[ они никогда не полюбят друг друга ]
Юзуха изнутри горит, ее саднит до тошноты, и Мицуя целует по кровоточащим ранам души, задевая языком оставленные засосы на ее плечах. — Ты прав, я не мой брат. — А я не Такемичи. Юзуха улыбается, пальцами зарываясь в короткие волосы, принимая предназначенную не ей нежность и близостью отдавая предназначенную не ему любовь, пока фатальное разрушает их в маленькой комнате мотеля, в узкости стен устраивая апокалипсис из невыраженных и невысказанных вслух признаний. После себя они оставляют мясорубку чувств. И воздух отдает ядовитым смрадом.***
— Баджи-сан! Чифуя цепляется за рубашку, комкая в руке мягкость ткани и свою никчемную симпатию. Она изнутри разрывает, плещется по радужке кислотным ливнем. — Бля, порвешь же, Чифую. Все равно замечает, как из мотеля выходят Мицуя и Юзуха, и блестит заточенными клыками. — Не рассказывай никому о них. — А Хаккай не в курсе, что его сестренка водится с лучшим другом? — Там все сложно. — Как у нас? И Чифую поспешно прячет взгляд, пока Баджи не увидел, как у него трескается болью зрачок. — Типа того. Баджи своим молчанием выворачивает Чифую наизнанку. Чифую тошнит. Баджи тянет сказать гадкое, мерзкое, подлое, скверное, чтобы Чифую выпотрошить, а потом добавить 'тебе во благо'. Баджи хочет чувства Чифуи выдавить, помять, размазать, растоптать, потому что в чувствах к Баджи ничего святого нет. Потому что таких, как Баджи, не любят. Чифую ни на грамм на Казутору не похож, и как бы Кейске не старался, Чифую не любит, даже если его жмет к стене, сцеловывая летние ночи с чужих губ. И, когда Чифую мякнет в руках, краснея от тактильной жажды, у Баджи на языке вертится отравленное имя Казуторы. И поцелуй-ошибка оседает скрюченной надеждой в глубине взгляда Мацуно.***
— Ты так похож на Акане. И улыбка из подлых выкручивает в Инуи остатки спокойствия, заливая колючей блевотной злостью. — Но я не она. Коко тянет Инуи к себе за талию, носом утыкаясь в плечо, и кровать кажется слишком большой для двоих. Инуи оголенной кожей чувствует бьющееся сердце и мечтает его руками раздавить, расплющить и растереть кровь по ладоням. — Я жалею, что вытащил тебя из того горящего дома. Коко ведет рукой по животу, у Инуи кожа горячая, лавой стекает по пальцам, микроинсультами доводит Коко до возбуждения. У Инуи от слов прошибает током позвонки, его коробит и истерично трясет в приступе, его вымораживает изнутри и кипятит злостью снаружи. Инуи цепляется за запястье Коко, сжимает ногтями до кровоподтеков, но позволяет спуститься ниже. — Я тоже. Коко этого ответа и ждет, покусывая чужое плечо, пока Инуи справляется с бурей чувств, всколыхнувшихся в чертогах внутреннего мира. Инуи сгорел еще в тот день. И Коко вставляет без предупреждения, заставляя Инуи слабо застонать, они идут по новому кругу, доводя себя до истощения. Инуи в себе сжимает до рокового, до необратимого, до пагубного и засасывает в свой персональный ад, где у Коко нет ни шанса выжить.[ коко сгорел еще в тот день ]