***
Прохладный влажный хельсинкский воздух нежно поглаживал лицо порывами ветра, когда мы с Агатой покидали Пасилу. С последнего этажа отголоском доносилась музыка, у кого-то сегодня всё-таки случилась вечеринка. Но она была мне больше не нужна. Мы никого не встретили по дороге, так что краснеть перед соседками не пришлось. Мы просто сбежали, незамеченные никем, как призраки в пустом полуночном городе. Агата-то уж точно выглядела как призрак в своей неизменной полностью чёрной осенней экипировке. — Тебе не холодно в расстёгнутом пальто? — поинтересовалась я. — Нет, я всегда так хожу. Даже в Питере. — Что значит даже? — В Питере холоднее, постоянно дуют ветры с Невы, а здесь непривычно тепло. Мы пошли дальше в приятной тишине. Я вновь мысленно согласилась с Агатой. Поначалу Финляндия и правда представлялась мне очень холодным местом. Я ехала в столицу северной страны, которая стояла буквально на Балтийском море, и думала, что попаду в суровую Скандинавию. Каково же было моё удивление, когда я поняла, что здесь даже теплее, чем в Ижевске! Ну, быть может, не теплее, раз на раз не приходится, но климат был всё-таки добрее и мягче. Не было обещанных постоянных дождей, и резиновые ботинки, которые я черт знает зачем тащила, мне ещё ни разу не пригодились. Даже сейчас я шла без шапки, чтобы не испортить причёску, которую сделала мне Надя перед вечеринкой. Может быть, она так старалась, чтобы я понравилась Никласу? Сейчас это звучало до смешного нелепо. Немки из кожи вон лезли, чтобы я понравилась их другу, а я сбежала с той, кто, как оказалось, нравится мне. Мне нравится девушка… Этого не может быть. Но это так. Мне нравится, мне до удивительного нравится Агата Лурье! — Если что, я не знаю, куда я иду, — бросила Агата, когда мы проходили через мост над железной дорогой. — Я тоже так иногда хожу по Ижевску, просто куда глаза глядят, чтобы попасть куда-нибудь, где ещё не была, увидеть незнакомые места. — Ты, наверное, там уже весь город обошла? Ижевск-то маленький. — Не маленький, — обиженно буркнула я. — По площади примерно как Хельсинки. — Хельсинки тоже маленький. — Мне так не кажется. — Просто город для тебя новый, поэтому не кажется. — Я и правда уже почти весь Ижевск пешком обошла. Остались только отдалённые районы, немного неблагополучные. Но я и в них люблю гулять, на Ракетной около болот фоткалась… — Ракетная — это ваша местная Контула? — Скорее Купчино, — засмеялась я. Мы вышли к месту, которое называлось Коткакату. По крайней мере, так произносил громкоговоритель в трамвае, когда тот делал остановку поблизости. Мне очень нравилось это место. Оно как будто горело в моей голове красным, хотя дома были скорее кирпичного цвета. Все постройки были современными, но производили впечатление какого-то гордого аристократизма из века, номер которого так с ходу не назовёшь. Мы вышли на мощёную кирпичом маленькую площадь, даже скорее площадку, которая была огорожена с двух сторон несколькими металлическими колёсами, на треть вбитыми в землю. Агата ненадолго остановилась. Она прикрыла глаза, запрокинула голову и втянула носом холодный воздух. — Вот это вот похоже на что-то красивое. Знакомые места долгое время больше не появлялись. Мы всё шли и шли через тёмный пустой город. Перевалило за полночь, но мне было на удивление спокойно. В Ижевске я бы уже давно как минимум испытывала тревогу, гуляя одна в такое время. Но здесь я чувствовала себя в безопасности. То ли из-за безлюдности и чистоты репутации Финляндии, то ли из-за присутствия рядом Агаты. — Ты всегда так поздно ходишь одна? — спросила я. — Когда хожу гулять, да. В основном перед сном. У тебя же бывает бессонница? Вот, это помогает. — Понятно. — Нет, я серьёзно. Ты не можешь спать, потому что остаётся лишняя энергия, ты её банально за день не тратишь. Нужно больше физической активности. Да уж, тысяча и один полезный совет… Не ожидала от Агаты такой банальщины. Будто она сама никогда с бессонницей не сталкивалась. Это ведь обычно бывает из-за лишних мыслей, ну и ещё бог знает чего, факторов куча. Бывало и такое, что я валилась без задних ног, вымотавшись за день, а уснуть всё равно не выходило, хоть убейся. (Кстати, совершить последнее в такие моменты хотелось достаточно сильно). Но, справедливости ради, таких случаев и правда было меньшинство. Возможно, Агата была отчасти права, но лечиться «прогулочками» я уже пробовала. Чего я только уже не перепробовала… — Ну, может быть, сегодня поможет, — я примирительно пожала плечами. — Гарантирую. Как вернёмся, сразу вырубит. Впереди показалось знакомое место. Мост, словно светящийся жёлтым от падающего света фонарей, и такая же вода под ним. Мы недалеко от Хаканиеми. Нет, мы почти на Хаканиеми! На нашем Хаканиеми… И почему это место стойко ассоциировалось у меня с Агатой? Наверное, из-за того первого телефонного звонка и протянутой в момент отчаяния руки помощи. Так или иначе, это место теперь было в моей голове только про неё. Если Кира, например, — Контула, Британи — пусть будет Кумпула, а Александра — Айриш Паб, то Агата точно Хаканиеми. Интересно, а кто я? Тоже Хаканиеми, наверное… Или, может быть, Пасила. Агата остановилась, облокотившись о перила моста. Вода была чёрная на контрасте с жёлтым. Дул ветер, но не пронизывающий, холодно не было. Я достала телефон и сделала пару фотографий моста. Качество было отвратительным из-за плохого освещения, но мне всё равно хотелось оставить этот момент в памяти. — Хочешь, я тебя сфотографирую? — спросила я у Агаты. Мне почему-то вдруг очень захотелось, чтобы у меня осталась её фотография. — Не надо, — тут же ответила соседка, чуть более грубо, чем стоило бы. — Как хочешь, — бросила я дрогнувшим голосом. Ну и пожалуйста, ну и не нужно. — Пошли? — спросила она уже мягче. До центра теперь было рукой подать, а я всё не верила, что мы ушли так далеко пешком. Странно, в Ижевске меня не смущало ничего. От центра до Ашана? Не вопрос! До Ракетной? Запросто! Я бы не удивилась, если бы мы с Ликой так и до аэропорта однажды дотопали. А здесь пешком я ходила только до Кумпулы, ну или гуляла по центру, предварительно доехав до него. Может, мне было в каком-то смысле страшно и всё ещё некомфортно? Боялась потеряться или ещё чего-то? Всё-таки город незнакомый, пусть и безопасный. В какой-то момент Агата спросила о том, что мне нравится. Есть ли у меня хобби и всё такое. Я полагала, она отнесётся с презрением к такому «бесполезному» увлечению, как писательство. Оно ведь не требовало узких навыков, коими обладала петербурженка. Вордом умеешь пользоваться? Вот и знай печатай. Он даже ошибки сам исправляет. И всё-таки Агате было интересно. И мне ужасно льстило уже одно только это. — Я много всякого писала ещё с детства, всегда любила истории придумывать. Но более или менее неплохие тексты, за которые не стыдно, появились относительно недавно. Сейчас я пишу любовный роман. Я сделала паузу, давая Агате возможность шумно вздохнуть, закатить глаза, вставить едкий комментарий, словом на всё, что люди обычно делают, услышав словосочетание «любовный роман». Но ничего не произошло. Агата просто ждала, что я скажу дальше. Поэтому я сразу перешла к уже заготовленной речи: — Большинство людей считают любовные романы второсортным жанром, но дело просто в том, что в нём написано очень мало чего-то стоящего, поэтому и сложилось такое стереотипное мнение. Если бы, например, характер и мотивация персонажей «Пятидесяти оттенков серого» были прописаны, это была бы совсем другая книга, небо и земля. Поэтому своё произведение я не считаю чем-то неглубоким и глупым только потому, что это любовный роман. Я, наоборот, хочу доказать, что в этом жанре можно написать что-то качественное. — А ты считаешь своё произведение таким? Я без наезда, просто спрашиваю. — Во всяком случае, я избегаю того, как делать не надо. Это не будет что-то гениальное, и всё равно оно будет лучше большинства. — И про что роман? Я кратко обрисовала сюжет, будучи гордой уже за то, что он у меня в принципе есть. Есть завязка, конфликт, раскрытие второстепенных персонажей, а не просто «он и она любят друг друга, но не могут быть вместе, потому что ну вот так». — Ты же понимаешь, что ты сублимируешь? — спросила Агата, как только я закончила. Иногда вот эта её прямолинейность раздражала до чёртиков. Я почему-то всегда чувствовала, где следует промолчать, а где сделать вид, что ты с человеком согласен, даже если не самом деле это не так. Неужели так сложно вести себя хоть немного дипломатично?! — Ну, может отчасти. Но это не делает мои произведения плохими. — Я этого не говорила. Наоборот, ты молодец, я вот вообще ничего не пишу, не понимаю, как люди это делают. Я просто хочу натолкнуть на мысль, как сделать ещё лучше. Так странно. Сначала обидела, а потом похвалила, причём буквально сразу. Уже не первый раз замечаю такое за Агатой. Я скоро устану краснеть. — Как вообще люди любят? — вдруг спросила Агата, внимательно на меня посмотрев. — Просто со мной никогда такого не было, а все об этом столько говорят… Может, пояснишь мне как человек, который об этом пишет? Мне стало даже смешно. Агата спросила об этом таким ровным, но заинтересованным голосом, как будто находилась на научной конференции и просила докладчика пояснить некоторые моменты своего исследования. — За всех говорить не могу, но у меня это обычно начинается с помощи. Если человек помог мне в трудной ситуации, когда мне было больше не на кого рассчитывать. С бескорыстной, неожиданной помощи. В голове тут же мгновенно, как на старой киноплёнке, отобразились картинки. Первый курс. Я в панике бегаю, как потерянный слепой котёнок. Не понимаю, что происходит, и совершенно ничего не успеваю. Или мне только кажется, что не успеваю. Я почти не помню английский, а группа попалась сильная. Артём — лучший в группе — вынужден работать в паре со мной. Он мило со мной общается, всегда интересуется моим мнением, берёт на себя самую сложную работу, разжёвывает мою часть и даже даёт списать домашку! Принц, не иначе. К тому же он ещё и режиссёр. Буквально звезда, небожитель (для девочки-то, которая мечтала стать актрисой) снизошёл до меня, простой студентки, которая даже училась не на отлично. Как тут было не потерять голову? А началось всё с обыкновенной помощи в тот момент, когда я думала, что он слишком крут, чтобы помогать простым смертным. — Во вторую очередь, это восхищение. Если бы меня попросили описать любовь одним словом, это было бы слово «восхищение». — Ничего не понимаю… — Может, это и нельзя понять. Любовь — это ведь что-то иррациональное. — В мире всё рациональное. И всё поддаётся логическому объяснению. Просто мы не всегда можем его найти. — Ты смотрела фильм «Паразиты»? — Нет, но слышала о нём. — Я посмотрела его дважды, чтобы понравиться Артёму… — Получилось? — саркастично поинтересовалась Агата. — Почти. Агата промолчала. Но я догадалась, что она хотела сказать: «Почти не считается» или даже «Да ни хрена у тебя не получилось». И что самое обидное, она была бы права. — На первом курсе я участвовала в студенческой весне. Конечно, это было не ради Артёма, но я очень хотела, чтобы он увидел, как я играю. Правда, главные роли достались всяким понтарезам, но и моя была не хуже. Было, где показать, на что я способна. Роль была маленькая и почти бледная, приходилось лезть из кожи вон, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание зрителей, но говорить этого Агате я не хотела. — Я пригласила всю группу посмотреть. Если честно, я сделала это специально, потому что приглашать одного Артёма было бы как-то палевно… Я очень надеялась, что он придёт. В глубине души я уже знала, что с Артёмом ничего не выйдет, но внутренне не могла этого принять. — И в день выступления он написал, что будет. Я помолчала какое-то время, вспоминая эйфорию, которой не суждено было продлиться дольше пяти минут. Мы вышли на мощёную серым камнем аллею с памятником какому-то мужчине (может, это был Рунеберг?). Эта аллея должна была привести нас к воде. Как же далеко мы зашли, Господи! — А потом он написал мне почти сразу, что не сможет. Нет, даже не мне, в беседу. Это было так унизительно! Я чуть не расплакалась, даже выступление как будто потеряло смысл… — А разве это было не очевидно? — Что очевидно? — Что он не придёт. Что можно было не смотреть «Паразитов». Когда ты человеку не интересен, это сразу понятно. А вот и нет! Чёрта с два там было что-нибудь понятно! Зачем тогда он мне помогал? Открывал передо мной двери, пропускал вперёд, вёл себя, словно рыцарь? Поначалу мне казалось, что я и правда ему интересна. А потом было уже поздно. У влюблённых не работает голова. Особенно у сильно влюблённых. Особенно у влюблённых с экзистенциальным кризисом, которые не находят больше ничего, чем можно заполнить дыру в груди, за что зацепиться, кроме другого человека. — Это звучит обидно. Мне немного неприятно, когда ты так говоришь. — Прости. — В любом случае, уже не важно. Мне кажется, у меня больше нет тех чувств к Артёму. Да, вот только теперь они есть к тебе… — Понятно. Очень интересно, что ей там понятно. Даже мне не понятно… И тут вдруг я всё осознала окончательно. С плеч упала гора весом, наверное, в целую тонну. Наши мысли становятся полностью реальными, только будучи озвученными вслух. Хотя бы один раз. Хотя бы кому-нибудь. До тех пор это лишь блеклые эмбрионы, многим из которых никогда не суждено родиться. «У меня больше нет тех чувств к Артёму». У меня больше нет к нему чувств. Всё закончилось. Я теперь свободна. На дворе был конец сентября. Прошло почти два года. А я уже боялась, что это не закончится никогда, думала, что я чуть ли не проклята. «Первое — Артём меня никогда не полюбит, второе — я никогда его не разлюблю». И всё-таки этому пришёл конец. Артём — просто одногруппник. Просто парень, есть и есть. Я больше не стану по нему убиваться и уж тем более убивать себя. Не будет никакой жёлтой двери. Я больше не люблю Артёма. Хотелось рассмеяться и расплакаться. Улыбка так и осталась украшать моё лицо, хотя мышцы уже болели. Так широко и почти до боли я сегодня улыбалась, не в силах сдержаться, наверное, раз сто. Теперь всё позади. Всё плохое осталось в прошлом. Впереди только дорога. Впереди центр Хельсинки. Подул прохладный ласковый ветер, продолжая портить причёску. Я вдруг как будто заново увидела огни города, тёмное, в серых облаках, небо, статные здания, чуть подсвеченные разными цветами. Я словно заново осознала, что нахожусь, нет, живу, в столице Финляндии. Северная страна обволакивала своим спокойствием, безопасностью, ощущением тепла при десяти с небольшим по Цельсию. Неужели я наконец обрела покой? Теперь я была дома. Агата шла быстро, почти бежала, я едва поспевала за ней, хотя и сама привыкла быстро ходить. — Можешь идти помедленнее? — Прости, я просто привыкла гулять одна и всегда так хожу. Ты говори, если не успеваешь, мне иногда тяжело себя контролировать. — Говорят, в больших городах люди ходят быстрее. Может, это потому, что ты из столицы? — Ты тоже из столицы, — заметила Агата, то ли подкалывая, то ли констатируя факт. — Вообще-то да. Ижевск — столица Удмуртской Республики, а ещё у нас самый большой пруд в Европе. — Тебе бы в рекламе сниматься. — Думаешь, у меня бы получилось? — обрадовалась я. — Ну, ты же говоришь, что где-то выступала. Я вот вообще не умею говорить на публику, не могу даже читать с выражением. У меня всё время один и тот же монотонный голос. А вот и нет. Когда она говорит с иронией, её голос чуть выше, когда с претензией — чуть ниже, когда устала — вот тогда монотонный, а в обычное время — что-то среднее. Голос Агаты бывает разным, просто оттенки не слишком контрастные, и их нужно научиться различать. Красивый голос. Немного низкий, похож на мужской, но так даже лучше. Я всё смотрела на Агату и улыбалась. Вечер, который казался безвозвратно испорченным, вдруг заиграл совершенно по-новому. Это было незабываемое приключение. — Ну что, чья туса лучше? — спросила Агата. И как она опять догадалась, о чём я думаю?! — С тобой веселее, — ответила я, не раздумывая. — Я часто так гуляю перед сном, хорошая тема, советую. — Если что, зови. — Хорошо. Мы всё-таки повернули назад, так и не дойдя до воды. Мы обе устали, а путь домой предстоял неблизкий. В конце концов, не можем же мы прошататься по городу всю ночь. Хотя, может быть, вдвоём с Агатой я бы и не отказалась… Мне ужасно хотелось взять её за руку, но сделать это было никак нельзя без убедительного повода. Не успела я и подумать об этом, как повод тут же нашёлся. На перекрёстке возле вокзала то ли не работал, то ли отключился на ночь светофор. Агата, ничего не сказав, посмотрела по сторонам и перебежала улицу. Машин в Хельсинки почти не было, так что на первый раз прокатило. Но на более витиеватом перекрёстке безрассудство Агаты могло сыграть с ней злую шутку. Вот тут-то у меня и появился повод. Я остановила её в последний момент, заметив машину, больше рефлекторно, удержав за запястье, коснувшись, правда, не руки, а лишь ткани пальто. Но это был какой-никакой контакт, а с Агатой Лурье учишься радоваться мелочам. Мы прошли ещё немного молча, от разговоров обе устали. Самый знаменитый центр остался позади, и мы уже двигались в сторону Пасилы. — Если устала, можем поехать на трамвае, — предложила Агата. — Да нет, всё нормально, недалеко же оста… И вот опять! Буквально одна секунда. Протяжный звук гудка, свет фар, резь в глазах, скачок дыхания. Мать твою, ну куда ты едешь с такой скоростью? Агата схватила меня за руку, и мы прижались друг к дружке, толком не успев среагировать. Будь мы на пару сантиметров ближе, трагедии было бы не избежать. Я вдруг ясно, как наяву, вспомнила первый день. Тоже перекрёсток, тоже машина, тоже мы с Агатой. Всё повторилось снова. А вдруг на сей раз всё закончилось бы печально? Не вечно же нам ходить по краю, когда-нибудь удача отвернётся… — Испугалась? — Нет. Вот и зачем я соврала? Не успели мы отойти в безопасное место, как волна адреналина приятным теплом растеклась по всему телу. Не успела я толком возмутиться собственной безбашенности и вволю посмаковать трагические сценарии, как уже опять улыбалась, довольная тем, что всё обошлось, но всё-таки было. Кто ещё может похвастать тем, что вот так ночами бегал через дорогу в центре Хельсинки с девушкой мечты? А она ещё и взяла меня за руку… Сама взяла! Дальше шли без приключений. Правда, опять какими-то закоулками. Если это дорога до Пасилы, то где тогда я ходила раньше? Я не заметила, как Агата начала что-то рассказывать. Что-то про брата, про родителей, про школьные годы, про друзей, которых теперь было хоть отбавляй, да и очередь из желающих ими стать только росла. И про то, что раньше всё было совсем не так… — Идея вечной дружбы, как и вечной любви, в принципе неосуществима. Пока тебе интересно с человеком, вы общаетесь, а потом со временем забываете друг про друга. — У тебя же есть в университете друзья. — Да. Но я отдаю себе отчёт, что мы можем перестать общаться в любой момент. Когда закончим универ, так уж точно. — В чём проблема поддерживать отношения? — А зачем? Пауза затянулась. Я ожидала, что она продолжит, но, похоже, вопрос был риторическим. — Ну со школьными друзьями ты же общаешься? — Нет. — Нет поводов встретиться? — Нет никаких школьных друзей. Как нет?.. Я внимательно посмотрела на Агату, которая не отрывала взгляда от дороги. Мне было так печально слышать об этом. Конечно, она была интровертом, но чтобы с ней совсем никто не дружил... В школе ведь формируются самые прочные связи. Мы с Ликой как наладили отношения в восьмом классе, так и не разлей вода до сих пор. Неужели у Агаты не было своей Лики? — У тебя нет лучшей подруги? — Есть компания. Нас четверо, два парня, я и ещё одна девушка. — А почему в школе друзей не было? — Изначально были. А потом оказалось, что со мной вообще никто не хотел общаться на самом деле. Не хочу делиться. — Извини, я просто поддержать хотела… — промямлила я нечленораздельно. Мне вдруг стало неловко и даже страшно. Слишком резко Агата сказала последнее. — Не нужно. Всё нормально. Зато после этого я подтянулась в математике. Интересно, а как это связано? Сублимация? А ещё обо мне что-то говорила… — Я ушла на домашнее обучение, — тут же пояснила Агата. — В восьмом классе случилась неприятная история. И я сказала родителям, что в школу больше не пойду. Язык так и чесался спросить, что это была за история. Но я сдержалась, зная, что мне всё равно не ответят, а излишним напором можно и спугнуть. Странно всё это… Вот так вот взяли и перевели на домашнее обучение из-за детского каприза? Хотя Агата, пожалуй, была последним человеком в мире, к которому я бы применила слово «каприз». Да и разве стала бы Агата эмоционально на что-то реагировать, а её холодные родители проявлять такое понимание? — И ты что же так и училась дома до конца школы? — Только до десятого класса. Потом перевелась в лицей на физмат. — Понятно. А в лицее ты... — Мне было не до этого, — Агата предугадала мой вопрос, — Я готовилась к поступлению в СПБГУ. На социализацию надо время и силы тратить, а у меня лишних не было на такую ерунду. — Мне очень жаль. — Не сильно тебя загрузила? А то ты вон носом шмыгаешь. — Это от холода. Но мне и правда, стало грустно. Я не ожидала, что Агата может быть такой. Может быть она не всегда была такой холодной. Что если её поведение — результат отношения к ней сверстников, когда она была подростком? Дети ведь противные, не принимают никого, кто хоть чуточку от них отличается (привет любителям традиционных ценностей), а Агата, конечно была не такой как другие. Наверняка она была одарённым ребёнком, который видит мир иначе, чем остальные. И какой идиот посмел её обидеть? Мы были уже в двух шагах от Пасилы, когда к нам подошли двое мужчин, чтобы спросить дорогу. Одеты они были прилично, но я всё равно занервничала и уже начала продумывать пути отхода. Во многом я надеялась на Агату. Бессознательно, конечно, но в вопросе самообороны я полностью полагалась на соседку, как будто она действительно могла в одиночку раскидать двух здоровых мужиков… Раскидывать благо никого не пришлось. Как только парни на хорошем английском объяснили, что они из Швеции, я тут же выдохнула. Такие же искатели приключений, как и мы, забавно… Узнав всё, что хотели, парни завели отвлечённый разговор, не торопясь уходить. При других обстоятельствах я была бы польщена вниманием взрослых, элегантных шведов, к тому же один из них выглядел так по-северному. Голубоглазый высокий блондин в чёрном пальто — ну просто чистый ариец! Внешность, как у викингов, всегда привлекала моё внимание, пусть на практике я и предпочитала, в основном, брюнетов. (Или брюнеток. Господи, дожили!) Но сейчас у меня совершенно не было настроения на невинный флирт. Утомилась, устала, слишком много впечатлений за день. Часть меня не хотела упускать возможность, но другая (и большая) часть говорила, что «возможности» больше не нужны, потому что с сегодняшней ночи всё иначе. Чёрт возьми, да что иначе-то?! Теперь и на симпатичных шведов нельзя посмотреть? Да неужели ж я и правда?.. Агата что-то коротко ответила парням, и те перешли на другую сторону дороги, а после скрылись за поворотом.***
— Думаешь, соседки уже спят? — шёпотом спросила Агата, когда мы зашли в квартиру. — Не знаю. А сколько сейчас времени? Соседка пожала плечами. Но в квартире было тихо, и даже с верхних этажей не доносилась ни звука. Значит, вечеринка уже закончилась. — Вот сейчас заснёшь, как убитая, — пообещала Агата. Но я уже и так это знала. — Я и не представляла, как круто гулять по городу поздно вечером… — Ночью. — Теперь тоже буду так делать. — Может, и бессонница тогда пройдёт. Главное, в Ижевске этого не повторяй. — Не буду. Спокойной ночи. — Спокойной. Я почти неслышно закрыла дверь в комнату, стараясь не разбудить Тайни, хотя та всегда спала как убитая, и улеглась на кровать прямо в куртке. Нужно было всё переварить, проанализировать, понять, что за ерунда творится, но мозг функционировать отказался. «Нет, Лера, я тоже не железный, — сказал он мне. — Ты не спишь нормально уже третьи сутки, каких адекватных суждений ты от меня ждёшь? Запросы у вас, девушка… Поумерьте свой пыл. Вот тебе дурацкая улыбка, с ней и живи. Я не буду объяснять тебе, что происходит. Поспи, может, после этого поговорим, но тоже не факт». Я расстегнула куртку и устроилась на ней, как на пледе. Просто лежала и глазела на сероватый потолок, на клетчатые штаны из Зары и на белую рубашку брата Агаты. Надо будет завтра её вернуть.***
J'ai des résultats insuffisants Surtout en allemand J'ai l'impression de perdre mon temps Comme nous l'avions trouvé Le prince charmant n'existe pas Comme nous l'avions juré Un jour ou l'autre on partira Moi je ne pense qu'à toiМои достижения незначительны Особенно в немецком языке Я чувствую, что зря трачу время, Как мы обнаружили, Прекрасного принца не существует, Как мы клялись. Когда-нибудь всё исчезнет. Я только о тебе и думаю.