Змеиная колыбель

Когда я озвучил Данзо, что мне нужна будет ещё одна лаборатория, ключ от которой должен быть только у меня, он лишь усмехнулся и пожал плечами. — Без проблем, — ответил он. — Если тебе это поможет, почему бы нет, — он похлопал меня по плечу. — Не беспокойся о финансировании, это не твоя забота. Главное — помни, что ты мне обещал. Я покачал головой: — Мне кажется, ты преувеличиваешь ценность генов Хаширамы, Данзо. Он сощурился: — Так вот и проверь. Я сложил руки в замок. — Лаборатория, — многозначительно сказал я. — Да-да, — тут же кивнул он, — я уже понял, что той, что есть, тебе недостаточно, — в ответ я состроил гримасу, и Данзо тут же поспешил меня заверить: — Не волнуйся, мне совершенно всё равно, чем ты там занимаешься, главное, — он поднял указательный палец, внимательно наблюдая за моей реакцией, — результат. — Будет тебе результат, — с трудом скрывая раздражение, отозвался я. Всё последнее время Данзо терроризировал меня тем, чтобы я слепил для него «руку Хаширамы», и я едва не убился, объясняя ему, что рука эта вполне может не работать, как надо; вдобавок у него самого может начаться отторжение чуждых организму клеток. Данзо слушать меня категорически не хотел. — Я примерно знаю, как это сделать, — продолжил я, размышляя о том, что в теории я действительно это знаю. — Но мне нужно убедиться в том, что отторжения не произойдёт. — Так убедись же, — бросил Данзо. Он явно начал утомляться нашим разговором, и я его отчасти понимал. В этом мы были схожи: как только разговор начинал идти не по той стезе, которая была для нас приятна и благожелательна, он немедленно начинал нас обоих раздражать и заставлять ощущать усталость. Я хотел спросить его «на ком?», но понял, что это лишнее, и осёкся. Данзо явно дал понять — как то, что лаборатория будет готова в ближайшем времени, так и то, что в мою работу там он вмешиваться не намерен. Я начал было думать о том, не вмешается ли в неё кто-нибудь ещё, но довольно быстро рассудил, что главное во всяком подобном деле — осторожность. А шиноби скрытых деревень, как ни крути, случается, без вести пропадают на миссиях. И мысль эта, признаться, ощутимо меня приободряла. Новая лаборатория была почти готова, а я всё ещё пребывал в подобных (признаться, довольно неприятных) размышлениях, когда однажды, проходя мимо старого сарая на территории, негласно принадлежавшей «Корню», я краем глаза заглянул в кривое уродливое окно, в котором не было стёкол, и увидел того же ребёнка, которого мы с Данзо некоторое время назад забрали к себе. Якуши Кабуто. На этот раз я хорошо запомнил его имя. Он пытался упражняться с катаной, используя для этого соломенное чучело. Выходило это у Кабуто, надо сказать, на удивление ловко, но любой мало-мальски опытный шиноби сразу бы сказал, что у него «не поставлена рука». Какой-то странный и вроде как совершенно не свойственный мне порыв заставил меня приоткрыть дверь и бесшумно скользнуть внутрь, и в момент, когда Кабуто, развернувшись, попытался изобразить удар, я зачем-то отбил его своим бо. — Извините, — тут же быстро проговорил Кабуто, убирая катану. Он отчаянно пытался скрыть своё удивление при виде меня, но у него это плохо получалось. — Извините, Оро… Орочимару-сама. — Это ты извини, — ответил я, опуская бо. — Я вошёл без предупреждения. Кабуто пожал плечами. — Это не мой личный сарай, — сказал он. — Так что не стоит вам извиняться. Я снова взглянул на Кабуто, размышляя. Этим ребёнком явно никто не занимался, и мне вдруг стало жаль его. Но это не была та, плохая жалость, которую так ненавидел и презирал я. Скорее я назвал бы это сожалением. Сожалением из-за того, что его некому научить владеть оружием на приличном уровне. Я подумал было о том, чтобы поговорить с Данзо о том, чтобы тот выделил кого-нибудь для занятий с ребёнком (как-никак, тот, несмотря на возраст, был теперь полноценным членом «Корня», и мы несли ответственность за него), но в последний момент внезапно изменил своё решение. — У тебя неплохо получается, — ровным голосом произнёс я. Кабуто тут же покачал головой: — Да ладно. Я опёрся спиной о сырую стену, от чего мне немедленно стало холодно и пришлось отойти. — Что с твоими глазами? — спросил я у Кабуто. — Вы о том, что я почти не вижу? На губах его, казалось, на какую-то секунду появилась горькая усмешка, но он тут же убрал её, и я мысленно отдал дань уважения этому совсем ещё юному человеку за столь похвальное умение владеть собой. — Да, — ответил я. — Ты носишь очки, но щуришься даже в них. Это значит, медицинские дзютсу тебе не помогли. — Не помогли, — ответил Кабуто. Он судорожно сглотнул, губы его поджались, и я понял, что тема эта для него очень больная. — Моя матушка… Ноно. Она пыталась вылечить меня, но у неё ничего не вышло. Это было какое-то ранение с поражением чакры, так она сказала. Так что хорошим шиноби я и при желании не стал бы, сами понимаете… — Чушь, — сказал я. Кабуто нахмурился, не понимая. — Что… что вы сказали? — переспросил он. — Я сказал, чушь, — повторил я. — Твоё зрение — не помеха. Если ты, конечно, захочешь. Кабуто продолжал смотреть из-под очков с явным недоверием. Я понял, что он принял мои слова за ту самую плохую жалость, и преисполнился решимости продемонстрировать ему, что он ошибся. Сдвинув ниже лобовой протектор шиноби, я натянул его на глаза. Теперь он играл роль повязки. — Нападай, — скомандовал я. — Ч… что? — переспросил Кабуто. — Я сказал, нападай, — повторил я. — Мне казалось, у тебя проблемы только со зрением, а никак не со слухом. Он тихо, почти бесшумно рассмеялся, и я вдруг обрадовался, что он не нашёл мои слова грубыми. — Ну же. — Я не могу, — после паузы сказал Кабуто. — Почему? — У вас глаза завязаны, — ответил он. — Вы же не видите ничего. Настал мой черёд рассмеяться. — Это приказ, рядовой Якуши, — объявил я. И тут же добавил: — Не бойся. Меня в Конохе позорно одним из Великих Ниндзя величают, если ты не знаешь. Так что ты вряд ли сумеешь сильно мне навредить. — Почему вы говорите «позорно»? — Потом расскажу. Осмелев, Кабуто сделал наконец выпад катаной. Я тут же отбил её бо. — Ничего себе! — воскликнул он. — Ну вот, — сказал я. — Давай ещё. Кабуто снова замахнулся катаной, и я снова отбил удар. Потом он замахнулся ещё пять раз, и все пять раз катана ударилась о бо. Кабуто восторженно охнул, и я поднял руку в знак того, что бой окончен. — Вот видишь, — я снял протектор с глаз, возвращая его на лоб. — Отсутствие зрения — не помеха. Кабуто смотрел на меня во все глаза, которые под стёклами очков казались большими, тёмными и глубокими. — Не знал, что так можно, — сказал он. Во взгляде его было откровенное восхищение. — Можно, — кивнул я. — Так что ты всему научишься. Кабуто вздохнул. — Боюсь, меня учить никто не станет, — грустно произнёс он. — Я стану. Он нахмурился. Я успел заметить, что он вообще часто хмурится. Это придавало его лицу с раскосыми глазами какое-то трогательное выражение. — Шутите? — робко спросил он. Я покачал головой: — Совсем нет. Он вздохнул: — Нет, — сказал он. — Данзо-сама не позволит. — Позволит, — возразил я. — Мне — позволит. Я с ним поговорю, — и после паузы добавил: — Если ты этого, конечно, хочешь. Кабуто продолжал смотреть на меня во все глаза, а потом наконец улыбнулся. — Я был бы рад, — робко произнёс он. — Ну, тогда вопрос решённый, — ответил я. Данзо, как и следовало ожидать, не пришёл в восторг от того, что я намерился тренировать Кабуто. С недовольным видом он начал было пояснять, что де ребёнка этого готовят к шпионским миссиям, и такое мастерское владение оружием ему будет совершенно ни к чему, достаточно самых элементарных навыков. Я покачал головой и взглянул на него, сощурившись. — Данзо, — сказал я, — я чего-то не понимаю, ты хочешь «руку Хаширамы» или нет? Какое-то время он молча смотрел на меня в ответ, а потом тихо рассмеялся. — Шантажист, — сказал он сквозь смех. Я покачал головой: — Ничего подобного. Я лишь хочу договориться. Данзо хмыкнул. — Скажи, зачем тебе этот пацан? — поинтересовался он. — Как по мне он такой… мутный. Хоть и маленький. Я бы ему не доверял. — Ты никому не доверяешь, Данзо. Даже мне. Он усмехнулся: — Тебе тем паче. — Отчего же? — я подался вперёд, складывая руки в замок. — Хочешь сказать, я всё ещё не заслужил твоё доверие? Данзо пожал плечами. — Я бы сказал тебе, что не доверяю мужчинам, которые похожи на гейш, — сказал он, — но, боюсь, ты не оценишь подобную шутку. Я покачал головой, изобразив нарочито печальный вид: — Не оценю. И очень обижусь. Данзо отмахнулся: — Ладно, ты меня почти убедил. Если согласишься выпить со мной в баре сегодня вечером, я, так уж и быть, не буду возражать против обучения этого пацана. Что скажешь? — Почему нет, — ответил я. Это было совершенно искренне: пить с Данзо нравилось мне едва ли не больше, чем с Джирайей — хотя бы потому, что он был заметно умнее и гораздо больше последнего склонен к философии; зачастую после подобных возлияний нам случалось проговорить до самого рассвета, и всякий раз эти разговоры доставляли мне удовольствие. — Куда хочешь пойти? — внезапно заботливо поинтересовался Данзо. Я развел руками: — Мне всё равно. Гейши места не выбирают, Данзо. Они развлекают своего гостя там, где он сочтёт нужным. Последнюю фразу я неожиданно для самого себя произнёс с заметной печалью в голосе; к счастью, Данзо не заметил, что шутка не удалась. Он предложил один из своих любимых баров недалеко от центральной площади. Я вспомнил, что там часто бывает Асума, и немедленно согласился пойти именно туда.