клуб разбитых сердец

Чифую до надрывных истерик свою жизнь видит рядом с Баджи, он послушным щенком ползает подле него, даже если Баджи не-в-его океанах утопает. Чифую до избитых в кровь костяшек, до блевоты в грязный толчок на тусовке, до прогорклой первой сигареты потерян. Улыбка Кейске вспарывает тонкие линии душевных шрамов, он поцелуями вгрызается в болючее Чифуи, пока яд чужой слюны прожигает слизистую. Баджи вытирает сперму с рук и оставляет Чифую одного в квартире, пока тот сжимает мокрые простыни, вжимаясь в них носом, улавливая слабые нотки чужого запаха. Пока тот истекает чувством одиночества и звук собственных рыданий выбивает из тишины горькое отчаяние. Чифую руками зажимает рот, задыхается горячими слезами, и тени сползают по фасадам бессилия. Вечером Баджи выложит историю, где Казутора гладит котенка, а Чифую окончательно потопит себя в собственной боли. — Как думаешь, Казутора любит Баджи? Мацуно кладет голову на руль, растворяясь в кровавых пятнах закатного солнца, сам себя убивает, позволяя судорогам меланхолии распять его в орнаментах душевного разговора. — Не думаю. Мицуя прячет под джинсовкой юзуховскую горечь, липнущую к остротам лопаток воспаленными царапинами. — А Баджи Казутору? — Баджи влюблен в травму, которую они вместе пережили. По туманностям зрачка расползаются колючие искры надежды, изводя до истощения эмоциональными качелями. Чифую не решается спросить про себя. — Ты же знаешь, что Хаккай влюблен в тебя, так какого хуя спишь с его сестрой? В глазах Мицуи с надрывным стоном разрушаются галактики, стираясь в пыльные марева. Мицуя во всей токийской свастике самый несчастный; Мицуя страдающим взглядом цепляется за проблески своего безумия, и ему до одури, до лихорадок, до нескончаемой скорби б о л ь н о. — Он влюблен в образ хорошего брата, которого у него никогда не было. — Хуево. И Чифую совершает самоличную инквизицию.