дверь, слегка приоткрыв которую, Сёма обнаружил выход на балкончик.       Сира приоткрыла глаз, но, так как увиденное мозгом не было признано опасным, закрыла обратно       — На столе торт. Поешь, — сонно пробурчала она, переворачиваясь так, что заняла всю кровать целиком. Сразу видно — привыкла спать на ней одна.       Торт ему явно не хотелось. Хотелось еды… Сытной, грубой, придающей сил и разжигающей пламя! Однако идея сделать рейд в сторону кухни была отметена как временно несостоятельная — если она так решила, он не выдаст своего присутствия. Пока… Способность же малютки занять всё свободное пространство он оценил в полной мере сразу, как осознал, что в душе она пригрелась не менее вольготно. Торт он всё-же съел. Машинально, просто потому что тот стоял рядом, а сам Сёма задумался о превратностях судьбы… Сняв безрукавку, он аккуратно присел на краешек кровати. Внутри нарастало и бурлило что-то доселе неизвестное… И оно требовало обладать, чувствовать, ловить каждый отклик… Оно требовало ответа! Сира повернулась, чуть выгнувшись. Сзади послышался шорох одеяла, видимо, она всё же проснулась. А через несколько мгновений по спине прошлась ладошка. Прямо по одному из его шрамов.       — Откуда это? — голос эльфийки был… взволнованный. И правда, проснувшись, она увидела шрамы, исполосовавшие его спину. Её сердце сжалось.       — А, это… Старое. Я же говорил, что ты не первая, кого я выводил из Лабиринта… Хозяин этого очень не любил, — он осторожно повернулся так, чтобы её рука скользнула ему по плечу. — Я надеюсь, это не помешает?       — Чему? — Сира села по-турецки, прикрыв ноги одеялом. — Болит? — рука продолжила касаться чешуек на руках, в то время как сама делала вид, что увлечена тем, как они проявляются, хотя то и дело бросала исподлобья на него взгляды.       — Нет… Иногда только тянет… — чуть сосредоточившись, он проявил чешуйки и слегка их вздыбил. Она всё ещё смотрелась сонной, с растрёпанной золотистой копной, лёгкой улыбкой и зарождавшимся золотым пламенем в глазах. — Приказывай… Моя госпожа…       Проведя рукой по его руке, она мотнула головой:       — Я не буду приказывать. Ты сам волен выбирать. — Другой рукой она провела по спине, словно пыталась залечить рубцы. Внутри снова поднялось желание, но она старалась его контролировать. Под тонкой ночнушкой стали различимы резкие очертания бугорков.       — Оставь… — он перехватил её руки. — Прошлое всегда должно оставлять свой след…       Проведя вдоль по её рукам вплоть до самых пальцев, он нежно прикоснулся к ним губами… Лёгкая дрожь и пробегающая толпа мурашек заставили Сиру резко вдохнуть, она непроизвольно повернула руки к нему запястьями. Такой приказ не смог бы понять разве что слепой… Парень нежно коснулся губами сначала ладоней, потом запястья… Потом аккуратно чмокнул в изгиб локтя и, не совладав с гравитацией, рухнул, уронив свою голову ей на коленки.       «До чего же тесная местами у эльфов одежда!». — мелькнула в голове мысль прежде, чем он опомнился.       Только-только погрузившаяся в ощущения, Сира опомнилась, чуть, встрепенувшись, коснулась его головы, лежащей у неё на коленях. Волосы рассыпались по одеялу, контрастируя своей чернотой с белым бельём, а она начала их медленно пропускать сквозь пальцы.       Волосы… Столько долгих лет это была самая неприятная часть его тела: они мешались, лезли, ломались. Но теперь… Каждое её движение передавало по волосам волну дикой необузданной силы. И он купался в этой силе, подставляя ей лицо, словно маленький ручной зверёк…       Она наклонилась, чтобы поцеловать его. Куда придётся: в кончик носа, в щёку, в подбородок, мазнула по губам, чтобы закончить дорожку на шее. Она была его… Она дразнилась! Нагло заигрывала! И всё равно была только его… Увернувшись от её последнего поцелуя, он сел перед ней на колени. Не ей одной же дразниться! Аккуратно скользнув ладонями по её плечам и шее, он остановился у самых мочек ушей. И в этот самый миг, словно небрежно, позволил себе её поцеловать…       Привстав на колени, позволяя одеялу соскользнуть, Сира чуть резче выдохнула, когда его губы коснулись её, они оказались более мягкими, чем она представляла, и, словно пробуя на вкус, провела по ним языком.       Если бы всё обучение в его жизни было бы в такой же легкодоступной форме, возможно, он продвинулся куда больше в своих познаниях, но теперь… Принимая её правила игры и слегка поддерживая её голову одной рукой, он отчаянно охотился за этим дерзким язычком. В краткий миг он осёкся, что теряет самоконтроль, но от его маленькой Леди пока возражений не поступало.       Продолжая начатую игру и пытаясь поймать в плен своих губ его, Сира очень осторожно, словно боясь причинить боль, коснулась пальчиками его груди, провела вверх, до ключиц, по плечам, чуть более смело. Он ответил ей тем же, а, перехватив её руку и отведя чуть в сторону, он, будто бы невзначай, коснулся её груди: ладонь обняла всю её и аккуратно, словно боясь повредить, сжала.       Внутри узел, сжатый лишь силой воли, выпрямился и с ещё большей силой ударил. Теперь она чувствовала каждый удар сердца всем телом, всей кожей: в висках, в груди, но самое приятно-болезненное застряло где-то между ног. Нет, физиологию процесса, все органы она прекрасно знала, но знания никак не вязались с этими сводящими с ума ощущениями. Тело выгнулось, открывая ещё больший доступ к ноющей груди, кожа стала чувствительной настолько, что даже тончайший шёлк рубашки казался грубой дерюгой, царапающей набухшие кончики сосков. Больше всего ей хотелось избавиться от грубой ткани, но, забывшись в ощущениях, она не помнила, произнесла это вслух или нет.       Реакция на вроде бы невинную шалость порадовала и удивила — в его руках она встрепенулась буквально вся. Даже кончики ушей, казалось, дёрнулись и замерли в предвкушении. Волна тепла… нет, жара, силы, страсти? Окутала его, силясь заглушить последние очаги разума.       — Приказывай… Моя Леди… — прошептал он, едва касаясь ушка своей недельной щетиной. — Чего ТЫ хочешь?       От колючек, щекочущих её ухо, казалось, что ей окончательно снесло крышу: резко стало не хватать воздуха, а снизу всё ещё раз сжалось. Какими-то обрывками сознания, она понимала его слова, но сказать, произнести было… стыдно? Уши запылали следом за щеками, потому что пусть негромко, пусть почти шёпотом, но она сказала это: «Раздень меня», — и снова вся покраснела оттого, что осмелилась на это.       Его руки на мгновение отпрянули. В поисках края лёгкого шёлка сорочки они наткнулись на её бедра, и только факт её просьбы заставил мозг отвлечься. Руки скользнули выше, унося за собой материю и обнажая для него новый, прежде сокрытый мир. Едва материя соскользнула окончательно, как он, не выдержав открывшейся картины, осмелился прильнуть к груди губами.       Её руки, замершие в его волосах, явно поощряли ласку, прижимая голову всё ближе и ближе. Она чуть выгнулась, откидывая голову назад, оставляя беззащитной молочно-белую шею с синеватой бьющейся в такт ударам сердца жилкой. Жест доверия, не иначе. Вершинка соска напряглась, вторая грудь ныла.       Слегка подтолкнув, он опрокинул её на спину. Покрасневшие ушки подёргивались в такт каждой его ласке, выдавая самые сокровенные секреты хозяйки. Убедившись, что эта грудь им обласкана сполна, он переключился на ревнующую соседку. О себе же он старался не думать, боясь даже предположить, чем всё может закончиться.       Внизу всё налилось и пульсировало, и по старой привычке, она рукой потянулась вниз, но наткнулась на край его брюк. Прикосновение к ткани усилило и без того неслабые ощущения, и Сира выгнулась, потёршись промежностью о его. Это было внезапно и настолько неожиданно, что он даже забыл, что был одет. Поддавшись инстинкту, он ответил на её движения, даже не отвлекаясь от её груди.       Внутри всё рвалось на части, ныло и пульсировало, словно она была лишь куском оголённого нерва, когда каждое прикосновение, каждое касание — разряд, уходящий в одну точку, где сфокусировалось всё её естество. Рваный вдох и выдох — она прикусила губу, тело выгнулось дугой, а подсознание, что начало в полной мере контролировать тело, стремилось к неизведанному ранее. Ладошка коснулась кромки брюк.       — Ты уверенна, моя Госпожа? — теперь уже учащённое дыхание, вертикальная пропасть зрачков и вздыбившиеся на руках чешуйки выдавали и его жажду открытий, а щекотливый шёпот над ушком лишь подстёгивал действовать. — Я вынужден буду извиниться заранее за всё, ибо до тебя был лишь теоретиком, — он ожидал от себя всего, чего угодно, но не того, что здесь и сейчас он вдруг начнёт… стесняться? Её или самого себя — он пока разобраться не успел.       — Да, — резко, на выдохе, ответило подсознание. Подсознание не стеснялось показать то, чего реально хотела она. Подсознание улыбалось и отводило одно колено в сторону, хотя именно сжатия требовала пульсация внутри. Подсознание уже считало этого дракона своим, хотя сознание даже под пытками этого не признает, потому что с детства им вбивали — разумные никому не принадлежат, они имеют право выбора, но подсознанию это было неведомо. Оно говорит обо всём лишь языком тела. И тихим горячим шёпотом:       — Мой…        «…Дракон». — где-то теряется в очередном резком вздохе, когда её колени инстинктивно сжимают его бока.       — Твой… И только твой… — тяжёлый шёпот прерывается на вздох. — Поможешь… освободиться?       «Да! Да! И ещё тысячу раз да!». — Он был готов на всё, даже на невозможное, чтобы ещё хоть раз услышать её «мой…». — «Если принадлежать кому-то, то только так! Только до конца, до той самой обоюдной… Любви? Веры? Жизни?».       — Я… Хочу остаться. Хочу быть с тобой рядом… Хочу быть для тебя…       Её прохладные ладошки коснулись его живота, скользнули ниже, к кромке брюк, чуть подцепляя и сдвигая их ниже, ещё ниже. Губы внезапно стали сухими настолько, что пришлось их облизать. Подсознанию не стыдно касаться набухшей плоти, заигрывать. Изучать. Ему даже немного весело оттого, что есть тот, кто видит… И восхищается, а это видно по глазам, по вздыбленным чешуйкам, по которым хочется водить руками раз за разом; к которым хочется приникнуть всем телом, всей этой ненормальной чувствительной кожей, чтобы на себе ощутить, вот так: немного грубо, может, примитивно, но чертовски возбуждающе.       Сознанию нравится этот парень, и пусть оно до конца не признается даже самому себе, но он притягивает. Подсознание просто без ума от него.       От прохлады её ладошек по телу пробежали мурашки, а когда её руки начали очень неуверенно опускать кромку брюк, мозг твёрдо решил: на то, чтобы краснеть у него сейчас ни желания, ни крови нет! Всё тело замерло перед высвобождением, и, когда лишние лоскуты перестали мешать, он, тяжело выдохнув, прильнул к её губам.       И вдруг испугался… Испугался своей самонадеянности, уверенности, переполнявшей его силы. Сейчас она казалась ему ещё более хрупкой, лёгкой и зависимой, чем даже в момент их знакомства… Он боялся сделать ей больно, обидеть или… в голове роились глупые мысли, а подсознание требовало лишь обладать!       Кожа к коже.       Чуть прохладная, немного липкая от пота Сира льнула к нему всем телом, словно желая раствориться в нём. Самое тёплое и влажное было внизу, оттуда же шёл ещё более яркий аромат. Её аромат.       Пальчики касались, казалось, везде; Сира ёрзала под ним, стараясь устроиться так, чтобы унять пульсирующую тягу внутри. Хоть одна его рука и была занята удержанием его над ней, но вторая — беспрепятственно скользила по её телу… Наконец, найдя тот самый момент, когда казалось, что дальше отступать уже некуда, он с силой прильнул к ней, крепче сжимая в своих объятиях. Не позволяя даже дёрнуться. В тот же миг его губы поймали её выдох и вернули поцелуй…       Тело выгибалось, всё ещё пытаясь найти точку опоры; рука непроизвольно устремилась вниз, скользя между телами, чтобы что? Найти самой, показать… куда надо? Туда, где всё ярче пульсирует её «хочу». Тёплое, влажное, оно готово к неизведанному.       Он замер едва на входе. Жар близости сводил с ума, дыхание и запахи пьянили. Пульсация была рядом, совсем близко. Оставалось только войти. Его рука скользнула ей под поясницу.       — Сейчас… Не спеши… Позволь… Я сам… — он одним ощутимым резким толчком погрузился в неизведанное и замер.       Узко, нестерпимо узко. Так, что сносит крышу и сводит с ума. Да ещё и сжимает, и разжимает так, что, кажется, пытается выжать всего его досуха, до капли. Что-то плотное мешает пройти дальше, но её подсознание выбирает именно этот момент, чтобы выгнуть её тело навстречу. Резкая боль возвращает на краткий миг контроль сознанию. Достаточно, чтобы ушки стыдливо покраснели. Она… Она же взяла и соблазнила парня, затащила его в койку, но движение тела, подвластного инстинктам оказалось достаточным, чтобы утопить сознание в потоке ощущений.       Как только первое оцепенение прошло, инстинкты взяли своё. Каждое движение, каждый вдох, каждый миг требовали от него не просто действия. Он готов был ощущать и растворяться в ней каждой клеточкой своей сути. Он ждал, ловил каждое ответное движение, вздох, поцелуй.       Внутренняя пружина всё больше сжималась, хотелось больше, сильнее, глубже. Там, где внутри пульсировало желание.       — Глубже, — шептала она уже не стесняясь, — Ещё… ещё…       С её губ срывались разрозненные стоны, перемежаясь с ЕГО именем и какими-то обрывками слов на эльфийском; её ноги обвили его за спину, словно так она могла его вжать в себя ещё сильнее, ногти полосовали плечи, словно ставя клеймо «мой», язык скользил в такт проникновениям.       Он ловил её ритм, будто силился оседлать ветер. Сила струилась сквозь него, поддерживала, направляла. Найдя наконец нужную комбинацию потока и движений, он уловил особую дрожь в ответ и следом случайно прикусил назойливо дрожащее ухо. А в ответ — стискивающее движение внутренних мышц, вытянувшееся струной тело и впившиеся в кожу ноготки. В голове Сиры не осталось мыслей — лишь захватившие тело мириады новых ощущений и их оттенки. На каждое движение, прикосновение, поцелуй она находила свой оттенок, рождающийся в глубинах. В силе зарождалось что-то большое, незнакомое. Хотелось не прекращать этих эмоций, чувств, ощущений. Довести до предела и замереть хоть на мгновение. Ответная волна накрывала с головой, оставляя след из тягучего, обессиливающего наслаждения.       Она вытягивала из него силы, словно вампир. С каждой секундой всё больше и больше, но в какой-то момент процесс не только прекратился, он будто пошёл в обратном направлении. Вместе со стонами — с бешеной пульсацией — по нему ударила волна силы, не только возвращая то, что было выпито, но ещё и с процентами. Эта волна ломала всё. В какой-то момент показалось, что она сломала даже печать на его теле. Каждая последующая волна была сильнее предыдущей. Уже на пике, когда казалось, что такое количество попросту невозможно удержать, всё лопнуло, как мыльный пузырь и остались лишь отголоски пульсации внутри, едва не искрящийся воздух снаружи… и запах.       Сира выгнулась дугой и замерла, ловя ускользающие ощущения, рывками вдыхая воздух, наполненный уже ставшим знакомым ароматом.       — Так вот какая ты… Моя маленькая Леди. — Он тяжело выдохнул, аккуратно перевернувшись на спину. — Тебе никто не говорил, насколько ты прекрасна?       Сира глубоко дышала, с запозданием приходило понимание и осознание произошедшего. Уши густо покраснели: жар от них перетёк на щёки, последовал ниже. Сейчас у неё не горел разве что низ живота, ибо там уже пожар отбушевал, оставив лишь сладкое послевкусие и немного стягивающее кожу ощущение. Учитывая, что парень не высказывал неодобрения (а по ощущениям был, скорее, похож на кота, объевшегося сметаной и развалившегося пузиком кверху на солнышке), сознание сделало робкую попытку всё же перебороть смущение, хотя и выходило это забавно. Сира хихикнула.       — Не-а…       Несмотря на то, что Сира под конец его полностью перезалила, он прочувствовал насколько сильно вымотался. Осознание произошедшего нахлынуло, вызвав в нём чувство паники вперемешку со стыдом. Неожиданно для себя он покраснел и совсем по-ребячьи ткнулся в её плечо в попытке спрятать лицо…       — Прости… Я… Не должен был… Наверное…       Она чуть отвернулась (повторить его манёвр со спрятанным в плечо лицом она не могла чисто физически), промямлила что-то похожее на извинения, кусая губы. Кого она и винила в произошедшем, так это себя, но никак не его. Только не его. Всё её тело наливалось какой-то неподъёмной тяжестью, что встать или даже руку поднять, было невозможно.       Он притянул её за плечи к себе. Ближе, в тёплые и нежные объятья.       — Давай я накрою тебя одеялком… А то ты дрожишь, словно котёнок… — он оглядел разбросанные по комнате вещи, ища взглядом одеяло.       — Ты читаешь мои мысли? — она потянулась за теплом его тела, прижимаясь.       Одеяло, несмотря на все их выкрутасы, нашлось в ногах. Именно тогда Сёма и заметил следы крови на простыни.       Первым желание его было проверить на следы крови свою печать, но, получив отрицательный ответ, Сёма со страхом в глазах уставился на эльфийку. Нараставшая паника требовала выхода, а вопросы — ответа.       — Ты… Подожди… Это… Предупреждать же надо! — подхватив за край одеяло, он подтянул его и накрыл свернувшееся рядом с ним мурлыкающее пламя в теле хрупкой и теперь уже абсолютно его Леди. — Твой брат точно захочет убить меня, и у него будут все основания, моя маленькая госпожа…       — Не посмеет, — сонно пробурчала Сира. — Никто не посмеет тебя даже пальцем тронуть, — она явно пригрелась, свернувшись под его боком, так гармонично туда вписавшись, точно была рождена лишь для того, чтобы лежать именно тут.       У него под крылом.       Под мягким тёплым одеялом, рядом с этой совсем крохотной и хрупкой девчонкой, ему не хотелось ни спешить, ни бежать. Усталость накатила волной, скрадывая всё лишнее и ненужное. Последняя, пиковая волна силы буквально наэлектризовала пространство вокруг. Теперь, когда всё улеглось, Сёма задумался о том, кто из живущих по соседству смог заметить этот всплеск? Как можно незаметно хранить такой вулкан? Эту необузданную стихию, силу, от одного запаха которой хотелось Жить… Он прошёлся по её прядям, аккуратно оголяя ещё розоватое, смущённое остроконечное ушко и любовался до тех пор, пока и его не сморило.              Разбудил их деликатный стук в дверь. Хотя, скорее, просто предупреждающий, так как, не дождавшись ответа, дверь открылась.       Не меняя позы и мысленно подготовившись к бою, Сёма открыл глаза и внимательно посмотрел на вошедшего. На пороге стояла красивая эльфийка. По её лицу очень было трудно определить возраст. На белом платье не было ни шевронов, ни знаков различия. Серебристые волосы длиной доставали до пола, а вокруг головы укладывалась корона, которая при более детальном изучении оказалась собрана не из волос, а из… ушей. Чем-то неуловимым она напоминала Сиру: точёным подбородком, разрезом глаз, плавным очертанием скул. Всё в ней говорило о кровном родстве с Сирой.       Для Сёмы, которого жизнь не баловала разнообразием эльфов, на которых можно было бы натренировать свой взгляд, вошедшая эльфийка была сродни богине, а её сходство с Сирой где-то в глубине души добавляло ему гордости.       — Леди? — Полушёпотом спросил он, стараясь не разбудить спящее под крылом одеяла чудо. Полубоевой трансформ, в который он перешёл со стуком, был взъерошен чешуйками и выпиравшими клыками. — Чем могу быть полезен?       «Давай, ляпни что-нибудь ещё более тупое! Ты же можешь! Да, ты забыл ей сказать, что её дочь спит… Рядом… И вообще, после того, что ты сотворил, ты готов нести заслуженную кару весь оставшийся срок своей никчёмной жизни… А ещё было бы очень неплохо одеться, одеть её дочь и вести себя не так нагло, самодовольно и беспринципно!». — Табун мыслей пронёсся по голове, заставив Сёму невольно покраснеть.       Женщина явно не испытывала ни смущения, ни ярости. В отличие от самого Сёмы, она вообще была воплощением царственного спокойствия и отрешённости.       — Да не дёргайся, мальчик, — она чуть махнула кистью в сторону, усаживаясь на один из стульев. — Я не слепая, особенно, когда все накопители аж искрят. И Сира долго ещё проспит. Они всегда долго спят после… всплеска.       Сёма покраснел ещё сильнее. Спокойствие собеседницы, её чёткое понимание ситуации и отрешённость одновременно пугали и восхищали его.       — Тогда чем обязан такому визиту? — он неловко поправил свои брюки. — Извините, что нас не представили раньше… И простите за… внешний вид. Я слегка не при форме.       Прежняя отрешённость была нарушена коротким смешком.       — Вот уж точно, не совсем одетый вид меньше всего смутит старого целителя. Кого я только не пользовала. И твоих приходилось, — но взгляд эльфийки был оценивающим, более оценивающим, чем те слова, что она произнесла. — Да, другой бы не выдержал, — в конце концов произнесла она. И чуть выдохнула, отводя взгляд.       — Прошу простить, но… Я… Не понимаю вас… — он выскользнул из-под одеяла, стараясь не потревожить спящую. — Я не уверен, что из меня сейчас выйдет хороший боец, но… Если что-то требуется…       Пресветлая выдохнула.       — Что ты знаешь о женщинах — Странниках?       Он задумался.       — Если честно, большую часть своей жизни я прожил под тенью Лабиринта. А с тех пор, как хозяина объявили потерянным… уйти с территории стало практически невозможно. Мы не контактировали с внешними Мирами больше тридцати циклов старшей из Лун. Нам было не только запрещено самим покидать территорию, но мы не могли выводить оттуда даже случайных путников. О ваших Бегущих я знаю только, что они есть. Как факт. Встречался несколько раз, иногда выводил, — задумавшись, он подошёл к окну и, слега приоткрыв штору, уставился куда-то в горизонт, забыв, что стоять спиной к собеседнику во многих Домах считалось дурным тоном. — Сири… Леди говорила мне о каком-то Ордене, но времени особо болтать не было…       Анданиэль сделала вывод, что одна из дочерей и правда влюблена (хотя даже самой себе в этом не признается, несмотря на то, что некоторое время назад вполне себе в открытую сказала это родителям. Но её, старшую Леди Дома, обмануть не так-то просто) в этого мальчика, раз позволяет ему называть себя «Сири».       — Да. Странники — это те, кто могут Ходить по мирам. И, несмотря на то, что они — часть мира упорядоченного, происходят они как раз от Хаоса. Как мы, эльфы, от Света. Хотя чистокровных сейчас в мирах почти не осталось. И, возможно, это даже очень хорошо. Странники не просто Ходят по Мирам. Творец отдал им задачу эти миры… поддерживать. Когда не хватает населения, приходят Странники и восполняют его. Но вот когда Сердце Мира гаснет… тогда приходят женщины. Их мало, очень, поэтому каждая, в ком просыпается дар — учтена, записана и… несвободна. Несмотря на то, что Творец дал нам всем право выбора, на невидимых весах мироздания — что такое свобода одного против жизни целого мира? — было видно, что сама Пресветлая такую политику не поддерживает.       — Я не знаю… Что конкретно она обо мне вам говорила, — он надолго замолчал, обдумывая, стоит ли вообще поднимать эту тему. С одной стороны, ему совершенно не хотелось ни лгать, ни скрывать. С другой — ломать хрупкую иллюзию счастья, которую попыталась создать для них Сира, ему тоже не хотелось. — Видите ли, Леди… Я — раб… В добавок выблядок, а теперь ещё и… беглый. Я говорил ей, но она словно меня не слышала… Вы не у того про свободу спрашиваете.       — Скажем так, я в курсе. Не от Сиры, она бы это (как и многое другое) не рассказала даже под пытками. Но кое в чём она всё же права. Сейчас это уже значения не имеет, — Пресветлая чуть нахмурилась, подбирая слова.       Он боялся оборачиваться к гостье, боялся смотреть ей в глаза… Ему было почти физически больно от неправильности происходящего, и это злило его. В бесполезной попытке прекратить злиться он рефлекторно сжал кулаки и напряг спину.       — Вы вправе поступить со мной как вам угодно… В конце концов, я всегда был не больше, чем вещью, — его голос прозвучал настолько тихо и глухо, что он сам его не признал. — Но прошу вас… Прошу за Сири… Она этого не поймёт, да ей и не надо… Это только моё дело… Моё и Алана. Я не хочу, чтобы к ней из-за меня были претензии или что-то ещё… Я ей слово дал, что она… не пострадает.       — Молодой ты, хоть и много повидал. И слеп, если не видишь. Для эльфов единственной силой является любовь. Только она определяет выбор. А Сира тебя любит. Может, до конца сама этого не понимает, но сейчас это роли не играет. Дом защитит любого, кого любит один из его членов. Это закон. А если надо, кое-кому могут крылья-то и подрезать… Не впервой.       — Любит… Не знаю. Вы… Простите меня, если я скажу, что плохо понимаю значения этого слова?       Пресветлая только горестно выдохнула. А достаточно ли он любит её Сиру?       — Они ведь её заберут, — тихо произнесла эльфийка, почему-то потеряв часть своего самообладания.       Ровная кожа внезапно ощерилась боевой чешуёй, а мышцы на спине освободили место для призыва крыльев.       — Пусть приходят… Но она уйдёт с ними либо по своей воле, либо… — он тяжело сглотнул и тихо продолжил, — …либо по своей воле.       Анданиэль перевела дыхание и попыталась улыбнуться, но вышло как-то неубедительно. У её самой наивной дочери появился тот, кто её защитит:       — Я посмотрю, что можно будет сделать, — учитывая, что мальчик может Ходить между мирами, у неё была идея, куда его определить. — Если потребуется, переговорю с чёрными.       Медленно, словно боясь разрушить эту маленькую комнатку, он обернулся и подошёл к сидевшей на кресле эльфийке. Прикрыв глаза, он опустился на колено и низко поклонился.       — Я знаю, что… Если я понял правильно, Сири — ваша дочь? Поймите меня… Я плохо понимаю ваши высокопарные слова, понятия и прочие термины. Но я знаю, что такое верность. И я… Если надо, я дам ей присягу. Алану я присяги не давал — уже родился рабом. Мою мать сослали в Лабиринт за то, что она отказала какому-то крылатому. Он отказа терпеть не стал, так что своё он взял сполна — мы родились уже в Лабиринте. Так что я даже не знаю, что вам предложить кроме верности. Простите, как вы могли заметить, покорностью я был обделён…       — Не люблю покорность. Она себя не оправдывает. Даже слуг предпочитаю таких, которые могут мне высказать, если я не права. Это позволяет учиться и быть лучше, сильнее, — Пресветлая чуть наклонилась, кладя свою ладонь на его плечо. — У тебя будет время. И научиться, и научить. Опыт — это тоже дар, хоть порой и очень колючий, — она провела рукой по вздыбленным чешуйкам; в отличие от касаний Сиры это прикосновение не отозвалось снопом искр во всём теле. Скорее, было похоже, как если бы его погладила мать. — Ты ведь понимаешь, что в нашем Доме ты ничего не сможешь наследовать? И твоё положение будет зависеть от Сиры? Готов ли ты к этому?       — Я не знаю, как вы назовёте и сделаете это… Для меня я просто меняю хозяина на того… Кого… — он запнулся, вжал голову в плечи и вновь покраснел, вспомнив не столь давние события. — Которой верю… Я не знаю, как это описать. Просто лучше мне будет больно за неё… Я-то привычный, а она… Умеет улыбаться.       Пресветлая чуть улыбнулась. Да, очень трудно будет Сире научить просто любить того, кто в жизни не видел ни от кого даже обычного сочувствия.       — Когда окончательно проснётесь, мы с Эндором ждём вас у себя, — она поднялась.       — Простите, Леди… Я конечно же передам ей ваши слова… — себе подняться он так и не позволил.       — Мы будем ждать, — Пресветлая направилась к выходу. И только около двери тихо произнесла. — Береги её, хорошо? — и вышла.       — Как пожелает моя Леди…       Когда дверь закрылась, он позволил себе подняться. Лёгкое урчание в животе недвусмысленно намекнуло, что одними лишь плодами любви сыт не будешь, но в комнате было пусто. Даже злополучный торт и тот уже закончился давно. Просмотрев обстановку чуть более внимательно, Сёма обнаружил в одном уголке свой рюкзак. Рванув к нему, он распахнул завязки и вытряс содержимое на пол. Кроме перемены одежд и пары комплектов исподнего нашлись несколько кусков вяленого мяса, лечебные и сытные сушёные корешки, а также — мешочек со «Слезами». Знакомые, можно сказать, родные шмотки немного успокоили его, однако переодеться в них он решил лишь после помывочной. Набрав во флягу воды, он принялся жадно уплетать съестное содержимое рюкзака.       «Ну да, ещё б ты догадался попросить старшую пожрать принести… После всего, что только что сотворил…». — Он улыбнулся своим мыслям и продолжил счастливо жевать очередной корешок.       Сира продолжала посапывать под одеялом, то и дело недовольно фыркая тогда, когда её рука перемещалась на «его» половину и не находила рядом тепла.       Когда желудок был набит до адекватного состояния, Сёма ещё раз перебрал содержимое сумки. В верхний комплект был бережно завернут комплект из мыла, расчёски и бритвы, а в паре исподнего были проложены склянки с родными для него зельями. Мысленно поблагодарив рогатого, он направился в нишу приводить себя в порядок и бриться…