Тёмное искусство души

Дорога до Балтимора показалась Уиллу очень долгой, а всё потому, что не было ни минуты, чтобы он не думал… Не думал о том, как пройдёт его разговор с «другом», не думал о том, как в лоб скажет ему, что всё знает, не думал о том, выйдет ли он оттуда живым, не думал о том, сможет ли убить Ганнибала… Душу Уилла разрывало на мелкие кусочки, он как будто перестал быть хоть в чём-то уверен. Единственное, что он знал и весьма отчётливо ощущал — это гнев, но даже несмотря на осознание того, что Ганнибал — это чудовище, Уилл не был уверен, что сможет его убить. И нет, не потому, что Ганнибал был выше, крупнее, мощнее в плечах, а по совместительству являлся одним из самых опасных убийц современности, а потому, что помимо его чёрной души, Уилл видел прекрасное и светлое сердце. Он видел его чистую сторону, моральный облик которой был куда более нравственен, чем у большинства остальных известных ему людей. Уилл восхищался ей! Он восхищался его умом, его начитанностью, он восхищался его состраданием к природе, его тягой к прекрасному, он восхищался его любовью к искусству, музыке, поэзии, его отзывчивостью и желанием прийти на помощь. А также, Уилл просто не мог не заметить особого отношения к своей персоне. Он же эмпат в конце концов. Уилл точно знал, что не всё в их отношениях было обманом. Профайлер чувствовал, как был дорог Ганнибалу, чувствовал, как он тянулся к нему. Лектер был единственным человеком спустя много лет после отца, который заботился о нём, заботился по-настоящему, особенно когда Уилл болел. Именно Ганнибал привозил ему куриный суп, ну, может, и не совсем куриный, да, впрочем, неважно… Именно Лектер спорил с Кроуфордом и просил оставить Уилла в покое, хотя бы на время болезни. Только Ганнибал заваривал для Уилла травяные чаи или делал чай с малиной, чтобы он скорее поправился. И конечно, Уилла сейчас захлестывал гнев, накрывая сознание чёрной пеленой, ведь он стал допускать такой вариант, что всё это было нужно Ганнибалу для какой-то его личной цели, но какой? Неужели всё это время это была лишь жалкая игра, чтобы втереться в доверие, ведь какой идиот станет искать у себя под носом? Неужели это всё было представлением лишь для того, чтобы максимально отвести от себя подозрения? «Да не может такого быть! Просто не может…» Уилла трясло. Он крепко держал руль, смотрел на дорогу, хотя перед глазами было совершенно другое, нежели пейзажи пригорода. Глаза предательски щипало от подступающих слёз, но Уилл держался изо всех сил, чтобы не дать выход эмоциям. Он знал, что уже близко, что уже через пять минут позвонит в дверь Ганнибала, знал, что для кого-то из них «завтра» уже не настанет, но ещё сильнее вжал педаль газа, лишь бы доехать скорее и посмотреть в глаза этому монстру. Хотя, что глаза?! Глаза будут такими же, как всегда, нечитаемыми. Эти два чёртовых медовых озера… Ну вот что Уилл может увидеть в них нового?! Да ничего, ровным счётом, ничего! Только то, что Ганнибал сам захочет ему показать. Но несмотря на это, профайлер всё же мог уловить некоторые эмоции в этих глазах цвета элитного виски. Он видел в них дружбу, отзывчивость, понимание, сочувствие, сострадание, нежность, желание помочь, доверие, а иногда, даже казалось, любовь и тепло… Любовь?! «Хм…» На этой мысли Уилл лишь обречённо хмыкнул, усмехнувшись скорее от отчаяния, нежели от того, что находил это крайне забавным, учитывая, кем являлся Ганнибал. А он являлся интеллектуальным психопатом, отчасти даже социопатом, жестоким убийцей с комплексом Бога, нарциссом, каких свет не видывал, расчётливым, педантичным и осторожным ублюдком, бездушным чудовищем, убивавшим невинных людей. Невинных грубых людей… Морально разлагающихся, грубых, нечестных, плохих людей, которые вели себя не лучше свиней. Поэтому не было ничего удивительного в том, что он их ел, отказываясь ставить себя с ними на один уровень пищевой цепи, ведь это было бы просто кощунством, учитывая его статус, его интеллект, его аристократическое воспитание, благородное происхождение, манеры… «О Боже, Уилл, что ты несёшь?!» Профайлер честно пытался остановить свои мысли, но они ему не поддавались. И стоит признать, что Ганнибал действительно изменил его мировосприятие и отношение к убийству, ведь в убийствах Ганнибала Уилл видел искусство, поэзию, красоту, но никак не жестокость или неконтролируемую жажду крови, как у остальных психопатов. Нет! Убийства для его жертв были даром. Изменением… Превращением… Искуплением… Избавлением… Они были возможностью запомниться всем не жалкими и грубыми ничтожными созданиями, а уйти красиво, коснувшись чего-то возвышенного, стать частью прекрасного, что при жизни было им недоступно. Ганнибал никогда не был жесток. Он был справедлив. Изменял мир к лучшему. Его собственный мир, в котором он видел столько чистого, столько светлого и прекрасного, начиная от красоты природы, плавного течения музыки и заканчивая живописью, поэзией, оперой, да и всем тем, что могло отличаться эстетичностью и привносило красоту в окружающую обыденность. Все его жертвы просто не заслуживали жить в этом мире, отравляя всё вокруг своей внутренней гнилью, именно поэтому для Потрошителя его убийства были логичны. Они не были актом жестокости или импульсивным порывом выплеснуть собственный гнев. Отнюдь. Они были… правильными. «Уилл… соберись, о чём ты, мать твою, думаешь?» Подъехав к дому Лектера, он на секунду замешкался и, выйдя из машины, опёрся спиной на дверь. Отдышавшись, Уилл проверил, на месте ли нож, но подумав ещё лучше, он всё же вынул из бардачка пистолет и убрал его во внутренний карман пиджака. Постояв ещё минуту, Уилл медленно подошёл к двери и нажал на звонок. Глубокий вдох… Ожидание… Через несколько секунд хозяин дома открыл дверь и радушно улыбнулся. — Какие люди, здравствуй, Уилл, проходи, ты как раз подоспел к ужину. — поприветствовал его Ганнибал и, отойдя от двери, сделал приглашающий жест рукой, пропуская профайлера внутрь. Мужчина был, как всегда, галантен и хорошо одет. Войдя в прихожую, Грэм на мгновение остановился, уловив из кухни незабываемый и очень вкусный запах только что приготовленной свежей еды, который сразу же отозвался неконтролируемым урчанием в его животе. — Привет, Ганнибал. Надеюсь, ты не против, что я без приглашения? — ответил Уилл, немного неуверенно топчась на месте. — Нет конечно, перестань, ты же знаешь, мои двери всегда для тебя открыты, Уилл. Профайлеру было не по себе. В доме Ганнибала, казалось, всё было по-прежнему, но для Уилла — это было совершенно не так. Не с теми знаниями, которые он принёс с собой. Окружающее пространство будто изменилось, стало другим, непривычным, странным… Будто он смотрит на те же вещи под совершенно другим углом. Даже на самого хозяина дома он теперь смотрел иначе. Ганнибал выглядел так же, как и всегда — потрясающе. Вот так, что просто не докопаться… Идеальный костюм, идеальная причёска, идеальные манеры, идеальная улыбка, идеальный запах… «Да твою же мать! Есть в тебе хоть что-то, претенциозный лживый ублюдок, что могло бы не соответствовать совершенству?!» Уилл вовремя остановил поток своих гневных мыслей, чтобы не выдать никаких ненужных эмоций на лице, и прошёл в кухню, вслед за гостеприимным хозяином. — Присаживайся, Уилл. Я накрою на стол. — мужчина добродушно улыбнулся и принялся раскладывать столовые приборы на две персоны. Уилл сел сбоку от места главы стола, наблюдая за грациозными движениями Ганнибала и безупречной сервировкой. В тот момент, когда Ганнибал взял нож, чтобы нарезать вытащенное из духовки мясо тонкими ломтиками, а затем разложить по тарелкам, тело профайлера покрылось мурашками. Уилл, как завороженный смотрел на металлический блеск потрясающе заточенного ножа и за этими знающими руками… Руки Лектера действительно заслуживали особого внимания, ведь это поистине волшебные руки. В них в совершенстве сочетались ловкость, грация, красота и неоспоримая эстетическая привлекательность. Все движения ножом были отточены до автоматизма. Сразу видно — это руки не психотерапевта, не обычного повара и даже не музыканта, что безусловно, потрясающе играл на многих струнных инструментах. Совсем нет. Это руки бывшего профессионального хирурга, садиста, жестокого серийного убийцы, и Уилл это знал. Теперь знал. Глядя на них, профайлер то и дело думал, а сколько же жизней отняли эти самые руки? Сколько крови ими пролито? Сколько раз эти пальцы смыкались на чьей-то шее, обрывая очередную жалкую и такую хрупкую жизнь? Уилл не знал ответов на все эти вопросы, но очень хотел узнать, как и то, как эти самые руки будут ощущаться на его собственной шее, лишив его последнего и жизненно необходимого глотка кислорода… Рефлекторно помотав головой, словно пытаясь прогнать непрошенные мысли, Уилл всё же не удержался от саркастичного вопроса, о чём тут же пожалел, но забрать сорвавшиеся с губ слова был уже не в силах: — Кто у нас на ужин сегодня? Уиллу показалось, что после этих слов повисла звенящая тишина, но всё же, ответ последовал достаточно быстро: — Это молодая телятина, запечённая в вине с ягодным соусом из смородины, Уилл. — Как интересно, никогда не пробовал это сочетание раньше. — ответил профайлер, стараясь унять неуверенность в голосе. — Неужели? Признаю, моё упущение. — Ганнибал изобразил напускное смущение, а затем продолжил: — Сочная и ароматная телятина и кисло-остро-сладкий соус это… словно флирт между мужчиной и женщиной, игра женственности и мужества, которые соединяются воедино в великолепном сочетании и игре вкуса. — Описание блюда звучит весьма заманчиво и соблазнительно и должен признать, его внешний вид не менее восхитителен! — отозвался Уилл, разглядывая эстетически прекрасную композицию на своей тарелке. — Если это телятина, значит особь была совсем молода, не так ли? — добавил профайлер, но тут же решил прижать свой болтливый язык, подумав о том, что его сарказм не видно, разве что, с космоса. — Да, ты прав, Уилл. Для приготовления этого блюда подходит лишь молоденький телёнок, именно тогда мясо получается нежным и тает во рту, — учтиво согласился Лектер, отрезая нежный ломтик от своего кусочка мяса. — А ещё это всегда было блюдом настоящих гурманов. Кстати, ты знал, что на Руси не ели телятину, так как зарезать телёнка считалось настоящим преступлением? Со временем среди населения это стало привычкой, а затем и вовсе приняло форму официального запрета, который не разрешалось нарушить даже царям. — Нет, не знал. — Грэм покачал головой и наколол на вилку немного овощей. — А что же случилось потом? Запрет для них просто перестал существовать? — Уилл сощурил глаза, внимательно посмотрев на собеседника. — Именно. В конце концов, человек всегда был хищником, всегда охотился и одомашнивал, приручал живность, чтобы употреблять её в пищу, а так же, по большей части, люди всегда были склонны потакать своим желаниям. — А ты бы так смог? — вдруг спросил Уилл, встретившись поддразнивающим взглядом с Ганнибалом. — Одомашнить, приручить кого-то, чтобы потом безжалостно убить и запечь с вином и ягодами? Уилл понял, что ему явно плохо удаётся контролировать слова, слетающие с его губ, и снова опустил взгляд к своей тарелке, накалывая на вилку очередной кусочек нежного и сочного мяса. Он прекрасно осознавал, с каким огнём играет, но не мог остановиться, поймав небывалый азарт и эйфорию, почувствовав желание вывести Ганнибала на чистую воду, раздразнить хищника, увидеть его настоящего, сорвать маску. — Да, Уилл, думаю, смог бы. — ответил Ганнибал после небольшой паузы. — Когда одомашниваешь животное, приходится чётко осознавать свою иерархию и видеть себя вершиной пищевой цепи, а в противном случае, человек просто не выжил бы. Для души и ментального удовольствия существует другая живность, которую человек приютил, подарив им кров и чувство защищённости, но даже таких животных некоторые считают едой. Например, корейцы всегда поедали собак, да и в Китае это является нормой, а остальные люди, напротив, воспринимают их как друзей, компаньонов, ухаживают за ними, заботятся. Кто-то делает это по доброте душевной, как ты, а кто-то приобщает к работе, чтобы пасти овец или возить упряжки, защищать дом, опять же, ища в этом собственную выгоду. Человек вообще существо очень странное и противоречивое, Уилл, но весьма эгоистичное и, в первую очередь, потакающее своим собственным интересам. Профайлер в ответ лишь улыбнулся, продолжая уплетать вкусное блюдо. Он понимал всё, что говорил Ганнибал, но злость всё равно бешено кипела внутри. Уиллу так и хотелось спросить: а кем же его видит Ганнибал, животным, которого он приручил, чтобы пустить на убой, или животным, которого он впустил в свой дом для ментального удовольствия? А может животным, которого используют для извлечения собственной выгоды? Уилл крепко сжал вилку от подступающего гнева, пытаясь внешне смягчиться, когда услышал вопрос собеседника: — К этому блюду прекрасно подойдёт вино, урожая 78 года «Chateau Latour». Оно замечательно подчеркнёт послевкусие, раскрывая блюдо с другой, более пикантной стороны. Позволь угостить тебя бокальчиком? — Конечно, почту за честь довериться твоему вкусу. — Уилл одобрительно кивнул, после чего Ганнибал признательно улыбнулся ему в ответ и, встав из-за стола, направился к бару. Через минуту Лектер вернулся к столу с двумя бокалами и бутылочкой вина. Поставив один из них к тарелке Уилла, Ганнибал очень элегантно наклонился на один уровень с его лицом и, убрав одну руку за спину, как и положено в высшем аристократическом обществе, принялся наполнять бокал профайлера. «Манерный сучонок… И как я мог быть настолько слепым, чтобы не увидеть сущность, скрывающуюся за этой галантной обходительностью?» Уилла разрывали мысли, переполняли эмоции, а теперь ещё и это… Лицо Ганнибала, его запах… Всё это было так близко… Сильное тело его так и несостоявшегося психотерапевта чуть касалось руки Уилла, и это чёртово касание отзывалось в профайлере мощнейшими электрическими разрядами. Его тело реагировало на это невинное прикосновение совершенно не правильно, если не сказать — абсурдно. Уилл не понимал, что с ним происходит. Возможно, от адреналина, страха и бури других противоречивых эмоций его мозг и затуманился, поэтому непосредственная близость Чесапикского Потрошителя была для Грэма столь… смущающей. Но, со стороны Уилла, было бы полнейшим лицемерием не признать того факта, что касания Лектера, даже самые невинные и обходительные — всегда отзывались предательским ноющим спазмом внизу его живота. Просто профайлер всегда гасил в себе это чувство, задавливал, закрывал глаза на эти ощущения и странное, обжигающее желание… А теперь, когда адреналин хлещет через край, сознание затуманено, а мозг одержим охотой, азартом и предвкушением, Уилл просто не смог проконтролировать прерывистый вздох, который, как будто, и стал условным сигналом для Ганнибала, в котором тот так сильно нуждался. В это же мгновение, одним неловким движением Лектер опрокинул бокал, разлив вино прямо на рубашку профайлера. — Прости, Уилл, мне так жаль. — поспешил извиниться мужчина, пытаясь спасти положение, с казалось бы искренним беспокойством в голосе. — Я оплачу химчистку, не беспокойся об этом. Мне так неловко. — Ничего. — тихо отозвался Грэм, отодвигая свой стул от стола, чтобы спасти дорогую скатерть и не заляпать её ещё больше. — Со всеми бывает, это не страшно, не переживай о рубашке, Ганнибал. Разрешишь воспользоваться ванной? — Конечно, Уилл, вверх по лестнице, первая дверь налево. — Ганнибал указал рукой в нужном направлении всё с той же неловкостью и обеспокоенностью на лице. — А я пока поднимусь и приготовлю для тебя другую рубашку, не ехать же тебе в одном пиджаке домой. — Большое спасибо, я верну тебе её сразу же в следующий визит. — Не сто́ит, Уилл. Не думай об этом. От пропажи одной рубашки мой гардероб явно не оскудеет. — Ганнибал учтиво улыбнулся и направился на второй этаж за новой рубашкой для гостя. Тем временем, Уилл встал из-за стола, отряхнулся, снял пиджак, на который, слава Богу, не попало содержимое разлитого бокала и, повесив его на спинку стула, направился наверх в гостевую ванную.