Тёмное искусство души

Приехав с очередного места преступления, где произошло массовое убийство, Уилл забежал домой, даже не обратив внимания на своих собак, которые, маша хвостом и провожая хозяина непонимающим взглядом до ванной комнаты, увидели лишь захлопнувшуюся перед их носом дверь. Включив воду на полную мощность, будто пытаясь спрятать от кого-то свои собственные всхлипы, Уилл, облокотившись на кафельную стену, просто сполз вниз. Обессиленно усевшись на ледяную плитку, он жмурил глаза, пытаясь убедить себя в том, что он всё просто выдумал, но сознание снова и снова возвращало его в жестокую реальность… Прокручивая в голове замысел убийцы с последнего места преступления, он раз за разом видел одно и то же — искусство! Это было не просто тройное убийство, а шикарное произведение, напоминающее своей красотой одну из ранних картин Боттичелли. Возможно, на первый взгляд это было бы совсем незаметно стороннему наблюдателю, но Уилл же увидел каждую, даже самую маленькую деталь. Профайлер не был эстетом, ценителем живописи, знатоком мировой культуры, но, тем не менее, был достаточно осведомлён об этом художнике, потому что не раз слышал о нём слова восхищения из уст своего друга и психотерапевта Ганнибала Лектера. На своих сеансах, да и просто в дружеской неформальной беседе за ужином, Ганнибал часто упоминал имя художника, в красках рассказывая, как любовался его картинами во Флоренции и часами рисовал каждую из них, чтобы навсегда запечатлеть эти образы в своём дворце памяти. Вот и сегодня Уилл, благодаря убийце, запечатлел в своей памяти образы троих жестоко убитых студентов. Инсталляция, которую он перед собой увидел просто потрясла и завораживала своей красотой: По левую сторону «произведения» находились 2 тела, мужчины и женщины, они лежали в объятиях. Мужчина как бы держал на себе девушку, уцепившуюся за его бок в пол оборота, словно они парят по воздуху и она всеми силами пытается не упасть. Их ноги красиво переплетены между собой, а тела покрыты нежной и как бы «развевающейся на ветру» шёлковой тканью. Их головы направлены в центр инсталляции на третью жертву, а рты приоткрыты. Прямо с самых губ начинается дорожка «ветра» из цветов, устремившаяся к телу молодой девушки, лежащей в центре «картины». Она была очень красива и полностью обнажена. Несмотря на это её грудь была аккуратно прикрыта собственной рукой, а вторая рука прикрыла букетом пах. Это было так красиво, утончённо, изысканно… В её образе не было ничего пошлого или вульгарного, она не была выставлена напоказ или унижена, она была возведена в ранг Венеры! Богини! Её тело лежало так спокойно, а на лице застыло умиротворение. Молодая девушка лежала спиной на многочисленных ракушках, которыми была усыпана земля под её мёртвым телом. Её шикарные рыжие волосы словно развевались от «цветочного ветра», которым её «обдували» другие два тела. Эта картина, а по-другому данное место преступления больше никак назвать нельзя, по-настоящему завораживала своей красотой и таинственностью, будто прося Уилла погрузиться в тайну её создания. И он это сделал. Отмотав маятник, он понял многое, даже слишком. Это не было убийством, это было прежде всего избавлением и изменением. Было абсолютно очевидно, что студентка по центру была «гадким утёнком», не осознающим свою красоту. Она была настолько зажата, скромна, неуверенна в себе, что всю свою жизнь подвергалась нападкам сверстников. Она не осознавала ни своей красоты, ни своего обаяния, ни своей притягательности. Девушка будто смирилась со статусом серой мышки, позволяя втаптывать себя в грязь день за днём. Убив её, убийца подарил девушке то, о чём она всегда мечтала, но не могла получить. Он сохранил её навечно в образе богини красоты, любви и страсти, чтобы ни она, ни кто-либо другой, больше в этом не усомнился! А что касается пары студентов, лежащих по правую руку от неё — это как раз-таки — изменение! Вероятнее всего, именно эти двое и унижали эту девушку больше всего. Были так называемыми заводилами и провокаторами. Смеялись над ней, унижали, издевались, питаясь её слабостью и пользуясь её неумением за себя постоять. Они были гнилыми, слабыми, озлобленными шакалятами, в которых не осталось ничего прекрасного, ничего светлого, ничего божественного… И убийца изменил их, возвёл в ранг святых, заставляя лицезреть прекрасное рождение богини красоты, в которой при жизни они видели лишь белую ворону, и более того, позволил им участвовать в этом. Дал им возможность благоговейно обдувать её цветочным ветром, выражая своё почтение, уважение и преклонение. Он сделал их прекрасными, обратив тьму в свет, ведь при жизни эти двое были даже не достойны своих органов, именно поэтому убийца лишил их сердец, которые были холодными, как лёд, и печени, заменив их прекрасными цветами, наполнив пустоты их тел — красотой, которой им так не хватало при жизни. Таков его замысел. И, сложив все элементы пазла в своей голове, Уилл понял, что лишь один человек обладает таким тонким вкусом, лишь один человек в его окружении так детально и элегантно мог воссоздать картину по фотографической памяти, лишь один человек так дотошен и педантичен, что не оставил ни одной улики, лишь один человек является бывшим хирургом и, в конце концов, лишь у этого человека на столе не бывает ничего вегетарианского… И этот самый человек — его единственный друг, которому он открылся впервые за много лет, тот, кому Уилл доверился и впустил в свою голову — Ганнибал, мать его, Лектер! Осознание колючими ледяными осколками впивалось в его душу, разрывая Уилла на части… Он рыдал, сидя в ванной, от раздирающих его душу чувств. Он рыдал от злости, обиды, от того, что единственный, кому он открылся — чёртов Чесапикский Потрошитель, который к тому же, так глубоко проник ему в душу, что заставил считать собственные убийства прекрасными творениями, искусством, но никак не жестокостью… Уилл рыдал от осознания того, скольких жертв он отведал с ним за компанию, параллельно с тем, как расследовал их смерти… Боль от предательства, осознание реальности, страх, злоба, отвращение — всё это смешалось в один единый ком, который встал в горле, не давая возможность вздохнуть, не ощутив при этом чудовищный спазм под рёбрами. Сердце действительно щемило… Уилл знал, что не сможет никому доказать правоту своих слов, что всё это покажется бредом его воспалённого мозга, но Грэм понимал, что за этим стоит Ганнибал и ошибки тут быть не может. И единственный выход, который ему остаётся, это просто поехать и застрелить его, спасти всех от этого монстра, но вот сможет ли он это сделать? Вероятнее всего, нет. Как-то это по-крысиному что ли. Не откровенно. Ганнибал такого не заслуживает, иначе запомнит Уилла перед смертью в образе одного из трусливых шакалов. А вот нож — это куда более лично, более интимно, смело, но если Ганнибал действительно Потрошитель, то Грэм прекрасно понимал, что Лектер куда сильнее в обращении с ножом, поэтому без особого труда сделает из него очередную свою инсталляцию. Да и вообще, мысли об убийстве Ганнибала заставляли его бездонные голубые глаза заливаться слезами ещё больше. И дело даже не в том, кем оказался Ганнибал, а в предательстве… В том, что он ему не открылся, не позволил увидеть себя настоящего, в ту очередь как Уилл лишь ему позволял проникать в свой разум. А для эмпата впустить кого-то к себе в голову — это, наверное, наивысшая близость… Это ближе, чем дружба, ближе, чем поцелуй, ближе, чем секс… Это настолько лично, настолько интимно и сокровенно, что Уилл никогда ничего подобного не чувствовал ни к одному из людей. И эти мысли так же сводили с ума. Он совсем запутался от того, какое из его желаний преобладает, либо зайти и убить это чудовище своими руками, либо упасть ему в ноги и разрыдаться от боли предательства, открывая свои чувства его прекрасной стороне души, закрыв глаза на всю ту тьму, что царит в другой её части. Уилла трясло, он попытался подняться на ноги, умыться, но дрожь всё равно не отступала. Профайлер знал только одно, что прямо сейчас надо поехать к Ганнибалу и будь что будет. Пусть всё начнётся как обычный сеанс… Уилл поклялся себе, что возьмёт себя в руки и сначала попробует «прощупать почву», попытается заставить Лектера выйти на чистую воду, объясниться, почему он не сделал для него того же, что Уилл сделал для Ганнибала. Ведь несмотря ни на что, именно это задело Уилла за живое куда больше, чем все преступления Потрошителя. Он просто не мог этого принять, не мог принять новые вводные реальности. Проще было закрыться, потеряться в своём сознании, закрыть глаза, отрицать всё, делая вид, что всё как прежде. Убедить себя в том, что это лишь плоды больного воображения, но разве отрицание — это спасение?! Лишь принятие реальности могло подарить Уиллу долгожданное облегчение. А если предположить, что он сейчас на стадии отрицания, то ему, как минимум, до принятия ещё 3 ступени, но вряд ли он доживёт хотя бы до следующей… От грустной иронии этой мысли, Грэм вымученно ухмыльнулся, но всё же решил, что бездействие — куда хуже самой смерти, так что будь, что будет! Умывшись, Уилл переоделся, вылив на себя в два раза больше, чем всегда, лосьона с корабликом на флаконе, запах которого Лектер так сильно «любил». И пусть этот поступок смахивал на милую детскую пакость, но от осознания того, что он выбесит этим Ганнибала, лицо Уилла хоть на секунду озарила ехидная улыбка. Покормив собак и погасив везде свет, Уилл закрыл входную дверь и отправился в Балтимор.